Упрямый хранитель

Глава 12

Кроме бутылочки для магического накопителя я купил в лавке бутылку хорошего сухого вина и твердый сыр из козьего молока с одной из окрестных ферм.

Подумав, я взял еще кольцо краковской колбасы. Пахла она восхитительно, и я решил наконец-то попробовать это чудо. Конечно, в гости к девушке не принято ходить с колбасой. Но кто сказал, что нужно все время поступать так, как принято?

Допив кофе, я вежливо попрощался с хозяином. Взялся за ручку двери, привычно зажмурился, представил себе дом Елизаветы Федоровны и шагнул вперед.

За последние дни я уже привык мгновенно перемещаться из одного места этого мира в другое. Если чудо случается слишком часто, то оно перестает казаться чудом.

Но видимо в этот раз я не слишком сконцентрировался. Потому что вместо коридора возле библиотеки попал прямо в мастерскую Елизаветы Фёдоровны. А может быть мысль о гипсовых масках, которая прочно засела в моем сознании, перевесила все остальные мысли.

Сообразив, куда попал, я удивленно хмыкнул.

— Пожалуй, в следующий раз нужно сосредоточиться получше, иначе вместо нужного места я рискую попасть, например в особняк моего отца. Моё неожиданное появление его, конечно, удивит, но вряд ли обрадует.

На одной из полок стояла большая глиняная чашка, та самая, которую Елизавета Фёдоровна лепила в прошлый раз. Чашка уже была покрыта блестящей глазурью. Девушка обожгла ее в печи. Елизавета Федоровна не стала раскрашивать чашку, и это мне понравилось. Обожженная глина сама по себе выглядела очень приятно. Чашку так и хотелось взять в руки.

Не удержавшись, я щелкнул ногтем по краю чашки, и она ответила тонким чистым звоном.

Оглядевшись, я заметил, что на длинном столе, который стоял возле стены, порядком прибавилось фигурок. Видно, Елизавета Федоровна занималась лепкой каждый день.

Подойдя ближе, я с интересом склонился над фигурками.

Ага, вот и мальчишка, который швырял в нас камнями. На его лице я разглядел плутовато-восторженное выражение.

А вот и мой жеребец Мальчик. Точно таким я видел его на ипподроме, когда он легко летел по скаковому кругу, не касаясь копытами земли. Рядом с мальчиком я заметил загадочную фигуру туннелонца в длинном черном плаще с капюшоном. Елизавета Фёдоровна никогда не видела туннелонцев, но я много рассказывал ей об этом удивительном народе.

Ещё бы, ведь туннелонцы потратили несколько веков на то, чтобы найти Огненного Скакуна. Сейчас они всё ещё трудились в подвале алхимической мастерской на Правом берегу, отдыхая и набираясь сил перед дальнейшими странствиями.

Над столом висела длинная полка, задернутая простой холщовой занавеской. Других занавесок в мастерской не было, как не было и шкафов. Разумеется, мне сразу же стало любопытно. Осторожно приподняв занавеску, я заглянул туда и застыл от удивления.

На этой полке тоже стояли глиняные фигурки, но они совсем не были похожи на другие работы Елизаветы Федоровны. Куда больше эти фигурки напомнили мне маски в мастерской скульптора Померанцева. Фигурки застыли в характерных позах, выражающих ужас, боль, отчаяние и бессилие.

Они были не очень похожи на живых людей, и тем не менее я узнал их все до единой.

Вот Юрий Горчаков.

Именно таким отчаявшимся я запомнил его в тот день, когда арестовал в мастерской артефактора Гораздова.

Вот купец Сойкин.

Он торговал запрещенными зельями и угодил в камеры Тайной службы.

Рядом с ним стояла фигурка потомка опальных князей Гостомысловых. Этот князь тайком и без разрешения вернулся в столицу и служил артистом в Старом Театре.

Вот погибший на Шепчущем мосту граф Мясоедов. Он надменно вскинул голову, как будто и сейчас не верил в свою гибель.

А вот фигурка управляющего князей Сосновских. В отличие от других эта фигурка не стояла, а лежала на спине, раскинув руки. Я живо вспомнил управляющего Карла Гроссмана, который стрелял меня в Сосновском лесу, а через минуту и сам погиб.

Но больше всего меня поразила фигурка Юрия Андреевича Стригалова. Темный маг сидел за своим письменным столом. На его лице навеки застыло ироничное выражение, а запястья рук охватывали крошечные кандалы.

Фигурки выглядели совершенно живыми, а еще от них явственно тянуло той же холодной магией, что и от гипсовых масок, которые делал Померанцев.

Мой магический дар шевельнулся в груди, и я недоуменно нахмурился. Две истории, которые до сих пор шли параллельно, внезапно пересеклись.

В этих фигурках и в гипсовых масках на стене мастерской Померанцева я увидел что-то общее. Они явно были связаны друг с другом.

Покачав головой, я не стал задергивать холщовую занавеску. Наоборот, сдвинул ее так, чтобы на фигурки из окна падал свет закатного солнца. А затем послал зов Елизавете Федоровне:

— Александр Васильевич, где вы? — сразу же откликнулась девушка. — Я жду вас возле библиотеки.

— В этот раз магия сработала не совсем так, как предполагалось, — сказал я. — Она забросила меня в вашу мастерскую. Вы можете прийти сюда?

— Конечно, — радостно ответила девушка.

Меньше чем через минуту она появилась на пороге мастерской.

Сразу же заметив отдернутую занавеску, Елизавета Федоровна густо покраснела.

— Простите, что я вошёл сюда без вашего разрешения, — сказал я. — Поверьте, это вышло случайно. И также случайно я обнаружил вашу тайну.

Я кивком указал на уродливые фигурки.

Елизавета Федоровна опустила глаза.

— Да, я не хотела, чтобы вы об этом знали, — еле слышно сказала она. — Я надеялась, что это пройдет, но оно все не проходит и не проходит.

— Так расскажите сейчас, — предложил я. — Если уж я все равно все знаю, то, может быть, у меня получится вам помочь хотя бы советом.

— Я расскажу, — не поднимая глаз, кивнула Елизавета Федоровна. — Дело в том, Александр Васильевич, что иногда мне становится очень тоскливо. Сердце начинает болеть, а еще меня одолевают сомнения. В такие минуты, я думаю, что никогда не смогу справиться со своим магическим даром.

Чтобы прогнать эти мысли, я прихожу сюда и леплю злодеев из тех историй, которые вы мне рассказывали. Делая это, я как будто выгоняю из себя все плохое, и тогда мне становится легче.

— Вижу, вам неприятно об этом говорить, — заметил я.

— Вы правы, — по-прежнему не глядя на меня, кивнула Елизавета Елизавета Фёдоровна. — Неприятно чувствовать себя слабой и беспомощной. Но я обязательно справлюсь с собой, Александр Васильевич. Даже не сомневайтесь. По-другому и быть не может.

Девушка говорила очень уверенно. Но я заметил, что её пальцы слегка дрожат. Нервы Елизаветы Федоровны были взвинчены. По-хорошему, девушку нужно было бы успокоить, а не пугать еще больше.

Но и промолчать я не мог. Уродливые фигурки, которые лепила Елизавета Федоровна, были слишком похожи на маски в мастерской Померанцева и могли таить в себе такую же опасность.

Но прежде чем начать серьезный разговор, я решил помочь девушке немного успокоиться. И очень кстати вспомнил про магический накопитель, который Сева Пожарский просил меня наполнить магией времени.

— Вы знаете, что это такое? — спросил я, показав Елизавете Федоровне пустую бутылочку, которую приобрел в лавке.

— Конечно, — кивнула Елизавета Федоровна, — это магический накопитель.

— Пустой магический накопитель, — с улыбкой уточнил я. — Именно по этому делу я к вам и пришел. Мне нужно, чтобы вы зарядили эту бутылочку магией времени.

— Конечно, Александр Васильевич, — сразу же согласилась Молчанова.

Она не спрашивала меня, зачем мне накопитель времени, но я все-таки объяснил:

— Я отдам этот накопитель Севе Пожарскому, а он встроит его в какой-то немыслимый артефакт. С этим артефактом он надеется выиграть конкурс мастеров.

Елизавета Федоровна послушно улыбнулась.

Она взяла бутылочку в руки и закрыла глаза. Почти сразу я почувствовал, как время в мастерской стало вязким. Это продолжалось несколько секунд, а затем все стало, как обычно.

— Готово, — сказала Елизавета Федоровна, отдавая мне бутылочку.

— Благодарю вас, — улыбнулся я, затем аккуратно заткнул бутылочку пробкой и спрятал в карман.

Между делом я снова задернул полку занавеской. Казалось, Елизавете Федоровне стало легче, когда жуткие фигурки скрылись с ее глаз.

— Давайте прогуляемся, — предложил я девушке, — В первый раз вы показали мне не все ваше поместье. Мы не успели побывать на лугу, а ведь там пасется замечательная рыжая корова, и я просто обязан посмотреть на нее поближе.

Елизавета Федоровна с облегчением улыбнулась.

— Я буду счастлива сопровождать вас на прогулке, Александр Васильевич, — стараясь попасть мне в тон, ответила она.

Мы неторопливо шли по лугу.

Скошенная и уже успевшая отрасти трава цеплялась за шнурки моих ботинок. Елизавета Федоровна держала меня под руку. Впереди бежала лохматая собака, принадлежавшая местному сторожу. Собака то и дело останавливалась и оглядывалась на нас, затем громко лаяла, просто так, от избытка чувств.

— Сегодня таинственная история с домовым получила неожиданное продолжение, — сказал я.

— Вам удалось его увидеть? — сразу же спросила Елизавета Фёдоровна.

— И не только увидеть, — улыбнулся я, — нам с Мишей Кожемяко удалось попасть в его магическое пространство и поговорить с домовым.

Глаза Елизаветы Федоровны немедленно вспыхнули любопытством.

— Расскажете? — попросила она.

— С удовольствием, — рассмеялся я.

Затем свистнул собаке, которая гигантскими прыжками гонялась за взлетевшим с луга длинноносым куликом. Собака остановилась, затормозив всеми четырьмя лапами и навострив уши. Кулик насмешливо свистнул и скрылся за деревьями.

— Знаете, это оказался очень угрюмый и нелюдимый домовой, — сказал я.

— А почему? — удивилась Елизавета Федоровна, — домовые ведь всегда живут рядом с людьми, как они могут быть нелюдимыми?

— Все дело в характере владельца дома, — объяснил я. — Дело в том, что этот домовой десять лет прожил рядом с человеком, который скрывался от людей. Этого человека мучили угрызения совести. В молодости он совершил плохой поступок и всю остальную жизнь мучился чувством вины.

— Это ужасно, — побледнев покачала головой Елизавета Федоровна. — Не представляю, как можно несколько лет жить с такой тяжестью на сердце.

— Такое случается, — кивнул я, — а этот человек к тому же сам утяжелил свой груз. Я ведь говорил вам, что господин Померанцев был скульптором? Его чувство вины требовало выхода, и Померанцев нашел выход в том, что начал изготавливать жуткие гипсовые маски. Он делал копии собственного лица, искаженные страданиями. Этими копиями он увешал все стены в своей мастерской, как будто сам хотел напомнить себе о своих мучениях.

— Какой ужас! — покачала головой Елизавета Федоровна.

— Наверное, Померанцев, точно так же, как и вы, пытался выгнать из себя всё плохое. Но дело в том, что это ему нисколько не помогло. Наоборот, чем больше он думал о плохом, тем больше этой дряни скапливалось в его душе. Я так понимаю, что, в конце концов, именно она его и доконала.

Елизавета Фёдоровна молчала. Я взглянул на неё — девушка шла рядом со мной, низко опустив голову.

— Я не хотел огорчать вас, Елизавета Федоровна. Надеюсь, вы понимаете, зачем я рассказал вам эту историю?

— Да, я понимаю, — кивнула девушка. — Я больше не буду делать эти отвратительные фигурки. Если мне снова станет плохо, я постараюсь вспомнить о чем-нибудь хорошем.

Она едва заметно улыбнулась, и мой магический дар осторожно встрепенулся в груди.

Я удивленно нахмурился. У меня было четкое ощущение, что дар отреагировал именно на улыбку Елизаветы Федоровны.

— Скажите-ка честно, у вас есть еще какой-нибудь способ справляться с плохим настроением? — прямо спросил я.

Молчанова удивленно посмотрела на меня и покраснела.

— Как вы догадались, Александр Васильевич?

— Догадался о чем? — улыбнулся я.

Девушка помолчала, кусая губы, а затем решилась.

— О моих записях, конечно.

— Хотите верьте, хотите нет, но я спросил наугад, — признался я. — Так что это за записи?

— Вы поймали меня, Александр Васильевич, — смущенно улыбнулась Молчанова. — Я должна вам признаться, что записываю все магические истории, которые вы мне рассказываете.

— Это часть вашей работы с магическим даром? — догадался я. — Ну, конечно!

— Да, — кивнула Елизавета Федоровна. — Помните ту историю про Летописца, которую рассказывал нам Набиль? Я никак не могу выбросить ее из головы. Мне все время кажется, что мы с летописцем чем-то похожи.

Я покачал головой.

— Ничего удивительного. У вас родственный магический дар. Значит, вы тоже решили записывать удивительные магические истории и таким образом наладить отношения со своим даром?

— Да, — призналась Елизавета Федоровна. — Хорошо, что вы все понимаете правильно. Только дело в том, что со мной ничего удивительного не происходит, поэтому я записываю то, что рассказываете мне вы. И, честно говоря, немножко фантазирую.

Мой магический дар снова шевельнулся в груди. Было в словах девушки что-то очень важное, что-то такое, на что мне нужно было обратить внимание.

— Это очень интересно, — задумчиво сказал я. — Елизавета Федоровна, вы покажете мне эти записи?

— Конечно, — покраснела девушка. — Я не один раз хотела показать их вам, но не решалась.

— Тогда давайте вернемся в дом, — предложил я. — У меня есть предчувствие, что я должен увидеть ваши записи как можно скорее.

Мы вернулись в дом.

— Подождите, пожалуйста, в гостиной, Александр Васильевич, — попросила Молчанова и исчезла за дверью.

Я присел на старый мягкий диван. От него едва заметно пахло пылью.

На стене мерно тикали часы с гирьками на толстых цепочках. Глядя на них, я вспомнил напольные часы в доме Померанцева. Рядом с теми часами находился вход в магическое пространство.

Через минуту Елизавета Федоровна вернулась и протянула мне толстый блокнот в простой картонной обложке. Кажется, я уже видел у нее этот блокнот в те дни, когда она жила в моем доме. Елизавета Федоровна отдала мне блокнот.

— Пока вы читаете, я распоряжусь насчет ужина, — сказала она и снова исчезла.

Я открыл блокнот и увидел, что все страницы в нем плотно исписаны мелким аккуратным почерком. Я начал читать, сначала медленно, недоверчиво хмурясь, а потом все больше и больше погружаясь в историю.

Елизавета Федоровна писала удивительно легко, и передо мной как будто сами собой, разворачивались события последних месяцев.

История о потерянном даре Ивана Горчакова сменилась историей про Огненного Скакуна и магический эликсир сущности.

Улыбаясь своим воспоминаниям, я прочитал историю о сноходце Савелии Куликове, затем добрался до происшествия на Шепчущем мосту.

Елизавета Фёдоровна не просто записала эти истории. Она рассказала их совсем по-другому. В них стало гораздо больше магии, чем было на самом деле. В изложении Елизаветы Фёдоровны эти истории больше напоминали волшебные сказки, чем реальные происшествия.

Я и себя-то едва узнал. Елизавета Фёдоровна описала меня как загадочное магическое существо, для которого нет тайн в окружающем мире, и ни разу не упомянула мое имя. Я одобрительно кивнул. У девушки был удивительный талант замечать только самое важное, отбрасывая все несущественные подробности.

Время шло незаметно, а я все переворачивал страницу за страницей и, наконец, дочитал до конца. Задумчиво закрыв блокнот, я только тогда понял, что мой магический дар давным-давно подает мне знак.

Я вспомнил свиток, который показал мне Библиус. В этом свитке была записана легенда про старого мага. Его магический дар усиливался по мере того, как росла его известность.

Вот оно, понял я. Именно это может помочь Елизавете Федоровне.

Эти удивительные истории наверняка понравятся людям. Если опубликовать их, это придаст девушке сил, и ей будет легче договориться со своим магическим даром.

У меня не было никаких доказательств моей правоты, Но я мгновенно принял решение и тут же понял, что оно правильное.

Затем мы ужинали в маленькой уютной столовой. За окнами стемнело. На столе в старинных подсвечниках тихо потрескивали свечи. Я разливал по бокалам красное вино. При свете свечей оно отливало темным рубином.

— У вас изумительно получается сочинять истории, Елизавета Федоровна, — задумчиво сказал я. — И знаете, мне кажется, это выход для вас.

Глаза девушки вспыхнули надеждой. А, может быть, просто огоньки свечей отразились в них.

— Что вы имеете в виду, Александр Васильевич? — спросила она.

— Эти истории непременно должны найти своих читателей, — объяснил я. — Если вы позволите, я возьму этот блокнот с собой. Вы ведь знаете господина Черницына?

— Конечно, — улыбнулась Елизавета Федоровна, — я даже писала о нем в одной из историй.

— Ну вот, — кивнул я. — С вашего позволения я отдам этот блокнот ему, и мы напечатаем несколько ваших историй в его газете.

— Вы уверены, что нужно это делать? — засомневалась Елизавета Федоровна.

— Абсолютно уверен, — серьезно ответил я. — Вспомните, вы ведь когда-то хотели работать репортером. Вот, таким непостижимым образом ваша мечта сбудется. Мой магический дар говорит мне, что это правильное решение. Я предлагаю довериться магии, Елизавета Фёдоровна.

— Хорошо, — кивнула Молчанова. — Я очень благодарна вам, Александр Васильевич. Просто мне страшно.

— Это нормально, — успокоил я её. — Когда начинается новая жизнь, всегда бывает страшно. Потом это пройдёт.

Вглядевшись в лицо Елизаветы Федоровны, я заметил, что она побледнела.

— Вам нехорошо? — догадался я.

— Да, — чуть слышно ответила Елизавета Федоровна.

Я понял, что девушка уже давно держится из последних сил. И это именно из-за моего присутствия. Все-таки мой магический дар был слишком сильным, и девушка не могла долго выдержать разговор со мной.

— Кажется, я загостился, — сказал я, решительно поднимаясь из-за стола. — Елизавета Федоровна, не нужно меня провожать. Отдыхайте, я очень скоро с вами свяжусь.

— Обещаете? — спросила Елизавета Федоровна.

— Обещаю, — твердо кивнул я.

Привычно зажмурился, толкнул дверь столовой и мгновенно оказался на крыльце своего особняка. Вокруг тихо шелестел ночной сад, в парке за оградой таинственно цокала какая-то ночная птица.

Несколько минут я стоял, наслаждаясь прохладным свежим воздухом. Затем открыл дверь своего дома и с облегчением увидел хорошо знакомую прихожую и лестницу, которая вела на второй этаж.

В доме было тихо. Игнат и Прасковья Ивановна уже спали.

— Здравствуй, — мысленно поприветствовал я дом. — Вот я и вернулся.

Дом ответил мне тёплым ментальным импульсом.

— Не зажигай свет, — предупредил я его. — Не хочу тревожить Игната и Прасковью Ивановну.

Я ощупью поднялся на второй этаж и сразу прошёл свою спальню. Положив блокнот на тумбочку рядом с кроватью, я разделся и залез под одеяло. После трудного дня сон навалился на меня почти мгновенно, и я нырнул в него глубоко-глубоко.

Я не запомнил, что мне снилось. В какое-то мгновение сквозь сон мне почудилось, будто кто-то осторожно скребется в дверь моей спальни. Но я не смог проснуться, чтобы впустить гостя.