Проданная под венец

24

Я подбираю с пола коробку, оставленную служанкой и неуверенно поворачиваюсь к Даркасу. Дракон хищным взглядом следит за каждым моим движением.

Он лежит на кровати, но выглядит таким собранным, словно в любой момент может оказаться в другом конце комнаты. Кажется, что от него можно ожидать чего угодно.

Прижимаю к телу аптечку.

— Я помогу тебе с ранами, чтобы регенерация прошла быстрее, — говорю неуверенно.

Мы пересекаемся взглядами, и я незаметно выдыхаю, чтобы успокоиться, хотя страх перед неведомым существом все равно заполняет пространство под ребрами.

Я до сих пор помню, как Даркас перевоплотился и чуть не задушил моего брата, когда мы еще были на юге, но тогда он контролировал своего дракона, а сейчас все по-другому.

Передо мной хищник в теле человека. По природе своей огромный ящер — раньше драконы могли полностью превращаться в существ размером с особняк и взмывать в небо на костяных крыльях.

Даже сейчас драконы остаются самыми сильными существами в мире, мне и подумать страшно какой мощью они обладали раньше.

Со стороны кажется, что сейчас передо мной Даркас, мой муж, потому что его тело не прошло трансформацию — ногти не превратились в копи, а из спины не выросли крылья, как было в прошлый раз.

Но это не Даркас, вернее, лишь то, что есть дикой и сокрушительной частью его личности, в которой нет ничего от части благоразумной и сдержанной.

Стоя перед ним я ощущаю себя в клетке с диким животным, которое ходит вокруг, прижимает уши к голове, скалится и бьет хвостом по ногам.

Он изучает меня также пристально, как и я его и вдруг кивает, тянется рукой за спину и одним движением стягивает с себя рубашку через голову.

Я застываю у порога, с печалью и сожалением рассматривая его истерзанное тело.

От плеча и до ребер наискосок тянутся четыре глубоких раны от когтей, сочащихся кровью и гноем. Весь его торс покрыт засохшей кровью.

Подозреваю, что это не единственная его рана, но самая серьезная.

Подхожу ближе и осторожно сажусь на краешек кровати рядом с ним.

— Что же там случилось? — спрашиваю и голос звучит глухо.

Дракон не отвечает, лишь наблюдает как я принимаюсь обрабатывать порезы.

Достаю из аптечки пузырек и бинты, аккуратными касаниями убираю гной с раны.

Дракон морщится и выглядит недовольным, на самом большом порезе хватает мою руку и отводит в сторону.

— Если не хочешь, чтобы это делала я, может подпустишь к себе кого-то из профессиональных врачевателей? — спрашиваю жалобно.

Дракон хмурится еще сильнее, что-то рычит через стиснутые зубы и возвращает мою руку на место.

Когда заканчиваю с промыванием и достаю большую иглу — он рыпается в сторону и вскакивает с кровати, смотрит на меня из-под бровей и тихо рычит, приподняв верхнюю губу из-под которой показываются отросшие клыки.

— Если не зашить, то порезы будут очень долго заживать, — оправдываюсь, — ты же тоже хочешь, чтобы твоя человеческая часть вернулась?

Дракон продолжает хмурится и отворачивается к окну, стоит так пару минут, а тогда издает звуки, очень похожие на неразборчивое ворчание и возвращается в кровать.

Подношу дрожащую иголку к кончику самой маленькой раны и руки так дрожат, что не могу попасть.

Из-за вида окровавленных ран, маячащих перед глазами, мне становится нехорошо, все вокруг расплывается и попасть оказывается еще сложнее.

Когда наконец-то ввожу иглу, то краем глаза вижу, как дракон сцепляет зубы и как вспыхивают его глаза.

— Извини, — бормочу сипло и пытаюсь удержать дрожащую руку на месте с воткнутой в кожу иглой, — никогда не зашивала раны, я не смогуу...

Дракон фыркает, накрывает мои руки своими ладонями и пропихивает иглу дальше.

Я вскрикиваю и пытаюсь отстраниться, кажется, что вот-вот упаду в обморок, но он удерживает меня на месте.

Всхлипнув, усаживаюсь обратно. Дракон сам управляет моими руками, проделывая манипуляции с иголкой, но я вижу, как ему больно — во взгляде мука, по лбу скатываются горошины пота, верхняя губа дрожит.

В какой-то момент он откидывается головой на подушку и перестает двигаться.

Испугавшись, я проверяю его пульс и с облегчением улавливаю стук сердца.

Мне остается зашить самый большой порез.

Вытерев мокрые глаза рукавом и глубоко вдохнув принимаюсь за дело, запрещаю себе плакать.

Делаю все быстро и точно, без лишних движений и только тогда позволяю себе разреветься. Закрываю лицо рукой, и сама не замечаю, как уплываю в болезненное забытье.

Сон тревожный. Я оказываюсь в темном месте и понимаю, что меня кто-то отчаянно зовет, но слов разобрать не могу.

Бегу на голос, перед лицом появляются ветки, царапающие лицо, ноги грязнут в болоте, а тело мерзнет из-за пробирающего холода. Оказываюсь в центре жуткого леса, душа не на месте, суматошно оглядываюсь.

И понимаю, что плачет ребенок. Девочка.

Выплываю из сна и открываю глаза.

Лежу на кровати, поперек талии меня обнимает рука Даркаса.

И тут слышу тонкий детский крик:

— Мама!

Соскакиваю с кровати и выбегаю в коридор.

Сердце яростно грохочет под ребрами.

Я хватаюсь за дверную ручку и вваливаюсь в комнату Джози.

Девочка сидит на полу посреди детской и стискивает плечи руками, дрожит. Я бросаюсь к ней и обнимаю.

— Джози!

Чувствую дуновение ветра, поднимаю голову и вижу, как шторка развивается на ветру. Окно выбито, морозный ветер и снежинки кружат по комнате.

Джози поднимает голову и смотрит на меня.

— Мама... - бормочет.

Ее глаза закатываются, она дрожит и тело ребенка обмякает в моих руках. В свете луны я вижу, что вены под ее тонкой кожей почернели.

Проклятие набрало оборотов.