Наслаждаясь нежной текстурой овсянки, которая так удачно сочеталась со сладким вареньем, Мирослава точно знала, где можно найти Карла — несмотря на его многочисленные недостатки, репортёром он был отменным и его умение фотографировать поражало воображение. Пусть он и искал её, дабы оторвать голову за подставу, которую она ему устроила — он не мог упустить возможность запечатлеть красоту этих мест. У Мирославы и до этого ненароком проскальзывали мысли, что лучше ему бы сюда вообще не приезжать, ибо после сделанных Карлом снимков эти места заполонят туристы, жадные до девственной красоты природы, к вящему неудовольствию общины и, возможно, Мстислава. Но сейчас уже поздно было об этом думать, потому что Карл точно оттирался либо где-то в лесу, либо на озере. Поля, на которых трудились сейчас местные, были слишком далеко для его изнеженной души. Но он и дотуда наверняка должен был добраться, потому что он, да и Мирослава не понаслышке знали, как сейчас популярно печатать в газетах, с прилагающимися живыми фотографиями, рассказы о быте и повседневной жизни. Читателей привлекала красота кадров, в которой они сами, так или иначе, узнавали себя.
Мирослава малодушно надеялась, что он доберётся до гостиницы, где его внимание надолго захватили бы местные украшения, или он мог бы стать свидетелем выступлений хора, и его это наверняка вдохновило бы на статью. Всё бы это отвлекло его от внимания к самой Мирославе, которая после последней новости Эрно не могла больше ни о чём другом думать. Мстислав, услышав же это, даже не изменился в лице, но тут же расправил плечи, словно возвращался к своему образу главы — уверенному и непоколебимому, готовому отстаивать честь своих людей.
Мужчины решили оставить Мирославу отдыхать, а сами спуститься и пообщаться с заявившимися родителями, которые пожелали вызнать, как же чувствуют себя их кровиночки, так как обрывки странных слухов уже успели до них добраться. Мирослава была категорически против оставаться в неведении, тем более ей было невероятно любопытно взглянуть на родных родителей тех, чьим единственным родителем всё это время она воспринимала одного лишь Мстислава.
Он, конечно, усомнился в её намерениях и прежде предложил, пока позавтракать. Мирослава, которая при взгляде на уже остывшую, но всё ещё одуряюще пахнущую кашу, почувствовала, как сводит желудок, охотно согласилась и предложила им пока достать ей какую-нибудь одежду.
Две пары глаз недоверчиво уставились на неё после такого предложения, затем Вяземский выгнал слегка смутившегося Эрно к Марте, который до этого на памяти Мирославы не очень часто проявлял и эту эмоцию, чтобы та подобрала ей что-нибудь.
Как только за Эрно закрылась дверь, Мирослава с нетерпением приступила к позднему завтраку, а Вяземский стал сверлить её взглядом, который он тут же отводил, стоило ему наткнуться на чуть приоткрытые плечи.
Отвлекаться было некогда, поэтому она спросила его только тогда, когда её ложка достигла дна:
— Что ты вдруг стал так стеснительно отводить взгляд?
— А раньше ты не могла сказать? — тут же хмуро поинтересовался он.
Мирослава легкомысленно — настроение стало значительно лучше после того, как она поела и узнала новости — пожала плечами.
— После вчерашнего мой внешний вид под одеялом перестал меня так волновать, — честно призналась она. — Наверное, я пересмотрела свои приоритеты.
Мирославе, на фоне желания узнать о состоянии ребят, действительно казалось мелочью прятаться под одеялом. Тем более, от Мстислава, который стал свидетелем… Здесь она не смогла продолжить, ибо для неё их встреча на озере всё же была чересчур.
Вяземский заметил её смущение и нахмурился.
— Это тебя сейчас Эрно смутил или я?
— Неважно, — поспешно отозвалась она, но, наткнувшись на требовательный взгляд, закатила глаза. — Мстислав, признаюсь, я поступила неразумно, но мне показалось, что ты догадался, ведь с таким усердием отводил взгляд до этого?
Он тут же посмотрел на озвученное, а потом также быстро вернул внимание лицу Мирославы.
— Я подумал, что это какое-то ночное платье такое, — признался он, но его взгляд теперь, то и дело, скользил ниже шеи. — А потом отвлёкся на наш разговор.
— Понятно. Но я спешу тебя заверить, что ношу приличные ночные платья, — преувеличенно серьёзно произнесла она, про себя поражаясь тому, что так легко разговаривает с мужчиной о столь интимных вещах!
Но Мирослава не боялась этого — что-то в ней точно переменили дни в этом месте, что-то ещё только постепенно менялось внутри неё, а чему-то ещё предстояло подвергнуться изменениям. Важным было то, что ей это должно было приносить удовольствие.
— Рад это слышать, — кивнул Вяземский, на мгновение успокаивающе прикрыв глаза. — Так, что это за мужчина такой сюда приехал?
Но видимо, ему не суждено было получить ответ, потому что дверь снова без предупреждения открылась и на пороге возникла Марта с ворохом одежды, выглядывающей кисточкой пояса и недобрым выражением лица.
Мирослава покрылась румянцем и притянула одеяло ещё выше — до самого носа.
— Бесстыдник! — обрушилась Марта. — Кто тебе разрешал сюда входить?
— Я принёс ей завтрак, — защищаясь, выдал Мстислав и в подтверждении этого указал на пустую тарелку.
Марта смерила её изучающим взглядом, оглядела лежащую Мирославу и неохотно кивнула.
— И ты сама не предупредила меня о том, что… — попытался возмутиться он следом, но замялся.
Марта злорадно улыбнулась, подходя ближе к кровати.
— Давай, скажи это. А потом объясни мне, с чего бы я должна тебе говорить, что кто-то из присутствующих в доме раздет.
Вяземский после этого шустро поднялся и молча пошёл к двери, вызвав нервное хихиканье Мирославы.
Услышав его, он обернулся и, не глядя на неё, сообщил:
— Жду тебя внизу.
И стремительно вышел.
Мирослава немного боялась смотреть на Марту, полагая, что и для неё у той найдётся пару неласковых слов, но когда та заговорила, с удивлением поняла, что это не так.
— Я так рада, что вы помирились, — присела Марта на кровать, улыбаясь с неописуемой теплотой. Казалось, что её счастью не было предела, несмотря на мгновение назад проявленное негодование. — Я боялась, что после того, как ты убежала… В общем, хорошо, что всё случилось не так.
— Извините, что так невежливо покинула вас тогда и вообще перебралась к Ингрид, не предупредив, — рискнула подать голос Мирослава.
Марта небрежно махнула рукой. Из-под косынки у неё выбилось пару прядей волос, несколько из которых уже тронула седина. И вся она сама, несмотря на выглаженный передник, аккуратно убранные волосы, казалась несколько уставшей и рассеянной.
— Глупости. Сейчас это не важно. — Она замялась, разглаживая передник, прежде чем заговорить о том, что её волновало. — Мстислав мне толком ничего не рассказал о том, что случилось. Но нетрудно догадаться. Новость об убийстве колдуна, а затем Пётр в таком состоянии… Но спросить я хотела не об этом. Я знаю, что Линнель пострадал, как и Раймо, но сейчас всё в порядке. Просто хотела в этом убедиться в этом, потому что Мстислав… Он…
— Очень любит их и переживает, — помогла ей Мирослава, с пониманием кивая. — И вы беспокоитесь, что он только делает вид, что всё хорошо, чтобы лишний раз не волновать вас.
— Да, — с благодарностью выдохнула она. — Ты правильно поняла, Мирочка.
— Всё обошлось, — с осторожностью подбирая слова, чтобы действительно успокоить, а не взбудоражить сильнее, ответила Мирослава. — Худшее позади. Но дальше тоже может быть непросто, но я уверена, что всё наладится.
— Слава Богу, — облегчённо прошептала Марта, затем привычно широко улыбнулась, преображаясь на глазах. — А просто никогда не бывает. Главное только, чтобы дело, ради которого стоит прилагать усилия, стоило того.
— Это точно, — задумчиво согласилась она.
Хорошие это были слова. Правильные.
— А теперь переодеваться! — с энтузиазмом вскочила Марта, расправляя принесённые вещи, и Мирослава с удивлением признала: помимо льняной блузки, в них брюки. — Это матери Мстислава, Виктории. Она любила выделяться. Думаю, ты тоже не откажешься от брюк.
Марта хохотнула, заметив, с каким энтузиазмом Мирослава кивает.
— Так я и думала, — заключила она. — Тем более, мои вещи тебе бы точно не подошли. Виктория тоже обрела формы после родов, но мы просто затянем на тебе пояс потуже.
— А Мстислав не был бы против? — всё-таки уточнила она, вспомнив, с каким трепетом тот относится ко всему, что связано с мамой.
— Конечно, нет, — отмахнулась Марта. — Вставай давай. Тебе не нужна помощь? Ладно, смотри мне. В общем, нет, он бы не стал жалеть для тебя её вещей. Раз он вообще про неё рассказал, то думаю, он бы ничего в жизни для тебя не пожалел, — хитро протянула она.
Мирослава в этот момент натягивала сорочку, которую Марта аккуратно спрятала под тканью брюк и блузки, пока несла сюда и порадовалась этому, так как ей удалось скрыть свою возмущённую неловкость. Ткань приятно холодила кожу, и она расслабленно выдохнула.
— Марта, не смущайте меня, — всё же попросила Мирослава, когда та стала помогать надеть ей льняную блузку.
Она услышала ответ, когда вытащила голову из горловины:
— Я ничего не говорила, — парировала та, вытаскивая прижатые тканью волосы Мирославы из-за спины и перекидывая на грудь, и стала возиться со шнуровкой на спине. — Виктория любила такие старомодные блузки, а я терпеть не могу возиться с ними — хвала тому, кто придумал пуговицы!
Мирослава согласно закивала. В особенности хвала тому, кто придумал брюки. Но она не стала говорить об этом вслух, когда натягивала широкие мужские брюки из серого сукна с сизым отливом, подшитые в талии и в бёдрах. Они были великоваты, но Мирославу это не особо беспокоило на фоне того, каким невероятным облегчением было облачиться снова в брюки.
— Он не говорил прямо — всё больше увёртывался от ответа, но ты же знаешь? — с нарочитым спокойствием, которое порой слышалось и в интонациях Мстислава, спросила следом Марта.
Мирослава сразу поняла, о чём идёт речь, но ответила не сразу, потому что большую часть усилий тратила на то, чтобы справиться со слабостью. Та у неё должна была пройти, как всегда, после того, как она начнёт привычно двигаться.
— Знаю, — когда пауза обещала стать прямо-таки неприличной, отозвалась она. — Предотвращаю ваш вопрос — меня это не пугает.
— Ну и чудно, — просто сказала Марта.
Мирослава хотела добавить, что с её стороны было бы лицемерием — быть против того, что Мстислав — оборотень, но воздержалась — рассказывать свою историю она была физически не в состоянии.
— Ну вот, — удовлетворённо заключила Марта, когда закончила со шнуровкой. — Брюки великоваты, конечно, но для этого есть пояс. Мы постараемся обхватить им как можно больше брючной ткани.
Мирослава, которая до этого не обратила на него должного внимание, заинтересованно обернулась. Когда Марта расправила его, то она невольно ахнула.
Это был тот самый пояс, который заинтересовал её, когда она без разрешения заглянула в комнату, где в шкафу Марта хранила свои труды. На этом поясе был изображён чёрный лебедь, замерший с раскинутыми крыльями над озером, тянущимся до неведомых горизонтов.
Мирослава вскинула взгляд на Марту, которая тоже наблюдала за ней тем же тяжёлым взором, который она видела у неё лишь раз — в начале знакомства.
— Это твой пояс, — уверенно сказала она. — Я не знаю почему, также как вещунья не знает, почему тот или иной тотем подходит конкретному человеку, но точно знаю, что этот пояс твой. Я поняла это сразу, как увидела тебя стоящей напротив шкафа, где он ждал свою хозяйку, поэтому я была уверена, что ты имеешь ценность для нашего села. Мстислав сопротивлялся, но я знала. Потому что этот пояс особенный — они становятся такими не потому, что так решаю я, а потому что это их решение. Когда я беру их в руки после того, как заканчиваю работу, то ткань неожиданно становится тяжелее, а рисунок магически завораживающим. И остаётся только ждать, когда их хозяин придёт за ними.
Марта замолчала и жестом показала Мирославе развернуться. Она послушалась, раздумывая над тем, что ответить на такое откровение. Но после того как Марта затянула пояс, оставила болтаться кисточку, и Мирослава с трепетом прикоснулась к немного грубоватой ткани, единственное, что она могла выдавить, было:
— Спасибо, — сначала шёпотом, дотрагиваясь нитей, из которых получился такой реалистичный лебедь, а затем громче повторила. — Спасибо большое, Марта.
И крепко обняла эту удивительную женщину, которая без причин, просто так, по доброте душевной проявляла к ней заботу и участие с самого начала. Она надеялась, что этими объятиями сможет выразить то, что словами неспособна.
— Иди уже, — добродушно сказала она, отстраняясь и заглядывая Мирославе в глаза. — Тебя уже наверняка заждались.
Кивнув, она ещё раз её обняла и неспешно, но решительно двинулась к выходу из комнаты. Почти без проблем спустившись, в чём ей очень помогли перила, Мирослава заметила необычное столпотворение в дверях дома.
Спину Мстислава, который стоял на пороге и что-то пытался им втолковать, она признала сразу.
— Мстислав? — неуверенно окликнула его, тем самым привлекая внимание родителей, которые стояли прямо перед ним.
Она смогла их разглядеть, стоя на середине лестницы и глядя поверх головы Мстислава. Лучше всего был виден мужчина в лёгкой рубахе и штанах, который окинул её любопытным взглядом и очень красивая женщина, стоящая рядом с ним, чересчур изучающим. В обоих угадывались черты Линнеля.
Вяземский обернулся, услышав её голос, и в уголках его губ привычно возникла улыбка, как бывало всегда, когда она называла его по имени. Затем его глаза на мгновение расширились, когда он понял, в чьей одежде она предстала перед ним, но он ничего не сказал, лишь улыбнулся ярче и сделал шаг к ней.
— Ты ждал меня? — с нотками удивления уточнила Мирослава, когда поняла, что тот не сердится на вольность в выборе одежды, и когда сообразила, отчего застала такую странную картину на пороге.
— Я же обещал, — откликнулся он, затем зычно воскликнул, вынуждая родителей Линнеля сделать шаг назад. — Мирослава здесь! Всем на выход!
А потом довольно вежливым тоном попросил родителей:
— Расположимся на улице. На крыльце место маловато, поэтому парни вынесут стол и табуретки.
Они неохотно кивнули. Их лица выражали нетерпение пополам с раздражением, но всё же им пришлось спуститься с крыльца. Только тогда неприметная дверь сбоку от входа отворилась и оттуда выглянула рыжая голова Ииро. Он оценил обстановку, нырнул обратно, потом дверь раскрылась уже шире, и только тогда, очень аккуратно, друг за другом вышли Ииро, Эрно и Линнель. Они выглядели удивительно домашними также, как и Мстислав, лишённые в доме своей верхней одежды. В выпущенных рубашках, свободных штанах, лохматые и заспавшиеся — они казались гораздо более юными, чем обычно.
Увидев последнего, Мирослава не удержалась от прерывистого вздоха, а потом радостного восклицания:
— Живой! И говорят, что настолько невредимый, что обворовываешь запасы Мстислава.
Линнель широко улыбнулся — он действительно выглядел здоровым, пусть и немного бледным и с глубокими провалами под глазами, но это было обыденностью, хоть теперь Мирослава надеялась, что ей удастся чаще видеть их выспавшимися. Он подошёл ближе, снял её за подмышки со ступенек и неожиданно обнял.
— Спасибо, — шепнул он с такой благодарностью, что Мирослава ещё сильнее опешила. — И я благодарю тебя не за себя, — ещё тише добавил он, стискивая её так, что стало даже больно, но она готова была это перетерпеть.
— Отойди! Ты тут не один рад её видеть! — послышалось привычно задорное и на месте Линнеля возник сияющий Ииро, который тут же её приобнял и закружил.
Мирослава испуганно схватилась за его плечи, не ожидавшая такого порыва, а затем растворилась в ещё одних объятьях. Ииро не только выглядел ярко, подобно солнцу, но и прикосновения его тоже были необъяснимо тёплыми.
— А я скажу спасибо и за одного, и за другого, и за нас всех, — широко улыбнулся он, выпуская из объятий и придерживая её за плечи. — Пусть мы и не могли двигаться, но все осознавали. И, кстати, поздравляю!
То, что они все помнили, удивило Мирославу почти так же, как и их неожиданное проявление эмоций, поэтому она даже не стала уточнять, с чем он её поздравлял. Она оглянулась на Мстислава, который всё так же стоял возле порога и с насмешливой улыбкой наблюдал за ними.
— Но я ничего почти не сделала, — попыталась она возразить, но была прервана саркастичным:
— Всего лишь закрыла проход, договорилась с богиней, отозвала души мёртвых. — Она перевела взгляд на Эрно, который стоял со скрещёнными рукам возле неприметной двери, из которой они все только что вышли. — Даже не думай — я обниматься к тебе не полезу. Тем более, перед Мстиславом.
Мирослава усмехнулась и попросила:
— Мстислав, отвернись, пожалуйста!
Ииро с Линнелям прыснули от смеха. Эрно закатил глаза, но стрельнул осторожным взглядом в сторону Мстислава, который хмыкнул и сказал:
— Хватит с вас и этого. А теперь вытаскивайте стол, пока ваши родители не убили меня взглядами. Серьёзно, я чувствую, как у меня уже спина заболела от их проклятий.
Посмеиваясь, они пошли на кухню, а спускающаяся в этот момент Марта сказала:
— А я пока достану банки из подпола. Не оставлять же без еды гостей.
— Как скажешь, — покладисто согласился Вяземский, а затем подошёл к Мирославе. — Хочешь проведать его?
— Очень хочу, — кивнула она, радуясь, что не пришлось самой настаивать.
Увидев мирно спящего Раймо, возле кровати которого стояли пустые, полупустые и полные кружки с тем же сомнительным содержимым, что пила сама Мирослава недавно, тазиком с водой и полотенцем, она почувствовала себя, наконец, успокоенной.
— Всякие магические настои всё-таки существует, да? — не сдержавшись, поддразнила она, подумав, что, наверное, не смогла бы встать так легко на ноги без настоя Ингрид.
— Я думал, что это лишь преувеличенные байки, — признался он. — Но в мире действительно осталось ещё немало того, о чём мы и понятие не имеем.
— Надеюсь, хорошего всё-таки больше.
— Я почти в этом уверен, — отозвался Вяземский и ещё раз посмотрел на спящего Раймо, прежде чем закрыть дверь. — Поможешь с тарелками или выйдешь ко всем на улицу?
— Помогу с тарелками! — выпалила Мирослава, на что он понимающе усмехнулся.
— Так и думал. Пойдём.