Зов чёрного лебедя

Глава 3. Тёплый приём

Мирослава была поражена гостеприимством, с которым её встретила Марта. Эта женщина была неутомима по части вопросов и ответов на них. Вскоре она призналась самой себе, что Марта была способна дать фору даже ей.

Они расположились на светлой кухне с множеством небольших квадратных окон, через которые без препятствий проникали проснувшиеся солнечные лучи. На прямоугольном столе величаво возвышался самовар, сверкающий своими начищенными боками.

Мирослава ещё в поезде успела поразиться: густым сосновым лесам со значительным количеством клёна, широким полям, лазурным и прозрачным озёрам. Поездка позволяла любоваться девственной природой, пока они неспешно приближались к селу, расположенному на живописной равниной местности в окружении лугов и пашней.

Как только поезд прибыл, и Мирослава вышла на перрон, то, поглядывая на ждущих так же, как и она, автобус, поняла, что оказалась на пути к совсем другому миру — незнакомому и более живому. Все, с кем Мирослава делила путь от столицы до Петрозаводска, словно скинули с себя лишнюю шелуху и с интересом глазели по сторонам.

В столице было не принято открыто выражать свои чувства, тем более столь позитивные и почти детские, но здесь, в одной ночи пути, можно было стать кем-то другим, лучшим, чем ты есть. Семейная пара, не перемолвившаяся за весь путь и словом, — жена с короткой стрижкой и завитыми локонами, чей наряд выглядел согласно веянию моды, которая гремела последние недели: приталенное платье по колено со скромным вырезом, шляпка с цветками, кокетливо повёрнутая набок, нитка искусственного двойного жемчуга, свисающего ниже груди, и перчатки до локтей, — сидела с выпрямленной спиной в одной позе, лишь изредка шевелясь, доказывая, что она живой человек, в то время как муж лениво листал газету. Никто из них даже не взглянул в окно поезда, но зато сейчас они несмело обменивались впечатлениями и во все глаза разглядывали людей, которые ранним утром бодро шли на работу, хвойный лес по другую сторону от железной дороги, внушающий страх своими тёмными очертаниями и глухими звуками, и попутчиков.

Недалеко от супружеской пары стояло с десяток человек, которые были одеты в свободные штаны грубой ткани и льняные рубашки, обвязанные на талии поясами с длинной кисточкой. Это были жители села, возвращавшиеся с работы из столицы в родные края. На них и Мирослава с любопытством глядела, не отставая в этом от остальных приезжих. Но больше всех ей понравилась молодая светловолосая девушка в зелёном платье, которая стояла совсем неподалёку от неё и нетерпеливо выглядывала автобус, сгорая от предвкушения, читавшегося в нетерпеливом постукивании носком закрытой туфли. Помимо небольшой потрёпанной сумки, у неё на плечевом кожаном ремне болтался фотоаппарат. Мирославу это немного удивило. Неужели кто-то из их конкурентов вызнал об этих убийствах и прислал своего человека? Но пока она продолжала посматривать на неё, то вместо работы почему-то думала, что ей бы тоже хотелось бы воспринимать свою поездку, как приключение, как этой девушке.

Стоило всем сесть в автобус, так уже никто не мог оторвать взгляд от красочных видов за окном. Солнце медленно поднималось, и вслед за ним просыпалась жизнь: на полях, где трудились люди, в лесных просторах, которые при утреннем свете казались более приветливыми. В сёлах же она уже давно била ключом: расхаживали коровы и лошади под предводительством пастухов. В отличие от столицы, которая, казалось, начинила просыпаться только к обеду, при этом не выглядя дружелюбной, здесь же те же люди, деревья, цветы приобретали совсем другие оттенки: более насыщенные, лучистые и броские. У Мирославы возникло чувство, словно она никогда прежде не видела настоящей жизни. Даже чужое в этих краях воспринималось, как своё, родное.

Всюду докуда могли видеть глаза и даже дальше, расстилались засеянные поля, которые вскоре сменились озёрной спокойной гладью, вдалеке несмело блистали купола церкви, а затем взору предстали и двухэтажные, и одноэтажные дома, в одном из которых, неожиданно для самой себя, Мирослава сейчас и очутилась.

Не насытившись по пути, она продолжила с жадностью изучать своего провожатого и людей, пока они ехали по неровной дороге. Её провожатый отличался от местных тем, что носил кожаный длинный плащ, который облеплял его мощную спину и плечи, словно вторая кожа, светлую тканевую рубашку и широкие штаны.

Мирославу искренне поразил его выбор верхней одежды. Как ему нежарко летом в их краю? В столице пусть солнце и было редким гостем, но даже там в плаще летом оно бы не сжалилось над человеком. Но по её провожатому, имя которого она забыла спросить в самом начале, а при кочках вести беседу было неудобно, нельзя было сказать, что ему жарко. Не считая чудаковатого выбора в одежде, он выглядел почти так же, как и местные мужчины, если коснуться высокого роста и широких плеч.

В остальном он снова выделялся на фоне пшеничного цвета волос и светлых глаз своими темно-рыжими волосами, слегка вьющимися на кончиках, такого же оттенка бородой и темно-карими глазами. Мирославе понравились его волосы, отдающие на солнце почти бурой рыжиной. Сама же она всегда мечтала об оттенке волос поярче, чем просто черные, и глазах, которые не напоминали бы речную, бесцветную гладь.

Когда они остановились, то оказались возле большого дома, который выглядел почти точь-в-точь как и остальные, только вот хозяйственная пристройка казалась несколько более запущенной и в ней словно было меньше слышно гомона животных, но здесь не угадаешь — то ли их там мало, то ли просто стены толще. Но главным различием между домами были росписи, которые как будто уникально представляли каждого хозяина дома. На доме, к которому её привезли, преимущественно изображали медведей и других лесных обитателей вблизи озёр.

— Вы так добры, — улыбнулась Мирослава, отвлекаясь от своих восторженных воспоминаний, когда Марта поставила на деревянный стол тазик с умопомрачительно пахнущими знаменитыми калитками — пирожками из ржаного теста.

За столом помимо неё и тети хозяина дома, как она успела выяснить, уже вовсю игрались солнечные лучи, которые подчёркивали уют и теплоту, царившие в доме.

— Что за мода нынче в столице! Ты такая тоненькая и хрупкая! — посетовала женщина, присаживаясь напротив и подперев пухлую щеку рукой. — Благо, что хоть высокая, а то совсем бы потерялась на этом свете. Я бы посоветовала тебе съесть всю тарелку, но тогда мы рискуем тебя уморить, — хохотнула она.

Мирослава чувствовала себя неудобно из-за того, что даже из вежливости не сопротивлялась, а тут же накинулась на еду. Она ехала экономным путем, и там не предполагался ни ужин, ни завтрак. Ей удалось пожевать только несколько кислых яблок и засохшую булочку. К тому моменту, как она оказалась в гостях у Мстислава, желудок уже нещадно сводило от голода.

— Моё проклятье, — ответила Мирослава после того, как съела два тёплых пирожка и запила их молоком с крошками хлеба внутри — оно было куда слаще чем-то, к которому она привыкла. — Непросто было получить работу, потому что во мне не видели серьёзного специалиста. И всё из-за внешнего вида!

Здесь она немного слукавила. Работу найти было действительно непросто, но не только из-за внешнего вида, хоть ей и пришлось в какой-то момент начать носить пиджаки с плечиками, чтобы казаться солиднее. И если бы не Анат Данилович, то она бы никогда не сумела дослужиться до его помощницы самостоятельно.

Марта покачала головой, поддерживая несправедливость, хотя Мирослава ожидала, что та непременно осудит девушку, стремящуюся к работе, а не быту, учитывая её возраст и место проживания. Внешний вид Марты тоже на это намекал: льняное светлое платье с коричневым широким поясом и длинной кисточкой, белоснежный передник и подвязанные сзади тканевой лентой светлые волосы. На шее у неё позвякивали круглые бусины.

Марта подождала, когда она осушит глиняный стакан без ручек, и с хитрым блеском в глазах коварно промолвила:

— Ты такая хорошенькая, что от мужчин поди, отбоя нет. Или ты уже хозяйка в чьем-то доме?

Мирослава позабавлено улыбнулась местному говору, проигнорировав привычный укол сожаления. После шипящих вместо привычного «е», у них было тянущееся «о».

— Я сирота, поэтому росла в приюте при церкви. Нам привили там строгие правила, оттого я и одинока до сих пор.

Она не стала добавлять, что ещё в подростковом возрасте покинула родные пенаты. Глаза Марты после её признания восторженно блеснули, и сама она словно стала излучать свечение.

Мирослава догадывалась о причинах и не стала сразу лишать добрую женщину иллюзий. Она не любила озвучивать вслух то, что в связи со своим «недугом» замуж она вряд ли когда-нибудь сможет выйти. Но в ней всё равно ещё теплилась надежда, существующая в сердце только потому, что бывали такие места, как это село: загадочные, полные тайн и секретов, которые, по изученным Мирославой книгам, могли нести под собой некую магию.

— Ты, наверное, устала после долгой дороги, — спохватилась Марта.

Мирослава неопределённо повела плечами, а затем неожиданно для самой себя зевнула.

— Я знаю, что ваше село и все соседствующие — это как большая община, где все друг другу помогают. И что у вас внутри каждого села община поменьше, где решаются важные вопросы. Так как ваше село главное и здесь живет глава общины, то мне бы следовало обговорить с ним убийства и попросить разрешение на обследование местности, — возразила она из чувства долга и, может, даже больше, из упрямства.

Она знала, что не в форме, чтобы работать и что времени у неё не так уж и много, прежде чем в столице спохватятся и узнают о её маленьком самоуправстве. Тем не менее не было смысла ввязываться в расследование, когда глаза слипались, а нега и расслабленность после вкусного приёма пищи брала власть над телом.

Мирослава заметила, что улыбка Марты малость потускнела после её слов.

— С этим могут возникнуть сложности. — Она помолчала пару мгновений, а затем решительно и твёрдо заключила. — Но я тебе помогу получить нужные ответы, не переживай, девочка.

Она с благодарностью кивнула и слабо улыбнулась. Закрытая община не желает делиться своими секретами и проблемами? Это было ожидаемо с самого начало, но такой шанс Мирослава не могла упустить ведь, возможно, он был единственным. Готовность помочь Марты просто так или почти просто так отозвалась трепетом в душе — давно к ней никто не проявлял такой теплоты, кроме Аната Даниловича.

— Я пойду постелю тебе наверху, обожди пока, — засуетилась Марта и встала, отправившись в коридор, где находилась лестница, ведущая на второй этаж, и крепкая дверь в стене, которая, как полагала Мирослава, вела в хозяйственную часть.

Она не была пока готова знакомиться с другими обитателями дома, пусть они и были животным. Но все же подняться пришлось, чтобы размять затёкшую спину.

Потом Мирослава стала неспешно обходить кухню, которая выглядела не столь необычно ее взору: печь в углу, деревянная длинная лавка возле окна, белоснежные шторы в цветочек, крепкий стол посередине и скамьи с обеих от него сторон. А вот комната, совмещённая с кухней, привлекла внимание Мирославы сразу. Раз она не могла заниматься делом, то необходимо было, хотя бы разузнать о местной культуре побольше, чтобы понимать, к чему быть готовой. Собиралась сюда она в спешке и не успела толком ничего изучить, кроме разрозненных слухов, оговорок и общих сведений. Она оглянулась на лестницу и прислушалась. Шагов не было слышно, поэтому, отринув сомнения, Мирослава двинулась через проход, который был отгорожен широким шкафом со стеклянными дверцами.

Окна здесь были задёрнуты, оттого комната была в приглушённых тонах, что придавало ей какой-то колдовской шарм. На полу, так же как и на кухни, были постелены ковры с различными трапециевидными орнаментами и животными. В углу стояла односпальная застеленная кровать, принадлежащая, скорее всего, Марте. Вряд ли хозяин дома предпочитал такое обилие подушек — они лежали друг на друге возле изголовья, а на них, словно паутинка, лежала белоснежная кружевная салфетка. Повсюду в комнате считывались отпечатки женской руки.

На стенах висели вручную вышитые гобелены с птицами над озером, с ярко выраженным тёмным дуплом, к которому стремились и муравьи, и белочки с поляны, когда ее разукрасили алые закатные лучи солнца.

В шкафах со стеклянной дверцей находилась красиво расписанная посуда: стеклянная и глиняная. Мирославу увлекла коллекция ложек, на концах которых была изображена голова оленя или лося. На полках повыше расположились разного размера трубы и поющий рог. В другом шкафу, который был уже и стоял возле окна, где рядом находился ткацкий станок, Мирослава залюбовалась крупными прозрачными камнями, украшениями, цветными шляпами и поясами, которые пестрили изображениями различных животных, деревьев и рек. Её взгляд зацепился за особенно кропотливо сделанных птиц, в которых угадывался журавль и лебедь. Пояс, где красовался лебедь с тёмным оперением и расстилающаяся под ним речная дорога, заставил её сердце нервно подскочить.

— Моё хобби, — прозвучало неожиданно за спиной Мирославы, и она подпрыгнула, резко развернувшись.

В проходе стояла Марта и пристально смотрела на неё.

— Извините, что я без спроса полезла. Любопытство репортёра, — смутилась она.

Марта продолжала напряжённо и главное — молчаливо — её разглядывать, и это всерьёз стало беспокоить Мирославу, которая не знала, куда себя деть, переступая с ноги на ногу. Она не знала, оскорбила ли добрую женщину своим любопытством, а уточнять не решилась.

— Поразительная работа и потрясающей красоты пояса, — вернув своё внимание к ним, негромко сказала она. — Вам бы с ними на ярмарку в столицу — такое великолепие с руками и ногами отберут.

— В столице такое не оценят. Это особенная вышивка, которая сама выбирает свою хозяйку или хозяина. Какие-то я сделала давно, а вот с птицами совсем недавно. Ты, наверное, знаешь, что в наших краях животным и птицам отведена особая роль, оттого мы и рисуем их, лепим, вырезаем из дерева. Мы почитаем существ, которые давным-давно были отмечены богами не совсем так, как принято среди наших собратьев, но всё же неистово и искренне, — заговорила Марта спокойным глубоким голосом, который неожиданно заполнил всё пространство в затемнённой комнате. — Но я также делаю и обычные пояса. Мстислав способен обеспечить дом всем необходимым, но я всё же продаю их — тем же туристам, соседним жителям сел или вожу их на зимнюю ярмарку, куда, в том числе прибывают туристы. Ещё обучаю молодых девочек, чтобы мои способности после смерти не унёс дух ветра. Это когда я нахожу время, конечно. Потому что большую часть женщины нашего села заняты огородом и скотиной. Это у нас её немного — Мстислав может позволить купить необходимое.

Мирослава не сразу нашлась с ответом задумавшись. Она вдруг поняла, что Марта напомнила ей своим тяжёлым, немигающим взглядом старшую учительницу, которая была у неё в приюте. Та не чуралась ударить по рукам линейкой или заставить провинившегося простоять целый день в углу без еды и отдыха. Уже после нескольких часов мышцы ног забивались и их начинало тянуть, а ещё через пару часов от боли хотелось плакать. К концу дневных занятий провинившиеся падали на пол, задыхаясь от слёз, за которые потом тоже были наказаны.

Мирослава никогда не плакала. Её спасала чистая, незамутнённая злость, которую из неё пытались выбить, но не успели. Она сбежала раньше. Но, несмотря на подобные наказания, Мирослава позже поняла, что они проявляли так заботу о ней, ведь считается, что послушная жена — радость для мужа. Сейчас она уже знала, насколько их мнение было далеко от правды, но всё равно пыталась простить.

Воцарилось молчание, нарушаемое шумом за окном и большими настенными часами, где вместо минутной стрелки был изображён медведь на двух лапах. У Мирославы зачесались руки записать все премудрости и странности деревни и того, что успела ей сказать Марта.

— Я постелила тебе в маленькой комнате и уже перенесла туда сумку, — вдруг с прежним энтузиазмом произнесла Марта. — Она может показаться тебе тесноватой, но там стены лучше утеплены и ковёр толще. Ночами у нас бывает прохладно. Там ещё стоит стол — тебе было бы удобнее работать. Репортёры же что-то вечно пишут? — озадаченно уточнила она.

Мирослава поспешно закивала, вновь тронутая предусмотрительностью Марты и решившая, что сходство ей просто почудилось. Сейчас во взгляде женщины она не видела ни тяжёлой задумчивости, ни острой оценки.

— Вы слишком добры, — неожиданно для самой себе Мирослава поклонилась в пояс.

Когда она подняла голову, то наткнулась на широкую улыбку, которая собирала вокруг голубых глаз Марты морщинки.

Мирослава подумала, что Мстислав обладает более тёмной мастью и что между ними не отслеживается почти никакого сходства.

— Так у нас молодёжь приветствует главу или членов общины. Я к их числу не отношусь, но мне приятно, — хохотнула она. — В наших краях принято быть гостеприимными, поэтому отбрось чепуху, которой полнится твоя голова, и делай, что должна.

Мирославе показалось, что в последних словах был какой-то потаённый смысл, но уточнять она не стала, а только кивнула и отправилась наверх немного отдохнуть.