Вещий Андрей. На цепи

Глава 11

— Кого убили? — раздались вопросы с разных сторон.

— Русского! Солдата!

Мы втроем вскочили и ломанулись наружу. На улице было уже достаточно темно, но двор освещался факелами и фонарями. Во двор выбежал почти весь трактир. Люди столпились вокруг навеса, где остановились наши солдаты.

Народ стоял в нескольких шагах от котла. Солдаты в зеленых кафтанах выстроились цепочкой и не давали подойти ближе.

Шереметьев и Крынкин, расталкивая толпу, быстро пробрались к солдатам. Люди, видя офицерский мундир Шереметьева, довольно резво расступались перед ними.

Я же замешкался, пытаясь избавиться от толстой тетки, принесшей дурные вести. Судя по всему, она увидела во мне благодарного слушателя. Хватая меня за руки, пыталась раз за разом рассказать, как ей было страшно, когда она узнала про убийство.

Из ее стонов и всхлипываний мне удалось понять, что ни самого убийства, ни даже убитого, она не видела. Тетка встретила Ивара, помощника конюха, и тот ей велел бежать позвать господ офицеров. Больше она ничего не знала.

— Только Ивар просил не говорить, что это он ее послал, а то подумают, что он убил. А Ивар хороший, оно убить не мог! — причитала тетка.

Наконец мне удалось передать тетку в заботливые руки трактирщика, а самому поспешить на место преступления.

Продравшись сквозь толпу, я увидел мертвого Ионыча, лежащего рядом с котлом на какой-то рогоже.

Рядом с ним на корточках сидел Шереметьев и пытался понять, что произошло с солдатом. Крынкин возвышался над ним, скрестив руки на груди, и грозно смотрел на толпу:

— Ну-ка признавайтесь, чёрт-те кто убил моего солдата. Я все равно узнаю, кто это сделал, и тогда вам не поздоровится!

Ответом ему было глухое молчание. Народ стал медленно рассасываться, — от греха подальше.

— Всем стоять! — рыкнул Крынкин и медленно пошел вдоль толпы, грозно вглядываясь в каждого, кто стоял в первых рядах.

Пока Крынкин занимался запугиванием аборигенов, я присел на корточки рядом с Шереметьевым и спросил:

— Ну что ты увидел, Сережа?

Прапорщик молча показал на трупе Ионыча, рану в районе печени, а потом аккуратно вытащил из-под тела кинжал:

— Вот этим его убили!

— Здесь? — спросил я.

— Нет, сюда его принесли преображенцы. Они нашли его за конюшней. И самое главное, что никто не видел, как его убили. А если и видели, то не скажут. Крестьяне, забитые. Здесь их орки так в узде держали, что они и сейчас всего боятся. Особенно русских солдат. Да многие и по-нашему не говорят.

— Да нет, похоже, один свидетель у нас таки есть, пойдем поищем, — я хлопнул Сергея по плечу. Он поднялся, и мы вместе направились на конюшню.

Проходя мимо поручика, я поймал себя на мысли, что Крынкин как-то странно себя ведет. Вместо того чтобы обеспокоиться состоянием своего солдата и начать поиски свидетелей, он запугивает толпу. Какой-то имитацией бурной деятельности занимается.

Вот и сейчас. Поручик не поинтересовался, куда мы направились, он просто скосил в нашу сторону глаза и продолжил вещать толпе что-то угрожающие. Но посмотрел на нас он недобро. Я поймал в его взгляде ехидное злорадство.

Я остановился и даже хотел залезть к нему в мозг. И пофиг на болезненный откат. Его я все чаще и сильнее стал чувствовать после того, как проникал кому-нибудь в голову.

Моя голова после такой процедуры начинала сильно болеть, будто повышалось давление. Перед глазами появлялись круги и похожие на фейерверк, вспышки. Такое состояние могло длиться довольно долго: от нескольких минут до, возможно, нескольких часов.

И тем не менее я уже готов был просканировать мысли Крынкина, но решил, что сначала важнее найти Ивара.

После долгих поисков мы, наконец, нашли старшего помощника младшего конюха, спрятавшимся на чердаке конюшни. Парень забился в дальний угол и зарылся в сено. Мы извлекли его оттуда дрожащего и всего боящегося.

Шереметьев вытащил флягу и влил Ивару пару глотков прямо в рот. Ивар успокоился и попытался что-то сказать. Но у него не получилось. Тогда Сергей влил ему в рот еще несколько капель живительной влаги, и конюх смог наконец внятно произнести:

— Я не убивал!

— А я и не говорю, что это ты. Ты просто расскажи, что ты видел, — я крепко взял конюха за руки, заглянул Ивару в глаза и решил посмотреть, о чем тот думает.

Усилием воли я разжег внутри себя белую искру. Как обычно, луч скользнул от солнечного сплетения к мозгу. Заломило виски. Увидев, как на мгновение вспыхнули мои глаза, Ивар отшатнулся, но я крепко держал его за руки.

Я коснулся его мозга, и тут Ивар начал говорить. Сбивчиво, скороговоркой, местами не разборчиво, но я его не слушал. Я смотрел.

Вот Ивар закончил чистку последней лошади и выходит из конюшни. Вот видит, как за угол конюшни поворачивают двое солдат. Маленький и большой, похожий на медведя. Маленький, в зеленом кафтане, большой в синем.

Ивар раньше не видел русских солдат, решает посмотреть на них. Может, русские дадут какую-нибудь монетку. Тот господин говорил, что русские солдаты — богачи. Ивар крадется за ними. Выглядывает из-за угла и снова видит солдат.

Они идут, обнявшись и горланя песни. У маленького в руке бутыль с мутным самогоном. Он идет и размахивает ею, то и дело прикладываясь к бутылке. Предлагает большому. Тот отказывается. Сделав еще несколько шагов, большой прислоняет орущего песни маленького к стенке, достает кинжал и втыкает ему в живот.

Ивар настолько пугается, что от страха забывает спрятаться, назад за угол. Большой поворачивается в сторону Ивара, видит его, раскатисто смеется, наставляет на Ивара палец и говорит:

— Пиф-паф!

Ивар срывается с места и убегает.

Поток мысли иссяк, картинка потухла. Ивар замолчал. В голове Ивара остался только страх и надежда, что поверят, что отпустят. И на нижних слоях сознания у парня бродили мысли, которые, я еще не умел читать.

Я отпустил руки парня и отвел взгляд.

Шереметьев, внимательно посмотрел на меня, перевел взгляд на Ивара и спросил:

— Ты ему веришь?

— Безусловно! Он сказал правду.

— Наверное, ты прав, Андрей. Ты никогда не ошибаешься. Ты вещий! Но почему ты убежден, что он не врет. Ведь дело касается наших солдат. И он утверждает, что убийца — один из наших солдат! Один из моих солдат!

— Я понимаю, Сергей. Это тяжело признать, но это факт. Он не врет. Посмотри, как он боится. В таком страхе очень сложно соврать, если, конечно, заранее не подготовиться. Впрочем, мы это сейчас проверим. Ивар, пошли с нами.

Мы вернулись во двор к телу Ионыча. Когда мы проходили мимо Крынкина, я перехватил его взгляд, полный злорадного удовлетворения. Но поручик быстро отвел глаза и через секунду смотрел на нас с искренней заинтересованностью.

— Кого это вы привели? — спросил он.

Я промолчал, представляя возможность ответить Шереметьеву. Все-таки дело касалось его подчиненных.

— Мы с Андреем Борисовичем, нашли свидетеля, который утверждает, что видел, кто убил Ионыча, — потупившись, но, собравшись с духом, сказал Шереметьев.

— Отлично! Кто он? Давайте начнем его искать! — Крынкин от удовольствия потер руки.

— Для этого нам с вами, господин поручик, надо выстроить наших солдат, — произнес Сергей.

После того как солдаты лейб-гвардии Преображенских и Семеновских полков были построены, Ивара провели мимо строя.

Солдаты стояли обеспокоенные и настороженные. Ивар прошел мимо строя и уверенно остановился напротив нашего семеновца Петро. Того самого, с которым преображенец Ионыч не расставался последние несколько часов.

По строю прошел гул удивления, переходящий в негодование.

Петро стоял и ничего не понимал. Он был обескуражен. Глаза его широко распахнулись, губы задрожали.

Крынкин подошел к Ивару и спросил:

— Этот человек убил солдата? Его ты видел? Расскажи, как все было.

Ивар еще раз рассказал, то, что рассказывал нам на конюшне. Дослушав парня, Крынкин удовлетворенно кивнул и скомандовал:

— Скворцов, Пименов, взять под стражу, — и кивком указал на Петро.

Из строя преображенцев вышли двое рослых солдат и с решительным видом направились к Петро.

— По-моему, кто-то тут слишком много на себя берет, — едва слышно произнес я, обращаясь к прапорщику.

Шереметьев коротко взглянул на меня и скомандовал:

— Скворцов, Пименов — отставить! — И уже обращаясь к Крынкину:

— Господин поручик! Это солдат Семеновского полка, и под стражу его возьмут только мои солдаты. И только тогда, когда я им отдам такой приказ.

— Вы забываетесь, прапорщик! У меня выше чин! — налился кровью Крынкин.

— Но мы сейчас не воюем. И ни я, ни мои солдаты не отданы вам в подчинение. У каждого из нас свои начальники и свои предписания!

Видя такую поддержку со стороны своего командира, семеновцы заволновались, демонстрируя решительный настрой. Осмелел и Петро. Он сделал шаг вперед и обращаясь к Шереметьеву, пробубнил:

— Ваше благородие, я не убивал. Я видел Ионыча с бутылкой. Он искал меня, а я пить не хотел. Тяжко, знаете ли, на марше с похмелья. Но от него ведь не отвертишься, Ионыч кого хочешь уболтает. Вот я и спрятался на летней кухне, за печкой. Мне еще Михайло и Тюря прятаться помогали. Потом мы вместе сюда вернулись и в зернь играли, а тут такой переполох.

Из строя вышли еще два солдата — семеновца. Это были Михайло и Тюря. Они и подтвердили, что так оно и было. Кроме того, они подтвердили, что с ними играли еще двое преображенцев.

— Разговорчики в строю! — рявкнул Крынкин и стал молча и зло ходить перед строем, о чем-то думая.

По нему было видно, — то, что происходит, ему не нравится. Он рассчитывал на какой-то другой результат.

Мне было хорошо видно, как между, казалось, недавно сблизившимися солдатами обоих полков опять растет трещина недоверия. И синие, и зеленые стали подозрительно косится друг на друга. В воздухе повисло напряжение.

Крынкин, наконец, перестал ходить туда-сюда, встал перед преображенцами и спросил:

— Из вас кто-нибудь видел, как они вместе отходили от бивуака. Преображенцы настороженно посмотрели друг на друга, на семеновцев и отрицательно покачали головами.

— Хорошо, прапорщик, возьмите под стражу вашего солдата сами. Но головой за него отвечаете.

Крынкин распустил преображенцев и ушел в трактир. Остальные обитатели трактира тоже потянулись назад к столам. Впрочем, солдаты в зеленых кафтанах расходиться не стали. Они столпились неподалеку и стали наблюдать за семеновцами.

Шереметьев приказал Михайло и Тюре взять под стражу Петро и определить его под замок в сарай со всяким хламом.

— За что? Я же не убивал! — попытался качать права осмелевший Петро.

— За несоблюдение устава и игру в зернь, за болтовню без команды и за то, что видели тебя ни там, где надо! — вызверился на него Шереметьев.

Петро сник и пошел под замок, а мы с Шереметьевым вернулись в трактир, за стол. Крынкина за столом не было. Наверное, пошел спать. Впрочем, это было к лучшему. Совсем без пригляда он нас не оставил.

В той половине зала, где собиралась более простая публика, маячила пара зеленых кафтанов. Их обладатели пили квас и практически не отводили от нас своих глаз. Но они нам не мешали. Мы вполне могли спокойно поговорить без лишних ушей. Я заказал еще кувшин пива, разлил по кружкам и, для начала, мы молча, залпом выпили.

— Ну и что ты обо всем этом думаешь? — Сергей исподлобья посмотрел на меня.

Я видел, что ему тяжело.

— Странная и подозрительная история — ответил я.

— Странная! — возмутился Сергей и вывалил на меня все, что накопилось у него за последний час.

Он не верил, что его солдат мог опуститься до убийства. И, главное, Шереметьев не понимал, зачем Петро надо было убивать старого боевого товарища.

— Вот видишь, Сергей, ты уже видишь некоторые нестыковки в этом деле. Давай мы с тобой их зафиксируем и подумаем, что нам с ними делать. Я…

— Как ты сказал? Не-сты-ко-вки? За-фик-си-ровать? Андрей, что это за слова. Вроде по-русски говоришь, а непонятно.

Я чертыхнулся на свою тупость и одновременно порадовался за Сергея. Сергей порадовал меня и удивил тем, что с первого раза воспроизвел незнакомые ему слова из будущего. Хоть и по слогам. В общем, проявил недюжинную сообразительность. В отличие от меня, который расслабился, забыл, где находится, и стал нести не пойми что.

— Ладно, Сергей, не обращай внимание. Главное, что мы оба поняли, — в этом деле не все гладко.

Первое. Ты совершенно прав, у Павло не было причин убивать Ионыча. Некоторая его надоедливость за причину вряд ли сойдет.

Второе. Павло одновременно видели сразу в двух местах. Пока один Павло играл в кости со своими однополчанами, другой в это время убивал Ионыча. И те, кто видел каждого из этих Павло, говорил правду. Им незачем было врать.

Шереметьев согласно закивал.

— Можно, конечно, предположить, что однополчане Павло могли выгораживать друга, если бы с ними не играла пара преображенцев. Ну и что у нас получается? — продолжил я и подвис.

— Получается, что их было двое. Но ведь этого не может быть. Разве, что у Павло есть брат-близнец — вскричал прапорщик.

Я ошарашенно уставился на Сергея:

— Сергей. Ты гений! Их действительно было двое.

После слов прапорщика у меня перед глазами словно мозаика стала складываться.

— Нам надо срочно найти Ивара. У меня к нему возник вопрос.

— Может, утром зададим? Уже поздно. Спит он, наверное, где-то. Можем не найти. Да еще эти двое преображенцев.

— Нет, как раз утром может быть поздно. И вот что еще давай закажем с собой пирог. Я закажу, а ты пойди и поговори с преображенцами. Обещай им что угодно, но, чтобы они не увязались за нами.

Через несколько минут мы вышли, искать Ивара. Солдаты, удовлетворенные честным словом офицера, что мы вернемся, остались на месте. Их доверие укрепил кувшин пива.

Когда мы нашли Ивара, у меня был к нему только один вопрос:

— Что это был за господин, который рассказал тебе про богатых русских солдат. Ивар стал вспоминать, что-то рассказывать, а я снова разжег белую искру и аккуратно коснулся его воспоминаний.

В воспоминаниях Ивара возник тот самый господин, что столкнулся с Крынкиным, когда мы только заходили в таверну. И я вспомнил, где я видел это вытянутое лицо, эти длинные белесые волосы. Где я видел этого человека. Нет, ни этого. Похожего. Только мертвого. Там в Риге. В образе экспедитора.

— Лицедей! — выдохнул я, выныривая из воспоминаний парня.

Голова опять налилась тяжестью, а виски привычно заныли. Привычно? Я поймал себя на этом слове. Похоже, я действительно начинаю привыкать к этой боли, и она кажется слабее. А может быть, действительно она стала слабее. Надо будет с этим разобраться, но потом. Сейчас не до этого.

— Что? — не понял Шереметьев.

— Ничего! Надо завтра с утра задать пару вопросов нашему поручику. По-моему, я понял, что произошло, и кто это придумал. Не понимаю только зачем. Ну да завтра разберемся. Только вот Ивара надо спрятать. Иначе он может завтрашний день не пережить. Отправлю-ка я его с Янисом, назад в Ригу. Под крыло дядьке Федору и князю Репнину. Прямо сейчас. Так безопаснее будет. А если не найдет, то на родной хутор.

Я быстро чиркнул пару строк князю и дядьке Федору и отдал их Янису.

Объяснил все Ивару без лишних подробностей. Он проникся и готов следовать куда угодно, лишь бы сохранить жизнь.

Переночевал я довольно сносно. На втором этаже мне и Шереметьеву удалось снять комнату на двоих с двумя грубо сколоченными топчанами. Я рассчитывал на отдельную комнату, но отель был переполнен. Пришлось довольствоваться этой. Я с размаху бросился на один из них и уснул, не раздеваясь и даже не сняв сапоги.

Утром мы поднялись довольно рано, хотя было уже светло. Спустившись в зал, мы сели за тот же стол, что и вчера. Заказал себе яичницу из пяти яиц с ветчиной и кувшин хорошего ядреного кваса.

Шереметьев съел кашу с мясом и запил тоже квасом. Только поев, я заметил, что Крынкин уже здесь. Он стоял у огромного высокого стола, располагавшегося у очага. За этим прообразом барной стойки всегда торчал хозяин трактира и следил за порядком в зале.

Крынкин как раз и беседовал о чем-то с трактирщиком.

Заметив нас, Крынкин довольно приветливо махнул нам, предлагая подойти.

Подумал, что лучшего момента поковыряться в мыслях поручика может не представиться. Главное — правильно задать наводящие вопросы.

В общем, мы с прапорщиком подошли к Крынкину. Крынкин попросил трактирщика налить нам всем пива.

Наливая мне пива, трактирщик внимательно разглядывал меня. И чем дольше он разглядывал меня, тем суровее становился его взгляд.

Не закончив наливать пиво, он отставил кувшин в сторону и попытался схватить меня за грудки. Благо я успел среагировать и сделал шаг назад.

— Это он! — заверещал трактирщик.

— Что он? — хором спросили Крынкин и Шереметьев.

— Его я видел в день убийства того господина чиновника на том месте! — громко прошептал трактирщик.