— Отпусти его! — внезапно раздался за спиной властный женский голос.
Тяжело дыша, я обернулся, продолжая удерживать штык лопаты над виском поверженного врага. Кто это у нас тут пожаловал?
Бабушка собственной персоной. Елизавета Илларионовна Черкасова. И муж её молодой вон чуть позади держится, Сергей Михайлович Салтыков. Не могли, что ли, на полминуты позже явиться?
— Демьян, в вашем противостоянии больше нет никакого смысла, — вкрадчиво заметил Сергей Михайлович.
— По его приказу меня вчера едва не убили, — проинформировал я родственников, указывая лопатой на папашу.
Матеуш, понимая, что сейчас решается его судьба, лежал молча, не шевелился и глупостей не делал. Я, конечно, пока ещё слабо владею новым телом, но опыт бойца — такая вещь, которой сложно что-либо противопоставить. Лопата, опять же…
— Это моя вина, — слова бабушки резко контрастировали с тоном, которым это было произнесено. — Я планировала появиться здесь вчера, но задержалась в дороге.
Ни хрена она не чувствует себя виновной. Тогда зачем весь этот спектакль?
— Давайте вы задержитесь подольше и сделаете вид, будто не успели сюда войти, а я решу возникшую у меня проблему?
— Боюсь, твое решение вызовет ещё больше проблем, — окинул тела моих поверженных братцев и отца Сергей. — Я прекрасно понимаю твои чувства, но будет лучше, если сегодня в твоей семье никто не умрет. Видишь ли, слухи о случившемся непременно дойдут до Императора, и… тогда ты можешь пострадать. Вряд ли тебя казнят, род Черкасовых на хорошем счету, а вот на каторгу отправят. Зачем столь радикально портить себе жизнь?
— Тогда пусть валят отсюда на все четыре стороны вместе со своими бабами и приспешниками, — я не спешил убирать лопату. — И чем быстрее, тем лучше. Из отведенных им на сборы двух часов времени и так осталось всего ничего.
— Ого! У тебя никак выросли яйца, внучок? — констатировала Черкасова и впервые за всё это время широко улыбнулась.
Что-то мне совершенно не нравился наш разговор. Нет, за Новака-старшего я не опасался. Даже если ему взбредет в голову рассказывать каждому встречному и поперечному, что место его среднего сына занял какой-то чужак, в первую очередь пострадает он сам, оказавшись в клинике для страдающих душевными хворями. Но Елизавета Илларионовна… как-то иначе я себе представлял любящих бабушек. А вижу перед собой законченную стерву с непонятными мотивами, явно ведущую свою игру, и какой фигурой она считает меня в этой игре, большой вопрос. Вот не похоже это на продвижение пешки в дамки, ой не похоже…
— Мы договорились? — ещё раз вежливо, но с нажимом поинтересовался её супруг, и я нехотя убрал лопату.
Мой боевой запал иссяк, да и усталость навалилась, а лишать отца жизни при свидетелях, которые так горячо упрашивают меня этого не делать — точно не лучший вариант.
Дальше в зале началась суета. Сергей позвал слуг, которые увели Матеуша с Анджеем и унесли Кшиштофа. Я же, не вмешиваясь в происходящее, устало плюхнулся в кресло, которое раньше занимал за столом отец, и жадно приступил к долгожданной трапезе, добыв себе чистую тарелку. Супы и жаркое, конечно, успели остыть, но в последний раз я ел ещё в прошлой жизни и поэтому был не привередлив. Тем более салатов с закусками хватало в избытке, так что голод можно было утолить весьма разнообразными сочетаниями блюд, чем я активно и занимался, чувствуя, как желудок заполняется блаженной истомой. Мне требовалась передышка, и я её наконец-то получил, к тому же не в самом худшем варианте.
Через некоторое время ко мне подсела бабушка.
Надо отметить, в свои шестьдесят два она смотрелась ослепительно. Они с Сергеем, который был моложе её почти на десять лет, выглядели ровесниками. Тщательно подобранная одежда подчеркивала все выгоды сухопарой фигуры и красиво облегала талию. Ухоженные пальцы были унизаны перстнями, шея была красиво задрапирована в легкий газовый шарфик, удерживаемый брошью с драгоценными камнями. Видимо, безжалостное время оставило свой след в районе декольте, и бабуля таким вот оригинальным способом скрывает это от глаз посторонних. Хороший трюк, но меня не провести.
— Признаюсь, я в тебя не верила, но ты сумел меня удивить. Более того, превзошел мои ожидания, — вкрадчиво поведала она.
И тут до меня дошло с изрядным запозданием. Черкасова решила, что внук достаточно вырос, чтобы самому справиться со всеми трудностями. А если бы не смог, она бы постояла у его могилки, промокнув слезу кружевным платочком, и преспокойно отбыла восвояси. Но сейчас бабуля убедилась, что парень доведен родственниками до стадии принятия крутых решений, и её это полностью устроило.
Надо же, какой прагматичный подход! Вот только почему мне так яростно хочется назвать её сукой? А заодно в подробностях рассказать, как именно умирал мучительной смертью Демьян, пока она там неторопливо размышляла, когда ей стоит посетить нашу усадьбу.
Одно дело, когда так себя ведёт старый сержант, натаскивающий молодняк. Война — жестокая штука, тут не до лишних сантиментов. Но женщина, знающая, что ввиду определенных нюансов её единственный внук вряд ли сможет дать своим обидчикам достойный отпор… Которая предпочла дистанцироваться от несчастного Демьяна, оставшегося один на один против кучи недругов… Нет, я этого не понимаю. За своих близких я готов порвать любого, и эта черта осталась у меня неизменной. А вот Елизавета Илларионовна в моих глазах упала на максимально нижнюю отметку, практически дно пробила. Поэтому я ничего не стал ей отвечать.
— Обиделся на меня? — ничуть не удивилась она. — Ну и зря. Сколько бы ты ещё в собственном доме приживалкой ходил? А так наконец-то нашёл в себе силы взять, что по праву принадлежит тебе. Подтвердил, что ты нашей породы, черкасской.
— Когда эти твари маму убили, ты примерно так же себя успокаивала? — не выдержал я.
Ага! Дернулось холёное бабулино лицо. Зацепил я её всё-таки!
— Каждый сам выбирает свой путь, — надменно бросила она.
— Не спорю. Ты выбрала наблюдать со стороны, как недостойные люди издеваются над твоей дочерью и внуком. Это такая месть? За непослушание?
— Не груби мне, щенок! Ты понятия не имеешь, какие у нас были отношения с твоей мамой!
— А ты не указывай как мне вести себя в своем доме, — парировал я. — Ты могла вмешаться и спасти Милолику, но не стала этого делать, хотя давным-давно убедилась, что ее жизнь здесь превратилась в ад. Так почему я должен быть снисходителен к твоим принципам?
— Тогда напомню, что твоим этот дом стал только потому, что я в свое время настояла на определенном брачном условии.
— Вряд ли ты когда-либо позволишь мне это забыть. Но отдельной благодарности не жди. Твоё бездействие стало косвенной причиной гибели человека. Да и я спасся только чудом.
— Это бессмысленный разговор, который нас ни к чему не приведет, — фыркнула Елизавета Илларионовна.
— Зато он окончательно лишит тебя иллюзии, что тебе здесь будут признательны лишь за сам факт твоего наличия.
— Когда это ты научился дерзить? — не выдержала бабушка и смяла салфетку.
Дуэль взглядов. А бабуля упорная, глаза не отводит. Но не на того напала.
Ещё через минуту она негромко произнесла, видимо, окончательно смирившись с тем, что разозленный внук задал ей трепку:
— Мы с Сережей останемся до завтра. Проследим, чтобы Новаки покинули усадьбу. Не хочу, чтобы их поганое племя здесь оставалось. Ну а дальше сам делами управляй, раз такой бойкий вырос.
Я чуть склонил голову в знак того, что принимаю её решение.
Насытившись, я покинул обеденный зал, поймал первого попавшегося слугу и велел подготовить все, чтобы я мог помыться. Слуга моим словам не внял, поэтому я, не мудрствуя лукаво, свалил обнаглевшего холуя сильным ударом на пол. И повторил свое распоряжение, дождавшись, пока истекающий кровавой юшкой урод испуганно кивнет. Подумать только, эта вошь отмахнулась от господского сына, будто я не имел здесь ни малейшего веса! Что ж, добрым словом и кулаком всегда можно добиться большего, нежели только добрым словом. И это я молчу про лопату.
Ещё через час я наконец-то переоделся в чистую одежду и выскреб из-под ногтей кладбищенскую землю. В прошлом бывало всякое, но золотое правило солдата: если есть возможность, иди в баню. Следующий такой шанс может выпасть не скоро.
Мне требовалось уединение. Хотел в спокойной обстановке наконец-то обдумать ситуацию, в которую попал. Моя старая комната отчего-то вызывала в душе стойкое отторжение, поэтому я занял отцовский кабинет. Распахнул окна, чтобы выветрился аромат трубочного табака, до которого Матеуш был большой любитель.
По ноге пробежали коготочки, Цап вскарабкался мне на плечо. Сначала пищал, пытаясь рассказать о своих похождениях, но быстро сообразил, что его голосовой аппарат не слишком для этого приспособлен. И просто передал мне несколько мыслеформ, снабдив их короткими комментариями.
От хвостатого поборника справедливости пострадали обе мачехи Демьяна. Мой фамильяр изрядно попортил им внешний вид. Когда ему надоело их трепать, суслик отправился на разведку по усадьбе и подслушал несколько в высшей степени интересных разговоров. Теперь я хотя бы знал примерную расстановку сил и чего можно ожидать от живущей здесь челяди. Как же всё запущено… ещё сильнее, чем я предполагал. Ладно, сегодня понадеюсь на обещанную Елизаветой Илларионовной помощь, а вот с завтрашнего дня начну железной рукой наводить порядок.
Новаков действительно недолюбливали за их непомерный гонор, но… старательно лизали им задницы за блага, которыми они осыпали прислугу. И мало кому из холуев пришелся по душе свершившийся в усадьбе переворот. Демьяна никто из них всерьез не воспринимал, считая кем-то вроде деревенского дурачка. Даже кухарка, регулярно подкармливающая парня свежевыпеченным хлебом, относилась к нему брезгливо. А Демьян, между прочим, полагал её доброй женщиной! Эх, как же ты ошибался, бедолага…
Теперь слуги тревожно обменивались предположениями, чего же им ждать. Бежать в неизвестность с опальными Новаками никому не хотелось за исключением особо приближенных, еще на что-то надеющихся. Воспринимать меня как хозяина парадоксальным образом никто не собирался. Усадьба гудела как потревоженный улей, и на мою победу в этом противостоянии никто не ставил. Похоже, ещё ничего толком не закончено. Что ж, предупрежден — значит, есть шанс успеть вовремя среагировать на новую опасность. Но в человечестве я сегодня разочаровался глобально и неоднократно.
Мачехи ожидаемо придумывали мне всё новые и новые смертные кары, но не забывали при этом споро собирать багаж. Не думал, что эти две курицы забьют своими цацками два отдельных чемодана. В один большой класть всё не решились: видимо, не настолько они доверяли друг другу, как это выказывали на людях. Наплевать. Мне их дерьма здесь не надо.
Кшиштоф пришел в себя, но выглядел дезориентированным и на помощь родными в настоящее время был явно неспособен. Анджей напоказ лелеял травмированную руку, уже затянутую в лубки, и откровенно фыркал в отцовскую сторону, потому что Матеуш не преминул устроить ему лютую выволочку за то, что братцы не справились с такой простой задачей, как отправить Демьяна на тот свет. Какой же мой папочка чистоплюй, сам-то мараться не захотел. Мерзость, сплошная неприкрытая мерзость.
В назначенные мною на сборы два часа, разумеется, никто из семейки не уложился, но раз уж контроль над их выдворением взяла на себя бабушка с мужем, я не стал никого поторапливать. Не то чтобы во мне взыграла милость к поверженным врагам, неоткуда было ей взяться. Я банально устал, физически и морально. Первые сутки в новом мире дались мне непросто, но поскольку только Матеуш заподозрил здесь что-то не то, а старшая Черкасова и ее муж восприняли все как должное, я не видел причин беспокоиться. Поэтому посидел в кабинете еще с полчаса и отправился отдыхать в свою комнату.
Комната ожидаемо оказалась крохотной и неуютной. Думаю, был бы в усадьбе какой-нибудь чулан под лестницей, Демьяна бы определили именно туда. А так от щедрот семьи ему досталось помещение, больше похожее на узкий длинный пенал с крохотным окном. Ладно, новую спальню выберу себе уже завтра, а на эту ночь и так сойдет.
Я сбросил лишнюю одежду и разлегся в кровати, не забыв на всякий случай положить рядом верную лопату. Вопреки опасениям, белье было свежим и пахло травами, а не застарелым потом и грязью. Хоть какая-то радость в этот странный день, а то выходить в коридор, выискивать очередного холуя и пинками заставлять выдать мне то, что нужно… надоело. А уж зная их реальное отношение ко мне, мог бы и сорваться, прописать по назначению очередные люли. Да-да, где моя хваленая выдержка и так далее и тому подобное, но мне сегодня категорически не хотелось сдерживаться ни в одной малости. Я давно не чувствовал себя настолько молодым и… живым. Живым во всех смыслах. Да, меня бесило это рыхлое тело с избытком веса. Навалившаяся усталость тоже доброты не добавляла. Но всё это было настолько неважно и преодолимо, что… похоже, день рождения случился не только у Демьяна, но и у меня-прежнего. И уже неважно, при каких условиях это произошло.
Потом я долго лежал и размышлял. Что-то в общей картине упорно не сходилось. По словам Салтыкова, меня могла ждать каторга за убийство Матеуша. Пусть так, но почему Новаки не боялись того же самого за убийство Демьяна? Наши жизни ценились по-разному? Бабушка оставила бы мое убийство без наказания? Новаки действовали слишком нагло и уверенно, словно были уверены в своей неуязвимости. В прошлые визиты бабушки они настолько убедили её в никчемности внука, что она сама была бы рада от него избавиться? Ну, Елизавета Илларионовна, конечно, сука, но не конченая тварь, да и не поверю, что эта особа не прописала в брачном договоре своей дочери какого-нибудь хитрого пункта на этот счет, чтобы гарантированно оставить Новаков на бобах. Усадьбы, знаете ли, на дороге не валяются, чтобы ими разбрасываться налево-направо в пользу каких-то шляхетских выскочек.
Так и не придя в итоге к какому-то выводу, я задумался о другом не менее важном вопросе. Высшие силы, раз уж вы такие затейники, может, подскажете, что мне теперь делать, раз хозяин этого тела навсегда его покинул? Он умолял о справедливости — эту просьбу я уже практически выполнил, наказав его омерзительную родню и лишив их крова. А дальше-то что? Я — щит света, это мое истинное предназначение. Так почему вы послали сюда именно меня? В чем ваш замысел?
Частично ответ на свой вопрос я получил ближайшей ночью, когда резко проснулся в холодном поту. Рядом на подушке испуганно пищал мне в ухо Цап.
— Тихо, тихо, приятель. Я тоже их чувствую, — прошептал я.