— А куда это вы, Анна Витольдовна, такая красивая, собираетесь? — Порфирий Григорьевич сидел на подоконнике детективного агентства и разглядывал, как Воронцова уже третий раз поправляла новую шляпку, крепя её серебряной заколкой в волосах.
— У меня встреча с Павлом Евгеньевичем, — отозвалась Анна, глядясь в серебристую гладь зеркала. — Или у нас срочные дела имеются, и отказаться от них никак нельзя? — Она покосилась на кота.
— Отчего же нельзя? Очень даже можно, — великодушно разрешил тот. — Нечистого на руку дворецкого из дома Турбиных Глеб Яковлевич позавчера выявил, а украденное кольцо графини Строжиной я отыскал. Так что можете резвиться, сколько душе угодно. Хотя, честно сказать, я удивлён.
— Чему именно? — Воронцова обернулась к Порфирию. — Тому, что у нас закрыты все дела, или тому, что я, как вы выразились, имею желание «резвиться»?
— Тому, что господин Успенский после драматической сцены с собакой всё ещё готов с вами общаться, — пояснил кот. — Я, ей-богу, думал, он вас больше на порог не пустит. Ведь мы вломились к нему посреди ночи, упрекали в воровстве дворняги, стыдили за укрывательство и всё прочее. Нет, право слово, я бы точно от вас открестился после такого.
— Из чего делаем вывод, что Павел Евгеньевич человек куда более порядочный и приятный, чем вы: понимающий, внимательный, признающий свои ошибки и не пытающийся свалить всё на других. Вам бы у него поучиться, дорогой мой Порфирий Григорьевич.
— Ой, всё! Выставили меня в самом что ни на есть демоническом свете, а я лишь указал на удивительный факт вашего дальнейшего общения.
— Премного благодарна, — усмехнулась Анна.
Тут часы пробили половину шестого, и Воронцова заторопилась:
— Всё, я убегаю, буду завтра.
— Скажите хотя бы куда? — окликнул её кот. — А то мало ли что этот упырь в людском обличье удумал? Сначала собак чужих ворует, потом, глядишь, за дам возьмётся. Опять же, ваша манера выбирать себе кавалеров с изъяном известна нам обоим.
— Мы едем на аукцион, а прочее вам знать не обязательно. — Воронцова холодно взглянула на распоясавшегося Порфирия и выскользнула за дверь, хлопнув ею так, что кот прижал уши.
Меж тем Анна сбежала по ступенькам и, выпорхнув на крыльцо, огляделась. Как раз в этот момент во двор въехал паровик Успенского — как всегда сверкающий чистотой, словно грязь, снег и лужи для него не существовали. Он затормозил у ступеней. Павел Евгеньевич вышел из машины и, улыбнувшись, подал Анне руку:
— Рад, что вы смогли найти время среди ваших постоянных дел для вечера в моём обществе.
— Да, график плотный, — слукавила Воронцова. — Воровство, мошенничества, пропажи — всего хватает. Но надеюсь, один вечер без меня погоды не сделает. К тому же контора оставлена на Порфирия Григорьевича, а это кот, на которого смело можно положиться.
— Тут спорить не стану — отличный кот, хоть и наделал шума с тем псом. Мне до сих пор стыдно за Ольгу — не знаю, что на неё нашло. Тащить из Сосновки раненую собаку — это ещё понятно, но прятать её от меня… Нет, это решительно не укладывается в голове. — Павел вздохнул.
— Она так и не объяснилась? — удивилась Анна, подходя к машине.
— Куда там! — отмахнулся Успенский. — Назвала меня жестокосердым сухарем, и вся недолга. Впрочем, этот вечер не для семейных разборок, а для интересного времяпрепровождения. — Успенский открыл дверь. — Прошу вас, Анна Витольдовна, садитесь. Аукционный дом господина Табакова ждёт нас.
Воронцова заняла пассажирское сиденье, Павел закрыл за ней дверь и вернулся за руль.
Пока машина пробиралась по заснеженным улицам, Анна смотрела в окно. За два дня до Рождества Парагорск превратился в растрёпанный муравейник. Каждый житель спешил приобрести подарки для близких, купить снеди, чтобы накрыть праздничный стол. Кто-то, запоздав, тащил ёлку, дабы порадовать свою большую семью зимней красавицей, а кто-то одиноко глядел в окно, собираясь встретить праздник в одиночестве — если не считать службу в церкви.
Надо сказать, на аукционах Анна не бывала. Так уж сложилось: отец не тяготел к покупке с рук и не увлекался антиквариатом. Единственной его страстью были лошади, и, наверное, сейчас перед Рождеством он чувствовал себя в их компании лучше, чем если бы Воронцова вдруг решилась заявиться домой.
— Прибыли, — отозвался Успенский, припарковывая машину у неказистого здания, облицованного серым камнем. Узкое, зажатое между двух других таких же домов, оно напоминало корешок книги, сплющенный с обоих сторон томами, чудом уместившимися на полке.
К дому то и дело подъезжали паровики и экипажи, из которых выходили дамы и господа, прибывшие на торги. Некоторых из них, как заметила Анна, швейцар приветствовал не только поклоном, но и улыбкой — видимо, это были частые посетители. На других же служащий смотрел чутко, но без особых эмоций.
Привычно глянув магическим зрением, Анна поставила себе отлично за наблюдательность. Швейцар лишь выглядел обычным работником, на самом же деле он обладал магией и, по всей видимости, мог в любой момент пустить её в ход.
— Наверняка он каждого так же считывает на предмет ауры, — тихо произнесла Анна, но Успенский её услышал.
— Вы про Демида? Да, у него глаз алмаз — ни один шулер, скупщик краденого или мелкий воришка не проскочит мимо. Поговаривают, у него уникальная память, и все ауры он знает наизусть.
— Если это так, то он и впрямь уникален, — согласилась Воронцова. — Впрочем, у него может иметься и некий артефакт для работы.
— Всё возможно. Я, как человек, не наделённый даром, в этом не разбираюсь. — Павел Евгеньевич развёл руками, затем подхватил Анну под локоток и увлёк к входу.
Демид, завидев их, тут же расплылся в улыбке:
— Господин Успенский, рад вас видеть! — поздоровался он, кланяясь. — А ваша дама… Кто будет? Можно ли узнать имя?
— Воронцова Анна Витольдовна, — представил её Павел Евгеньевич. — Детектив. — Он подмигнул Демиду.
— Воронцова? Бывшая глава полиции Парагорска? — в глазах Демида мелькнул интерес.
— Именно так, — согласилась Анна. — Однако это в прошлом.
— Всё течёт, всё меняется, — поддержал её Успенский и коротко кивнул швейцару. Они прошли внутрь здания.
Газовые фонари освещали коридор и последующую за ним залу. Ряды кресел в синем бархате, точно в театре, расположились напротив сцены, где уже стояли некоторые экспонаты торгов, до времени скрытые белой тканью.
Пока Анна разглядывала помещение, Успенский успел поздороваться с несколькими знакомцами и даже начать спорить о происхождении одного лота, указанного в каталоге.
— Я не сомневаюсь в вашей компетентности, Марк Витальевич, но поверьте мне, настоящий сборник «Комедий, историй и трагедий» Уильяма Шекспира едва ли может оказаться у нас в Парагорске. Это был бы поистине бриллиант с двухсотлетней историей, но нет…
— Отчего же нет? — хмурился седой старик с крючковатым носом. — Я уверен, что это именно подлинник от 1623 года и никакой другой!
— Марк Витальевич, дорогой мой, но откуда он на Урале? — поддакивал Успенскому незнакомец с напомаженными усиками.
— По Шёлковому пути! — фыркнул старик и, сверкнув орлиным взглядом, поспешил покинуть спорщиков.
— Старик Филатов верит в чудеса, — прошептал Анне Павел Евгеньевич. — Хотя Рождество на носу — вдруг он и впрямь прав?
— Хотя я не знаток подобных артефактов, меня терзают смутные сомнения, — согласилась с ним Анна. — Хотя Аглая Петровна, пожалуй, встала бы на сторону этого господина. Для неё вера в то, что в Парагорск может попасть та или иная книга — дело чести.
— Полностью с вами согласен, — улыбнулся Успенский. — Впрочем, пока остальные прогуливаются и спорят, давайте-ка займём места. Хотелось бы разглядеть лоты, чтобы не приобрести кота в мешке. У меня, знаете ли, был подобный случай: от избытка чувств купил фарфоровую вазу династии Мин, а уже дома при более близком осмотре понял, что это всего лишь династия Цин.
Анна вздохнула, как бы сочувствуя Павлу Евгеньевичу, и в то же время размышляя, что она ничего в этом не понимает. От этой мысли стало не по себе, словно она пробралась на чужой праздник посмотреть, как веселятся те, кто знает в этом толк.
Безусловно, будь здесь труп, она легко заткнула бы за пояс любого из присутствующих в определении магических знаний, времени смерти и, возможно, мотива. Но из неживого кругом находились лишь изделия старины, в которых она ничуточки не разбиралась.
— Начинается, — сообщил Успенский, и на сцену вышел ведущий.
— Добрый день, дамы и господа! — громогласно произнёс он. — Мы рады приветствовать вас в Аукционном доме господина Табакова на Рождественских торгах. Сегодня вашему вниманию будут представлены как полотна художников, так и фарфор, скульптуры, книги и несколько уникальных лотов, предоставленных специально для вас. Итак, начнём!
Первый лот — картина неизвестного художника-пейзажиста-романтика «Фруктовый сад». Начальная цена — пятьсот рублей! Кто больше, дамы и господа? Не стесняйтесь, делайте ставки!
Следующий час для Воронцовой слился в единый стук молотка по трибуне и выкрики аукциониста: «Вижу семьсот! Кто даст больше? И… Продано!»
Безусловно, экспонаты были интересны, однако тот азарт, с которым Успенский следил за торгами, выжидая момента, ей не передавался, отчего она откровенно начала скучать.
— Триста! — крикнул подле неё Успенский, заставив Анну удивлённо повернуться. Она упустила момент и теперь пыталась понять, за что идут торги.
— Триста, прекрасно! Кто больше? Триста раз… Триста два…
— Пятьсот! — выкрикнул тучный мужчина, сидящий в углу.
— Пятьсот! Принимается, — оживился аукционист. — Пятьсот раз…
— Шестьсот! — Павел Евгеньевич не собирался сдаваться.
— Шестьсот! Раз, два, три… Продано! — Молоток стукнул, оповещая о заключённой сделке.
— Да! — Успенский, не в силах сдержать чувств, взял Анну за руку. — Удалось! Видели, как торговался тот господин? У него железная хватка. Впрочем, на этот раз повезло мне.
— Поздравляю, — улыбнулась Анна, всё ещё не понимая, за что шёл торг. — И… обладателем чего вы стали?
— Сборник стихотворений Пушкина из первой партии, отпечатанной в Петербурге! Вы разве не слышали? — Успенский выглядел слегка расстроенным.
— Простите, Павел Евгеньевич, задумалась, — Анна отвела взгляд.
— А сейчас — только для вас, дамы и господа! Статуэтка богини Гекаты. Пятнадцать сантиметров, металл — серебро. Автор работы… — Аукционист взял паузу и, выждав, когда напряжение нарастёт, объявил: — Яков Брюс!
Шёпот пронёсся по залу, точно лёгкий ветер.
— Не может быть! Ерунда! — слышалось вокруг. — Не у нас в Парагорске!
— Это надувательство! — громко заявил Марк Витальевич. — Работы Брюса не сохранились!
Всеобщий гул голосов поддержал старика.
— И тем не менее, это одна из его скульптур, о которых ходят легенды, — улыбнулся аукционист, став похож на кота, продающего сметану. — Все документы подлинности имеются, как и клеймо автора.
Успенский цокнул языком, и Анна, не сдержавшись, прошептала:
— Павел Евгеньевич, просветите, о чём речь?
— Яков Брюс — колдун Петра Великого. Говорят, он создал несколько статуэток и раздал своим последователям, чтобы и те творили магию. Однако я был уверен, что это не более чем легенды… Но теперь…
— Начальная цена — две тысячи! — провозгласил аукционист.
И не успел он задать привычный вопрос «Кто больше?», как его перебил тучный мужчина из первого ряда в клетчатом костюме:
— Две с половиной!
— Три! — раздался знакомый женский голос от дверей.
Анна обернулась и с удивлением увидела Ольгу Валентиновну, вскинувшую руку.
— Три с половиной! — проворчал старик.
— Четыре! — не сдавалась Ольга.
— Четыре пятьдесят, — робко поддержала дама с вуалью на лице.
— Пять! — рявкнул «клетчатый» так грозно, будто собирался объявить войну всем прочим желающим приобрести статуэтку.
— Шесть! — огрызнулась госпожа Успенская.
— Боже мой, Ольга… — Павел побледнел.
— Семь! — врезался в спор Марк Витальевич.
— Семь пятьсот! — Ольга начала колебаться.
— Семь шестьсот! — Дама в вуали вскинула голову.
— Семь восемьсот! — набычился старик.
— Десять тысяч! — объявил господин в клетчатом, поднимаясь со своего места. — Десять тысяч рублей!
Повисла напряжённая тишина, и тут же аукционист, будто опомнившись, крикнул:
— Десять тысяч раз!.. Два!.. Три!.. Продано! Статуэтка Гекаты уходит господину в клетчатом костюме из первого ряда!
Раздались аплодисменты, будто данный господин сотворил некое чудо. Анна же оглянулась, чтобы увидеть Ольгу, но та уже исчезла, будто её тут и не было.
Павел Евгеньевич сидел, хмурясь и потирая переносицу.
— С вами всё в порядке? — уточнила Анна.
— Да… Да, вполне. В целом я даже рад за господина и его покупку, но Ольга… Она же не собиралась сюда.
— Почему бы и нет? Наверняка ей просто стало одиноко, — предположила Анна, и Успенский, нехотя, кивнул.
Ещё пара лотов ушла без ажиотажа, и аукцион завершился. Павел попросил Анну подождать его, а сам подошёл к Марку Витальевичу:
— Ну, видите? Никакого Шекспира. Зато Пушкин теперь будет стоять у меня в шкафу, рядом с «Уникальным Парагорском».
— Радуйтесь себе, господин Успенский, — проворчал старик. — В другой раз непременно привезут Шекспира, и я его куплю, даже если за это придётся отдать дочкино приданое!
— Суровый вы человек, — хмыкнул тип с напомаженными усиками. — Удачного вечера, господа, и всех — с наступающим Рождеством!
Все раскланивались друг с другом, а те из участников аукциона, кто стал обладателем той или иной вещи, отправлялись подтверждать сделку и вносить оплату.
Анна же, ожидая Павла Евгеньевича, по привычке разглядывала сквозь магический прищур окружающих. Один из пришедших — невзрачный мужчина в сером костюме — стоял подле сцены, будто присматриваясь к чему-то. Глянув на него, Анна заметила магическое свечение ауры, и в тот же миг господин, словно подтверждая её теорию, вскинул руку и точными выстрелами пульсаров поразил служащих, охранявших дверь в кабинет.
Однако что бы он ни замышлял, осуществить задуманное ему не удалось. Словно тень из-за колонны на него выпрыгнул Демид, одновременно ударив магическим разрядом. Не ожидавший такого злодей едва успел увернуться, но Анна видела: разряд всё же задел его руку, и та вмиг повисла как неживая.
Но кем бы ни был этот господин, сдаваться он не желал. Пнув нападающего на него Демида, он кинулся вперёд, расталкивая опешивших гостей. Не задумываясь, Анна бросилась ему наперерез и почти ухватила за край сюртука, когда на неё налетел Марк Витальевич. Старик взмахнул руками, точно курица, и, попав Анне по щеке, помешал остановить нападающего.
— Ох, что же это, что же! — кричал Марк Витальевич, кружась на месте и заполняя собой проход.
Подоспевший Демид оттеснил старика, и Анна кинулась вперёд. Однако, когда она выскочила на улицу, незнакомца и след простыл. Рядом с ней остановился Демид. Потирая бок, он огляделся и, зло сплюнув, ушёл обратно в зал.
Анна же, не желая возвращаться в толчею и суматоху, медленно дошла до паровой машины Успенского, зачерпнула снег и, приложив к щеке, по которой пришёлся удар от старика, вздохнула. Даже один вечер ей не удалось провести без приключений. Впрочем, разве не об этом она размышляла?
Меж тем гости аукциона принялись расходиться. Выбежал и Павел Евгеньевич:
— Анна, с вами всё в порядке? — Он кинулся к ней, пытаясь взглянуть в лицо. — Я слышал крики, служащие ранены… Я так испугался за вас!
— Всё в порядке, — заверила его Воронцова, отряхивая от снега перчатки. — Так… небольшая пощёчина от мироздания.
— Я не понимаю, — растерялся Успенский.
— Просто отвезите меня домой, — попросила Воронцова и села в машину.