Змеиная Башня. Учебник лекаря

Глава 20 Арахнофобия

Властная сила бросила меня на твёрдую землю. Затылок напекало жгучее солнце, а яркий свет ослепил на мгновение. Клёкот птиц рвал слух, а мир вокруг закружился.

Сорвал маску и, согнувшись, выблевал.

Когда приступ прошёл, я отдышался и поднялся. Вокруг раскинулся карманный мир. Лес вечного лета с высокими столбами вековых деревьев. Их кроны были покрыты белоснежной паутиной, где отчаянно бились запутавшиеся птицы. Между деревьями струился мистический туман, будто молочная река парила над землёй.

Нас выбросило на безжизненный участок пересохшей, выжженной земли. Здесь не росло ничего: ни травы, ни цветов, ни даже мха. Тени словно избегали этого места. Но стоило сделать несколько шагов вперёд, как перед глазами открывалась буйная зелень, усыпанная белыми цветами, напоминающими тюльпаны.

— Ждал тебя минут десять. Значит, ты шёл шаг в шаг, — раздался голос за спиной. Учитель стоял ко мне спиной, заложив руки за голову. — Разница во времени, как я и думал.

— Знаешь… — начал я с раздражением.

— Знаю.

Я стиснул зубы и промолчал, чтобы не усугублять конфликт.

Мы двинулись дальше. Тишину пути прервал едва уловимый звук. Внутри что-то сжалось. Я резко ударил посохом в воздух, выпуская волну, и заметил, как нечто круглое отлетело в столб, оставив глубокую вмятину.

Большие идеальные шары начали спускаться на тонкой паутине с крон деревьев.

— Сохраняй пламя! Я беру среднего и левого! — приказал учитель. Он толкнул шары потоком воздуха, а затем поджёг паутину, отбросив их в стороны.

Мгновение назад я чувствовал себя бесстрашным. Но когда первый шар спустился и обнажил шесть тонких конечностей, страх пронзил меня. Существо напоминало гибрид паука, ракообразного и человека. Его торс изогнулся, обнажая ряды алых глаз, тянущиеся от паха до головы. Из спины торчали крючковатые жала.

Тварь бросилась ко мне. Её лапа взметнулась в лицо, но я ударил клинком, срезав два пальца. Из раны брызнула зелёная кровь, опаляя мою кожу. Я вскрикнул от боли, отбросил тварь воздушной волной, но она выстрелила паутиной, обхватила дерево и снова метнулась ко мне.

Уклонившись, я отсёк очередную лапу. Тварь взревела и, перекувыркнувшись, метнула в меня жала. Время замедлилось. Пять острых наконечников летели в мою сторону. Я отразил центральное, но одно вонзилось мне в живот. Жгучая боль скрутила меня. Мерзость сдохла, но жало осталось торчать у меня из живота.

— Проклятый старик… — прохрипел я, выбивая из себя проклятый шип.

Позади раздался грубый голос:

— Только не ной! Повторяй за мной! — учитель подошёл, волоча труп твари. Его тело было изрешечено жалами. Одно торчало из плеча, другое — из груди, третье… из ягодицы.

— Тебя что, даже в задницу ранили? — хмыкнул я.

— Заткнись, Леонид! — огрызнулся он и выхватил мой клинок. С невероятной ловкостью он разделал тушу, вырезая что-то из её внутренностей. Затем бросил мне небольшую железу и мешочек с порошком. — Посыпь и ешь.

— Это антидот? — я с отвращением посмотрел на отвратительную плоть.

— Иммунитет к ядам врагов. Порошок ускоряет процесс. Давай, или сдохнешь, — пробурчал он.

Сжав зубы, я посыпал мясо порошком и проглотил его. Внутри всё переворачивалось, но силы начали возвращаться.

— Ладно, — сухо выдавил я. — Если бы ты ошибся, что тогда?

— Ну… было бы хреново, — усмехнулся учитель. — Но ты не забывай, сколько стоит порошок. Считай, что ты только что пообедал на десять лет вперёд.

Стоит признать, что мне действительно стало легче. Мы дошли до небольшого озера, где я снял маску и увидел ряд зубов через зияющую дыру в щеке… Пока что силы на восстановление лица я не тратил.

В этом месте был ветер, насекомые, облака и искусственное солнце. Время суток, однако, совершенно не менялось. Как я понял это? Некоторое время наблюдал за статичными тенями деревьев, кустов и больших валунов…

Исследуя местность, мы наткнулись на ещё одну засаду, которая не стала сюрпризом. Несколько новых ран, несколько желез… Больше ничего интересного. Я начал испытывать дикий, почти инфернальный голод. Старик сказал, что кровь существ токсична, но некоторые части тела есть можно. Их мясо напоминает омара и курицу.

Теперь мы поменялись ролями: они — дичь, мы — охотники.

Оказалось, что пауки на протяжении условного дня охотятся на местную живность. Сетями ловят птиц. Группами выслеживают зверей и устраивают на них засаду. Потом консервируют их и затаскивают на деревья, чтобы другая группа не отобрала добычу.

Мы убили группу в надежде забрать их добычу. Оказалось, что внутренности зверей были растворены до состояния сиропа. Мышечные волокна тоже стали непригодными для употребления.

Когда количество мяса достигло нужного объёма, пауки спустились и увезли всё в неизвестном направлении. Мы вели наблюдение за одной из таких групп. Двое забрали законсервированную пищу, третий убрал ветки, палки и листья, маскировавшие проход в землянку. Этот проход был относительно узким. Невысокий мужчина или подросток мог пройти, а вот рослому мужчине вход был заказан.

Старик сбил дозорного потоком воздуха, а сам вылетел из-за столба и стремительным выпадом пронзил сердце, которое анатомически находилось там же, где у обычного человека. Обезоруженный и обескураженный враг даже пискнуть не успел.

Пробормотав пару бранных слов, я потащил труп в сторону, бросив его в колючие кусты ежевики. Затем занял позицию у входа в землянку, притаившись слева. Учитель, как всегда, изображал из себя приманку.

Прошло какое-то время, прежде чем ползучие гады начали выбираться из норы. Первая показалась уродливая голова с десятками глаз, которые тут же обезумели, завидев учителя. Алгоритмы твари сорвались, жала зазвенели в предвкушении атаки. Когда из укрытия высунулась хитиновая спина, я не раздумывал: поднял клинок и со всей силы обрушил его на центр позвоночника. Металл пробил защитный слой и поразил мозг.

Тварь затряслась, её ноги разъехались в стороны. Жала стрельнули вслепую, но застряли в земле.

Второй паук, лишённый остатков самоконтроля, ринулся вперёд, напролом пробивая себе путь через труп собрата. Его массивные конечности разрывали препятствие, будто оно не существовало.

Я метнулся навстречу, рубанул по клешне, а затем ударил по голове, чтобы причинить ему боль. Тварь взбесилась и, резко продвинувшись вперёд, вылетела, как пробка из бутылки. Пока она теряла равновесие, я отсёк одну из её ног, заставив завалиться набок.

Разъярённый арахнид отчаянно заскрипел и перевернулся, пытаясь выстрелить из жал. Но учитель в этот момент ударил воздушной волной, отбросив жала в стороны. Некоторые оторвались, и он мгновенно сдох.

— Слишком много лишних движений, Леонид. Учись убивать грациозно, — недовольно заметил он.

— А как же поблажка? Я только недавно взялся за меч! — возмутился я.

Что бы я ни делал, этому диктатору всегда мало. Хорошо сражаешься — делай лучше. Плохо — значит бездарность.

— Вот скажи, что надо сделать, чтобы добиться твоего расположения? Разве нельзя просто сказать: «Молодец, Леонид! Продолжай в том же духе»? Ведь после кнута должен быть хотя бы небольшой пряник!

Старик явно пропустил мои слова мимо ушей. Он лишь посмотрел на меня, почесав бровь ногтем.

— Ладно, будь по-твоему. Ты отлично справился! Нет!! — резко выкрикнул он последнее слово. — Работай лучше! Хочешь пряник? Хорошо. Половину платы за задание отдам тебе. Этого хватит на ферму.

— Сколько? — прищурился я.

— Чуть меньше тысячи, — спокойно ответил он.

Я не смог сдержать радости, уже строя в голове планы. Учитель хитро улыбнулся.

— А теперь, раз ты высокооплачиваемая груша для битья, предложи план, как выманить паучиху из гнезда, — сказал он, указывая на мрачную дыру, перекрытую трупом.

— Легче лёгкого! — вдохновившись, я вытащил труп, собрал сухие ветки и листья. Навалив их на кучу зелени, создал небольшую огненную волну из посоха. Внутри холма возник слабый костёр, дым начал просачиваться сквозь листву.

Я усилил воздушный поток, направляя дым прямо в нору.

Каждое живое существо боится огня — это подсознательная память, говорил старик. Я не знал, работает ли это на пауках, но они ведь химеры, значит, какие-то инстинкты у них сохранились. Надеюсь, создатели не достигли совершенства в своей работе.

Спустя несколько минут из землянки послышалось шипение.

Если не оказался в дураках, когда маленькая паучиха должна была сильно занервничать.

Послышался вибрирующий писк, напоминающий зов о помощи. Уши наставника, судя по всему, не улавливали столь тонкий звук, а вот я слышал его более чем отчётливо.

Вибрации прокатились по земле. Что-то ударялось о стены. Могильный холм поднимался, растрескивался. Куски зелёной травы буквально расходились. И вот, покрытая грязью, появилась она — королева…

Её уродливое лицо походило на человеческое. Только четыре пары глаз переливались красным, а из разорванного от уха до уха зубастого рта торчали жвала, источающие яд. Тело напоминало приплюснутое тело паука, но вместо привычных паучьих ног из него торчали шесть лап с перепончатыми пальцами.

Я отскочил и швырнул в неё огненные шары.

Королева снесла груду листьев, отчаянно пытаясь вытащить огромное, непропорциональное брюшко. Из её рта вырывался жуткий, скрежещущий крик. Лапы метались по земле, пытаясь добраться до меня.

Старик взмахнул древком: спираль огня взметнулась снизу её торса, прорвавшись через конечности, причиняя твари невыносимую боль. Её тело трещало, словно смолистая древесина в костре.

Скоро воздух наполнился ароматом жареного цыплёнка. У меня невольно заурчал живот, и потекли слюнки — это испугало меня.

Несчастная паучиха застряла в отверстии. Её отчаянные рывки разрывали сплетение брюшка и торса — или, если угодно, основного тела.

— Отрабатывай хлеб, мальчик! — крикнул старик.

Я с размаху ударил древком о землю, и столб огня обрушился на неё, прожаривая с двух сторон. Хитин начал багроветь, раскаляясь. Крики ужаса стали в разы страшнее. У меня защемило сердце от её мучений.

Почему я вообще жалею хищную тварь, которая без колебаний растворила бы мне кишки и выпила их через трубочку?

С диким воплем она разорвала оковы тела. Из раны брызнула зелёная жижа, смешанная с внутренностями. Её глаза выгорели, но злоба продолжала вести этот монструозный силуэт в мою сторону.

Наставник погасил пламя и ударил волной воздуха по конечностям, которые не выдержали давления и переломились. Королева, проехавшись грудью по земле, замерла у моих ботинок. Я смотрел на изуродованное лицо. Её жвалы размыкались безвольно, а пустые глазницы, казалось, смотрели мне в душу.

В памяти всплыла больница — день моего прибытия в этот мир. Я понимал, что в ней ещё теплилась искра жизни, но не мог поднять руку, чтобы оборвать её страдания.

Старик выхватил у меня меч. Я замер, но было поздно: через боковую щель в треснувшей броне он пронзил её сердце.

— Слабость перед врагом — это грех, — холодно и властно произнёс наставник. — На поле боя твой единственный друг — меч. Ты должен быть верен ему.

Он принялся разделывать тушу. Меня замутило. Существо, которое я только что жалел, разделывали у меня на глазах. Это было жестоко. Я озвучил свои мысли.

Наставник закинул кусок мяса в рот, прожевал, вытер губы рукавом и начал говорить:

— Мир, где ты жил раньше, слишком цивилизованный. Он сделал тебя чересчур сердобольным. Но даже там вы разводили скот, верно?

— Да.

— Ел мясо? А думал, насколько милыми могут быть овцы или свиньи? Лошади у вас были? Конечно же, были, — сам себе ответил он. — Благороднейшие существа, но их забивают и пускают на колбасу. Когда убийство происходит далеко, людям всё равно, а если близко — сердце разрывается. Так?

— Скотину мне жалко не было ни разу, — скупо ответил я.

— А сейчас жалость проснулась? К чудовищу? Эта тварь не пощадила бы тебя, твою деревню, даже Марию.

— Заткнись! — прошипел я сквозь зубы.

— Мы люди, Леонид. Нам нужно есть. На траве и корнях долго не протянешь. Так что ешь молча или умри с голоду.

Он протянул мне кусок мяса. Аромат жареной плоти с ума. Я испытывал жгучую жалость к ней, но ещё сильнее хотелось есть. Нет, жрать…

— Глупо отказываться от плодов охоты, — наставник говорил мягче.

Я взял мясо и, не раздумывая, жадно впился в него. Было вкусно и горько.

Когда солнце стало клониться к закату, я успокоился. Даже помог наставнику разделывать уродцев и королеву. Мы много разговаривали. Этот прохвост вытащил флягу с самогоном и дал мне пару раз приложиться.

Из-за густого тумана и неподвижности становилось холодно, он пробирал до костей. Кроны деревьев закрывали солнце, погружая лес в полумрак. Но через сотню метров начиналась стена света. Чтобы не замёрзнуть, оставалось либо выйти туда, либо развести костёр.

Я заметил странность: здесь законы физики вели себя странно. Затенённые участки покрывались инеем, а на освещённых можно было жарить яичницу.

Думая обо всём этом, я постепенно уснул.

Леонид проснулся во сне. Куда ни падал взгляд, всё вокруг утопало в серости. Его ступни вязли в безжизненной мутной воде. Мрачный клинок был словно влит в кисть — так, чтобы даже в минуты всепоглощающего отчаяния он не мог выбросить оружие.

Здесь не было ни звуков, ни запахов, только пустота.

Его терзала тревога, сковывал страх. Перед ним расстилалась армия теней. Каждый из Легиона Безымянных выглядел точь-в-точь как он сам. Каждый стремился одержать победу.

Бесплодный мир иллюзий не знал смены дня и ночи, но Леонид ясно ощущал, как пылают минуты, горят часы, уносятся дни. Всё это время тени раз за разом разрывали его на куски, вдыхали его дымную плоть и выдыхали обратно.

Он умирал бесчисленное количество раз и вновь вставал из мёртвых. Приступы отчаяния сменялись кровавым безумием, которое в свою очередь уступало место обречённости. Его руки то бессильно висели, словно потухшая плеть, то наполнялись неукротимой силой.

Сможет ли он когда-нибудь вспомнить этот сон? Возможно, да. А может, и нет. Однако ничего не проходит бесследно.

— Помогите!.. — по тихому лесу разнёсся женский крик.

В предрассветный час, когда река реальности смешивается со сном, уши Леонида дёрнулись. Его бегавшие под веками глаза остановились, а затем резко распахнулись. В них ещё отражалась пережитая резня, но память о ней таяла, словно туман на утреннем солнце, оставляя лишь горький осадок.