Барин-Шабарин 5

Глава 15

— Вот, Федор Карлович, принимайте под опись, — сказал я с некоторым озорством, указывая на кипящую работу по сооружению военно-полевого госпиталя.

По местным меркам это было сооружение так и вовсе грандиозного комплекса. Во время Венгерского похода в армии я ничего подобного и, как я считаю, настолько продуманного не встречал.

— А вы не перестаёте меня удивлять, — серьёзно и деловитым голосом сказал Федор Карлович Затлер. — И поверьте, я знаю, сколь сложно такое устроить. Это только со стороны может показаться, что всё, что вы передаёте армии, — всё это легко и быстро делается. Но чем больше я общаюсь с вами, Алексей Петрович, тем больше убеждаюсь, что вы словно готовились к войне загодя, и очень задолго.

Наконец, и среди военных, пусть и интенданта, появилось понимание, что не может всё возникнуть, словно по мановению волшебной палочки. Что всё, что сейчас я демонстрирую — это не только моя работа, к этому сотни людей приложили руку. А ещё — это потраченные ресурсы — труд, идеи, деньги, время. Но теперь я проигнорировал утверждение о моей осведомленности о начале войны, не стал даже кивать. На такие пассажи лучше всего просто не отвечать.

— Тогда вы сможете оценить то, как устроен лазарет, — сказал я, рукой указывая направление движения.

Начинали мы осмотр с одной из палаток, где могут лежать раненые.

Профессор Пирогов ещё три года тому назад, не без содействия светлейшего князя Воронцова, был направлен ко мне в Екатеринослав. Тогда Николай Иванович служил при светлейшем князе на Кавказе, там и получил возможность исследовать новаторские методы военно-полевой медицины. Я всё ещё помню тот скепсис и недовольство, которые выражал Пирогов, когда я ему за обедом в ресторане «Морица» рассказывал о своём видении будущего военно-полевой хирургии и в целом медицины.

Впрочем, его скепсис можно понять. Я помещик, промышленник, чиновник — пусть, но ведь не врач?

Ну не получилось у меня словесно доказать профессору, что я разбираюсь в том, как может быть устроена военная медицина. Многие в это время, как у Пушкина, учились еще «чему-нибудь и как-нибудь». Едва встав со студенческой скамьи, эти люди считали себя специалистами во всех областях и часто фонтанировали прожектами. Такие завиральные идеи, если бы в это время был развит литературный жанр фантастики, могли бы стать сюжетом книги какого-нибудь графомана. Однако когда я стал показывать Николаю Ивановичу Пирогову рисунки, а потом и то, что уже было сделано, конструкцию тех же больничных коек и операционных столов, переносные, носилки, рукомойники и многое другое, что способствует организации медицинской службы — то увидел, как внимательно он смотрит. Он сразу понял, где и как это применить, и все эти новинки профессор оценил очень высоко.

— И сколько раненых лазарет сможет принять? — прохаживаясь рядом с палатками, спросил генерал интендант.

— Этот — до двухсот, — ответил я.

— При крупных боях будет больше раненых, — мой собеседник решил добавить в бочку восторга, так сказать, и ложку скепсиса.

Я лишь улыбнулся. У русской армии есть уже свои лазареты, свои хирурги. Пусть эта служба не столь оснащена, но она сейчас не многим профессиональнее, чем в лазарете, демонстрируемом генерал-интенданту. Но есть в действующей армии и врачи, и инструменты, и какие-то лекарства. А у нас в основе — молодежь, выпускники медицинского факультета Харьковского университета. Правда, они уже стажировались у Пирогова и во время боевых действий на Кавказе. Так что молодые в лазарете врачи, но стрелянные.

— По прибытии в армию профессора Пирогова будут развёрнуты ещё два таких же госпиталя, — сообщил я. — И я позже ознакомлю вас с правилами сортировки раненых.

Принять одномоментно шестьсот человек — это если не решение медицинской проблемы для всей армии, то явно большой шаг к тому. Но я позже расскажу главному интенданту армии о том, что главным новшеством, которое предлагаю я, которое уже апробировано самим Николаем Ивановичем Пироговым на Кавказе — это сортировка.

Далеко не обязательно, чтобы именно здесь лежали двести больных. Перевязочные пункты будут находиться чуть в стороне, они смогут обслуживать столько легкораненых, сколько потребуется. Здесь же, в стационаре, будут находиться только те раненые, которым только что провели операцию и которых нельзя пока транспортировать в Александровск либо же ещё дальше.

— Вы меня приглашали на обед, Фёдор Карлович, не хочу вас обидеть, но я взял на себя обязанность инспектировать, насколько хороша каша у тех людей и соединений, над которыми я пока начальствую, — сказал я с намёком, чтобы мы проследовали в трапезную.

Это тоже была большая беседка, которая одновременно могла вместить в себя под сто человек за двумя столами. Весь медицинский персонал помещался в эту палатку. Минуть на этом обходе с Затлером такую важную вещь, как полевая кухня, я просто не мог. Да, мой полк должен постоянно маневрировать, перемещаться, отправлять отдельные отряды в тыл к противнику. И отдельным полусотням громоздкая кухня ни к чему, там и котлами можно обойтись.

Так что в моем полку нужна полевая кухня только в том случае, когда мы перемещаемся всем своим составом. В остальное время, когда идет работа полусотнями, или вовсе малыми группами, полевая кухня, конечно, только помеха. Для этого у нас есть примусы, казаны. Но ведь сама по себе полевая кухня — это гениальное изобретение! Я проектировал ее, вернее, вспоминал, что такое полевые кухни, и остановился на варианте КП-125.

Это более-менее компактная конструкция с двумя котлами и даже небольшим пространством, чтобы хранить дрова. Нужно было ещё учитывать, чтобы она не была слишком громоздкой, и четвёрка лошадей споро передвигала такую кухню. Для этого она была устроена на деревянном шасси. Как ни пробовали, ни экспериментировали, так и не получилось варить резину из одуванчиков. Выходило темное, тягучее, нечто, из чего сложно даже думать создать резиновые колеса, но этим тягучим мы всё-таки, намотав на палку, обмазывали шасси. Мужики прозвали резину «дурной смолой». А привозить каучук из Южной Америки — крайне сложно, выйдет на вес золота. Но и логистически почти невозможно.

— Занятно, — констатировал Фёдор Карлович, осмотрев две полевых кухни.

Он стоял около них уже порядка четверти часа — рассматривал их, щурясь и прицокивая языком, словно под микроскопом.

— Как думаете, пригодится такое устройство для нашей армии? — спросил я.

И, признаться, даже затаил дыхание.

— Боюсь, что нет, — отвечал мне главный интендант Южной армии.

Вот и я был почти уверен в том, что подобное приспособление, сильно облегчающее жизнь солдату, да и офицеру также, не будет принято в русской армии. Немногие понимают, как всё устроено, и я наперёд знал, что могут мне ответить люди, которые принимают решение об оснащении армии.

— Мы в том положении, когда приходится считать каждый серебряный рубль, поэтому устраивать подобные кухни — это великие затраты, на которые в военное время армия не пойдёт. Хватает солдату и котлового питания, — озвучил мне Затлер то, что я и ожидал услышать.

Но я и не стремился распространять полевые кухни по всей русской армии. Этакие растраты, чтобы снабдить даже один армейский корпус, ввели бы меня в полное уныние. А еще и не позволили бы сконцентрировать своё внимание на более важных вещах: оружии, продовольствии, строительных материалах. Потому полевыми кухнями будут оснащены только лазареты и мой полк. Тем более, что кашеварам приходится ещё и пару месяцев учиться для того, чтобы приноровиться готовить пищу в передвижных кухнях. Нет времени, нет кухонь, нет у меня и желания настаивать на своем. Не пришло время особо маневренных войн, потому и полевые кухни — это явный фальстарт.

— Удивительно, как хороша каша, — восхищался Фёдор Карлович, с нескрываемым аппетитом поедая гречку с тушёнкой. — А ещё этот слегка уловимый, но приятный вкус. Что это? Неужто французскими травами сдобрили?

Он хитро посмотрел на меня. Комендант явно намекал, что каша специально приготовлена под его приход, а каждый день подобной едой здесь кормить не будут.

Нет, никаких потёмкинских деревень. Единственное, что было сделано, чтобы умаслить гостя, так то, что для почти всего персонала обеденное время сдвинулось с двух часов дня на три. Это сделано, чтобы не смущать генерал-интенданта, который всё-таки лицо высокопоставленное. Немногие присутствовали на этом обеде, лишь начальник лазарета, Эльза и моя супруга Лиза.

— Вы несколько ошибаетесь. В преддверии войны с французами, для меня даже французская приправа — яд. А приправа, которой сдабриваются, если не все, то многие блюда, приготовляемые в лазарете — это перетёртые в порошок местные травы, немного перца, соль, измельчённый высушенный укроп, ну и главное — измельченные сушеные грибы, — поведал я рецепт своего изобретения.

— Удивительно! — искренне восхитился Фёдор Карлович. — Но вы себе можете такое позволить. Вы же тушеное мясо сами производите, вот и можете снабжать людей тем, что связано с вами.

— Отчего тогда вы не закупите у меня тушёнку? Без оплаты я и так многое передал армии. Хотел бы и восполнить свои ресурсы. Можно не деньгами. В Крыму и в причерноморских степях много бычков. Так представьте себе такой анекдот — три месяца назад мне перестали их продавать. Так что тушёнки я много сделать не смогу, если у меня не будет мяса, — сказал я, широко улыбаясь, будто все произнесенное прозвучало шуткой.

Фёдор Карлович, конечно, должен понять, что это никакая не шутка. И если примет за упрёк, возможна даже ссора. Но кто не рискует — тот может только ждать, сидя на берегу.

На самом деле за четыре года удалось в значительной степени увеличить поголовье крупного рогатого скота. Порой, я даже немного завышал закупочные цены на мясо, чтобы быков было выгодно выращивать. Сам же эти вложения отбивал на чуть завышенной цене за каждую банку тушёнки. Однако, львиная доля сырья, из которого делалось тушёное мясо в банках — это были как раз-таки те бычки, которые в невероятном количестве расплодились в Причерноморье.

Спасибо Степи и спасибо некоторой бесхозяйственности при освоении этих земель Российской империи. Даже одичалых стад, и тех хватало. Хоть сафари устраивай. Когда я приезжал в черноморские степи, мне даже казалось, что я нахожусь в американских прериях, а вокруг меня стада бизонов.

— В том и моё решение, что я запретил торговать бычками в Крыму и рядом с Таврией, чтобы сохранить возможность добывать мясо для нужд армии. Однако, думаю, если Андрей Яковлевич Фабр, нынешний генерал-губернатор, своей волей отменит моё решение, то я сильно огорчаться не стану, — сказал Фёдор Карлович, потянувшись к душистому напитку. — Да что же вы делаете! И снова новшество!

Генерал интендант отпил из чашки напитка, нахмурил брови, отпил ещё раз. Это был цикорий. На данный момент цикорий — наиболее дешёвый способ заменить кофе. Дело в том, что большая часть кофе в Россию шла либо из Османской империи, либо от англичан. Чай, хоть и доставлялся частично из Китая, но английские поставки также имели большой вес на российском рынке.

В моем поместье в конце августа — начале сентября по лугам собирался цикорий, подсушивался, обжаривался, иногда даже частично разбавлялся молотым обжаренным кофе. По мне — это, конечно же, не заменитель кофе, а самостоятельный и весьма вкусный напиток, особенно если его употреблять с молоком и сахарам, чтобы заглушить ту горечь, которую даёт цикорий.

В Российской империи знали такой напиток, иногда его употребляли, хотя считалось, что это удел бедных. В Османской империи также цикорий употреблялся. Потому я не открывал никакую Америку, лишь только открывал новый вкус цикория со сгущённым молоком, что, действительно, на вкус казалось новым вкусовым удовольствием.

— Ваше Превосходительство, могу ли я у вас уточнить, когда могу рассчитывать на внимание своего мужа? — встряла в разговор Елизавета Дмитриевна.

Фёдор Карлович посмотрел на меня, посмотрел на Лизу, после рассмеялся. Моя супруга могла состроить такое выражение лица, при котором она сама невинность, глупышка, которая спросила то, что у неё на сердце, не думая о том, уместно ли это. Я мог бы обидеться на Лизу, но она почему-то с самого утра всё только и вспоминает о Пете, нашем сыне. В Лизоньке проснулся и обострился материнский инстинкт. Не думаю, что что-то подобное может в следующем случится в усадьбе его деда. Однако, я подумываю о том, как отправить Петро или Вакулу привезти обратно нашего сына в моё имение, где мы будем неделю отдыхать.

На следующий день Иван Фёдорович Паскевич всё же выразил благодарность за то, что его армия получила новейшие бельгийские штуцеры. Были собраны все генералы штаба, все офицеры, которые находились рядом с командующим, мы поужинали, за меня были подняты, всего лишь в три раза меньше, чем за генерал фельдмаршала, и примерно в пять раз меньше, чем за государя императора. Пили офицеры серьёзно.

— Господа офицеры, по натянутым нервам, и аккордами веры… живота не жалея… — немного захмелев, не получилось полностью отказаться от алкоголя, пел я видоизменённую песню, ставшую в Екатеринославе хитом.

Пил я не ради развлечения, пел не для того чтобы потешить выпившую публику. Мне нужно становиться, если не своим, то по крайней мере, не чужим для всех этих генералов, которые сейчас смотрели на меня и пускали скупую мужскую слезу. Так уж повелось, дружба в России рождается зачастую за столом, или же после мордобоя. Драться с кем-либо из генералов я не собирался, а вот за столом развлек и себя, и их.

Через три дня, оставив Тараса Ефимовича Судоплатова с полком при Южной армии, покинув Эльзу, наказав ей, чтобы продолжала обучать и тренировать сестёр милосердия, а также медицинских братьев, я отправился домой.

Некоторая спешка ещё была вызвана тем, что у Лизоньки явно стали появляться признаки беременности. Мало того, что была уже трёхнедельная задержка, так ещё её и стало подташнивать. Не дожидаться же момента, когда начнёт у моей жены расти живот и только потом её перемещать в спокойное место. Было бы правильным решением брать жену с собой. Мало, что у всех эта новость заставила бы завидовать, даже та самая Эльза смотрит на Лизу с завистью, а некоторые даже со злостью, что у нас регулярная супружеские «полежалки». Так и то, что Лиза, как не старается, всё равно, то и дело мешает моим делам, всё это указывала на не самый лучший опыт в нашей совместной жизни.

На данный момент я выполнил свою задачу и возвращался домой. Теперь, после посещения Южной армии, я знал как пять пальцев все те нужды, которые испытывало русское войско. И самая главная нужда — это оружие. Нехватка даже старых ружей уже признавалась. Причем Федор Карлович Затлер проговорился, почему именно так происходит. Просто уже год, как в соединения Южной армии новое оружие почти не поступает. В первую очередь идет снабжение воинских частей в Петербурге и рядом с ним, московских полков. Что-то это мне напоминает… Ах да, любую, или почти любую войну России. Перед Великой Отечественной войной все говорили о более чем сорока тысячах советских танков, десятках тысяч самолетов и всё в подобном духе. На той войне, откуда я и оказался в этом времени, только со временем появилось достойное снабжение, а новое оружие стало поступать исправно. Но для этого стоило сколько генералов арестовать?

Так что воровство и очковтирательство — это точно не отличительная черта того времени, в котором я удостоился жить прямо сейчас. Уверен, что это и не исконная русская черта. Французы с англичанами также в Первую мировую ошиблись в своих расчетах и погрязли в коррупции. Но, ничего, прорвемся.

Меня только очень сильно беспокоило то, что война началась даже раньше прежнего. Случится ли Синопский разгром турецкого флота? Поживем, может, увидим не Синоп, а что-то другое.

— Емельян Данилович, ты отправляешься к графу Алексею Алексеевичу Бобринскому. Пора начинать задуманное. Петро, ты — к Марницкому. Формируем ландмилицию, открываем арсеналы… — отдавал я распоряжения.

В Одессе я решил провести пять дней и после отправиться не в Екатеринослав, а сначала в свое имение. Давно там не был, между тем, у меня должно было скопиться большое количество фуража, продуктов, даже оружия, которое закупалось и шло на склады мастерской. Ехал туда просто отдохнуть перед годом или годами испытаний.

Возможно, нужно было сидеть и ждать с моря погоды в расположении русских войск, но я однажды вошёл и откровенно спросил у Паскевича, собирается ли он начинать активные боевые действия. На удивление, мне ответили, что месяца два действий не будет, если только турки «сильно озорничать не станут». Поразительная позиция в войне, на кону которой стоит будущее, а как бы и не само существование Российской империи!

Но я собирался делать свое дело. У меня были списки, что необходимо армии прямо сегодня, если не вчера. И эти списки нужно удовлетворить. Уже скоро должен будет отправляться обоз в Южную армию. Но нужны деньги, чтобы купить все нужное — а в таких списках были лопаты, топоры, пилы, гвозди, веревки, которых не хватало в армии, также уксус, водка и вино — и не для застолий, а для хоть какого-то обеззараживания воды. Также нужны и телеги.

Еще мне важно проверить готовность ландмилиции воевать — ну или хотя бы стоять на постое в Александровске, чтобы при необходимости вступить в бой, а не разлагаться морально. Проверить нужно картечницы, которые наладили в мастерских моего поместья. Много дел, но все равно хочется немного отдохнуть, оставить свои дела в должном виде… Написать завещания, да и повидать крестников нужно. Настасья Матвеевна, в девичестве Картамонова, уже третьего родила, вновь меня в крестные отцы взяла, даже дождалась, когда смогу вырваться на два дня домой. Живет-то Настасья Матвеевна со своим мужем в поместье отца, Матвея Картамонова.

Да и Маша, Мария Александровна Коровкина, в девичестве Садовая, также живет в моем поместье, по большей части. И вновь я крестный ее сына. Но что-то неладно у меня на душе.

Я ехал и поторапливал свой обоз. Может, переживания Лизы так сказываются. Словно предчувствие плохого… Войны ли?