А вообще забавно, если так со стороны посмотреть. Первую свою ночь здесь я провел на кладбище, прячась от братцев с папашей. Во вторую ночь спасал Василису. В третью спасался сам от взбунтовавшихся слуг. Что-то непохоже на заслуженный отдых после жизни, полной сражений во имя всего человечества. И сейчас мне вновь предстоит участие в заварушке, поскольку тревожить покойника — последнее дело.
Я вышел из-за кустов и подошел к мужикам. Они были настолько заняты своим дурным делом, что даже не заметили этого. Пришлось громко кашлянуть.
— А! Чего? — первый мужик едва не выронил свою лопату.
— Слышь, паря, топай давай отсюда. Нам помощники не требуются, — второй с прищуром посмотрел на меня, явно прикидывая в уме, как бы меня в случае чего прикопать.
Я подошел ближе и бросил взгляд на раскуроченный памятник. Когда осознал, что именно я вижу, от ярости потемнело перед глазами.
Я ошибся. Эти мерзавцы раскапывали могилу не Марка Антоновича, а матери Демьяна.
Мой учитель не раз повторял, что гнев — плохой руководитель. Вдохни и выдохни, успокойся, трижды всё взвесь, правильно спланированная месть к горячим закускам не относится, вот это всё. Но есть вещи, которые меня по-прежнему сильно задевают. И вполне вероятно, именно благодаря им я чувствую себя живым.
Схватка вышла короткой и бурной. Первый мужик отделался ушибом всего мужика, поскольку я тупо избил его плашмя лопатой, а второму за прыткость пришлось сломать ногу, и сейчас оба гаврика валялись передо мной на краю оскверненной ими могилы. Ушибленный посерел от страха и затравленно молчал, переломанный зло косился на меня, время от времени оттирая с лица кровь из рассеченного лба.
— Кто вас нанял, засранцы?
— Нам не представились, — сказал, будто сплюнул, второй.
— Аристо, — вздохнул первый, за что едва не получил тычок под ребра от подельника.
— Вы хоть знаете, кто я такой? — спросил я гробокопателей.
— Хрен с горы, — продолжая артачась, заявил второй.
Ошибки быть не может. Они меня не знают. Вопрос почему? Они не местные? Или Демьян из дома никуда не выходил, поэтому селяне его лицо не помнят?
Стоп. Позавчера бабушка ко мне по имени обратилась, когда я на день рождения шел. Значит, Демьян был не настолько затворником, чтоб народ не понимал, кто перед ним находится.
— Откуда прибыли? — я посмотрел на ушибленного, сочтя, что он не станет выпендриваться, как его товарищ, и расскажет мне все, что я пожелаю узнать.
— Из Горетовки, — еле слышно вздохнул тот, а его темноволосый напарник заскрипел зубами.
Я мысленно обратился к памяти Демьяна и едва не присвистнул. Горетовка — это один из рабочих поселков вблизи Пятигорья. По всему выходит, что это Новаки подбили мужиков на мерзкое дело, заплатив им аванс, хотя с учетом изгнания деньги им самим пригодились бы.
— Неужто сам Матеуш с вами говорил, — я сделал вид, что крайне удивлен, еще и скривился. — Не по чину как-то.
— Нет, не Матеуш, а его…
— Заткнись, — темноволосый ударил по губам словоохотливого мужика.
— Разорять могилы — гнусное занятие. И как же вам объяснили, для чего это нужно?
— Сам говоришь, не по чину нам такое знать, — осклабился переломанный.
— Догадаешься, о чем я сейчас думаю? — я ласково посмотрел на него.
— И о чем же? — с вызовом спросил тот.
— Сколько у тебя ног?
— Ну, две, — мужик озадаченно перевел взгляд на напарника, но тот уже мало что соображал от ужаса.
— А переломов сколько?
— Один. Ха, думаешь мне вторую ногу сломать?
— По перелому на каждую ногу? — я сделал вид, что задумался. — Какая-то простая арифметика. Давай лучше в умножение поиграем. Нет таких конечностей, которые нельзя и два, и три раз сломать. Проверим?
Я поудобнее переложил лопату, а сам внутренне засек время. Как и следовало ожидать, напускной храбрости у мужика хватило ненадолго, примерно на пять ударов сердца. После чего я узнал всё, что хотел.
Да, это Новаки. Нет, не Матеуш, и не Анджей с Кшиштофом. Отличилась старшая жена. Велела мужикам найти могилу моей матери, раскопать, гроб вскрыть, кости изъять и бросить хоть в лесу, хоть в реку. А чтоб не обманули ее, прикарманив аванс, велела принести ей кольцо с пальца покойницы, после чего обещала заплатить втройне.
Вот же тварь! Отомстить мне решила! Она прекрасно знала, как Демьян любит свою мать, и сделала логичный вывод, что ему будет безумно больно узнать, что её могила осквернена, а тело пропало. Я с женщинами не дерусь, но ради такого случая, пожалуй, сделаю исключение. Навещу старую суку и вразумлю.
Хотя… Устрою-ка ей ассиметричный ответ. Всё, что мне требуется сейчас от Новаков — это скорейшее бегство семейства хоть в Сибирь, хоть на свою историческую родину, главное — чтоб и духа их поганого рядом не было. С первого раза, похоже, не поняли. Еще, небось, лелеют надежду, что я сверну себе шею, и они триумфально вернутся в усадьбу. Ну а что, Елизавета Илларионовна и Сергей Михайлович уехали, я остался один, а значит, могут быть варианты.
Предупрежден — значит не расслаблен. Если оставлю за спиной такого противника, буду постоянно ждать неприятностей. А мне и без Новаков есть чем заняться в обозримом будущем.
— Так ты нас отпустишь? Или прямо здесь оставишь? Могилу-то мы уже раскопали, — хмуро осведомился темноволосый.
— Я слишком уважаю память своей матери, чтоб навязать ей в посмертии ваше гнусное общество. Валите отсюда на все четыре стороны. А заказчице вашей скажите, чтобы четверга боялась. Передадите?
Мужики закивали, после чего ушибленный подсадил себе на закорки поломанного и медленно побрел восвояси. Чую, до ночи до своей Горетовки добираться будут, если только по пути над ними кто-нибудь не сжалится и не подвезет.
Теперь мачеха всю неделю на нервах проведет. Сегодня ж только пятница, хе-хе. А к четвергу я как раз успею придумать, как ее наказать.
Я присел на корточки на краю раскопанной могилы, закрыл глаза и прислушался. Нет, всё тихо, как и должно быть. Душа моей измученной матери Милолики Черкасовой, в замужестве Новак, давным-давно ушла к свету.
Посмотрел вниз и едва удержался от бранных слов. Оказывается, мужики успели сдернуть крышку гроба и за малым не потревожили тело. Пришлось спрыгнуть вниз и…
Внезапно я что-то почувствовал. Нет, точно не след души. Скорее, похоже на артефакт. Что бы это могло быть?
Вздохнув, я всё-таки поднял крышку и заглянул внутрь. Бедные истлевшие косточки. Судя по их виду, Демьян осиротел больше десяти лет назад. А вот и источник эфирного возмущения: то самое кольцо, которое собиралась прибрать себе мачеха.
Подумав, я осторожно снял его и положил в карман, отметив, что меня отчего-то тянет улыбнуться, хоть это и неуместно. Пусть оно и пролежало несколько лет среди костей, чем-то светлым от кольца веяло, родной до боли стихией. Ладно, чуть позже разберусь, что это за диво такое. Не думаю, что мама обидится на меня.
Я закрыл гроб, подтянулся к краю, но лишь с третьего раза выбрался наверх, в очередной раз дав зарок как следует заняться этим рыхлым телом. Затем закопал могилу и вернул на место памятный камень. И вполголоса спел Песнь для ушедших. Только под самый финал сообразил, что пою по-русски, хотя прекрасно помню исходный текст. Чудны дела твои, дорогое мироздание.
Хмыкнул, когда понял, что поскольку мужики свои инструменты побросали, у меня теперь три лопаты, а не одна. Всё в дом, всё в дом!
Из-за драки едва не позабыл, зачем сюда шёл. Впрочем, могила Марка Антоновича обнаружилась неподалеку и тоже с краю, будто он был одним из последних, кого хоронили в старой части кладбища. Присел возле неё и практически не удивился, заслышав потустороннее ворчание:
— Нет, поёшь неплохо, но чего ты именно ко мне приперся, а? Что за молодежь пошла! Эх, в наше время люди себе такого не позволяли. Да, грабили. Убивали даже. Но над покойными измываться, на это ни у кого руки не поднимались. Только у последних отморозков. Может, ты такой и есть? Эх жаль, коли так, поёшь-то красиво. А вот разроешь могилку мою, как дружки твои недавно, залезешь в гроб, возьмешь в череп в руки и скажешь: бедный Марк! Я знал его — и соврешь, конечно, потому что я тебя в упор не припоминаю. — Так вот, будешь держать мой череп и кривиться: мол, у человека тут усы должны быть, а под усами губы, которыми он дамам усладу дарил, а вместо этого что? Сплошной прах и фуй! Нет, ну а что вы ожидали от человека, чье тело здесь вот уже пятнадцать лет лежит…
Я слушал ворчание Марка Антоновича и тихонько улыбался. Когда Вроцлав рассказывал мне о дотошности и скрупулезности покойного управляющего усадьбой, я подумал, что есть небольшой шанс того, что душа его решила задержаться, не уходить к свету. Подобные люди склонны контролировать все даже после своей смерти, поскольку очень привязаны к земле и своему окружению. Так оно и вышло.
Управляющий пошел по третьему кругу поминать моё пение, и я заговорил с ним:
— Повторяетесь, любезный. Но за похвалу спасибо, я старался.
— Что?! — завопил Марк Антонович. — Нет, не может быть. Ты меня не слышишь.
— Почему же не слышу? Очень даже отлично слышу.
— Помаши тогда правой рукой! — внезапно не то попросил, не то приказал управляющий.
Я с улыбкой исполнил требуемое.
— Великая праматерь, это действительно так! Но это невозможно! Сколько раз я заговаривал с проходящими здесь людьми, и никто из них не откликался. Раньше хоть парочка соседей скрашивала мое одиночество, но и они ушли, когда живые про них забыли и навещать перестали. Говорят, заскучали в одиночестве. Вот подумываю, может, и мне за ними податься? Хотя прикипел я душой к этому месту. Птички поют, природа, погода… никогда в жизни не отдыхал, а теперь вот круглые сутки наслаждаюсь.
— Если ты действительно хочешь уйти, могу тебе помочь, — я с легкостью открыл дверь-портал над могилой Марка Антоновича.
— Ого! А ты, я гляжу, не прост. Но… пожалуй нет, благодарю, я слишком люблю этот свет. Полагаю, ты понимаешь, что я имею в виду. Жаль, что привязан к могиле, не могу никуда отлучиться. А то бы полетал по миру, посмотрел на людей и на их жизнь. Но здесь тоже хорошо. За зимой весна, за весною лето, да и осень великолепна. Мне же нынче осадки не страшны, хе-хе, дождь проходит сквозь меня, да и снег тоже.
— Значит, хочешь мир повидать?
—Я только сейчас понимаю, как бездарно жизнь провел. Всё за расчетами, контролем, и хоть бы одна сволочь это ценила по достоинству! Так кто бы на моем месте не захотел тут задержаться и всё переиграть хоть в малости?
— Ну не знаю. Сам говоришь, соседи по погосту тебя одного оставили. Значит, не было у них такого желания, как у тебя.
— Тоже верно, — во вздохе Марка Антоновича послышалась явственная грусть.
— Похоже, мне в любом случае есть что тебе предложить, — я улыбнулся и свернул портал.
— Интересно послушать, — голос моего незримого собеседника так и сочился скепсисом.
Старика можно понять. Приперся тут некто непонятный, то к свету уйти зовет, то ещё с глупостями пристает. Похоже, только великая скука заставляет его разговаривать со мной. Ну и капелька любопытства. Хотя, тут я как раз ошибаюсь: жгучая волна любопытства!
— Я могу забрать тебя с собой. Будешь смотреть на мир моими глазами, слушать моими ушами. Как тебе вариант?
— Хм, — послышалось недоверчивое бурчание, — а в чем подстава?
— Только в том, что своим телом я управляю сам, а у тебя фактически никаких прав на него не будет. К моей памяти тоже доступа не получишь. Зато насмотришься всякого, вот это я тебе обещаю! И общаться сможем не только возле твоей могилы.
— Звучит… слишком соблазнительно. Но по сути, а что я теряю? Жизни я давно лишился, — принялся рассуждать Марк Антонович. — Заскучал здесь изрядно. И по разговорам соскучился. А давай, чародей! — оживился он. — Я готов! — и тут же осекся. — Но если тебе для этого кровавый ритуал какой требуется, то я пас. Не хочу, чтобы из-за этого безвинные пострадали. Даже не уговаривай меня!
Я оценил это заявление. Похоже, расчет оказался верным: Марк Антонович — человек с принципами. Именно такой мне и нужен.
— Даю слово чести, что мой ритуал не причинит вреда ни одному ныне живущему.
— А мне? — прицепился дотошный старикан. — Вдруг я после этого полудурком стану?
— Не станешь, не бойся. Мне поглупевший собеседник без надобности.
Мы еще некоторое время обменивались репликами, пока бывший управляющий не дал своего полного и безоговорочного согласия.
Признаться, раньше такого ни разу не проворачивал. Но успешный опыт с Цапом натолкнул меня на мысль, что в теории я могу тем же самым образом привязать к себе и человеческую душу. А мне остро был нужен эксперт, который в кратчайшие сроки наведет порядок в финансовых делах. Вроцлаву я доверял, но опасался, что он не потянет нагрузку, которая упала на него за последние дни. Лишь бы сил хватило на ритуал. Было бы обидно осознать, что я замахнулся на то, что мне нынче не по уровню.
Я принялся развешивать по контуру могилы световые маяки. Потом проверил их местоположение и парочку передвинул на нужные места. Затем набросил на себя светящийся полог, одновременно с этим чувствуя, как моя энергетическая система начинает работать на пределе возможностей. Но она всё же работала!
Если очень грубо обобщать, я стал для привязанной здесь души той самой дверью-порталом, только на сей раз она вела не к свету, а в чертоги моего разума, где долгое время обретался Цап. И я призвал туда Марка Антоновича.
Его душа словно только и ждала этого, легко просквозила сквозь кладбищенскую землю, а затем, повинуясь направляющим ее маякам, втянулась в мой полог. И я упал.
Сложно сказать, как долго длилась моя отключка, но пришел я в себя, когда солнце еще не начало клониться к закату.
— Ну наконец-то, — раздался внутри ворчливый голос. — А то уже, грешным делом, представил, как тебя тут похоронят, и окажется, что я напрасно тебе поверил.
— Долго я так лежал?
— Вполне хватило для паники, — недипломатично ответил Марк, не собираясь щадить мои чувства. — Уже и не думал, что когда-нибудь вновь такое испытаю.
— Ладно, зато теперь видишь, что я тебе не лгал.
— И на том спасибо.
— Думаю, нам стоит получше познакомиться…
— Не помешало бы, — перебил меня Марк. — А то я туда-сюда потыкался и понял, что верно ты, чародей, сказал: нет мне хода к твоей душе. Сидел в тебе словно в темнице.
— Ну, давай без преувеличений, — рассмеялся я. — Не думаю, что твое кратковременное затворничество так уж сильно отличалось от ощущений после похорон.
— А вот и нет! — возмущенно завопил управляющий, и я вынужденно приглушил в своем мозгу его голос. — Я раньше всё видел! Мог отлететь от могилы, хоть и недалеко. А тут темнота и только слышу, как кузнечики стрекочут. Или думаешь, я как кисейная барышня от всякой ерунды в ужас прихожу?
Логично. Глаза-то у меня во время обморока были закрыты, а мое тело его дух покинуть не способен. Неудивительно, что старика обняла кондрашка, когда он представил, что его ждет, если я не приду в себя.
Кстати, сил после этого обряда не прибавилось, да и чувствовал я себя откровенно разбитым. Видимо, для стихии света это было чем-то противоестественным, поэтому я и не получил привычной подпитки. Что ж, отправим это в копилку новых знаний о том, как действует моя магия в новом мире.
Пока мы добрались до усадьбы, я успел трижды пожалеть о своем опрометчивом решении. Марк не затыкался ни на секунду, вырубить его можно было только волевым усилием мысли и то ненадолго. Мои надежды на то, что он подобно старой версии Цапа будет спокойно находиться там, где я определил ему место, пошли прахом. Антонович оказался слишком деятельным духом, которому было дело до всего на свете. Ладно, я подумаю, как лучше разрулить возникшую проблему. Но были в сложившейся ситуации и положительные моменты…
— Объявляй арендаторам Луцкого, что мы прекращаем покупать у них любую продукцию, — приказал я Вроцлаву, едва вернулся домой, одновременно сгружая в кабинете три лопаты: одну свою и две трофейных.
— Но барон именно этого и хочет, — растерянно произнес управляющий. — Да и люди… У Луцкого закупочные цены вдвое ниже наших. Считай, в убыток себе работать придется. Арендаторы будут сильно недовольны.
Я от души расхохотался.
— Вот именно, мой друг, вот именно!..