Проснулся под утро, всё в том же сарае, выбивая зубами чечётку, вот только рубаху хоть выжимай от пота. Весь ночь за мной гонялись космические пираты и терминаторы, требуя отдать миелофон, а мы с Алисой от них убегали. Хотя в моём сне Алиска расцвела, приобретя нужные формы и размеры повзрослевшей Наташи Гусевой, и уже не выглядела как девчонка из фильма «Гостья из будущего». Так что никакой пошлятины и набоковщины, одна сплошная большая и чистая любовь на сеновале американского ранчо. С любовью нас обломал злобный Терминатор, который почему-то охотился за Алисой, перепутав её с Сарой, так что снова пришлось удирать. Шварца, в конце концов, застрелил охотник на терминаторов — Весельчак Невинный из бластера, который считал нас своей добычей. Но миелофон мы ему всё равно не отдали а угнали от него на «Харлее», причём Алиска была за рулём, а я держался за её талию, ну и не только за талию, а иногда и за упругую грудь. Потом у нас кончился бензин и мы снова спрятались. На сей раз в уютном мотеле «Медовый месяц», а на самом интересном месте меня разбудили…
— Рота подъём! — услышал я знакомый возглас. Открыв глаза, не сразу пришёл в себя, туго соображая, где я нахожусь. Видимо какой-то чудак на букву «мэ» прикололся, так как меня уже давно так не будили, да и не меня одного, потому что в шутника полетели подушки, сапоги и гранаты без запала, народ на месте ночлега подобрался боевой и глупых шуток не понимал.
— Слышь, сержант, а ты чиво ночью зубами скрипел и какую-то Анфису поминал? — уставился на меня мутными буркалами небритый амбал. Хрен знает, откуда он взялся. Когда я глубоко за полночь укладывался спать, здесь было гораздо просторней. Видимо его храп я и принял во сне за тарахтение мотоцикла.
— Для кого сержант, а для кого и товарищ старший сержант. — Осаживаю я этого абрека с петлицами ефрейтора, чтобы не зарывался и не строил из себя бывалого.
— Ой простите, товарищ страшный сержант, — продолжает ёрничать он, поводя широкими плечами. — Не признал спросонок, думал друг мой — Волька.
— Ладно, проехали, — не вступаю я дальше в полемику. — А ты не в курсе, кто тут всю ночь как трактор храпел?
— Храпел я. А что это за Анфиса которую ты звал? Жена или полюбовница? — интересуется любопытный.
— Может Алиса? — зевнув, уточняю я.
— Может и Алиса, не разобрал я. Хотя странное имя — Алиса. Не русское чито ли? — не отстаёт ефрейтор.
— Да не страннее Даздрапермы. — Встаю и отряхиваюсь я.
— Даздраперму я дрючил, ладная попалась кобылка. — Скабрезно ухмыляется неугомонный.
— Так ты не только храпеть умеешь, а ещё и по лошадям спец. Вот это я понимаю — ходок! — Играю уже на публику, так как бойцы, ночевавшие в сарае, стали прислушиваться к нашему разговору.
— Ещё какой, — хвастается довольный ефрейтор, но постепенно до него начинает доходить вся двусмысленность моей похвалы, и он резко меняется в лице. Тем более все окружающие уже откровенно смеются, а не прячут ухмылки.
А вот этого я не ожидал. Горячий закавказский парень резко вскакивает с земляного пола и хватает меня за грудки. Хотя вру, ожидал, потому и незаметно сунул руку в правый карман шароваров.
— Да я тебя шени дада… — Пытается он оторвать меня от пола, дыша в лицо перегаром.
— Уймись! Маймуно виришвило. — Вдавливаю я ему в низ живота ствол своего вальтера. — А то нечем будет ишаков сношать. — Спокойно взвожу я курок большим пальцем.
— Да я пошютил, слюшай. — Отпускает меня ефрейтор и отходит назад. А вот волнение его выдаёт усилившийся кавказский акцент.
— Я тоже. — Ставлю пистолет на предохранитель и убираю в карман. Вроде патрон в патронник я не досылал, но мало ли что. Вдруг забыл по запарке?
Не знаю, чем бы кончился этот конфликт, но прибежал посыльный из штаба, и меня вызвали к командиру дивизиона. Снимаю бушлат и, звеня медалями на гимнастёрке, отряхиваю его от мусора. Привожу форму в относительный порядок, подхватываю свой вещмешок и выхожу из амбара. А то ночью я не разобрал, что это за постройка, а вот теперь разглядел. Умываюсь, из стоящей рядом с выходом деревянной бочки с водой, и теперь я готов к труду и обороне. Войдя вслед за провожатым в штабную избушку, оставляю вещмешок и ватник на вешалке у двери и прохожу дальше, в большую светлую горницу.
— Товарищ старший лейтенант, старший сержант Доможиров по вашему приказанию прибыл! — докладываю я, щёлкнув каблуками сапог и козырнув.
— Проходи, Доможиров, присаживайся. Разговор у нас будет долгим. — Указывает он на стул, стоящий возле большого стола.
Переставив стул так, чтобы контролировать вход, усаживаюсь спиной к стене, по правую руку от командира. Тот ничего не сказал, а только переглянулся с сидящим рядом с ним офицером.
— Полистали мы тут твоё дело, товарищ старший сержант, и возникло к тебе несколько вопросов. Командир ты боевой, заслуженный, орденоносец, так что ответь. Ты из пушки или гаубицы огонь вёл?
— Из пушки стрелял. Из гаубицы тоже, только из трофейной, немецкой. А какие вас конкретно орудия интересуют? — уточняю я.
— У нас в дивизионе новые пушки, Ф-22 УСВ БР. Стрелял из таких?
— Из этих нет. — Честно признался я.
— Значит в огневой взвод тебя лучше не назначать, да и вакансий там нет, все младшие командиры на своих местах. — Размышляет вслух старший по званию. — А со связью ты как, разбираешься?
— Полевым телефоном пользоваться умею, команду там передать, огонь скорректировать, а вот рацию настраивать или аппарат чинить меня не учили. — Не стал я напрашиваться в связисты, у которых вакансий всегда хватает.
— Тогда даже не знаю, что тебе предложить, товарищ старший сержант. — Разводит руками старлей. — Есть у тебя что на примете, Иван Капитоныч? Ты же у нас начальник штаба. — Обращается он, к сидящему рядом с ним лейтенанту.
— Да есть одна должность. Командир отделения разведки дивизиона. Но там же Гургенидзе командует. — Отвечает начштаба.
— Гургенидзе простой ефрейтор, и командует временно. А должность сержантская. Так что подвинется. Пойдёшь разведчиком, товарищ старший сержант? Будешь правой рукой начальника штаба. — Почему-то начинает уговаривать меня комдив, вместо того, чтобы просто назначить.
— Раз других вариантов нет. Значит пойду. — Не стал я ломаться. — Только что будет входить в мои должностные обязанности? Я ведь до сих пор разведкой не занимался. Орудийными и миномётными расчётами командовал.
— Не боги горшки обжигают. Раз командовать отделением ты умеешь, значит решено. А про твои должностные обязанности, тебе всё начальник штаба расскажет. Так что вы тут беседуйте, оформляйтесь, а я пойду, посмотрю, чем личный состав занят.
Командир дивизиона уходит, и пока штабной писарчук оформляет на меня все бумаги, начштаба вводит меня в круг моих должностных обязанностей.
— А с этим Гургенидзе особо не церемонься, и постарайся сразу поставить его на место. Разведчик он неплохой, но и только, да и с дисциплиной у него проблемы. Хотя везучий, трёх командиров отделения пережил. — Предупреждает меня Иван Капитонович, который даже в военной форме похож на пожилого бухгалтера.
— Надеюсь, меня не переживёт. — Немного двусмысленно отвечаю я.
— Дай бог. — Как-то не по-военному говорит начштаба.
— А где я могу боевое оружие и недостающее снаряжение получить, товарищ лейтенант? — задаю я основной, интересующий меня вопрос.
— А это в хозотделении у старшины. После завтрака я пришлю за вами посыльного, как раз и с оформлением всех бумаг закончим. Пойдёмте, товарищ старший сержант, представлю вас личному составу. — Поднимается со своего места начштаба в завершении разговора.
Одеваемся и выходим на улицу, причём движемся в уже знакомом мне направлении. Я как верблюд таскаю на своём горбу вещмешок, но там у меня не только «деньги, часы и документы», но ещё и боевое оружие. А если конкретно, то котелок, полотенце, смена белья, мыльно-рыльные, а также немного гранат и патронов к двум трофейным стволам, и так, кое-что по мелочи. Однако вещмешок не казался объёмным, зато весил прилично. В общем, подошли мы к тому самому амбару, в котором я ночевал, и все мои подозрения подтвердились.
— Гургенидзе, строй отделение. — Увидев грузина, командует Иван Капитонович.
— А зачем? — привстаёт с чурбака бородатый амбал, даже не сделав попытки, отдать воинское приветствие старшему по званию.
— Быстро построились, я сказал! — повышает голос начальник штаба.
— Атдыления, в адна ширенга станавись! — громко кричит Гургенидзе, с диким басурманским акцентом коверкая слова. Хотя утром он со мной разговаривал почти без всяких акцентов, и только ругался по-грузински.
Несмотря на расхлябанность командира, отделение довольно быстро построилось, причём в полной боевой экипировке, с личным стрелковым оружием и шашками. И только у храброго грузина на поясе болтался кинжал, а на боку висела кобура с маузером.
— Атдыления, равнясь! Смирна! — снова командует джигит и, звеня шпорами на сапогах подходит с докладом.
— Товарищу летинант, атдыления па вашему приказу пастроен. Камандир атдыления ефрейтор Гургенидзе. — Приложив руку к лихо заломленной набок кубанке, докладывает он.
— Встать в строй. — Возвращает его на место начштаба. Развернувшись через правое плечо, ефрейтор занимает своё место правофлангового.
— Здравствуйте, товарищи красноармейцы! — здоровается с разведчиками начштаба.
— Здравия желаем, товарищ лейтенант. — Чётко отвечают бойцы, все, кроме грузина, который только открывает рот «под фанеру».
— Представляю вам нового командира разведывательного отделения. Это старший сержант Доможиров Николай Никанорович, на фронте можно сказать с первого дня. Имеет боевые награды, орденоносец. Любить его не обязательно, а вот подчиняться извольте. Всем всё понятно?
— Так точно. — Хором отвечает строй.
— Знакомьтесь с личным составов, товарищ старший сержант, а я пойду. — Обращается уже ко мне Капитоныч и попрощавшись со всеми, уходит.
Обменявшись воинскими приветствиями со старшим по званию, снова поворачиваюсь лицом к строю и произношу вдохновенную речь.
— Бойцы, меня вам представили, поэтому давайте продолжим знакомство. Я подойду к каждому, а он назовёт мне свою должность, звание и фамилию. Всем понятно?
— Так точно.
Начинаю обход с левого фланга строя, чтобы оставить главную проблему на закуску и подхожу к самому крайнему и низкорослому бойцу.
— Коновод-разведчик, красноармеец Баранов. — Представляется мне молодой тщедушный парнишка, лет наверно семнадцати или чуть больше.
— Овца тупой. — Комментирует представление отважный грузин. Пока не реагирую, не с ним разговор.
— Оружие кроме шашки есть? — задаю я интересующий меня вопрос, так как карабины были не у всех.
— Не выдавали, сказали, что не положено, — почему-то отводит он взгляд. Ладно, сделаю вид, что поверил, смещаюсь я на полшага влево и киваю следующему бойцу.
— Разведчик-наблюдатель, красноармеец Чеботарь. — Говорит, поощрённый моим кивком, коренастый, но невысокий мужичок.
— Мамалыжник. — Снова отпускает колкую остроту шутник.
— Румынским владеете. — Спрашиваю я молдаванина.
— Да. — Следует короткий ответ. Возьму на заметку, мало ли что. У этого с оружием всё в порядке, карабин, гранаты, так что ещё полшага влево.
— Разведчик-наблюдатель, красноармеец Удальцов. — Ещё один молодой, но крепенький парень, немного смуглолицый, но вроде русский.
— Коногон. — Следует подсказка с правого фланга.
— Шахтёр? Местный? — уточняю я его биографию.
— Из Горловки. Там наша шахта. — С гордостью отвечает боец.
— Родные под немцем остались?
— Да. — Вздыхает он.
— Разведчик-наблюдатель старший, красноармеец Наливайко. — Представляется мне следующий боец, с усами как у Тараса Бульбы.
— Кукарача. — Добавляет штрихов к портрету остроумный грузин.
— Разведчик-наблюдатель, красноармеец Ростов. — А вот это поворот. Фамилия бойца русская, но стоит передо мной вылитый ара. Парадокс?
— Набичвани. — И подсказка комментатора мне ни о чём не говорит.
— Сам ты ублюдок. — Шепчет, играя желваками, высокий, но хилый армянин.
— Как зовут? — не стал я одёргивать Ростова.
— Фрунзик.
— Из детдома? — хочу подтвердить я свою догадку.
— Да. Детдом наш в Ростове был. — Уточняет Фрунзик.
— А почему был?
— Сгорел. Фашисты разбомбили.
— Разведчик-наблюдатель старший, ефрейтор Джафаров. — Представляется ещё один нацмен, высокого роста. На этот раз комментариев не последовало, так как азербайджанец стоял рядом с грузином и почти не уступал ему в габаритных размерах.
— Обзовись. Что ты молчишь, как говна в рот набрал? — останавливаюсь я напротив бывшего «комода», расслабленно стоящего в строю.
— Командир отделения, ефрейтор Гургенидзе. — Лениво выговаривает он.
— Как? — переспрашиваю я.
— Камандир атделения, ефрейтор Гургенидзе! — повышает он голос, снова добавив акцент.
— Не понял, кто командир отделения? — поворачиваюсь я левым ухом к оппоненту, приложив руку, чтобы лучше слышать.
— Старший разведчик, ефрейтор Гургенидзе! — На этот раз правильно представляется он.
— А дальше? Какую кличку ты себе придумал, товарищ ефрейтор? — начинаю я троллить комментатора.
— Никакую.
— Как так, у всех есть позывной, а у тебя нет. Давай вместе придумаем. Маймуло виришвило подойдёт? — продолжаю я начатое.
— Э, это неправильный позывной слюшай. — Возмущается Гурген.
— Ну да, длинноват. Тогда просто — маймул.
— Тоже нехорошо, шени деда мутени…
Договорить я ему не даю, а со всей силы бью апперкотом в челюсть с подшагом правой ногой вперёд.
Не ожидавший такого подвоха с моей стороны амбал, подтверждает народную мудрость про большой шкаф и громко падает на пятую точку. Немного посидев на земле и помотав башкой, он выкатывает на меня зверские глаза и начинает мацать кобуру маузера.
— Не надо. — Сунув правую руку в карман. Грожу я ему пальцем левой. — Всё равно не успеешь.
Пободавшись со мной взглядом, виришвило первым отводит глаза и успокаивается, делая попытку подняться. Я, как ни странно, абсолютно спокоен, поэтому поворачиваюсь к нему спиной и отхожу на несколько шагов, а когда слышу звук вытягиваемого из ножен кинжала, то понимаю, что выстрелить уже не успею, а только развернуться лицом к опасности. А вот этого я не ожидал, хотя и подспудно надеялся. Строй отделения без команды рассыпался и снова сбив с ног отважного грузина, мужики начали мутузить его ногами как последнего гада, вымещая на нём все свои застарелые обиды. Причём не было ни одного человека, который не пнул бы этого виришвило. Вот что значит интернациональная дружба.
Подождав, когда страсти улягутся, хлопаю в ладоши и кричу.
— Брек! Отставить!
Бойцы вроде угомонились, поэтому спрашиваю у Джафарова.
— Что случилось?
— Когда товарищ командир отвернулся, этот чалям баш выхватил из ножен кинжал и хотел тебя как баран зарезать. Я успел кинжал выбить, потом и остальные подключились.
— Понятно. А может он с лошади так неудачно упал? — подбираю с земли и рассматриваю я ковырялку.
— Так нет же лошади? — удивлённо смотрит на меня Джафаров.
— А это не важно. Все видели, как наш джигит с коня упал? — обвожу я взглядом, столпившихся полукругом бойцов.
— Да. Видели. — В подтверждение закивали они головами.
— Вот так всем и говорите, если спрашивать будут. Ты тоже видел, маймуло? — пинаю я по сапогу потерпевшего. — Как ты с лошади упал? Да не притворяйся, ты тварь. Тебя даже не покалечили. Так, лёгкий массаж сделали. А побежишь кому жаловаться, в особом отделе узнают про твою попытку убийства командира. И тогда ты штрафной ротой уже не отделаешься, вышку схлопочешь. Ты меня хорошо понял, Гурген?
— Так точно, понял. — Бурчит он, скрючившись в позе эмбриона.
— Что стоим? Кого ждём? Помогите товарищу ефрейтору. Избавьте его от всего оружия, чтобы не поранился, да и приглядите за ним, вдруг он снова под лошадь попадёт. — Отдаю я распоряжения.
— Пойдём-ка, товарищ Чеботарь, потолкуем с глазу на глаз. — Зову я с собой самого старшего бойца в отделении и первым захожу в амбар.
— Рассказывай, что у вас тут за интернациональная дружба в подразделении. — Присаживаюсь я за длинный дощатый стол возле дальней стены, вертя в руках ухватистый трофей.
— Да какая дружба? Одна сплошная вражда. — Угрюмо начинает свой рассказ Чеботарь, а потом его прорывает.
К концу разговора я знал все расклады и про все подводные камни, которые могут встретиться на моём тернистом пути по приведению подразделения в порядок.
— А чего вы тогда по команде не докладывали? Это же не просто неуставняк, тут дело трибуналом пахнет. — Пытаюсь узнать в чём здесь подвох я.
— А кому докладывать? У Гургена родственник в особом отделе, и у начальства он на хорошем счету. Со старшиной подвязки. Предпоследний командир отделения попытался что-то менять, так убило его. Шальная пуля попала в коня, тот спотыкнулся, а сержант наш неудачно упал и сломал шею.
— Вскрытие я так понимаю, никто не проводил?
— Да какое вскрытие. Особист осмотрел тело и велел закопать. Списали на боевые потери. — Закончил свою исповедь Чеботарь.
Да уж. Чудны дела твои… Подумал я про себя. Так вот значит почему меня так уговаривали занять это место. Оказывается, не всё так просто. Да и Гурген этот не обычный отморозок с пудовыми кулаками, а тот ещё фрукт. И перевоспитать его не получится, вопрос придётся кардинально решать, и чем скорее, тем лучше…