— Стойте, Ваше Сиятельство! Какие письма я вас спрашиваю! — крикнул я ему вдогонку.
— Откуда меня знаешь? Кто указал? — сурово спросил меня князь — кесарь. Глаза его медленно наливались яростью.
— Никто! Сам догадался! — я попытался поудобнее поставить ноги на пол.
— Вот и хорошо! Сейчас мы узнаем, о чем ты еще догадался и о чем еще догадаешься! Больно уж дерзок и болтлив, как я посмотрю. На дыбу его!
Князь вышел. Его подручные молча отстегнули меня от кольца и, подталкивая, вывели из камеры.
Судя по всему, дальнейшая моя судьба не сулила мне ничего хорошего. Окончить жизнь на дыбе или даже потерять на ней здоровье не входило в мои планы. Более того, все это как раз резко расходилось с моими целями.
Я хотел задействовать князя-кесаря в моей легализации и снятии с меня всяких вздорных и непонятных для меня обвинений, которые успел нахватать предыдущий хозяин моего тела.
Но сделать я это хотел по-хорошему, так сказать, выясняя и снимая все недоразумения во время мирных переговоров. Ромодановский захотел по-плохому, причем для меня. Что ж, будет ему по-плохому, — только для него.
Но для этого надо сначала притупить бдительность моих конвоиров. Прикинемся испуганным и павшим духом юношей. Благо обстановка располагает.
Выйдя в коридор, мы спустились еще на пару этажей ниже. Здесь был уже совсем сырой коридор, в который выходили четыре обитые металлом двери. В одну из них меня втолкнули.
Дверь вела в довольно просторную комнату без окон. Отсутствие дневного света компенсировалось десятком факелов. Они не только освещали комнату, но вместе с жаровней давали и кое-какое тепло.
В неровном свете факелов мне удалось подробнее разглядеть довольно устрашающую обстановку.
Посредине стояли два столба, соединенные перекладиной. Через перекладину перекинута веревка. Под перекладиной на полу лежал огромный камень с вмонтированным в него кольцом. Через него же была продета веревка.
Рядом с этим сооружением стояло ложе с двумя валиками с протянутой по концам веревкой и ручным воротом. Предназначение двух этих предметов мебели не вызывало сомнений. Привязал человека за руки-ноги и тащи в разные стороны. Глядишь, и заговорит. А если нет, так на небольшом столе рядом с жаровней был разложен большой средневековый набор добросовестного следователя.
Чего тут только не было. Клещи от гигантских до миниатюрных. Сверла, ножи разных размеров. Молотки и крючья тоже внушали опасения разнообразием размеров. О предназначении некоторых железяк я даже догадываться не хотел.
Особенно впечатлил меня набор для проставления клейм. Каких штампов тут только не было. Начиная с алфавита и заканчивая какими-то геральдическими символами.
Внешний вид этих инструментов свидетельствовал о длительном, регулярном и интенсивном их применении. Следы крови на них чередовались со следами огня и ржавчины.
Сама комната тоже не блистала чистотой. На стенах помимо плесени была отчетливо видна плохо замытая кровь. На полу по углам валялись кучи окровавленного тряпья. В углу стоял мешок, от которого на всю комнату шел запах тухлятины.
В общем, веселое было место. Под стать ее хозяину. Было отчего пасть духом.
Распоряжался здесь, весело агукающий громила ростом под два метра. С его лица, очень похожего на рожу орка не сходила добродушная улыбка.
Он был нем, однако его умные глаза обшаривали каждого входившего внимательным взглядом. Палач словно изучал, с чего лучше начать разделывать очередную жертву.
Я понадеялся, что палач увидел перед собой впавшего в ступор безвольного молодого слизняка. Даже слезу подпустил.
Судя по тому, как он, оглядев меня, толи сочувственно, толи брезгливо хлопнул меня по плечу — слизняка во мне он увидел.
— Светлейший приказал на дыбу его! — сплюнув, бросил один из конвоировавших меня мужиков и оба они вышли из пыточной, плотно закрыв за собой дверь.
Палач улыбнулся и весело кивнул. Он хватанул меня за цепи кандалов и поволок к наковальне. Взял молот и зубило и парой ударов сбил заклепки на ручных кандалах. Потом также освободил меня от ножных.
Пора действовать. Скорей всего лучше времени не будет. После того как палач подвесит меня на дыбу, придет следователь и начнется веселуха. Но не для меня.
Палач не сильно толкнул меня в сторону дыбы. Однако я изобразил, будто, от его толчка я споткнулся и, падая, зацепил стол с пыточным инвентарем. Инструменты посыпались на пол и на меня.
Судя по тому, что на шум, к нам снаружи никто не ворвался, звукоизоляция в пыточной была отличная. Ну это и понятно. Кому там приятно слушать всякие стоны и страдания. Да еще тайну какую-нибудь чужую можно услышать. И самому вмиг на дыбе оказаться.
Размазывая слезы, я стал медленно подыматься с пола, отпихивая осыпавшееся на меня железо.
Палач, издав какой-то злобное рычание, нагнулся и стал ставить на ножки опрокинутый стол.
Это была его ошибка.
Чтобы встать, мне оставалось оттолкнуться руками от пола. Перед этим я незаметно положил руку на средних размеров молоток.
Следующим движением я, схватив молоток, молниеносно вскочил на ноги и со всей мощи нанес удар по голове гиганта.
Палач что-то хрюкнул и как был, согнувшись, завалился за опрокинутый стол и там затих.
Я быстро нашел пару прочных веревок и тщательно связал руки и ноги палача, не забыв накинуть ему петлю на шею. Теперь при любой попытке освободиться или просто разогнуться, палач будет затягивать петлю и сам себя душить. Да, армейская школа пропала не зря.
Теперь оставалось подготовиться к встрече гостей. Прорываться самому с боем? Я такой возможности не видел. Один, в незнакомом месте без оружия. Против неизвестно какого количества противников. Нет уж, увольте. Надо каких-нибудь козырей набрать. Оружия там или заложника познатнее. А лучше и того и другого. И вот с этим потом идти к Ромодановскому, договариваться. И Серегу еще вытаскивать.
Лучше до этого, конечно, никого не убить. Свои же русские. Да и переговоры так вести сподручнее. Кстати, как там наш палач?
Палач был в беспамятстве. На затылке у него была кровавая рана. Я нашел в углу кадушку с водой, выбрал из тряпья наиболее чистый кусок, смочил его и промыл гиганту рану.
Череп у палача оказался на редкость крепкий. Затылок пробит не был. Только глубокая, до кости ссадина.
Времени оставалось мало. Я буквально чувствовал, как уходят минуты, оставшиеся до появления гостей.
Я рывком подтащил тушу палача к камню под дыбой и посадил его спиной к двери. Сунул ему в руки веревку от камня
Как я понял, этот камень привязывался к ногам растянутого на дыбе. Он должен был фиксировать ноги несчастного, пока ему выдергивают руки из плечевых суставов, натягивая веревку, переброшенную через перекладину. И так до тех пор, пока не расскажет, что знал и чего не знал.
И этим несчастным на дыбе мог оказаться я. Поэтому особой жалости к палачу и к будущим гостям у меня не было. Но до определенного момента встреча должна пройти на высшем уровне.
Я быстренько поставил стол на ножки и подтащил его почти вплотную к дыбе. Быстро и аккуратно, как мне надо, разложил на столе инструменты.
Среди них оказалась парочка длинных ножей, которыми в крайнем случае при большом везении можно было бы отмахаться от шпаги или сабли. Еще мне понравился здоровенный топор мясника и какая-то штука очень похожая на булаву. В общем, было чем защищаться и нападать. Только огнестрела не было. Ну да ладно.
Едва я успел залезть на камень и изобразить подвешенного на дыбе, как в двери заскрежетал ключ.
Первым вошел мужик, который привел меня в эту тюрьму. Он, не отходя от двери, поводил фонарем из стороны в сторону, внимательно осматривая пыточную.
Увидел меня подвешенного на дыбе, палача, привязывающего к камню мои ноги, довольно хмыкнул. Посторонился, пропуская в камеру второго. Второй на этот раз принес два складных кресла и складной столик.
Одно кресло он поставил посередине, второе и стол поставил в углу.
Третьим опять зашел Ромодановский, уселся в кресло по центру, сложил руки на животе. Первый мужик закрыл дверь изнутри, повернул ключ в замке и убрал его в карман.
Я рассчитывал, что он останется снаружи, но не все коту масленица.
Тот мужик, что притащил мебель, уселся за принесенный стол, достал из огромной папки пачку желтоватых листов, снял с пояса чернилицу, достал из-за уха гусиное перо и приготовился вести протокол допроса.
— Ну что, Илья, помолясь, — начнем! — благодушно произнес князь-кесарь, обращаясь к палачу.
Илья некстати пришел в себя, задергался и что-то невнятно промычал.
— Начнем, начнем! — не стал я дожидаться, пока Ромодановский преодолеет свое удивление.
Я соскочил с дыбы, оттолкнул в сторону палача и сделал шаг к столу с орудиями пыток.
Схватил в одну руку топор. Другой метнул какой-то короткий, но увесистый пыточный нож в сторону мужика, пытавшегося открыть дверь. Нож уверенно воткнулся над замочной скважиной.
— Всем оставаться на местах господа — хорошие! Князь — кесарь, вы тоже! Вы хотели поговорить? Давайте разговаривать!
Ромодановский до этого вскочил на ноги, хватился за саблю, но увидев полет ножа в дверь расслабился и опустился назад на стул. Его подручные тоже замерли на местах.
— Бойкий вьюнош! — как-то даже с удовлетворением бросил Иван Федорович Ромодановский, — Далеко пойдешь, если вовремя не остановят.
— Учителя хорошие были, Ваше Сиятельство.
— Ну хорошо! Чего ты хочешь? — как-то устало проговорил Князь-Кесарь.
— Для начала хочу, чтобы ваши люди отошли от двери и сели по углам, а все оружие передали мне.
— Я тоже! — тихо, но угрожающе спросил князь.
Мне, конечно, этого хотелось, но я понимал, что это невозможно. Если я рассчитываю в дальнейшем хоть как-то наладить отношения с одним из самых могущественных людей в Империи.
— Что вы, Ваше Сиятельство! Как можно! Я лишь хотел вас просить о небольшой милости.
— Какой? — взгляд князя приобрёл привычное ему высокомерие. Как же! Все как обычно, — все кругом добиваются от него милости.
— Обещать мне не применять самому оружие против меня и не отдавать таких команд своим людям, пока наш разговор не будет закончен.
— Не слишком ли ты многого просишь, щенок! — глаза князя стали наливаться кровью.
— Не больше, чем заслужил, Ваше Сиятельство. Но чтобы понять, вам надо хотя бы выслушать меня.
— А если откажусь? Убьешь? — князь иронично поднял бровь.
— Нет, Ваше Сиятельство, постараюсь этого не делать без крайней нужды! Просто уйду.
— Не выйдет! — усмехнулся князь, — Отсюда еще никто никогда по собственной воле не уходил!
— У меня есть принцип Ваше Сиятельство: никогда не говори никогда! — прозвучало несколько пафосно, но в этом времени и при данных обстоятельствах, я счел пафос уместным.
— Ишь ты! Ну а мне то, какие резоны тебя слушать?
— Ну у вас же тоже ко мне вопросы были. Я готов на них ответить. Договорились?
— Хорошо! Я не буду трогать тебя, пока недоговорим. Итак, ответь мне, пожалуйста, дорогой Андрей Борисович, где письма, которые ты вез к царевичу Алексею? — князь-кесарь выжидательно уставился на меня.
Я вытаращил глаза. Вот это приплыли. Интересно, о каких письмах идет речь?
Когда и от кого возил письма бывший хозяин моего тела царевичу Алексею? Царевич Алексей — это сын Петра Первого. Вроде как именно в нынешнем году, в 1718 году идет следствие о его измене. То есть это в нашем мире в 1718 году, а здесь в 7229 году. Вроде как его родной папаша обвинял в государственной измене. И насколько я помню, к тому были основания.
Алексей Петрович сбежал в Австрию и хотел на австрийских штыках въехать в Москву и свергнуть отца, чтобы вернуть все, как в старину было. Но это ему Петр простил.
Не простил то, что Алексей со шведским королем снюхался. И это во время войны. За это и казнил его тайно. Но всем объявил, что Алексей сам умер. От какой-то болезни. Типа от склероза. Забыл, как дышать, и умер.
Но это у нас. Здесь же, похоже, следствие против царевича Алексея тоже идет. И это несмотря на отсутствие царя Петра. Ведет его здесь, похоже, не отец, а дядя — царь Иван V.
Но, интересно, здесь он чего натворил? Шведов, по крайней мере, в этом мире нет. Вместо них вон орки по Прибалтике бегают. Что с другими народами и вообще в мире происходит, я не знаю. До сих пор не разобрался, а пора бы уже. А то тыкаюсь куда ни попадя, как слепой кутенок. В результате — дыба. Как говорится, если вы не занимаетесь политикой, политика займется вами.
— Ваше Сиятельство, рискую опять навлечь на себя ваш гнев, но я не понимаю, о каких письмах вы говорите. У меня была контузия во время обороны Риги, и я частично потерял память.
— Контузия, говоришь? — взъярился Ромодановский.
Пришлось успокаивать князя — кесаря и подробно ему рассказывать всю историю с того момента, как я появился здесь. Естественно, я опустил такие несущественные детали, как то, что я из другого мира и что с помощью орка Олега научился пользоваться некоторыми видами магической энергии. Ну и про поход в авалонскую гавань умолчал. Это к делу не относится.
— Говоришь лейб-гвардии Семеновского полка прапорщик Шереметьев твою сказку подтвердить может?
— Да!
— Так, его самого проверять надо. Тот ли он, за кого себя выдает? Или, как и ты в убийстве экспедитора Тайной Канцелярии замешан.
— Еще может подтвердить князь Никита Иванович Репнин. Он даже это все в письмах описал, вам адресованных. Вот только письма я своему человечку отдал, чтобы они в руки Крынкина не попали.
— Ладно, посиди пока здесь. Разговор не окончен. Чувствую, долго мне с тобой разбираться придется. Пойду пока Шереметьева и Крынкина послушаю. Кстати, Илюшу моего, тоже со мной отпусти. Ценный человек. Таких, знающих свое дело на ять мало сейчас осталось. — Ромодановский взглянул на меня.
— Да, конечно, Ваша Светлость. Только распорядитесь, пожалуйста, чтобы мне поесть принесли. Со вчерашнего дня ничего не ел.
Ромодановский ничего не сказал, только сверкнул глазами и вышел. Двое его помощников также молча подняли с пола палача и кряхтя увели с собой.
Спустя час вернулся Ромодановский в сопровождении Крынкина и Шереметьева.
— Значит, ты, Крынкин, утверждаешь, что именно Ермолич убил экспедитора — бесстрастно спросил князь-кесарь.
— Нет, Ваше Сиятельство, это не я так говорю. Так, свидетель утверждает, хозяин постоялого двора, — Крынкин достал платок и вытер крупные капли пота со лба. Глаза его шарили по обстановке пыточной, руки дрожали.
— А ты, Шереметьев, стало быть, говоришь, что Ермолич в это время Ригу оборонял?
— Да, Ваше Сиятельство. Да еще как оборонял.
Князь-кесарь махнул Шереметьеву рукой: достаточно мол.
— Ну а ты что можешь сказать в свое оправдание? — Ромодановский повернулся ко мне.
— Мне не в чем оправдываться, Ваше Сиятельство. Я был в Риге. Это видели многие. И если вы дадите шанс, я привезу вам письма, подтверждающие это.
Поручик видел одно из этих писем, когда мы впервые с ним столкнулись. Это была подорожная, которая была выписана по всем правилам. В ней были указаны и даты отъезда, и дата прибытия в Санкт-Петербург.
Странно, почему поручик не хочет признать, что он видел эти бумаги. Может, потому, что тогда придется признать, что трактирщик видел не меня, а именно лицедея в моем обличье. А если ему придется признать это, значит, и придется сознаться, что он общался лицедеем. Господин Крынкин, почему вы боитесь в этом сознаться? Ну общались и общались! Что такого? Лицедеи не преступники.
— Я не общался! Не было этого! — Крынкин крепко сжал губы и положил руку на эфес шпаги.
— Как же, поручик? И я это видел, и Сергей Шереметьев, как вы с ним общались. И свидетель у нас есть. Может быть, вы не сознаетесь, потому что тогда вы будете пойманы на подтасовке фактов по убийству экспедитора?
И тогда князю-кесарю придется выяснять, зачем и в чьих интересах вы их подтасовывали? — чем дольше я говорил, тем больше распалялся и тем сильнее чувствовал, как у меня печет в районе солнечного сплетения.
— Не было этого! Лжец! Лжец! Я убью тебя — взвизгнул Крынкин, выхватил шпагу и бросился на меня.
В следующее мгновение из меня вырвался поток голубой энергии и ударил в грудь Крынкину. Крынкина отбросило на дверь пыточной, и он сломанной куклой сполз на пол.
Тут же я почувствовал, как неведомая сила сдавила мне горло, подняла над землей, мягко, но сильно тряхнула и отпустила.
Я упал на пол, где-то с высоты пары метров. Сразу вскочил и увидел, как в глазах князя Ромодановского медленно гаснет желтый огонь. В воздухе явственно слышался треск электрических разрядов и пахло озоном.
— Ермолич, успокойся! — рявкнул князь, — Иди за мной!
— Куда? — на автомате спросил я.
Князь исподлобья жестко взглянул на меня и бросил:
— Кровью своей поделишься!