Противотанкист. Книга 6. В дивизионе

Глава 5

Пока дубак на пару с Иванычем пытаются скрутить диверсантку, я проверяю, жив ли Тихий. Полковник стоит сбоку со стволом в руке и контролирует ситуацию. Когда двум здоровым мужикам удалось наконец скрутить вёрткую бабу, (хотя судя по всему она поддалась), я смог убедиться, что лейтенант жив, нащупав нужную жилку на шее. Да и тёплый он был, вот только ни разу не спал, а пребывал в полной отключке. Что с ним сделала Милка, было непонятно, но видимых повреждений я не заметил.

— Живой. — Докладываю я начальнику. — Только без сознания.

— Добре. — Выдыхает он.

— Ты что с ним сделала, тварь! — наезжает он на шпионку.

— Ничего. Слегка пошутила. А что вы мальчики на меня так набросились? Я могу всем и просто так дать. По очереди или всем вместе. И держать меня для этого не нужно, бить тоже не обязательно. — Слизывает она кровь, капающую из разбитого носа.

— Заткнись, тварь! — в сердцах бросает полковник.

— А чего сразу тварь? Брезгуете? Вот и лейтенантик ваш побрезговал, а с виду таким интеллигентным, сладеньким мальчиком казался. Пришлось пошутить с ним. Чтобы больше не ругался и не мешал. А раз и вы брезгуете, то и идите все нахрен, больше я вам ничего не скажу. И вообще, я устала, ведите меня в камеру. Спать хочу. И жрать тоже. — Как-то резко поменялось настроение у шпионки.

— В карцер её. Ужесточить режим содержания. Пускай охолонёт, а то больно горячая. — Распоряжается полковник Васин.

Милку-Анфиску уводят, я же пытаюсь привести в сознание лейтенанта, проводя реанимационные мероприятия, шлёпая по щекам и надавливая на болевые точки за ушами. Пока безрезультатно. Хорошо, что искусственное дыхание изо рта в рот не пришлось делать, пациент и так нормально дышал. Поэтому прекращаю бить его по лицу, чтобы не получить ответку, когда Тихий внезапно очнётся.

— Медиков надо вызывать, настоящих. — Развожу я руками, глядя на Васина.

— Ладно, оставь. Живой, и то хорошо. — Подходит он к столу и читает сочинение Милки.

— Да ты только посмотри, что она написала! — возмущается он и начинает цитировать.

" А ещё я вступила в половые сношения с интендантом первого ранга Залипукиным, который имел меня как естественным способом, так и ракообразно в своём кабинете, а также на съёмной квартире. Он был со мной груб и использовал не по прямому назначению, хоть и устроил машинисткой к себе в отдел, а ещё он очень любил, когда я скакала на нём…"

— А дальше? — заинтересовавшись, спрашиваю я.

— Дальше сочинение обрывается. Вот же блядь! И тут такая же галиматья про половые сношения со всеми подробностями. — Пробегает он верхние, исписанные листы, лежащие в пачке.

— Ну а до этого она что писала?

— Да в том-то всё и дело, что на допросе она давала нормальные показания. Называла фамилии, явки, пароли и прочее. Про кого-то мы знали, про кого-то догадывались, некоторых уже арестовали, а кое-кого и к стенке поставили. Потом попросила карандаш, чтобы всё с подробностями записать, видите ли ей так лучше вспоминается.

— Разрешите? — показываю я на стопку бумаг, написанных ровным, аккуратным почерком.

— Да читай. Чего уж там, раз ты всё равно в теме. — Машет рукой Васин. — Всё равно с тебя подписку брать придётся или… — Не договаривает он. Зато я прекрасно понимаю. Так что беру самый нижний лист из тоненькой пачки и пробегаю глазами.

«В результате я передала резиденту список продовольствия и фуража, запрашиваемый из 33 армии в управление тыла Западного фронта на следующую неделю, который я же и распечатывала под диктовку начальника продовольственного снабжения армии, незаметно вложив ещё одну копирку. Также я передавала и другие сведения, которые мне удалось подслушать или добыть другими агентурными методами, в том числе и через постель, так как некоторые старшины и офицеры тыла были очень не сдержаны, особенно когда выпьют, фамилий всех я даже и не вспомню, только некоторые имена а также размеры членов, по которым я смогу опознать каждого…»

А дальше Анфиску видимо понесло, она увлеклась, и на ряду с нужной информацией стали проскакивать и эротические намёки на толстые обстоятельства, и просто откровенные сцены до 18 и старше. Видимо лейтенант это заметил и сделал замечание, либо шпионка специально начала это писать чтобы его спровоцировать. Только зачем?

— А где пистолет лейтенанта? — проверив пустую кобуру на боку Тихого, задаю я простой вопрос.

— Что? Какой пистолет? — Выходит из размышления полковник Васин.

— Обыкновенный. Железный. Личное оружие лейтенанта.

Сцена из «Ревизора» длилась недолго. Полковник выскакивает в коридор буквально через секунду, но опаздывает. Заключённую уже успели поместить в карцер. А дальше началась суета.

Пока собравшееся начальство решало, — что делать? И как штурмовать камеру? Пускать газ? Либо стрелять через дверь? Тихого утащили в медпункт наверху. Вертухай же с карандашом в бедре уковылял сам. Царапины от когтей «дикой кошки» на лице Иваныча просто обработали перекисью водорода.

— Что я теперь бабе своей скажу? — сокрушался он, увидев своё отражение в зеркальце санинструкторши.

— Скажешь, бандитская пуля. — Успокоил его я.

— Пуля?

— Или в аварию попал.

— Это пожалуй лучше, но всё равно волноваться будет. — Поспешно закивал он.

— Тогда скажи правду, что любовница поцарапала. — Уже откровенно прикалываюсь я.

— Тогда меня жинка сразу убьёт, у меня и так уже последнее китайское предупреждение.

— Есть за что?

— Вот веришь, нет.

— Я верю. А жинка?

— Ревнивая она у меня, жутко.

— Ревнует, значит любит. Жену-то давно не видел?

— Месяц уже. — Вздыхает он. — С тех самых пор, как вся эта свистопляска началась.

— Значит скоро увидитесь. Вроде всё к завершению идёт.

— Хорошо бы. — Снова вздыхает он.

Посторонние разговоры приходится прервать, так как к нам подходит полковник Васин, держа в руках какую-то папку.

— Ну, что решили, товарищ капитан государственной безопасности? — спрашивает Иваныч.

— А, машет рукой он. Решили сразу валить, если арестованная окажет сопротивление.

— А говорить с ней пробовали? — спрашиваю я.

— Пытались. Не идёт она на контакт. Говорит, что перестреляет всех нахрен.

— Волына точно у неё?

— А где ей ещё быть? У лейтенанта пистолета нет. В допросной мы его не нашли, да там и прятать-то негде, охране он тоже ничего не сдавал. Остаётся одно. Ждать, когда Тихий очнётся, либо штурмовать карцер. Местные ждать не хотят. Боятся, что информация о ЧП уйдёт наверх. Вот и…

— Разве вы приказать не можете? Вроде из одного ведомства.

— Ведомство одно. Отделы разные. Мы тут как бы в гостях.

— Может тогда я с ней поговорю. Хуже уже не будет. А меня тут никому потерять не жалко.

— Попробуй. Обещай всё, что захочет. Хотя вряд ли что выйдет.

Подхожу к сваренной из толстого железа на уголках двери и прошу, чтобы мне открыли кормушку. Смотреть в волчок чревато последствиями, можно без глаза остаться. А если шпионка среагирует на открытую кормушку, и сразу начнёт стрелять, тогда от уговоров не будет никакого смысла.

— Уверен? — спрашивает полковник.

— Абсолютно.

Один из цириков, подойдя сбоку, открывает форточку на железных дверях, а я уже с другого бока аккуратно заглядываю внутрь. В нос сразу шибануло вонью из канализации, а в ярко освещённом карцере я под таким острым углом сразу никого не заметил. Пришлось помахать левой рукой перед форточкой, в надежде, что стрелок среагирует на движение и заглянуть уже под другим углом. А вот в этой камере прятаться было уже абсолютно негде. Помещение площадью два квадратных метра, четыре стены, одна из которых дверь, и сливное отверстие в полу возле противоположной от двери стены. Вот возле этой стены, прижавшись спиной к ней, и сидела абсолютно голая Анфиска, наведя в мою сторону волыну. Хотя сам пистолет я не видел, ствол вместе с держащей его рукой был накрыт платьем, и понять, что это такое, было практически невозможно, особенно под таким углом. Зато та уверенность, с которой смотрела на меня убийца, внушала…

Поневоле всплыл в памяти фильм из моего времени — «Калина красная», где вор Егор, которого гениально сыграл Василий Шукшин, просто сунув руку в карман, напугал двух деревенских амбалов с дрекольем, практически одним взглядом.

— Привет, Милка! — как можно беззаботливей говорю я. — Вот мы и снова встретились, как ты и предполагала.

— Да пошёл ты, мусор! — сплюнув на пол, зло отвечает она.

— Вижу, соскучилась. Я то может быть и пойду, только тебя сразу завалят.

— Да и пох.

— А ты что, позагорать напоследок решила? — меняю я тему.

— Чего?

— Разделась вся. Да и номер в отеле сменила. В прошлой камере разве не понравилось?

— Привыкаю. Ночью совсем холодно будет. Оденусь, хоть немного согреюсь.

— Понятно. Ты доживи сначала до вечера. Местные вертухаи за автоматом пошли. Так что сначала изрешетят тебя, а потом смоют в эту дырку всё, что осталось. Замочат прямо в сортире.

— А тебе-то какое дело, мусорок, где меня закопают?

— Ты маруха за метлой-то следи, и базар свой фильтруй. Хочешь подыхать, сдохни. Только вот те козлы, которые тебя во все дырки имели, сухими из воды выйдут. Несмотря на твои показания. Скажут, что знать про тебя не знают, и всё это оговор немецкой шпионки, тем более дохлой. — Негромко говорю я, чтобы лишние уши не посвящать. Так как только полковник Васин стоял от меня в двух метрах, отогнав всех остальных ещё дальше. Чтобы не мешали.

— А так что ли не выйдут?

— Могут. Вот только при живом свидетеле это гораздо сложней у них выйдет. Показания, очные ставки, расследование. Нервишки потреплют, кто-то и поплывёт. Это же не воры, барыги. И расколоть их раз плюнуть, было бы желание.

— А мне-то что от этого? Всё равно расстреляют.

— А это уже как карта ляжет. Ну, если тебе так нравится сидеть у параши, сиди. — Смотрю я в сторону выхода. — Лейтенант вон уже очнулся, сюда идёт. Так что он тебя голыми руками придушит. Его за утерю боевого оружия и так отымеют. Поэтому он сперва с тобой разберётся. — Блефую я, услышав топот шагов в коридоре.

— Ладно. Скажи своему полковнику, что я сдаюсь. Но только чтобы меня перевели обратно в мою камеру. А ещё в душ хочу. — Повышает она голос.

— В душ хочет, сдаётся. — Киваю я полковнику.

— Пусть всё лишнее оставит в камере и выходит. — Громко говорит он и радостно машет руками.

— Ну, ты всё слышала? — спрашиваю я.

— Конечно, мой сладенький. — Начинает кривляться Анфиска. — Бах!!! — громко кричит она и дёргает рукой, изображая отдачу. Сказать, что я испугался?.. А хрен его знает. Просто отпрянул от двери, среагировав на движение. Зато Анфиска залилась звонким, задорным смехом.

— Банкуйте, собаки легавые, я сдаюсь! — Весело кричит она на весь подвал, продолжая потешаться.

От двери меня отстраняет местная вохра, поэтому в дальнейшей контртеррористической операции я больше не учавствую, а наблюдаю всё со стороны. Пространство возле карцера отцепляют несколько охранников с автоматами. Один из них открывает дверь, а стоящий сбоку от проёма командует.

— Выходи по одному. Стволы перья на пол. Руки за голову.

А вот этого уже не ожидал никто, кроме меня. Голая Анфиска, сверкая белизной своего обнажённого привлекательного тела, походочкой манекенщицы выплывает из камеры. Сказать, что это был шок для некоторых охранников, значит ничего не сказать. Но бравые парни справились с волнением, скрутили шпионку и увели. А вот куда, я так и не понял. Зато с удовольствием наблюдал сцену из другого советского фильма. Это когда Балбес и Бывалый вдвоём ринулись к туфле Труса, пытаясь отыскать червонец. Так и тут. Двое цириков кинулись к вещам Анфиски, но так ничего и не нашли, кроме платья и грязных трусов. Пистолет как сквозь землю провалился. Хотя в сливное отверстие на полу, он даже бы по частям не пролез.

В дальнейшем балагане я уже не участвовал. Нас с Иванычем полковник Васин отправил домой, а сам остался урегулировать инцидент. А через час вернулся вместе с Тихим, живым и здоровым. Потеря нашлась. Точнее она не терялась. Просто лейтенант оставил свой табельный ствол в сейфе служебного кабинета. В командировку же он поехал с трофейным, который в случае чего можно и потерять, выбросить или спрятать концы в воду. Кто же будет тормозить гэбэшного лейтенанта и проверять, какое у него табельное оружие. А вот охранники КПЗ докопались. Поэтому в первый раз, оставив ствол у охраны, а потом забрав, лейтенант больше не стал его брать с собой. Оставил в гостевом домике, чтобы беспрепятственно и без проблем проникать в застенки. А вот с Милкой он лопухнулся, посчитав её безобидной. Видимо дел с настоящими диверсантками ещё не имел. Лопухнулась и Милка, обломавшись с волыной. Зато повеселилась от души.

— Скучно ей стало, видите ли. — Матерился полковник, сверля меня взглядом. — Вот и повеселилась на свою дурную голову и не только.

Потом они все втроём заперлись в кабинете, обсуждая какие-то свои планы. Мы же со Светой приготовили ужин на всю ораву. Видимо в награду за вкусную и здоровую пищу (жареную картошку с салом), полковник Васин по очереди пригласил нас в кабинет и взял подписки о неразглашении. Это радовало, значит расстреливать нас пока не собираются. Почти сразу после ужина «кровавая гэбня» уехала кроваво гэбить, нас же со Светулёй оставили на хозяйстве. Помыв посуду, Светланка ускакала принимать ванну, я же оделся, сходил и закрыл ставни по периметру дома (как мне посоветовал сделать Иваныч), запер входную дверь на щеколду и ушёл в свою комнату, которую нам выделили на двоих с Иванычем. Хотя к нам переехал и лейтенант, предоставив свою комнату для ночлега Светлане, как единственной здесь женщине. Ну и кабинет полковник Васин использовал как для работы, так и для отдыха. Так что завалившись прямо в одежде на кровать, размышляю о вечном. Где достать водки? И в чём смысл жизни?

Примерно через час мои размышления прервала Светуля, постучавшись и заглянув в спальное помещение.

— Ты мыться будешь? — спросила она. — Воду я не слила, только горячей добавишь и всё.

— Я бы с удовольствием. Только повязка намокнет и спадёт. Кто потом меня перевяжет?

— Вот чудак-человек. Я же всё-таки хирургическая медсестра, а не просто сиделка. Я и перевяжу. Пошли в ванную, посмотрим, что у тебя там.

— Пойдём. — Не обуваясь иду я за ней, оценив на границе света и тени ладную фигурку в одном только белом халатике на голое тело. Если с мужским и постельным бельём проблем в гостевом домике не было, то женской одежды в местное сельпо не завозили и Света пока обходилась тем, что на ней было надето в момент задержания.

— Раздевайся, — командует Светуля, но увидев, что я непроизвольно морщусь, сама помогает стянуть мне как гимнастёрку так и нательную рубаху. После чего отрывает лейкопластырь и снимает повязку. — Ну тут уже всё нормально. — Трогает она рубец на спине. — Рана зажила. Так что швы можно уже снимать. Когда помоешься, позови меня. Я вытащу нитки и перевяжу.

— А может не надо? — жалобным голосом спрашиваю я.

— Надо, Коля. Надо. Ещё неизвестно, когда ты в госпиталь попадёшь, а случись что, и перевязать тебя будет некому. Зато когда сниму швы, через пару дней перевязки уже не понадобятся. Только зелёнкой помазать и всё.

— Лишь бы нам самим зелёнкой лбы не намазали. — Негромко высказываю я свои предположения, приоткрыв кран с горячей водой.

— А зачем нам лоб зелёнкой мазать? — удивлённо спрашивает Света.

— А чтобы пуля инфекцию не занесла. Мы свидетели, Свет, ненужные. И вляпались в смертельно опасное дело. Так что сама смекай, сколько мы ещё проживём при таких раскладах. — Гружу я её.

При других обстоятельствах я бы не стал этого делать, но положиться мне было не на кого. Я был «один на льдине», а вот со Светой мы уже были в одной лодке. А союзники или напарники мне сейчас ох как не помешают. Так же это была и своего рода проверка. Если Светка всё-таки в теме и как-то связана с органами или даже работает на них, то этот разговор обязательно передаст Васину. Но тогда я уже буду знать, что союзников у меня нет, да и один из рычагов давления на меня сразу обломится. Кстати, не хилых таких рычагов, можно сказать основных, и тогда мне уже будет совсем нечего терять, кроме своих цепей и придётся действовать по ситуации. Будить Герцена и по заветам Ильича вызывать бурю в стакане воды. А там, глядишь и получится выскользнуть в этой мутной водице, даже и по мокрому делу.

— Ладно, позовёшь. Мойся. Полотенце и бельё на табурете. — Как-то сразу погрустнев, разворачивается и уходит Света, закрыв за собой дверь. Я же, залажу в ванну, и немного отмокнув, тру себя жёсткой мочалкой. Пытаясь содрать не только грязь, но и кожу. Спереди я помылся. А вот сзади. Вехотка без ручек, да и разбередить едва зажившие шрамы на спине как-то не улыбается, плюсом к тому сломанное ребро даёт о себе знать.

— Свет! — Громко кричу я. — Света.

— Что, уже вымылся? — заглядывает она в ванную комнату, как будто всё это время стояла под дверью.

— Извини, ты мне спину не потрёшь? — Прошу я. — Чешется, прямо сил никаких нет, а дотянуться не могу.

— Ладно. Потру. — Ворчит она. — Если убьют, будет хоть кому добрым словом меня вспомнить. А то в госпитале все только обо мне и судачат, да грязью поливают. Думаешь я не знаю, о чём вы в курилке между собой треплитесь. — С ожесточением трёт она мои плечи и верх спины.

— Я не треплюсь.

— Ты нет. А другие?

— А за других я не в ответе.

— Не в ответе он, — продолжает ворчать Светуля, уже аккуратней проходя возле рубцов. — Вставай. Чего расселся. Поясницу помою, а то ты там всю кожу разбередишь. Да не стесняйся. Что ты как маленький? Чего я там не видала. — Фыркает она.

— А я и не стесняюсь, просто встать не могу. Скользко.

— Ох уж мне эти мужики. Как дети малые, честное слово. — Помогает она мне подняться, а в конце ещё и ополаскивает чистой водой из ковшика, так как душевая лейка в ванной не предусмотрена. Смесителя и того нет. Один кран с холодной, другой с горячей водой из колонки.

— Вытирайся и садись на табурет. Сейчас я тебя обработаю. — Подаёт она мне полотенце и достаёт аптечку. После чего начинает вытаскивать нитки.

— Вот и всё. — Минут через пять заканчивает она перевязку. — Завтра, послезавтра сменим повязки, а потом только зелёнкой прижечь.

— Спасибо. И спокойной ночи, дорогая. — Благодарю я медсестричку за работу. Целую на прощанье и оглаживаю по упругой попке. За что тут же получаю по руке.

— Не лапай. Спать иди. — Обламывает она мои «благородные» намерения и уходит к себе.

Делать нечего, иду спать. Но сначала зажигаю «летучею мышь», оставив её в коридоре и гашу везде свет. Дверь в свою комнату не закрываю, в случае чего у меня будет преимущество. Первым увижу противника если не усну. Услышу тоже. Так как возле открывающейся внутрь входной двери я поставил пустое железное ведро. Задвижка хлипенькая, дверь можно с одного удара ноги открыть.

Сложив форму на стоящий в изножье кровати табурет, забираюсь под одеяло в надежде поспать. Не тут-то было. Сначала противно завыла сирена воздушной тревоги, а потом и зенитки часто забахали неподалёку.