Александра одолело любопытство: что из себя представляют мужья столь активных дам, и после очередного совещания он попросил задержаться подполковника Горбунова, заместителя начальника разведотдела и капитана Нестерова, начальника отдела авиационного вооружения.
— Господа, разговор у нас будет приватный и очень личный. Вчера, когда я заселился в квартиру, меня посетили ваши супруги, поздравляли с новосельем. Так как визит не был запланирован, пришлось потчевать, так сказать, самодельным угощением. Зато дамы увидели генерала в полевом мундире, орденских планках и в кухонном фартуке.
Офицеры улыбнулись, оценив шутку начальника, но взгляды выдавали напряжение: ненужная активность женщин может дурно сказаться на репутации их мужей.
— Впрочем, поговорить я хочу о другом: в преддверии сражения нам предстоит большая подготовительная работа. В частности, мне пришло в голову, что автоматические карабины, состоящие на вооружении разведывательных подразделений, следует модернизировать.
— Что вы имеете в виду, ваше сиятельство? — сделал стойку подполковник Горбунов.
— Я полагаю, что деревянный приклад на автомате весьма хорош в рукопашном бою, но довольно неудобен при посадке в транспорт и при скрытном перемещении.
— Соглашусь. Хотя по сравнению с карабином, и уж тем более пехотной винтовкой системы Мосина автомат выглядит миниатюрным. Но что вы хотите предложить взамен?
— Довольно простую вещь: складной приклад. Полагаю, что для капитана Нестерова не составит большого труда заменить постоянные приклады на складные. — Александр достал из коробки два небольших деревянных макета автоматов со складными прикладами: деревянным и рамочным из проволоки — Что скажете, Андрей Андреевич?
Офицеры взяли макеты и повертели в руках, внимательно разглядывая.
— Задача не представляется мне трудной, тем более что складное оружие и в разведке и для вооружения техников и связистов предпочтительнее. Единственная сложность заключается в том, что следует сохранить прочность изделия не увеличить его вес сверх допустимого.
— Что же, Андрей Андреевич, теперь дело за инженерными расчётами, то есть всё в рамках вашей компетенции. Кстати я бы подумал над установкой на автомат пистолетной рукояти, и тут вам, господа, придётся поработать вместе.
— Понимаю, ваше сиятельство: форма, расположение и иные детали.
— Если позволите замечание — подал голос подполковник — я бы предложил подумать о размещении штыка.
— Думаю, что тут уместнее будет штык-нож.
— Да-да, ваше сиятельство, штык-нож вещь универсальная.
— Вот и подумайте о простом, надёжном и удобном креплении, форме клинка и рукоятки.
Офицеры ушли, Александру осталось лишь грустно вздохнуть: у достойных, умных, волевых и целеустремлённых офицеров оказались такие… легкомысленные жены. Старая как мир, но от того не менее грустная коллизия.
Тревожные известия приехали вместе с очередным почтовым дирижаблем, доставившим свежие столичные газеты. Впрочем, основные новости Александру сообщил руководитель пресс-службы маньчжурской войсковой группировки, Емельянов Сидор Илларионович.
В европейской части России набирала обороты земельная реформа: правительство вспомнило обещание, данное во время революции 1905 года и начало передавать крестьянам земли помещиков, особенно дурно управляемые или совсем заброшенные, а таковых было довольно много. При этом крестьян старались склонить к организации латифундии по примеру сибирских латифундий «Полярной звезды». Но неожиданно возникло мощное противодействие со стороны одного из государственных министерств — Русской православной церкви. Иерархи на инициативы власти не произносили ни слова возражения, но нижестоящий клир настраивали на сопротивление. И уже в сельских храмах местные попы настраивали крестьян против латифундий, и вообще против власти. Внезапно по стране и кое-где среди нижних чинов армии и полиции поползли слухи, что царь не настоящий, что Алексей Николаевич, сын невинно убиенного Николая Второго чудесным образом выжил, и скоро вернётся в Россию. Уже доподлинно известно, что государь Алексей выдаст каждому крестьянину по двадцать десятин угожей земли, а той что похуже, то и больше.
Крестьяне спрашивали у священников, правдивы ли слухи, но лишь немногие из тех отвечали честно: нет в России столько пахотной земли. Остальные отвечали уклончиво, и при желании можно было понять, что да, скоро каждому крестьянину привалит эдакое богатство.
Александру эти поповские штучки были отлично известны из будущего: церковь первой предала отрекшегося Николашку, потом гадила Советской власти, колокольным благовестом встречала фашистов, а когда Советский Союз самораспустился, первым делом занялась завозом в страну алкоголя и табака.
— Сидор Илларионович, у вас есть к кому постучаться в высших сферах по вашему направлению?
— Имеется, а как же!
— Всем понятно, что линия поведения церкви инспирирована извне. Но биться за умы нашего крестьянства нужно здесь и сейчас. Подумайте, может быть имеет смысл развернуть общественную дискуссию об отделении церкви от государства? Это, так сказать, первый слой. Второй слой составит дискуссия о возвращении к исконному православию. Что русскому народу следует отказаться от мерзкого никонианства и дать шанс староверам восстановить древлее благочиние. Можно даже передать несколько приходов, особенно из тех, что были захвачены незаконно, в руки староверов. В Тверской губернии, по Волге, в Приуралье и за Уралом таких приходов тьма-тьмущая. И ещё мысль: недурно бы восстановить хотя бы одну семинарию, где бы готовили священников староверческого толка.
— Недурная мысль. А что можете посоветовать в связи с постоянными попытками организовать стачки и забастовки на ведущих оборонных предприятиях?
— У нас в Госплане есть два человека: Владимир Ильич Ульянов и Иосиф Виссарионович Джугашвили, по совместительству они лидеры радикального крыла социал-демократической партии.
— Революционеры в Госплане? Можно ли в это поверить?
— Отчего же нет? Этих людей удалось убедить попытаться провести революцию сверху. Причём Ленин и Сталин, а их партийные псевдонимы именно таковы, в ведомстве на хорошем счету. Если этим революционерам поручить проверку условий труда на заводах, фабриках и иных предприятиях самых яростных сторонников «демократии» и самых отъявленных англофилов и франкофилов, эти революционеры вывернут организаторов саботажа мясом наружу. Я знаю возможности Ульянова и Джугашвили, поверьте, они сделают много больше, чем могут обычные люди.
— Хорошая мысль. Да, есть ли у вас идеи как бороться с распространителями злонамеренных слухов?
— Правда, только правда, но не вся правда. Кое о чём следует умалчивать, особенно если эта мелочь вне общественного фокуса внимания. Ну и проверка подноготной выдающихся болтунов. А уж что выяснили, публиковать в печати. Народ должен знать эту правду. Скажем, такой момент: сейчас идёт тяжёлая война, а между тем, большинство из болтунов никогда не служило в армии. Просто закосила её. И на войну они отнюдь не торопятся, а это несправедливо. Почему бы не провести перекомиссию жуликов? И судить тех, кто подписывал неверные диагнозы. Это раз. Внимательно проверить их дела и в случае выявления недостатков — наказывать. Что до косарей, то их следует отправлять в штрафные подразделения, где они кровью смоют свой позор. Наконец создать в обществе обстановку нетерпимости к врагам, чтобы стало неприличным даже здороваться с такими людьми. Но тут важно не перегнуть палку, и не навредить тем, кто поднимает серьёзные проблемы, предлагая пути решения. Согласитесь, общественная дискуссия крайне важна, без неё мы быстро превратимся в, прости господи, англичан с одной мыслью на всех. Но я увлёкся. Думаю, противник давит по всем фронтам, или ошибаюсь?
— Так и есть, Александр Вениаминович, так и есть. В германской армии, сосредоточенной у французской границы появилось несметное количество агитаторов за всё хорошее, за мир и тёплую бабу под боком.
— А у французов?
— А у французов как раз и нет. Там и пресса и интеллигенция изо всех сил ратуют за ниспровержение презренных колбасников. Любопытно, но и во французском простонародье война популярна.
Что же, картина понятна. Во время Первой Мировой войны агитаторы разлагали все армии кроме британской и американской. Если быть точным, агитаторы были и там, но успеха не имели. Теперь из-под удара выведена и французская армия.
— А как дела на флоте?
— У нас, слава богу, всё в порядке. Англичане сами себе оказали медвежью услугу, устроив нападение в проливе Ла-Манш. Да не столько нападение взбудоражило моряков, сколько расстрел несчастных, пытающихся спастись. Моряки, от командующих флотами, до рядовых матросов рвутся в бой, и дело дошло до того, что многие пишут рапорта с просьбой перевести их с тяжёлых кораблей на миноносцы и лёгкие крейсера. А в подводники даже образовался конкурс, и дело доходит до трёх претендентов на место. В общем, все рвутся в бой.
— Вам известно, что там случилось с Колчаком?
— Сия история получила широкую огласку, хотя из Петербурга было указание по возможности погасить страсти. В общем, наш адмирал решил продемонстрировать силушку молодецкую, и в весёлом доме ангажировал сразу трёх жриц Венеры. Увы, адмиральское сердце не вынесло такой прыти.
— Какая нелепая смерть.
— Зато приятная.
— Не поспоришь. Но вы упомянули о том, что лёгкие силы и подводники участвуют в боях. Они что, бегают через всю Балтику?
— Зачем? Как вы знаете, Дания выступила на нашей стороне в войне с Британией. Они до сих пор не могут простить англичанам копенгагирования[1]. Вот на датские базы и опирается наш флот. Морская авиация Балтфлота тоже находится в Дании. Да, против нас выступила Норвегия. Вы знаете об этом?
— Первый раз слышу.
— Этот казус скорее всего теперь назовут «Война на сорок минут». Поверите ли, Александр Вениаминович, разведение паров и переход корабельного отряда с десантом из Копенгагена к Осло оказались многократно дольше, чем собственно боевые действия. Кстати, ваше сиятельство, вам придётся переделывать свои документы.
— Для какой такой надобности?
— А вот, изволите ли видеть, когда норвежский посол вручил нашему императору ноту об объявлении войны, его величество тут же при нём поднял трубку и приказал датскому отряду Балтфлота выбить Норвегию из войны. Два авианосца и несколько крейсеров, как я и говорил, тут же развели пары, и пошли на Осло. Так вот, от взрыва первой нашей бомбы на береговой батарее норвегов, до подъёма белого флага на королевском дворце прошло ровно сорок минут.
— Поразительно!
— И невероятно смешно. Я присутствовал при том, как наш посол, отозванный из Норвегии, в лицах рассказывал его императорскому величеству всё течение этой войны.
— Ого! Вы удостоились такой чести?
— Не один я. В зале Гатчинского дворца находилось не менее трёхсот человек и все слушали затаив дыхание. Вообразите Александр Вениаминович, идёт заседание норвежского парламента, посвящённое объявлению войны России. Наш посол при этом присутствует, причём ему дали самый неудобный и скрипучий стул. Король произносит напыщенную речь, и тут с моря доносятся сначала взрывы бомб, потом орудийная пальба, а потом и вовсе под окнами затрещали автоматы. Присутствующие замерли. Распахивается дверь, причём пинком, и в зал заходит наш лейтенант морской пехоты в полном боевом облачении, а с ним два десятка морпехов самого угрожающего вида. Тут последовала немая сцена, почти как в Гоголевском «Ревизоре». А лейтенант подходит к королю, отдаёт честь и говорит самым любезным тоном, что доступен этому немал-человеку:
— Лейтенант Сидоров Иван Петрович, морская пехота Балтийского флота Российской империи. Ваше королевское величество, извольте отдать приказ спустить государственный флаг Норвегии и вывесить белое полотнище.
Бедолага король не то, что побледнел, он позеленел и пошел сизыми пятнами. Блеющим голосом Хокон Седьмой отдал приказ о капитуляции и упал в свое кресло. А тут посол наносит ему и присутствующим добивающий удар. Он подходит к королю и вынимает из папки заранее подготовленные листы с капитуляцией на русском и норвежском языках. Королю осталось только подписать там, где ему было указано, а парламенту — заверить подпись своего монарха. В общем, отныне граница России и Норвегии проходит от стыка нашей границы с шведской, и по прямой до Ледовитого океана. Как только Хокона родимчик не прихлопнул, ума не приложу. Ах, да, я сам начал говорить загадками, а потом сам же и забыл сообщить, что ваша вотчина, Александр Вениаминович, отныне на всех картах будет именоваться архипелаг Грумант. Отныне вы Александр Павич князь Грумант. Потому я и говорю о переписывании документов.
— Князь Грумант… Ей-богу, звучит почти как князь Гвидон из пушкинской «Сказки о царе Салтане». А что англичане?
— Английская эскадра подошла к Норвегии на следующий день, но, к сожалению, была предупреждена по радио, что власть в стране переменилась. Радиста, конечно же, взяли, но своё чёрное дело он успел сделать: спас островитян от избиения
— Что с ним сделали?
— А что можно сделать с честным офицером, исполнившим свой воинский долг? Разумеется, со всем уважением отправили к остальным пленным. А теперь вы расскажите мне, что творится здесь, на Дальнем Востоке.
— Здесь пока спокойно, в том смысле, что англичане осадили Порт-Артур, но японцы пока держатся. Сражение происходит на тех же позициях что и в Русско-Японскую войну, ну да там трудно придумать иной расклад сил и позиций. Разница лишь в составе вооружения. Бронепоезда, миномёты, броневики, самолёты да более осознанное использование пулемётов. Хотя японцам не приходилось мечтать о таком количестве пушечного мяса, что имеется у их противника. Войска англичане завозят из Индии. Пункты высадки — Шанхай и Вэйхайвэй. В боевое соприкосновение мы собственно ещё не вошли, так, ведём авангардные бои, не более. Как и собирались, на Северном Кавказе объявили сбор горцев в казачье войско. Между прочим, записалось и прибыло сюда очень даже немало, почти девяноста тысяч человек. Их вооружили, обучили и теперь части Отдельного Желторосского казачьего корпуса поочередно ходят по тылам англичан и китайцев, и отдыхают на нашей территории. Китайцы уже на грани паники, хотя почему почти… По нашим сведениям, усилился отток китайцев из Маньчжурии, а ведь последние десятилетия он только нарастал, потому что китайское правительство вело целенаправленную политику заселения этих земель выходцами из центра страны. Впрочем, англичане, вернее индусы научились уважать наших казаков, и теперь стараются не задираться к ним, а если быть точнее, тут же встают в глухую оборону и не двигаются, пока казаки не уйдут. Не поверите, был случай, когда один взвод горцев держал на месте бригаду индусской пехоты.
— Прошу прощения за резкую смену темы разговора, но как дела с международным сотрудничеством вашей компании, нет ли новых сложностей?
— Действительно, у «Полярной звезды» возникли трудности с исполнением контрактных обязательств со стороны иностранных поставщиков. Вы не в курсе, Сидор Илларионович, это только наши трудности или имеет место система?
— Конечно же, это систематическое давление, эдакий саботаж на грани экономического террора. Сначала Североамериканские дельцы стали под различными предлогами задерживать отправку оплаченных грузов. Потом такая же беда началась с контрагентами из, казалось бы, союзных Германии, Австрии и Турции.
— И в чём причина?
— Таковая беда случилась со всеми, кто имеет дела с предпринимателями, имеющими связи с определёнными банками.
— Барухи, Морганы и прочие банкирские семьи из этого ряда?
— Именно так. Самыми разными способами, но чаще более или менее завуалированными угрозами промышленников склоняют саботировать поставки в Россию.
— Именно в Россию?
— Именно к нам. Как стало известно, наднациональные финансисты сочли Россию наиболее опасным своим врагом. Именно поэтому против нас развязана война в Евразии.
— Угу. И кто-то устроил резню во время сборища финансистов. Вот что мне пришло в голову, Сидор Илларионович: нынешний мир находится на распутье, на перекрёстке вероятностей. Каждая из противоборствующих сторон ратует за свой вариант будущего.
— Вы говорите так, будто сторон конфликта огромное количество.
— Вы же изучали философию. В любой войне есть не менее трёх сторон: воюющие и нейтралы.
— Действительно. А учитывая, что нейтралитет может быть как доброжелательным, так и враждебным. Мало того — отношение к тем или иным участникам может быть осложнён личными обидами и симпатиями, скрытыми обязательствами и явными клятвами… Да, вы правы, Александр Вениаминович.
— Совсем как в штыковом бою. Удар — отбив. Финт — ответный укол. Штык не достиг — продолжаем движение и бьём прикладом. Страшное это дело, потому что кроме твоего непосредственного противника рядом дерутся десятки своих и чужих бойцов, и удар может прилететь не только в грудь и в бок, но и в спину. Да-да бывает и так, причём не из предательства, а просто по неосторожности и в горячке, когда враг перенаправит удар твоего друга от себя в тебя.
— Да, это реальность нашего бытия. Можно сказать, будни.
— Перископ!
Труба плавно заскользила вверх. Ещё мгновение и щелчок известил, что устройство встало в боевое положение. Капитан приник к окулярам,
— Всё верно, пятнадцать сухогрузов, шесть танкеров, ещё десяток грузовых судов непонятного назначения, чуть ли не рыболовецкие траулеры. В центре построения два пассажирских лайнера. Уж не «Лузитания» ли идёт второй? Отставить, лайнеров четыре, просто они створились. В охранении линкор, два… Отставить, три линейных крейсера, остальные корабли вне поля зрения.
Перископ прыгает вверх-вниз, на мгновение поднимаясь над поверхностью, и снова прячась под слоем воды. Тонкая скорлупа корпуса лодки воспринимает вибрацию от работы десятков корабельных винтов, что буровят море вокруг и передаёт внутрь звуки и сотрясения людям, что суетятся внутри стального веретена, что прячется, готовясь нанести смертельный удар.
— Носовые товсь! — и спустя длинное-предлинное мгновение — Залпом пли!
Удар по ушам — это следствие несовершенство торпедных аппаратов. Ещё не научились плавно выравнивать давление после выбрасывания огромных стальных сигар торпед. Ничего! Конструкторы и технологи уже ломают головы над решением этой проблемы, а коли имеется оплаченная техническая задача, она непременно будет превращена в чертежи и устройства. Тем временем боцманская команда крутит вентили и регуляторы, выравнивая положение лодки, разом выбросившей из себя многотонный груз.
— Кормовые товсь! — короткая корректировка положения и — Залпом пли!
На каждый залп жёсткие пальцы жмут на кнопки, включая секундомеры, и внимательные глаза следят за прыгающими стрелками. Бу-мм! Бу-мм! — содрогается лодка, норовя провалиться в глубину Восточно-Китайского моря, но моряки, выполняя сотни раз повторенные на тренировках движения, успокаивают взбесившуюся хищницу.
— Тенно хейко банзай! — волной прокатывается по отсекам.
— Торпедирована «Кармания», девятнадцать с половиной тысяч тонн водоизмещения. — разносится по трансляции.
Бу-мм! — раздаётся новый взрыв с того же направления, капитан на секунду выставляет перископ и тут же убирает его.
— Торпеда прошедшая мимо «Кармании» поразила случайный сухогруз.
Ду-ду-мм! Ду-ду-мм! Ду-ду-мм! — раздаются с той же стороны куда более мощны взрывы. Моряки недоуменно замирают, но капитан уверенно информирует подчиненных:
— Скорее всего, сдетонировал груз на «Кармании».
Бу-мм! Бу-мм! — доносится с кормы. Это две из трёх торпед, выпущенных кормовыми аппаратами, достигли своей жертвы. Лодка маневрирует на глубине, а моряки в торпедных отсеках перезаряжают аппараты. Капитан совещается со своим маленьким штабом, но до непосвященных не доносится ни звука. Впрочем, все заняты своими делами, им не до досужего любопытства. Наконец поступают доклады о готовности к стрельбе, и лодка осторожно крадётся к поверхности. На поверхности — ад кромешный. Туда-сюда мечутся эсминцы и бросают за корму бочки глубинных бомб, артиллеристы стреляют в подозрительные места, впрочем, вся эта суета происходит в стороне от осторожной подлодки «Окиноторисима»[2].
— Перископ!
Капитан приникает к окулярам и, после спуска перископа, озадаченно поворачивается к старпому:
— Англичане сошли с ума! «Лузитания» остановилась и спускает шлюпки! Неужели они думают, что после убийств утопающих в проливе Ла-Манш кто-то будет щадить их самих? Носовые аппараты товсь! Залп!
Лодка выплёвывает четыре торпеды и, торопясь изо всех сил, разворачивается, и из подводного положения, не прицельно, просто в сторону трансатлантика, посылает торпеды из кормовых аппаратов.
И уходит на глубину, потому что к месту пуска, помеченного дорожками пузырьков от торпед, бросаются противолодочные силы. Два часа осторожной ползьбы в сторону, под аккомпанемент взрывов глубинных бомб и сверлящего грохота корабельных винтов. Наконец, отойдя подальше в сторону, лодка снова подняла перископ.
— «Лузитания» почти ушла под воду. — раздается по трансляции.
— Тенно хейко банзай! — раздается по всем отсекам, включая и командный. Моряки не в силах сдержать радость — они живы! Они победители!
— Итого на нашем счету «Лузитания», с водоизмещением тридцать две тысячи тонн, «Кармания», девятнадцать тысяч тонн, сухогруз на пять тысяч и тяжёлый крейсер «Инвинсибл» на двадцать одну тысячу тонн.
Капитан повернулся к старпому и почти шепотом добавил:
— Как бы ни сложилась наша дальнейшая военная судьба, но мы уже вписали свои имена в историю. Мы самые результативные подводники если не мира, то Японии.
И в полный голос:
— Курс на базу! Боекомплект нами использован полностью. Осмотреться по отсекам, доложить о состоянии приборов и личного состава.
Отойдя ещё дальше подводники всплыли и развернули антенну. Следует доложить о победе и о дальнейшем курсе атакованного конвоя. После сеанса связи лодка двинулась курсом на север, а в тесной капитанской каюте капитан говорил старпому:
— Я присутствовал на совещании, где выступал Мамору-доно, когда он предлагал нам использовать тактику волчьих стай. Мне сейчас нестерпимо стыдно: ведь мы не восприняли его слова всерьёз. Исихиро-сан, представляете, что бы мы могли сотворить, если бы имели соединение в десяток субмарин, дальнюю воздушную разведку и надёжную радиосвязь?
— Если уж мечтать, Хирюки-сан, то я бы, к сказанному вами, возмечтал бы о подводной связи между лодками такой волчьей стаи.
— О! Исихиро-сан, вы знаете о чем просить у богов, и я присоединюсь к вам в благих молитвах к духам воинственных предков. Такую аппаратуру и я бы хотел! А знаете, Мамору-доно дал мне дозволение обращаться к нему. Думаю, по возвращению на базу мы вместе напишем ему письмо с обоснованием, или как он не раз повторял, тактико-техническими характеристиками прибора. А пока давайте разберём нашу атаку и что бы мы сделали, имей мы соединение из десятка субмарин, а к ним в придачу — разведку и связь.
И офицеры, принялись передвигать по схеме боя фишки, вновь и вновь переигрывая варианты боя.
[1] Копенгагирование — превентивное нападение на флот нейтрального государства с целью устранения потенциальной опасности от него, по мнению нападавшей стороны, то есть подлое применение в политике и войне двойных стандартов. В данном случае речь идёт о нападении англичан на Данию, когда адмирал Нельсон вынудил датчан к капитуляции под угрозой уничтожения мирных жителей столицы и убийства захваченных раненых.
[2] Окиноторисима — крайний восточный мыс Японии