Глеб ушел из комнаты и отсутствовал где-то минут двадцать. Вернулся с загадочной улыбкой на лице, чуть не приплясывая.
— Чему такому это вы радуетесь? — подозрительно спросил Порфирий. — К нам пробивается подмога сквозь сугробы? На горизонте дирижабль? Или вы обнаружили в себе силы летать и нас здесь больше ничего не держит? Пугаете вы меня, Глеб Яковлевич. Ну же, говорите уже. Вы никогда мне ничего не рассказываете.
— А вот всё-то вам да расскажи? — ехидно спросил Буянов. — Вот не дразнили бы меня весь день почём зря, так и поделился бы сразу. Теперь же считайте это заслуженным наказанием за вредность.
Бедный кот даже рот раскрыл от такого бесцеремонного коварства.
— Я… Вы… Да как… Ах вы!..
Порфирий словно имел в голове одновременно так много слов возмущения, что они, толкаясь, застряли в горле.
— А вот так, — Глеб с трудом сдержался, чтобы по-мальчишески не показать коту язык. — Один — один, Порфирий Григорьевич. Надо народ собирать. Идемте со мной, а то пропустите. Не услышите, что я узнал, к чему пришел. Хотя вам это, конечно, не интересно?
Несчастный Порфирий, не ожидавший такого коварства в ответ на своё ангельское поведение, снова попытался что-то сказать, но от возмущения только запыхтел, как маленький паровоз.
Тем временем Глеб уже развил бурную деятельность. Постучался в комнату Лазарева-старшего.
— Алексей Степанович, выходите, пожалуйста, и спускайтесь.
— Зачем? — лениво отозвался старик.
Судя по его мутному взгляду весь день он потратил только на опустошение бутылок с вином.
— Я убийцу поймал, — сказал Глеб.
— Как поймали?
Старик неуверенно попытался подняться с кресла, в его глазах блеснул огонь.
— Аналитически, — ответил Глеб. — Пока что. Собирайтесь и спускайтесь, все расскажу.
Не дав Лазареву время на дальнейшие ненужные расспросы, уже стучался в дверь Апрельских.
— Вы что себе позволяете? — открыв, попробовал было взять привычный тон Иван, но Глеб остановил его жестом ладони.
— Убийца найден, спускайтесь.
— Как?..
— Молча. Не задерживайтесь, не хочу вас за шкирку тащить, подобного честь вашего рода точно не переживет.
Подошел к соседней двери. Бах-бах-бах! Мартыновы, как и утром, снова открывать не стали.
— Кто это? — послышался донельзя перепуганный голос Андрея.
— Всё ещё Буянов.
— Вы с ума сошли так поздно ночью ломиться? Вы Настеньку перепугали до смерти!
— Спускайтесь, мы знаем кто убийца. Хочу огласить это прилюдно.
— Мы никуда не пойдем, — отозвался Мартынов через дверь. — Коли узнали, так сажайте под замок и не тревожьте нас!
Глеб выругался и крикнул:
— Не спуститесь через десять минут, вышибу дверь к чертовой матери и волоком притащу вас всех, если понадобится. Не позорьтесь.
— Хорошо, мы идём, — пискнул Мартынов.
— Чувствую себя, как пионервожатый в детском лагере, — проворчал Глеб, когда они с Порфирием первые спустились в каминный зал. — Пока всех соберешь, с ног уже валишься от усталости.
— Кто такой «пионервожатый»? — спросил Порфирий.
— Это… Не важно, это из моего старого мира.
— Вот на такой мелочи проколетесь и точно все поймут, что вы тело чужого Глеба заняли, — зашептал Порфирий, в голосе которого слышалось неприкрытое облегчение, что его товарищ в чем-то ошибся и теперь можно снова радостно ёрничать и язвить. — Вот будете горевать, будете думать «А мне же говорил Порфирий Григорьевич, а я же не слу-у-ушал, вот почему я его никогда не слушаю»…
— Рад, что дал вам повод ещё немного поворчать, — перебил его Глеб. — Но у нас тут сейчас повод посерьезнее. Я молодец и скоро вы это поймете. Перекрывать будем нечем. Такие карты не побить.
— Это мы ещё посмотрим, — кот сердито взмахнул хвостом, обхватывая лапы, и уставился на лестницу, ожидая пока спустятся все обитатели дома Лазарева. — Если уже поняли, кто убийца, чего сразу не схватите?
— Следую канону классики, — Глеб пожал плечами. — Традиция, вроде как, сначала собрать всех в одном месте. А потом уже обвинительно тыкать пальцем.
— Чем бы дитя не тешилось, — пробурчал Порфирий, глядя как по лестнице спускаются люди.
Несколько минут оживленного растревоженного шепота, пока все присутствующие, тщательно избегая друг друга, будто однополярные магниты, не расселись по креслам и диванам.
Апрельский сердито и недоуменно обвел всех присутствующих взглядом.
— Господин Буянов, — сказал он, — что это за шутки? Вы сказали, что убийца пойман? Но я вижу здесь всех! Вы что, хотите сказать, что это была кухарка?
— Нет, — Глеб помотал головой. — Убийца один из нас. Точнее, один из вас. Мы с Порфирием Григорьевичем тут ни при чем.
— Тогда почему же этот негодяй до сих пор не в наручниках!
Апрельский бросил косой взгляд на Мартынова, потом, испугавшись, завертел головой, отчего стал напоминать встревоженную курицу.
— У меня и наручников-то нет, — усмехнувшись признался Глеб.
— Ну всё! Хватит с меня с этих ваших ухмылочек и шуточек. Мы с Инессой возвращаемся к себе в спальню и не выйдем, слышите, не выйдем, пока сюда не прибудет вся парогорская полиция! В полном составе!
— Полностью согласен с господином Апрельским, — включился в разговор Мартынов. Судя по сеточке на волосах и длинному халату, он уже готовился ко сну, когда его потревожили. Жена же его, Анастасия, была столь бледна, будто только встала из гроба. — Если убийца не пойман, так мы все в опасности.
— Ну это вряд ли, — ответил Глеб.
— Почему вы так уверены? Может он бродит где-то возле особняка и готовит новый удар? Или, возможно, — Апрельский заслужил от Мартынова взгляд полный страха и подозрений, — сейчас сойдет с ума и на нас всех с ножом бросится!
— А что это вы так на меня смотрите⁈ — вскинулся Апрельский — Я человек чести, а вот насчёт вас мне ещё ничего не ясно! Это ещё подумать, рассмотреть бы надо!
— Муж, этот хам совсем распоясался, — поддержала его Инесса. — Что он себе позволяет!
— Господа, — Лазарев устало потёр глаза. — Если вы хотите выйти и провести пару раундов кулачного поединка — милости прошу. Но завтра, с утра и без меня. Позвольте уже наконец Глебу Яковлевичу рассказать, кто виноват во всех наших злоключениях за последние дни.
— Благодарю, Алексей Степанович.
Глеб поднялся, заложил руки за спину.
— Любопытно получилось, — сказал он. — Целый день озарений не было, а потом всего за пару секунд — вуаля, и все как на ладони. Яснее ясного. Вот смотрите, прислали господину Лазареву записку с предупреждением. И о чем же я думал? Что есть какой-то союзник, который не хочет раскрывать ни себя, ни убийцу, но почему-то посвящен в его дела. И всё, и тупик на этом. Как вытянуть эту ниточку? Никак. А смотреть-то надо было не наружу, а вглядеться внутрь, в смыслы.
Он прошелся вперед-назад, окинул присутствующих торжествующим взглядом. Можно было бы и поскромничать немного, но Эркюль Пуаро не скромничал, так что если подражать, так лучшим.
— И вот что интересно, — продолжил Глеб. — В записке, которую получил Алексей Степанович, было сказано «вас попытаются убить». Не «вас убьют», не «вам угрожает опасность», а именно «попытаются». Вот вроде мелочь, разницы-то почти никакой… Но вместе с тем, совсем в ином свете могут звучать эти слова, если отправитель точно знал, что попытка убить господина Лазарева провалится. От того так и сформулировал мысль.
Лица и Апрельских и Мартыновых выражали одинаковое, как под копирку, недоумение, а Алексей Степанович подался вперед.
— Знал, что попытка провалится? — переспросил он. — Неужели автор записки думал, что я отменю ужин?
— Вовсе нет, — ответил Глеб. — Напротив, автор этих строк очень хорошо вас знает. Он точно рассчитал, что вы назло ему обязательно соберете гостей, проведете ужин. А обратитесь ли вы в полицию или позовете частного сыщика, до этого ему дела особого не было. Надо было только не запачкать своей аурой ни саму записку, ни отравленную бутылку. И найти виновного будет почти невозможно. Повторюсь, он очень хорошо знал и вас, и ваш дом. И ваших слуг. Он точно знал, что вы захотите отметить пережитое «покушение» бутылкой любимого виски, который вы бережете для особых случаев. И точно знал, что бедный Еремей не удержится хоть чуть-чуть, но попробовать такое редкое сокровище.
Апрельский и Мартынов недоуменно переглянулись, Лазарев тряхнул седыми бакенбардами.
— Не понимаю, — сказал он, — к чему вы клоните?
— Порфирий Григорьевич натолкнул меня на эту мысль, — сказал Глеб, отчего кот приосанился, выпятив вперед грудь, будто он сам все расследовал и даже речь Буянова тоже им написана, до последнего слова. — Что Еремей умер, а смерть его никого не волнует. Он просто принял пулю, вам уготовленную, и ищем мы того, кто покушался на вас, Алексей Степанович. Не думаем мы, дескать, про самого Еремея. Кто он такой? Всего лишь слуга, маленький человек? А он был просто человек. Такой же, как мы с вами. А кто-нибудь знает, как его фамилия? Нет?
— Я… Я не помню, — смущенно признался Лазарев. — Он у меня столько лет служит, я ему всё Еремей, да Еремей… Вылетело из головы, право слово. Стыдоба какая, прости господи.
— Вот именно, — кивнул Глеб. — Даже фамилии его не знаем. Так что я сходил к Акулине, да задал один простой вопрос. Как фамилия покойного?
Он повернулся к Апрельской и озорно подмигнул ей.
— Беляков.
От этих слов охнула только одна Инесса Апрельская и открыв рот медленно повернула голову в сторону, вызвав на себя удивленный взгляд мужа.
— Сразу видно, кто тут осведомленнее других, — хмыкнул Глеб. — Спасибо вам, кстати, госпожа Апрельская. Никогда не знаешь, когда пригодится столь незначительная крупица информации, которой поделятся случайно.
Он повернулся к диванчику, где сидели Мартыновы.
— Его фамилия Беляков. Прямо как ваша девичья, да, госпожа Мартынова? Со мной этим фактом Инесса поделилась. И вот если бы не этот мимолетный разговор, поймать вас было бы куда сложнее, если вообще возможно.
Андрей Мартынов медленно поднялся, будто находился рядом со взведенной миной. Затем взял себя в руки, тряхнул головой, злобно посмотрел на Глеба.
— Вы на что намекаете, сударь? — прошипел он. — Вы обвиняете мою жену? Я не посмотрю… Да я… Да за такое…
— Ни на что я не намекаю, — оборвал его Глеб, — а говорю прямо. Ваша жена убила своего дальнего родственника, Еремея Белякова. Написала записку, об угрозе якобы Алексею Степановичу, чтобы расследование пошло по ложному следу. Затем отравила виски. Вы же до замужества, сестрой милосердия были, Анастасия… Простите, не знаю, как вас по отчеству. Вы отравили виски, точно зная, что несчастный слуга его да попробует. И всё шито-крыто. Всех беспокоит только покушение на господина Лазарева, а это очень далеко уводит от вас подозрения, мотива-то как будто и нет? Очень тонкий расчет. Сыграно как по нотам.
Он пригнулся, попытался заглянуть в лицо Мартыновой, которая тряслась так сильно, будто только что вынырнула из ледяной проруби.
— По вашему виду, честно сказать, не похожи вы совсем на хладнокровного расчётливого убийцу, вот что странно. Как у вас духу-то хватило, не пойму? Акулина также рассказывала, что последний родственник Еремея ещё на днях скончался. Вот, оказывается, не последний. Да и тоже, видимо, не сам, да?
Анастасия что-то залепетала, так тихо, что не разобрать слов.
— Ради наследства? — спросил Глеб. — Неужели там правда было что-то дельное, что могло бы вам помочь в вашем финансовом положении?
— Да…
Она шепнула это едва-едва слышно, но тишина в комнате висела такая, что слова дошли до слуха каждого присутствующего.
— Ну, слава богу, — мягко сказал Глеб. — А я то уж с тоской думал, сколько же работы впереди предстоит, чтобы вас связать с обоими делами. Стало легче на душе от признания?
Мартынова перевела испуганный взгляд на мужа, который смотрел на неё, будто на гремучую змею, затем вскочила, оттолкнула Буянова обеими руками, от чего он сделал едва ли полшага назад, рванулась бежать прочь.
— Настенька… — пролепетал бледный Мартынов, держась за сердце. — Что же это происходит?
Глеб быстрым шагом пошел за беглянкой, пересек холл, вышел на улицу. Сияла полная Луна, сверкали звезды, на небе ни облачка, обещая завтра теплую погоду. Мартынова сбежала с крыльца, рухнула в сугробы, будто в белое озеро. Всхлипнула, поднялась, заметалась, как зверь загнанный в угол.
— Анастасия, — мягко сказал Глеб, — ну вы сами подумайте, далеко вы убежите-то? Леса, снега. Замерзните же насмерть. Майор Лазарев покрепче вашего, и тот не справился. Вернитесь домой, а?
Вместо ответа Мартынова вытащила откуда-то из-под пояса платья револьвер. Тот самый, что много месяцев назад, но будто уже целое тысячелетие, принадлежал Рубченко.
— Отойдите от меня! Я не поеду в тюрьму, ни за что, нет! — тонко, срываясь, крикнула она.
Револьвер она с трудом держала в обеих руках, его ствол ходил ходуном.
— Взяли все моду угрожать мне смертью, — покачав головой спокойно сказал Глеб. — Анастасия, ну вы-то куда? Одно дело человека отравить. Другое — прямо глядя в глаза выстрелить. Отдайте револьвер и пойдем уже в тепло, холодно тут.
— Глеб Яковлевич, — прошипел у него за спиной прибежавший Порфирий. — Не бравируйте!
— Отдайте оружие, — Глеб протянул руку. — Скажем в полиции, что вы сами во всем сознались. Я подтвержу, вы же не запирались, не отрицали ничего. Вам снисхождение будет. Подумайте.
Мартынова, трясясь то ли от страха, то ли от холода начала медленно опускать револьвер. На секунду замерла, словно о чем-то задумалась. С посиневших её губ слетали клубы пара, растворяясь в морозном воздухе. Затем она резко вскинула револьвер к голове.
— Настя, нет!
Рявкнул выстрел.
— Не на такой результат вы рассчитывали, Алексей Степанович, — мрачно сказал Глеб, глядя в окно, как десяток крестьян лихо машет лопатами, расчищая дорогу от искрящегося на солнце снега. — Сын убить вас пытался. Еремей мертв. Мартынова мертва. Мда. Приношу свои извинения.
— Не стоит, господин Буянов, — ответил старик, постукивая стаканом с виски по столу. — Я нанимал вас для защиты собственной жизни. Вот мне, как командиру, обозначившему задачу, и нести всю ответственность за её результат.
— Господа, — лениво отозвался развалившейся в кресле Порфирий, который посвятил все утро тому, что под опекой Акулины яростно сокращал запасы продуктов в кладовой, — могу понять это ваше самобичевание, но, право слово, вы же не хотите тем самым снять часть вины с тех, кто согрешил, и переложить на собственные плечи? Будто преступления Мартыновой и Романа не только их, но и немного теперь ваши?
Лазарев уважительно покачал головой.
— Вот за что я всегда любил котов, Глеб Яковлевич, — сказал он. — За мудрость их! Прислушайтесь к Порфирию Григорьевичу, он ерунды не скажет.
— А он меня никогда не слушает. Вот никогда и все тут! — мгновенно нажаловался кот, будто только того и ждал.
— Ну и напрасно, — подытожил старик, допил виски, поднялся с кресла. — Возьмите, пока не забыл. Ваш обещанный гонорар.
Он протянул пухлый белый конверт, Глеб начал было противиться, но услышав за спиной кошачье «берите-берите, мы что, богатеи какие-то, отказываться?» принял его и убрал в карман.
— Вот и славно. Не забудьте попрощаться, как будете отъезжать, — уже пьяненький Лазарев приложил ладонь к седому виску и вышел из комнаты.
— Что будем делать дальше? — спросил Порфирий и сыто икнул.
— Ну как, что, — Глеб пожал плечами. — Вернемся в агентство, к нашей службе. Уверен, Анна Витольдовна уже вся исскучалась по нам. Сразу же найдет для нас что-нибудь интересное.
— Ни минуты покоя.
Порфирий широко зевнул и сладко потянулся.