Стажер магического сыска 3

Глава 4

Громко тикали большие напольные часы, потрескивал огонь в камине, а все присутствующие в комнате замерли в немой сцене.

— Что это такое? — нахмурившись наконец спросил Лазарев-старший.

— Судя по этикетке — яд. А уж что внутри не знаю, — ответил Порфирий, — не пробовал, знаете ли.

— Что всё это значит? — Апрельский сделал пару шагов назад и опустился в кресло. — Откуда? Это ваше? Зачем вы принесли его? Где вы его нашли? Что происходит?

— Да вот, шёл себе, шёл, — промурлыкал Порфирий и покосился зелёным глазом на майора, — да нечаянно сунул нос в вещи Романа Алексеевича. Совсем не нарочно. Так получилось.

Все взгляды, как по команде, повернулись к майору.

— Какого чёрта вы позволяете себе копаться в чужих вещах?

Он побагровел от злости, был в таком бешенстве, что вот-вот был готов броситься на кота, так что Глеб вскочил, перекрывая ему дорогу.

— Если вы хоть пальцем его тронете — убью вас на месте, предупреждаю, — сказал Буянов. — Так что рекомендую успокоиться. Нас всех сейчас должен беспокоить другой вопрос, Роман Алексеевич. Что этот бутылек делал у вас в вещах? Вы уж лучше на это ответьте, потрудитесь.

В глазах майора бушевала неконтролируемая ярость. Что он может выкинуть в следующую секунду предсказать было невозможно, так что Глеб достал из кармана револьвер. Где-то за спиной, так вдалеке, будто в другой вселенной, вскрикнула Анастасия, послышались возмущенные окрики Апрельского.

— Я тебе глотку разорву, прежде чем ты на крючок нажмешь, — проревел Роман.

— Сын! Прекрати немедленно! Глеб, уберите оружие! — голос Лазарева-старшего разрывал воздух в помещении, будто боевой горн.

Крик отца возымел успех. Роман, покрасневший от гнева, раздувающийся, как кузнечный горн, медленно выдохнул, сделал полшага назад. Глеб же опустил руку, но револьвер не убрал — от крысы загнанной в угол можно ожидать чего угодно.

— Это не моё, — майор обвел злобным взглядом всех присутствующих, словно бросая заочный вызов тем, кто захочет оспорить его слова. — Не знаю чьё. Мне подбросили. Вы за эту клевету ответите, — отрывисто сказал он.

— Заодно и шприц вам подбросили в чемодан? — невинно спросил Порфирий, явно наслаждаясь этим театром лжи. — У вас там лежит, прямо под рубашечками, я покопался немного, просто случайно.

— По какому праву… — попытался прорычать майор, но Глеб тут же его оборвал:

— Вопрос сейчас в другом, — повторил он. — Что эти предметы делают у вас в вещах? Не желаете ответить уже, а не ломать комедию?

— Я вам уже всё сказал. Это не моё.

— Чьё тогда?

— Не знаю.

— Роман Алексеевич, — сказал Глеб, — на вашу беду я обладаю магическими способностями. Вы уверены, что если я сейчас осмотрю бутылек с ядом и шприц, то не найду на них отпечатков вашей ауры? Кроме того, я умею считывать эмоции. Так что даже если не найдется следов ауры, вы уверены, что я не почувствую лжи в ваших показаниях? К этому вы готовы?

Как оказалось, к дальнейшему развитию событий не был готов сам Глеб. То ли майор понял, что тот не будет стрелять, то ли был в крайнем отчаянии. Проигнорировав поднятый ствол револьвера, он резко надвинулся на Буянова и ударил его кулаком в челюсть. Глеб, хоть и успел немного отклонить голову, из-за чего удар вышел смазанным, все равно увидел перед глазами вспышку черноты, расцветшую мириадом разноцветных искр. Он упал, по полу прокатился оброненный револьвер. Майор бросился бежать. Глеб увидел, что кот было дёрнулся в погоню.

— Порфирий, стойте! — крикнул Буянов и бросился за беглецом.

Майор сходу протаранил закрытые входные двери в особняк, отозвавшиеся громким треском разбвишегося стекла и выбежал на улицу.

Зимняя ночь мгновенно обдала ледяным холодом, пронизывающим до самых костей. Мела мелкая пурга, чернела бездна леса, кроны деревьев которого едва-едва были подсвечены полной луной.

— Роман, стойте! — крикнул Глеб. — Бежать некуда, вы там умрете!

Вместо ответа майор остановился, достал из-за пояса револьвер и выстрелил.

Пуля просвистела мимо в добром полуметре, но и того хватило, чтобы Глеб рефлекторно пригнулся и отбежал в сторону. Майор же, не теряя времени, бросился в лес.

Не было времени раздумывать ни над новыми планами, ни над тем, как бороться с человеком, вооруженным револьвером, так что Глеб просто устремился за Романом, чья спина уже почти терялась в густом мраке ночного леса, между сосновых стволов. Сразу же Глеб провалился по пояс в сугроб, в ботинки набился снег, ноги сковало холодом. Не прекращая ругаться вслух, отчего изо рта вырывались белые клуба пара, он упрямо продолжал рваться вперед.

— Роман, стойте!

В ответ он получил только два новых выстрел, один из которых свистнул так близко, что выбил кору из сосны, рядом с головой Глеба. Продолжая продираться сквозь сугробы, как ледокол сквозь торосы, он всё думал: что лучше, что майор пока что сознательно не хочет его пристрелить или что он мажет? В любом случае, у него ещё три патрона в барабане револьвера, а значит и ещё три попытки.

Выстрел.

Глебу показалось, что пуля пронеслась так близко, что обожгла щеку, но останавливаться было поздно. Осталось всего два патрона.

— Если не остановишься! — выкрикнул Роман. — Снесу тебе башку следующей! Жалеть больше не стану!

Значит всё-таки мазал специально. Это плохая новость. Глеб спрятался за ствол дерева, осторожно выглянул. В тусклом серебряном свете звезд всего лишь метрах в двадцати впереди виднелась темная фигура майора.

— Роман! Ты что, думаешь до Парогорска добраться? Не сходи с ума, ты насмерть околеешь через час.

— Катись к черту! — отозвался тот. — Не твоя забота.

С места он, однако не сдвинулся. Значит, либо настроен все-таки о чем-то договориться. Ну или решил пристрелить Глеба прямо здесь.

— Слушай! — выкрикнул Буянов, отринув второй неутешительный вариант. — Давай поговорим!

— Не о чем мне с тобой говорить.

— Я безоружен! — он показал майору поднятые руки. — У тебя плана-то никакого нет, как мне кажется. Умереть решил? Да не похоже, вроде. Роман, ты подумай спокойно. Если в чем-то согрешил, так суд разберется. А отец простит! Всяко лучше, чем замерзнуть насмерть, согласись?

Он сам не заметил, как перешел на «ты». Хотя в другой ситуации это могли счесть и серьезным оскорблением, у майора же прямо сейчас имелись куда большие проблемы, чем этикет.

— Ну, выйди, поговорим, — ответил он.

Глеб медленно вышел из-за дерева, не опуская руки.

— Это правда, что ты поймал Морозова и разоблачил секту Князева? — крикнул Роман.

Лицо его в темноте было не разобрать, только белый пар кружился возле головы.

— Правда. Не то чтобы я один. Там ещё мои товарищи работали. Но, да, мы их поймали.

— И что с ними стало, напомни?

— Морозов до конца жизни будет в тюрьме гнить. А Князев умер.

— Значит, хочешь и для меня такой участи, да?

Глеб слишком поздно понял, к чему были эти вопросы. Но упрекать себя времени уже не осталось.

Словно в замедленной съемке он увидел, как Роман поднимает револьвер. Глеб, инстинктивно защищаясь вскинул руку, будто это могло защитить от пули. Но с его пальцев, против собственных желаний и ожиданий, сорвалась яркая белая вспышка. Клубок энергии вспыхнул, откинув длинные причудливые тени деревьев на снег, молнией полетел вперед, завихряясь.Попади он на метр правее врезался бы прямо в грудь майора, но на общее счастье магия ударила в дерево. Разорвалась, будто артиллерийский снаряд, оглушительно грохнув и разметав снег, а Романа отбросило в сторону.

В первую секунду Глебу показалось, что он убил его. Но из снега раздался тяжелый стон, майор с трудом приподнялся на колени, держась за голову. Нервно выдохнув, Глеб подбежал ближе, попытался найти револьвер, но тот то ли куда-то улетел, то ли утонул в снегу. Без металлоискателя до весны тут можно провозиться, так что Глеб плюнул на его поиски, подошел, осмотрел Романа. Тот был цел, только контужен, судя по рассеянному взгляду и неловким попыткам подняться.

— Говорил же, давайте по-хорошему, — проворчал Глеб, поднимая майора на ноги и закручивая ему рук за спину. — Нет ведь, надо было револьвером тыкать. Чуть не убил вас. Из-за вас же.

Роман всё-никак не мог прийти в себя, так что пришлось буквально тащить его на себе, из-за чего обратный путь сильно затянулся. Весь организм потряхивало, то ли от холода, то ли от адреналина, то ли от такой бездумной траты атмана, а то может и всего вместе разом.

Почти обессиленный Глеб под локоть затащил в дом ещё полуоглушенного Романа. Вся одежда промокла насквозь, в тепле комнаты с неё валил пар. Все обитатели особняка Лазарева были в каминной, словно нетерпеливо дожидались их возвращения. Ни Апрельский, ни Мартынов, со злостью подумал про себя Глеб, конечно же и не подумали помочь ему ловить беглеца.

— Слава богу, вы живы, — сказал Порфирий, подбегая ближе. — Они все сразу разбежались, пришлось носиться тут, всех обратно созывать-собирать, угрожать. А я не пастушья собака, знаете ли!

— Я тоже рад, что вы живы, — лязгая зубами ответил Глеб. — Подайте стул кто-нибудь!

Тут же услужливо подскочил Мартынов, поставил стул посреди комнаты и Буянов посадил на него пойманного майора.

— Ну что молчите, голову повесили? — спросил Глеб. — Всё, отбегались. Теперь рассказывайте.

— Идите к черту, — угрюмо отозвался Роман, продолжая смотреть в пол.

— Сын, — послышался твердый голос старика Лазарева. — Вспомни о чувстве собственного достоинства. Рассказывай всё.

— Что? — глухо спросил майор и Глебу показалось, будто тот всхлипнул.

— Яд и шприц твои?

— Мои…

Он сказал это едва слышно, но в комнате висела такая тишина, что слова прозвучали, как удар по металлу.

— Зачем? — спросил Лазарев.

— Хотел… хотел… хотел подмешать его тебе. Или вколоть. Не знаю. Не придумал. Не решился…

— Зачем? — повторил Лазарев.

— Долги… Очень много… Проиграл в карты… А на службе почти не платят… Не знал, как выпутаться…

Роман отвечал медленно и отрывисто, словно каждое слово давалось ему с болью, раздирая горло.

— Какой позор, — прошипела Апрельская.

— Ужасный, ужасный несмываемый позор, — поддержал её муж.

— Ты мог просто прийти ко мне, — в голосе Лазарева слышалась неприкрытая горечь.

Майор нервно пожал плечами.

— Дал бы ровно столько чтобы покрыть долги? — сказал он. — А что потом? Снова возвращаться к обычной жизни? Когда я мог бы продать этот дом и до конца дней своих ни в чем себе не отказывать? Мне уже сорок лет, я устал, я просто хотел пожить для себя…

— Какой позор, какой мерзавец…. — продолжала нудеть Апрельская.

— Замолкните, — оборвал её Лазарев. — Это мой сын. И я не позволю его оскорблять в моём доме. И что бы там он не хотел сделать, его проступок — это мой проступок.

Глеб положил руку на шею майора, по сознанию будто кнутом хлестнуло чужими эмоциями. Добела раскаленный стыд, жгучий, пульсирующий, как бьющая фонтаном кровь. Отчаянье и смятенье…

— Я ничего не успел сделать, — доносился до его слуха, будто сквозь вату голос майора. — Хотел, да… Но не решился. Испугался. Когда увидел записку с угрозой, которую кто-то прислал… Даже на такую низость не нашел в себе смелости. Я не знаю, кто отравил виски. Не знаю, кто пытался убить моего отца. Не знаю, кто прислал ему эту записку. Я никого в свои планы не посвящал. Не знаю, кто и как мог узнать. И не знаю кто отравил. Клянусь, это правда.

Глеб опустил руку, чувство стыда жгло майора так сильно, что мозг обманывал, будто об него действительно можно обжечься.

— Что-то вам не помешало это попытаться убить меня, — Глеб скривился. — Тут-то вы что-то угрызений совести не испытывали, когда стреляли в лесу.

— Хотел бы убить — так первой пулей убил бы, — устало ответил майор. — Вы сами гнали меня, как дичь, я только защищался.

— Глаза бы я тебе выцарапал, — прошипел Порфирий, — защищался он!

— Какой стыд! Мерзость и подлость! — Мартынов с криками вскочил с места и начал ходить туда-сюда. — Поверить не могу, что вы могли на такое решиться! На вашем месте я бы взял пистолет с одним патроном, да…

— Прекратите, — прикрикнул на него Лазарев. — Это не вашего ума дело, господин Мартынов. Сядьте и успокойтесь.

Тот покорно опустился обратно, всем своим видом выражая клокочущее в нем негодование. Взял жену за руку, которая продолжала весь вечер изображать из себя часть интерьера, что-то сердито зашептал ей на ухо.

— Что вы скажете, Глеб Яковлевич? — спросил старик.

— Кажется, — неуверенно начал Глеб, — он говорит правду. Не чувствую в нем лжи. только стыд и раскаяние.

— Хорошо, — медленно покивал Лазарев. — Хоть это хорошо…

Он надолго погрузился в молчание, пока все остальные в комнате ждали его вердикта.

— Глеб Яковлевич, прошу, — сказал Лазарев, будто разом постарел на два десятка лет. — Сопроводите моего сына в его комнату и заприте там. Не могу его видеть. Я потом решу его дальнейшую судьбу. Если он говорит правду, значит крови на его руках нет. Если врет… Решу либо сам, либо руками правосудия.

— Крови на руках-то у него может и нет, — прошипел Порфирий в гневе топорща хвост. — Но Глеба Яковлевича убить он пытался не понарошку. Я слышал выстрелы в лесу. Не по фазанам ваш сын там стрелял.

— За это я приношу свои извинения. Надеюсь, я смогу найти слова и средства, как замолить перед ним эту вину.

— Всё в порядке, это не ваша вина всё же. Если вы хотите, я запру Романа в комнате, но там же окно, Алексей Степанович, — ответил Глеб. — Вдруг сбежит?

Майор свесив голову продолжал угрюмо молчать, будто говорят о ком-то другом, кого здесь и нет вовсе.

— Никуда он больше не сбежит, — вяло махнул ладонью старик, — совесть не позволит. Весь свой запас низости он уже истратил.

Пожав плечами, Глеб взял под локоть аморфного майора и отвел наверх. С опаской глянул на него, опасаясь, что тот сейчас снова полезет в драку, затем взял со столика ключ и запер его комнату снаружи.

Кот, сопровождавший их, как конвойный пёс, одобрительно кивнул.

— Вот пусть там и посидит. На хлебе и воде. Подумает над своим поведением. Будет знать, мерзавец.

Глеб с сомнением пожал плечами.

— Он признался только в том, что намеревался отравить отца. Но ничего, якобы, не сделал. В его эмоциях я лжи не уловил, но, будем честны, детектор лжи из меня тот ещё. Я мог и ошибиться. Но если нет? Если Роман сказал правду? Кто же тогда отравил виски?

— Поди разберись, — ответил кот. — Лжецов в Парогорске на сто лет припасено, не разгребешь.

— Это точно. Так какое ваше мнение, Порфирий Григорьевич?

Кот с сомнением покачал мохнатой головой.

— Как бы ни хотелось этого признавать, но кажется Роман Алексеевич действительно не тот, кто отравил Еремея. Убийца, возможно, ещё не пойман.

— Вынужден с вами согласиться, — с тяжким вздохом признался Глеб. — Роман Алексеевич лишь покушался стать злодеем. Но передумал. А кто-то нет. Мы всё ещё заперты в одном доме с убийцей.

— Ну ладно уж вам, горевать-то, Глеб Яковлевич, — Порфирий дружелюбно ткнулся лбом в его ногу. — Смотрите оптимистичнее. Как минимум на одного негодяя в доме стало меньше. И то хлеб.

— Когда-нибудь я перейму ваш неиссякаемый оптимизм, друг мой. Но сегодня одно фиаско за другим, — проворчал Глеб, мечтая только поскорее избавиться от ледяной промокшей одежды и проверить, можно ли в этом доме принять горячую ванну.

Он направился было уже к себе в спальню, когда Порфирий окликнул его:

— Глеб Яковлевич?

— Да?

— Где ваш собственный револьвер?

Буянов на секунду остолбенел, затем хлопнул себя ладонью по лбу и опрометью бросился в каминный зал. Обыскал каждый сантиметр пола, заглядывал под ковер, под шкафы, кресла и диваны.

Револьвер исчез.