-//-
Там же, тогда же
— Игбоду, говоришь?
— Оно самое, не сомневайся, камара Энрике!
— То есть здесь все последователи кандомбле собираются? — и не подумал я перестать душнить.
— Нет, не все, — мотнул головой Дьогу. — Это место силы нашей школы.
— Ну и какой же, интересно? — хмыкнул я. — Вы себя к какому направлению относите? Режионал? Ангола? Контемпоранеа?
— Не угадал. Наша школа — Капоэйра Аманьесер. У нас свой, особенный путь, указанный игрокам местре Аруньей. И здесь, на Игбоду, каждый игрок проходит батизаду, чтобы получить свой первый пояс.
— Так ты меня для этого сюда притащил⁈
— Прикалываешься, камара Энрике⁈ — вполне искренне изумился Дьогу. — У меня нет таких полномочий! Это мастерскую степень можно получить тайно, из рук местре… а первая — всегда только при свидетелях! Это очень важный этап в жизни любого игрока, а у нас в Капоэйре Аманьесер — особенно!
— Хм… стесняюсь спросить: а почему?
— Сам увидишь, — неожиданно ушёл от прямого ответа Дьогу. — Когда придёт время. А сейчас смотри! — обвёл он широким жестом Игбоду.
Что ж, значит, придётся смотреть. Местранду Гачинья иной раз демонстрирует просто таки непрошибаемое упрямство, и тогда проще подчиниться. И сейчас как раз такой случай.
Хм… на первый взгляд поляна как поляна — мы как-то совершенно незаметно умудрились усвистеть от моего уже ставшего родным пляжа аж в самое хитросплетение джунглей, что дугой охватывали Бейра-ду-Сеу с запада на север. Хотя чему я удивляюсь? Это по меркам Роксаны столица архипелага очень даже немаленький город, ну а если всё свести к банальным цифрам — площадь, количество построек, ширина и длина улиц — тот тут всё очень даже рядышком, буквально рукой подать. По субъективным ощущениям, пробежали мы километров семь, край — восемь. И это с учётом того, что пришлось обогнуть почти всю здешнюю промку, да и своеобразные «спальные районы» (кто сказал «фавелы»?) в стороне остались. Плюс в заросли изрядно углубились… ну, как изрядно? Из тех восьми кэмэ где-то полтора. Если прислушаться, то можно уловить характерные звуки просыпающегося города. Ну и ароматы соответствующие. И, тем не менее, Дьогу, когда намекал на возможность заблудиться, отнюдь не шутил — я вот, например, сейчас могу лишь грубо приблизительно определить, в какой стороне находится ближайшее жильё. Другое дело, что тропинка тут есть, неплохо так натоптанная, так что можно по этому поводу не беспокоиться. Да и сама поляна… как бы это сказать попроще… ну, как будто тут периодически как минимум стадо слонов резвится. Или носорогов, не суть. Довольно широкая — шагов тридцать в поперечнике — площадка с плотно утрамбованным верхним слоем, почти круглая и практически идеальная в геометрическом отношении. Никакой тебе прелой листвы под ногами, никаких веток и прочих лесных радостей. Ну и на удивление не сыро. По крайней мере, ни промозглости, ни особой влажности, ни даже тебе гнилостного амбрэ. Видимо, не настолько мы глубоко в непролазных зарослях, чтобы все эти прелести в полный рост проявились. Зато воздух здесь какой-то… опьяняющий, что ли? Хотя нет, не так! Бодрящий! Как хороший удар током! И вот это, судя по всему, прямо в точку — сейчас, по прошествии нескольких минут, как мы с Дьогу заявились на полянку, начали проявляться её особенности. И в первую очередь — статика. Такой на островах я ещё не видел. Ладно бы просто искры да краткие пробои, когда ненароком какой-нибудь листик или стебелёк задеваешь! Но ведь нет! Сами по себе разряды гуляют где ни попадя. Но в основном, конечно, между стволами деревьев — и это не пальмы, а что-то другое — и в густых кронах, тесно сплетённых где-то далеко вверху. Далеко — это метрах в десяти, не меньше. Н-да… не сказать, что прямо древесные гиганты, или, скажем, сосны-великаны, но всё равно впечатляет. Кстати, до сих пор, несмотря на то, что уже давно, хм, рассвело… ну, насколько это понятие в принципе к Роксане применимо — здесь царит полутьма. И лишь в самом центре круга — роды? — световое пятно. Надо полагать, через дыру в кронах свет проникает. А на всей остальной поляне… ну, не темень кромешная, конечно, но… сумерки. И даже они своеобразные, из-за всё той же статики. Которая… или почудилось? Вроде как некая упорядоченность прослеживается? Нет, не в конфигурации разрядов, а, скорее, в их локализации. То есть в площадку молнии не бьют, и на том спасибо. Потому что даже на взгляд со стороны местные пробои явно мощнее, чем та «щекотка», к которой все на Роксане давно привыкли и не обращают внимания. И которая разве что обладателям роскошных — и длинных! — шевелюр некие неудобства доставляет. Да-да, по той простой причине, что волосы прекрасно электризуются и… как же это слово? Дыбятся, вот! Ну, в смысле, встают дыбом! Страшно представить, в какой «одуванчик» тот же Дьогу превратится, если вздумает распустить «конский хвост»! А если голову не помоет пару дней, или хотя бы без шампуня-антистатика, то вообще караул! Удивляюсь, что здешние девчонки все сплошь не ходят со стрижками «под мальчика». Хотя… опять же, смотря под какого мальчика! Дьогу или Витора не предлагать! Да и мой знакомец Рауль, тот, что из фавел Мэйнпорта, тоже в качестве примера для подражания не годится.
Ну а в остальном… поляна как поляна, говорил уже. Ни мебели, ни каких-то иных построек типа помостов, ни-че-го! Про алтарь или хоть что-то, хотя бы отдалённо его напоминающее, вообще молчу. А где, позвольте спросить, камень для жертвоприношений? Ну и какое же это Игбоду? Как-то иначе я себе представлял место для исполнения неких религиозных ритуалов. Где хоть какие-нибудь атрибуты⁈ Кости жертвенных животных, куклы Вуду, кострище, в конце концов? Впрочем, это я хватил, это уже из другой оперы…
— Ну? Видишь что-нибудь? — вопросительно вздёрнул бровь Дьогу, когда я, насмотревшись на окружающие «красоты», недоуменно на него уставился, мол, ну и чего?
— Не-а, — мотнул я головой. — А должен?
— Если не приврал про Эшу на острове, то да! — заверил меня местранду. — Давай, колись!
— Да нет здесь ничего! — возмутился я. — Земля утрамбованная, да световой круг в центре! Просто поляна в джунглях! Вы тут тренируетесь, что ли?
— Это место не предназначено для учёбы, — в свою очередь помотал головой Дьогу. — Оно для инициаций. А также для общения с Эшу и Ориша, место, где пересекаются Миры — ИколеА́йе и ИколеО́рун. Видимая и невидимая реальности. И здесь Эшу могут наблюдать за игроками в капоэйру, воздавая им по заслугам!
— Хм… прикольно! А когда здесь обычно движняк бывает? — заинтересовался я. — Вот бы посмотреть!
— Жога обычно происходит на закате, в то время, когда день превращается в ночь, и Миры проникают друг в друга!
— Так темно же! — удивился я. — А где костры жжёте⁈ Что-то не наблюдаю подпалин! Неужто в бочках? А они тогда где⁈ Тоже не нахожу!
— И не найдёшь, — усмехнулся Дьогу. — В них нет необходимости. Но только для тех, кто умеет не просто смотреть, но видеть.
— Что-то ты прямо как Пепе заговорил! Ну, новый эскучар эспиритус «аграриев»! — пояснил я, уловив недоумение во взгляде местранду. — Помнишь, тип, которого я в финале «тёмных лошадок» заломал?
— Нет, я с ним не настолько хорошо знаком, — поморщившись (мне даже показалось, что брезгливо), признался Дьогу. И снова принялся нудеть: — И тем не менее! Что-то же ты должен видеть?
— Ты хоть намекни, из какой оперы! — совершенно справедливо возмутился я.
— Не могу, камара Энрике! Этим я способен тебе навредить.
— Типа, подскажешь, и получится, что я не прошёл инициацию? — хмыкнул я.
— И ничего смешного! — отбрил меня тренер. — Ну-ка, говори, что видишь!
— Статику! — рыкнул я, потеряв терпение. — Вон, искрят между деревьями! И в кронах! Такое ощущение, что это не просто дуговые разряды, а энергия по невидимым проводам течёт! А ещё… гудит! — прислушавшись, с удивлением заключил я. — И на голову давит… блин! Дьогу, ты куда меня привёл? Да тут же напряженность электромагнитного поля зашкаливает! Хуже, чем в аппарате МРТ! Вы охренели, в таком месте тусоваться⁈ Здоровье лишнее, типа⁈
— Значит, видишь! — в пику моей реакции удовлетворённо потер руки Дьогу. — Что ж… видит Бог, я этого не хотел… думал, рановато тебе ещё…
— Эй, ты чего там бормочешь? — насторожился я.
— … да и местре Арунья идею не поддержал…
— Дьогу? Амиго, ты чего?..
— Ладно! — встрепенулся тот. С силой провёл ладонями по лицу, потом выдохнул… и зашёл издалека: — А что ты, амиго Энрике, знаешь про кандомбле?
Фига себе! Вот уж чего-чего, а такого я от Дьогу не ожидал! Ну не похож он на бродячего проповедника! А от этой его фразы за версту повеяло откровенным миссионерством. С поправкой на особенности продвигаемого культа, конечно. Чёрт… только условных «свидетелей Иеговы» местного розлива мне и не хватало!
— Э-э-э… в каком смысле? — попытался отмазаться я, но не очень убедительно.
— В сугубо теоретическом, — поспешил успокоить меня Дьогу. — Откуда взялась, кто исповедует… во что верят последователи?
— Да не сказать, чтобы прямо много, — замялся я, — хотя Секейра…
— Капитан Секейра! — сверкнул глазами мой приятель.
— Ну да, ну да, капитан! — отмахнулся я. — В общем, дон Педру мне почти неделю вечерами по ушам ездил, пока мы из Порто-Либеро в Бейра-ду-Сеу добирались. Но он, как бы тебе попроще сказать…
— Байки травил, — подсказал Дьогу.
— Именно! И бесконечные анекдоты. А уж если дон Примейру присоединялся…
— Всё, понял, понял! — отгородился от меня ладонями Маседа. — Ладно… тогда начнём с небольшой просветительской лекции.
— А может, не надо? — напрягся я.
— Надо… Энрике! Надо!
Ф-фух! А я уж подумал, что он сейчас ляпнет «Федя»! И вот тогда бы я реально ох… — отставить! — изумился.
— Да ты не переживай, я про истоки веры тебя грузить не стану, — заверил Дьогу. — Просто надо заранее кое-что прояснить. Так скажем, специфику кандомбле именно тут, на Роксане. И в первую очередь, как это учение здесь вообще появилось.
— Полагаю, завезли бразильерос? — заломил я бровь.
— Не-а.
— Только давай не вешай мне лапшу на уши, что ваша кандомбле — тоже особенная, ни на что не похожая!
— Ну почему же? Именно кандомбле, со всеми присущими ей особенностями… и кое-чем ещё, — снова напустил таинственности Дьогу. — Но, как ты выразился, завезли её вовсе не бразильерос. Учение нашего дома — террейру — произошло от кубинской сантерии, или, как они сами говорят, лукум и — родственной, но не полностью идентичной религии. И завез его сначала на Роксану, а потом и на острова падрину Жайми… ну, то есть Хайме Каньярес, наш…
— … только не говори, что это мэр! — скривился я, как от зубной боли.
Реально, вот ведь прикол будет, если и в Бейра-ду-Сеу городской глава ещё и неформальный лидер! Пусть и религиозный, а не криминальный, как кое-где. Не будем показывать пальцем.
— Он и есть, — кивнул Дьогу. — Глава всех сантеро островов. Чего, ты думаешь, он уже третий срок мэр? От самого основания города? А вот на материк его власть не распространяется. К сожалению.
— Н-да… везде одно и то же.
— В смысле?
— Коррупция, — пояснил я. — На какой основе — не суть. Важен сам факт. Рука руку моет, вась-вась, баш на баш, все дела.
— Вот всё, что после факта, вообще не понял! — признался Дьогу.
Ну ещё бы он понял! Я же этим исконно русским понятиям аналогов ни в английском, ни в интере, ни уж тем более в испанском или португальском подобрать не смог. А потому и озвучил на языке родных осин.
— В общем, неофициальные отношения, основанные на взаимной выгоде, всегда главнее официально-показушных, — развил я мысль.
— Ну да, — пожал плечами мой приятель, — а покажи, где иначе?
— Нигде, — вздохнул я. — Но мы отвлеклись. Ты про возникновение кандомбле рассказывал.
— Да, точно! В общем, мы, бразильерос, да и кубаньерос тоже, как этнос сложились именно на религиозной основе.
— Так вы фанатики-мракобесы, что ли⁈ — разочарованно протянул я.
Всю жизнь, блин, мечтал в секту попасть! Буквально спал и видел, хе-хе.
— Ну, не до такой степени… — смутился Дьогу. — Но да, вынуждены были покинуть Порто-Либеро и его окрестности именно из-за разночтений в вопросах веры. Что характерно, католической.
— А поначалу, получается, там жили? — пропустил я мимо ушей последнюю сентенцию.
По той простой причине, что тут и уточнять нечего — что латиносы, что бразильерос с кубаньерос вкупе те ещё затейники! А ведь чисто формально что те, что другие — добрые католики! Просто у одних католическое учение дополнено культом Санта Муэрте… плюс вера в неких Духов гор, ретранслируемая через эскучар эспиритус, а у вторых — той самой кандомбле-лукуми и верой в… ну, чисто технически тоже в духов — Эшу и Ориша. И уж не в этом ли обстоятельстве кроется корень проблемы? Вон как Дьогу поморщился, когда я Пепе припомнил! Впрочем, такие вещи в лоб не спрашивают, тут лучше издалека зайти. Как я, собственно, и поступил.
— Ну да! — подтвердил моё предположение Маседа. — Куда ж ещё деваться, если у корпов не прижился? Только в Порто-Либеро! Ну а потом падрину Жайми указал нам Путь! А местре Арунья… ну, скажем так — конкретное направление. Куда нужно приложить усилия.
— Слушай… а откуда вас… ну, бывших бразильцев с кубинцами, на Роксане столько взялось? — наконец, облёк я во внятную форму давно вертевшийся на языке вопрос. — Вроде же эти страны в самостоятельной космической экспансии не замечены? Понимаю, Латинская конфедерация! Ее хотя бы Штаты тянут. Но чтобы прямо вот так, национальными анклавами где-то селились? И кто? Португалоязычные бразилы и коммунисты с Кубы⁈ Отщепенцы⁈ В смысле, по логике конфедерации?
Не единственные, кстати, если современную политическую карту Южной Америки вспомнить. В собственно конфедерацию, помимо Мексики, входят страны Карибского бассейна — Венесуэла с Колумбией с прочей мелочёвкой, да всё западное побережье вплоть до самой южной оконечности материка. То есть, по факту, Горный Запад. Ну а Равнинный Восток, сиречь те территории, что тянутся от восточных же склонов Анд и до Атлантики — самостоятельные игроки. По той простой причине, что ни Парагвай с Уругваем, ни, тем более, Аргентину бразильцы себе на шею сажать как-то не торопятся.
— Ну вот ты сам и ответил на свой вопрос, — усмехнулся мой приятель.
— Какой из? — не повёлся я.
— Про национальные анклавы. Кушать, понимаешь ли, всем хочется, так что и наши вербуются в сектор конфедерации. А потому что куда ещё? К штатовцам не пролезешь, там своих хватает. К русским с китайцами? К европейцам? Это ж на другом конце света! Юго-Восточная Азия? И как ты себе это представляешь? Вот и приходится идти на поклон к конфедератам. Правда, явление это не столь массовое, как в регионах Иберо-Америки. Строго говоря, мы в космос попадаем по остаточному признаку, потому что отсев. Нас, бразильерос, по языковому признаку, а кубаньерос — по идеологическим соображениям. При прочих равных, конечно же.
Ага, ага! Как говорится, за что боролись, на то и напоролись — вот даже не сомневаюсь, что бразильцы с остальным югом Равнинного Востока из-за языка не контачат.
— И тем не менее, народ в колониях есть! — парировал я.
— Ну да. В самых задницах космоса.
— То есть в таких местах, которые даже для латиносов из беднейших стран слишком? — не поверил я своим ушам.
— Именно. Любое их отребье властям ближе — ведь на одном языке говорят! — едва удержался, чтобы не сплюнуть под ноги, Дьогу. — Как выражаются наши братья-кубаньерос, звериный оскал капитализма!
— Ну да, есть такое, — невольно припомнил я собственные злоключения. — Ладно, это в колониях в целом. А здесь, на Роксане, вы откуда?
— Известно откуда, — снова пожал плечами Дьогу. — Оттуда же, откуда и все остальные. Вербовщики корпорации поработали.
— Да ладно! То есть… все, кто живёт в Порто-Либеро, плюс вы, островитяне, да и «дикие» — это всё трудовые мигранты? — дошло до меня. — Но вы же не из Латинской конфедерации? Кубинцы ещё ладно… но бразильерос?
— Так ты тоже! — пригвоздил меня Маседа убийственной логикой. — Но, тем не менее, на Роксане оказался!
— Я исключение из правил! — без лишней скромности заявил я. — Как и прочие мои немногочисленные соотечественники. А в основном в корпорации англосаксы и японцы. Европейцы ещё нередко попадаются. Но подавляющее большинство всё же выходцы из конфедерации. Дешёвая рабочая сила.
— Не, не все, — поправил меня Дьогу. — Примерно треть по-настоящему местные, они уже здесь, на Роксане, родились. Это те, кому пятнадцать-шестнадцать и меньше. А вот мои ровесники с родителями в раннем детстве на Роксану попали. И тут выросли.
— Слушай! Это же такой масштаб! — в очередной раз поразился я. — Получается, людей сюда десятками тысяч завозят⁈
— Ежегодно, — подтвердил мой приятель. — Ну а чему ты удивляешься? С тобой, к примеру, сколько рекрутов прилетело?
— Пятьсот человек, — припомнил я. — И это только на «Альберте Эйнштейне»! Даже если такая смена раз в месяц…
— Как правило, раза два. А иногда, при ротации, и три.
— То есть от тысячи до полутора тысяч рыл ежемесячно сюда, — прикинул я, — и столько же отсюда?
— Нет. Отсюда столько не улетает. Примерно две трети из числа рекрутов оседают здесь, в колонии. Так что по притоку населения планеты извне баланс положительный, камара Энрике! — окончательно добил меня Дьогу.
Ну да, и не поспоришь. Хоть по нижней планке бери (двенадцать тысяч в год сюда, и только четыре отсюда — уже плюс восемь как с куста!), хоть по верхней (там вообще плюс двенадцать) — а, как ни крути, в районе десяти тысяч новых ртов ежегодно прибывает… и это без учёта естественного прироста населения за счёт детей «местных»! А ведь наверняка ещё есть «нелегальные мигранты», что добираются на кораблях контрабандистов! За примером далеко ходить не надо — Карлос с Бенитой однозначно из их числа. И они вообще никакому учёту не поддаются! Ну и чему я тогда удивляюсь? Да только за те семнадцать лет, что существует концессия, одни лишь корпы на Роксану под двести тысяч человек завезли! То есть с концами, из тех, что на планете обосновались. И везут поныне. Поневоле тут задумаешься о расширении ареала обитания! Так что дона Хайме со товарищи вполне можно — и нужно! — понять и простить.
— Чёрт…
— А ты не в курсе, что ли? А, камара Энрике?
— Вот представь себе! А почему обратно не улетают, когда контракт отработают? — снова задумался я. — Не знаешь?
— Ну, за всех не поручусь, но большинство остаётся в колонии, потому что на родине условия для жизни гораздо хуже, чем на Роксане, — буднично пояснил мой приятель. — Поэтому возвращаются только те, кому есть, куда. И зачем. А из тех, что остаются, примерно четверть приживается в корпорации — получают тёплые местечки, обзаводятся хозяйством и семьями…
— А остальные — к вам бегут?
— Не то, чтобы прям вот бегут… я имею в виду, не от хорошей жизни. И без удовольствия. Они скорее вынуждены… — Дьогу ненадолго задумался, но вскоре продолжил откровенничать: — Корпы не очень-то стремятся лишних людей себе на шею сажать, и поэтому не позволяют зарождаться стихийным поселениям вблизи своих промышленных объектов. Мэйнпорт с его «фавелой» исключение. Так что вариантов обычно три: либо прижился в корпорации, либо отработал и свалил обратно домой — но дураков мало, либо… вали к «местным», а на объектах корпорации не задерживайся!
— То есть не зря «дикие» на корпов зуб имеют…
— И ещё какой! Но там и другие причины есть. Я не очень в курсе, какие именно! — заранее отпёрся Дьогу. — На этот счёт тебе лучше с эскучар эспиритус поговорить. А я с ними дело иметь категорически не желаю.
— Ладно, замнём для ясности… — не стал я настаивать. — А что за места такие ужасные, где народ на работу вербуют? Ну, то есть, где условия ещё хлеще, чем на Роксане?
— Да много где! — закатил глаза Маседа. — Считай, вся Латинская конфедерация! В смысле, её колонии. Клара, Лурдес, Фелисидад… последняя вообще промышленный ад, одни только заводы металлургические, да шахты! И всё это под куполами! Платить приходится буквально за всё, даже за воздух! Как думаешь, сколько желающих туда вернуться?
— Немного?
— Угу. И уж всяко лучше перебраться к «местным» в Порто-Либеро, если корпам ко двору не пришёлся, чем обратно на Фелисидад!
— Плюс «грубияны» гребут молодых и здоровых, не обременённых семьями, — припомнил я личный состав рекрутов с «Альберта Эйнштейна». — А им вообще не улыбается возвращаться в такую задницу!
— Это сейчас корпы стали такие умные, — поправил меня Дьогу. — А раньше, ещё до них, когда только колония была, наоборот, заманивали семейных и желательно с детьми. Моя семья так на Роксану и попала. Отец, мать, и я с младшими — сестрой и братом. Сказать, откуда?
— Сделай одолжение.
— Жоаинья.
— И?..
— Не бывал там?
— Да каким это образом? Я же из РКА! А это противоположный сектор освоенного космоса! Да и кто бы меня туда пустил? Там же закрытые системы в большинстве своём!
— А ты не задумывался, почему они закрытые?
— Видимо, есть причины, — пожал я плечами.
— И ещё какие! Я с этой проклятой Жоаиньи пятилетним свалил, но очень хорошо помню, как мы там жили! Вернее, существовали. Помнишь Фелисидад? «Счастье»! Охренительное, кстати! А наша Жоаинья — вообще «милость бога»! Так вот, к чертям такую милость! Даже здесь, на островах, выжить гораздо проще. А мы, к тому же, уже и не выживаем, а вполне себе нормально живём!
— Да я уж вижу! — поддакнул я приятелю. — Вон, уже до развлечений дозрели! А это, уж поверь, показатель.
— Вот-вот! Но далось это всё нам нелегко. Уж поверь, камара Энрике!
— Верю. Но… скажи мне ещё одно, Дьогу.
— Да?
— А почему вы не передрались? Что удержало?
— Эшу, — пожал плечами Маседа. — Им не нравятся дрязги.
— Точно им? Или, может, падрину Хайме?
— А есть разница?
Хм… вот это и называется — приплыли! Точно, фанатики-мракобесы! Н-да… представляю, как у меня сейчас физиономию перекосило — вон, даже Дьогу впечатлился. Ну и что делать? Развернуться и уйти? И забыть всё, как страшный сон? Уж до конца контракта как-нибудь дотяну. А Монти наплету какой-нибудь фигни. Хрен с ней, со сделкой. Обойдусь. Не был никогда олигархом, ну и нечего начинать…
— Похоже, тебя по-прежнему терзают сомнения, — ожёг меня проницательным взглядом Маседа. — Что ж… тогда остаётся ещё один способ. Сугубо практический.
— И? — невольно заинтересовался я. — Что нужно делать?
— Да ничего особенного! — отмахнулся местранду. — Давай поиграем?