Бремя власти I

Глава 11

«Победа куется до боя. В бою ее лишь забирают.»

Иван Панфилов

Прошло два часа. Ровно. Ни минутой больше… Я медленно поднял веки. В покоях стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь мерным дыханием… улицы. За окном стояла петербургская ночь, густая, как мед, и холодная, как нож в спину предателя. Время пришло.

Я поднялся с кровати — тело отозвалось знакомой, почти родной ломотой после вчерашней взбучки от Ивана Петровича. Это была хорошая боль. Она напоминала мне, что я еще жив. Пока что.

Я сразу же решил приступить к делу. Магия Крови являлась Рубиконом, через который шагнуть — все равно что плюнуть в пасть льву. Но львы меня никогда не пугали. Я собрал волю в кулак — точнее, в кончики пальцев, сложившихся в древний, запретный жест. Источник заныл протестом, скудные запасы Эфира рванулись по жилам, смешиваясь с чем-то… более темным… Хотя нет… Гораздо темнее.

— По живому резать будешь? — нервно спросил Николай.

— Тише, призрак. И без сопливых скользко.

Я провел ногтем по предплечью. На нем образовалась тонкая красная ниточка. Неглубокая. Но этого было вполне достаточно. Капля крови, густая и почти черная в тусклом свете луны, просочилась наружу. Я поднес к ней палец, сплетая знак уже не руками, а самой сутью, выворачивая внутренности магии наизнанку. Воздух загустел, запахло железом, озоном и… смертью. Сладковатой, навязчивой. Из капли крови, из тени под ногами, из последних крох Эфира и моей бешеной воли стал вытягиваться силуэт. Поначалу — бесформенный сгусток тьмы. Потом — кости, мышцы, кожа. Черты лица — мои. Николая. Бледные, с синяками под глазами от вчерашнего «запоя». Доппельгангер.

И тут оно с силой ударило! Гигантская волна. Но не боли. А безумия. Хищный, липкий шепоток впился прямо в подкорку мозга: «Режь! Лей! Пей! Владей! Убей их всех!» Картины вспыхнули перед внутренним взором: горы трупов, реки крови, я, смеющийся до хрипоты, сижу на троне из костей. Горячая дрожь пробежала по спине, зубы сжались так, что челюсть затрещала. Голова превратилась в раскаленную наковальню, по которой били тяжелым молотом.

Но я был готов. Откатный Щит вспыхнул очищающим пламенем и преобразовался в ту самую цитадель из черного адамантита, что я выковал ранее. Крепость выросла на пути хаоса. Неподвижная. Нерушимая. Надежная, как плечо матери. Шепотки разбились об ее стены, как стеклянные шарики о камень. Дрожь стихла. В глазах прояснилось. Источник завыл от напряжения, но выдержал. Доппельгангер стоял передо мной — точная, пусть и энергетически тусклая копия императора Николая Юрьевича. Она дышала. Смотрела пустыми глазами.

— Заходи, Ник. — мысленно приказал я призраку, чувствуя, как тот сжимается от ужаса перед моим творением. — Это твое тело до утра. Сиди тихо. Можешь попросить у слуг вина. Выкурить трубку. Но — ни шагу из покоев. Ни одного лишнего слова. Сохраняй легенду: ты — перепивший император, который отходит от вчерашнего и сильно раскаивается. Понял?

Призрак колебался лишь мгновение. Потом я почувствовал едва уловимое движение в голове… Это было, как легкий ветерок… Пустые глаза доппельгангера ожили. В них мелькнуло знакомое выражение — смесь страха, любопытства и… обреченности. Николай-двойник кивнул.

— Понял. Вина попрошу. И сигару. Буду сидеть тише воды, ниже травы. Мы… в одной лодке, да? — его голос в моей голове звучал хрипло, но без прежней ехидцы. Договор работал.

— В одной, — подтвердил я. И, не теряя ни секунды, метнулся к окну. Пора. Пока щит держит безумие, пока двойник держит легенду.

Маршрут был привычен и уже несколько раз отрепетирован. Поэтому выбраться за территорию дворца мне не составило никакого труда.

Петербург встретил меня запахом городского смога и накрапывающего дождя. Я бежал по крышам, как тень, сливаясь с ночью. Тело, хоть и слабое, слушалось. Мышцы помнили старую пляску теней. Миновав все патрули и сигнальные чары частных особняков, я вскоре оказался перед знакомой каменной глыбой — «Медвежьей берлогой».

Предварительно сменив облик, я вошел внутрь.

Степан Песец, как и ожидалось, не спал. Он сидел в своем кабинете за массивным столом, попивая что-то темное из хрустального бокала. Его единственный глаз скользнул по мне, оценивающе, когда я ввалился без стука.

— Опять с проблемами, Соломон? — хрипло спросил он, выпуская кольцо дыма.

— С деньгами, Степан, — я швырнул на стол толстую пачку купюр — те самые, «честно заработанные» у Рыльского. — Их с лихвой. Сто пятьдесят. Как и договаривались.

Одноглазый взял пачку, ловко пересчитал пальцем с золотым наперстком. Ухмыльнулся, явив миру золотые зубы.

— Чистые? Не светились?

— Как слеза младенца. Или пот не пойманного убийцы.

— С тобой приятно иметь дело, пацан, — буркнул он, засовывая деньги в сейф. — Не то, что местные хапуги. Одни сопли да пустые обещания. Я так понимаю, ты хочешь забрать свой хлам?

— Да. Хочу.

На пороге стоял трактирщик. Степан мигнул ему, и он все понял без слов.

Бритоголовый бармен проводил меня на склад. Воздух там пах пылью, плесенью и оружейным маслом. Полка под буквой «С». Мой сверток лежал нетронутый. Я развернул его с почти религиозным трепетом. Два длинноствольных кольта, холодные и смертельно серьезные. Коробки с серебряными патронами — тяжелые, обещающие настоящий ад своим жертвам. Два клинка в черных ножнах — простые, без выкрутасов, но острые, как мои намерения. Кожанка с наплечниками — жесткая, благоухающая новизной и… защитой. И главное — деревянная пуля на шнурке. Знак. Ключ. Я повесил ее на шею. Холодное дерево легонько стукнуло о грудь. А лицензию Охотника я просто сгреб в карман.

Я решил переодеться прямо там, в полутьме склада. Кожаная броня села по фигуре туго, сковывая, но и обнимая, как вторая кожа. Клинки повесил на пояс. Кольты засунул в кобуры под мышками. Патроны рассовал по карманам. И… я почувствовал себя… целым. Мне это было приятнее, чем ходить в шелках императора.

— К бою готовишься, парень? — с любопытством спросил Степан. Он стоял в дверях склада и пыхтел своей трубкой, как паровоз.

— К охоте. — оскалился я. У меня было чутье. Тонкое, как паутина, но безошибочное. Скверна. Она была где-то рядом. Сильная. Готовая прорваться.

— Удивительный ты пацан, Соломон… На два фронта воюешь. — резюмировал Одноглазый. — То в щипачах гуляешь, то демонов режешь… Хочешь так себе состояние сколотить?

— Не без этого.

— И куда ты сейчас в таком виде намылился? Неужто в бар к охотникам?

— Именно туда.

— Что ж, будет добыча — заходи. Помогу сбыть. Только смотри, не испорти мне репутацию. Многие уже в курсе, что ты со мной дела прокручиваешь. Не хочу, чтобы тебя считали слабаком. А то ведь и на меня тень падет… Не подохни, в общем.

— А ты сентиментальный… — усмехнулся я. — Спасибо за заботу.

— Иди ты… У тебя вид — как у гончей на охоте. Чую, щас кто-то огребать будет.

И я пошел. Цель была ясна. Махнув рукой на прощание, я покинул «Медвежью Берлогу». Поймав извозчика, я мигом добрался до нужного мне места.

«Охотник на демонов» гудел, как раненый медведь. Дым, мат, звон кружек. И запах пива, пота и чего-то… жженого. Я протиснулся к знакомому угловому столику. И — о, радость! — они были там. Все трое. Вадим Петрович, синеглазый и угрюмый. Васька Кулак, его артефактный протез тупо блестел на столе рядом с кружкой. И Семен Мухтарыч, его желтые глаза сверкнули на меня из-под капюшона, как у ночного хищника.

— Брат Соломон! — Васька первый завизжал, вскакивая и чуть не опрокидывая стол. Его протез гулко стукнул меня по плечу. — Живой! А мы уж думали, Иван Петрович тебя в лепешку смял!

— Слухи, братцы, слухи! — Вадим хмыкнул, но в его глазах читалось уважение. — До лепешки не смял. Но и не погладил, судя по морде. — Он ткнул пальцем в мой все еще слегка опухший подбородок.

— Соломон! — Семен протянул свою костлявую руку. Я пожал. Его желтые глаза прищурились. — От тебя… бурей пахнет. Сильнее, чем обычно. А говорил, что торгаш… Наврал, значится… Но плевать… У каждого свои причины скрываться. На дело хочешь?

— Ага, — я схватил свободную кружку со стола, залпом осушил тепловатый эль. Гадость. Но нужная. — И не только я. Судя по вашим лицам, наверняка, где-то поблизости есть прорыв. Сильный. И у вас вид — как у котов у пустой миски. Хотите деньжат подзаработать?

Мужики переглянулись. Вадим мрачно хмыкнул:

— Хотеть-то не вредно, брат. Знаем мы одну дырочку. За Валдай-Горой. Недавно открылась. Шелестит так, что волосы дыбом. Многие слышали — у нее потенциал С-шки.

— Так чего мы ждем? — я поставил кружку с глухим стуком.

— А того ждем, что там уже полк охотников собрался, — пояснил Васька, почесывая протезом затылок. — Каменные и медные пули, в основном. Матерые волки. Нам, дереву, там делать нечего. Нас как щенков с дороги сгонят.

— Чепуха! — я отрезал резко. — Хотя бы проводите. Я посмотрю. А там — видно будет.

Семен Мухтарыч вдруг тихо засмеялся, скрипуче, как не смазанная дверь.

— Ну ты даешь, Соломон… Вот она юность! Жажда денег и славы! Ну что ж… Сам напросился. Покажем дорогу. А там тебя быстро с небес на землю спустят.

Мы вывалились на улицу. У тротуара, притулившись к облупленной стене, стояло чудо техники — паромобиль Вадима. Длинный, угловатый, весь в вмятинах и подтеках масла, он урчал тихим, недовольным рокотом, выпуская клубы белого пара. Походил он на дохлого железного дракона.

— Садись, герой, — буркнул Вадим, плюхнувшись за штурвал. — И держись крепче. Я по этим русским ухабам… быстро люблю.

Он не соврал. «Железный дракон» рванул с места, как пуля, завывая мотором и подпрыгивая на колдобинах так, что зубы застучали. Мы мчались сквозь ночь, оставляя позади гнилые трущобы, потом чуть более приличные кварталы, и вот уже — черный провал загородной дороги. Ветер свистел в ушах, срывал капюшон. Васька тихо матерился от страха. А я улыбался. Предвкушение билось в висках в такт стуку колес. Охота!

Спустя час бешеной езды мы оказались на месте. За холмом, в низине, горел кошмарный рассвет. Не солнечный. Адский. Настоящий портал.

Он висел в воздухе громадной, пульсирующей багровой язвой, из которой сочился лиловый свет. Перед ним раскинулся настоящий военный лагерь. Десятки костров. Палатки. Повозки с припасами. И люди. Охотники. Сотня. Может, чуть больше.

Мужики не соврали. Здесь не было ни одного «дерева». Каменные пули на грубых шнурах блестели у большинства. У иных — медные. Настоящие грозы тьмы. Их лица казались обветренными, изрезанными шрамами. Глаза блестели холодом. Они давно устали от смерти. Их ауры вились плотной, колючей силой. Все находились на уровне от «арканистов» до «мастеров». Никаких неодаренных. Только полноценные маги.

В центре лагеря, отдавая приказы голосом, который резал ночь, как нож — масло, стояла она. С виду хрупкая девушка. Серебряная пуля на ее груди пылала в отблесках костров. Блондинка. Высокая. Статная. В походном кожаном доспехе, перепоясанном ремнями с патронами и клинками. Ее аура била волнами… мощными и упругими. От нее пахло замершей молнией. Она была мастером. Как минимум. Её лицо светилось под лунным светом аристократической бледностью: красивое, но жесткое, как алмаз. Глаза сверкали ледяными озерами, которые оценивали все и вся.

Наш паромобиль, пыхтя, подкатил к краю лагеря. Нас заметили сразу. Десятки глаз — безразличных, насмешливых, презрительных — уставились на нас. На деревянную пулю у меня на шее.

Блондинка обернулась. Ее взгляд скользнул по Вадиму, Ваське, Семену — без интереса. Слегка задержался на мне. На моей деревяшке. Брови поползли вверх.

— Дерево? — ее голос был низким, с женской утонченной хрипотцой, но четким. — Что здесь забыли? Это не пикник, мальчики. Это С-шка. Мясорубка.

Я шагнул вперед, чувствуя, как спины моих спутников напряглись. Вытащил лицензию, ту самую бумажку от Марка, тыкнул пальцем в строчку: «Допуск к порталам класса D».

— Соломон Козлов, — сказал я просто. — Лицензия есть. Допуск — D. И уши — на месте. Глаза — видят. Руки — держат оружие. А еще есть чутье. И оно говорит: я здесь нужен.

В ее ледяных глазах что-то промелькнуло. А затем она громко, с чувством, рассмеялась, будто услышала самую удачную шутку в своей жизни. Многие охотники поддержали ее. Успокоившись, она медленно обвела взглядом моих притихших товарищей.

— А они?

— Проводники. Подождут снаружи, если не захотят шагнуть в пекло.

— Мудро, — она кивнула, ее взгляд снова приковался ко мне. — D-шка… Гений, значит. Мечтаешь о медной пуле с первого захода? — В ее голосе зазвенел ледяной металл. — Шанс есть. Один из сотни. Но если будешь мешаться под ногами — пристрелю сама. Понял, гений? И за твой труп я не отвечаю. Будешь гнить на той стороне до скончания времен!

— Понял, — я кивнул, смотря ей прямо в глаза. — Когда отправляемся?

— А действительно! Чего же мы ждем⁈ — бросила она через плечо своим скалящимся товарищам, затем она развернулась к лагерю. Ее голос взметнулся, как боевой рог. — СБОР! ПОРТАЛ ЖИВЕЕ! ЧЕРТОВА БАШНЯ ЖДЕТ! ВСЕМ ВНУТРЬ! БЫСТРО!

Сотня охотников зашевелилась, как один организм. Многие заряжали стволы, проверяли клинки, шептали последние заклятья. Атмосфера наэлектризовалась до предела. Страх. Злоба. Решимость. Я влился в поток, почувствовав на себе десятки колючих взглядов. «Дерево». Чудак. Самоубийца. Я улыбнулся.

Серебряная пуля — наша командирша — рванула первой, исчезнув в кровавом мареве портала. Охотники шагнули за ней. Я — следом. В пасть ада.

Переход вывернул кишки наизнанку. Миг падения в бездну. Миг — полета над пропастью из спутанных, кричащих теней. Потом — удар о землю. В прямом и переносном смысле.

Мы стояли… где-то. Там, где законы физики и здравого смысла были лишь жалкой пародией. Небо — вернее, то, что его заменяло — было багрово-фиолетовой пульсирующей массой, из которой сочилась липкая, едкая слизь. Воздух оказался густым, тяжелым, смердящим гниющими ранами, серой и медью. Земля под ногами представляла из себя какое-то черное, пористое месиво, местами шевелящееся. И кости. Множество костей. Человеческих. И не только. Они торчали из тлена, как жуткие памятники глупой самоуверенности.

Вдалеке, на мерзком холме из спрессованного мусора и плоти, высилась она. Башня. Склизкая, черная, словно вылепленная из застывших страданий. На ее вершине пылал тот самый факел — сгусток искаженного, зеленовато-багрового пламени. Он и держал портал открытым, впиваясь лучами в хлипкую ткань реальности.

Но между нами и башней стояла Армия Тьмы.

Их было… тысячи. Мелкие твари. Прыгающие, шипящие, с клешнями и жалами. Они копошились, как насекомые в падали. Те, что побольше, походили на гуманоидов с кожаными крыльями и огненными шарами в лапах. Некоторые из них кружили в ядовитом небе. А на передовой… Стояли Рыцари Бездны. Человекоподобные, но лишь отдаленно. Два метра ростом, в искореженных, будто живых доспехах из черного металла. Их пустые шлемы светились зловещим багровым светом. В руках они держали клинки, сотканные из чистой тьмы. От них веяло холодом, безумием и запредельной мощью. Магией Хаоса. Их было несколько десятков.

Наша блондинка даже не скомандовала. Она просто выхватила два огромных револьвера — не кольты, а настоящие ручные пушки — и дала первый выстрел. Грохот разорвал мерзкую тишину Запределья.

И началось.

Ад. Настоящий. Без метафор.

Залпы серебряных пуль выкашивали ряды мелкой нечисти, но их было слишком много. Они лезли, как тараканы. Гуманоиды швыряли огненные шары, охотники падали, охваченные зеленым пламенем, многие сгорали с воплями за секунды. Маги вскидывали щиты, бросали молнии, лед, копья света. Рыцари Бездны шли напролом. Их темные клинки резали магические барьеры, как бумагу. Метались черные молнии, рвавшие плоть и разум. Охотники гибли. Десятками. С криками. Молча. Разрываемые, сжигаемые, обращаемые в прах. Земля быстро пропиталась кровью — черной, алой, зеленой. Воздух наполнился смрадом гари, крови и смерти.

— Ну, что! Нравится тебе здесь, Буратино⁈ Еще не надумал бежать⁈ — крикнула мне блондинка, отрубая башку очередному монстру.

Мне было не до разговоров. Она явно прятала напряжение за юмором и желала, чтобы я ушел. Живой. Два кольта в моих руках орали без умолку. Серебро находило уязвимые места. Клинки мои мелькали, отрубая клешни и головы. Простая сталь перехватывала темные удары Рыцарей. Я использовал магию — скупую, точечную. Искры в глаза, порывы ветра под ноги, ледяные осколки в щели доспехов. Выживал, как мог. Берег силы. Я знал, что главное блюдо было только впереди.

И спустя несколько минут оно пришло.

Сначала послышался гул. Низкий, вибрационный, заставляющий дрожать внутренности. Потом мелькнула тень. Огромная, поглотившая пурпурный свет «неба». Чудовище вышло из-за башни. Князь Бездны. Раньше я таких убивал пачками… Но сейчас… В этом теле. Даже один из них казался мне смертельной угрозой.

Он отдаленно напоминал человека. Три метра ростом. Тело — сплошь бугры мышц, покрытых черной, блестящей, как хитин, кожей. Его руки висели до колен, они сверкали острыми когтями. Голову гиганта венчали массивные, изогнутые рога. Как такового лица не было… Только черная пустота покоилась под шлемом из костей, в которой горели два уголька адского пламени. Его аура ударила, как молот — тяжелая, давящая, пропитанная ненавистью ко всему живому. От одного его вида у задних рядов охотников вырвался стон ужаса.

Он двинулся. Не спеша. Неуязвимый. Серебряные пули отскакивали от его шкуры, как горох. Магические атаки гасли, не долетая до его брони. Один из «медных» охотников, матерый детина с двуручником, бросился ему наперерез с боевым кличем. Князь махнул рукой — небрежно, словно отмахиваясь от мухи. Темная молния ударила в охотника. От него не осталось даже пепла — только черное пятно на мерзкой земле. Еще двое попытались атаковать с флангов. Князь схватил первого за голову и раздавил ее, как спелый плод. Второго проткнул когтем насквозь, поднял над головой и швырнул в толпу охотников, как окровавленный мешок.

По нашим рядам ударила паника. Настоящая. Даже у ветеранов. Шеренги дрогнули.

— ОТХОД! ВСЕМ ОТХОДИТЬ! — заорала наша командирша, ее голос сорвался на визг. Она рванула вперед, к Князю, ее серебряная пуля вспыхнула ослепительным светом. — Я ЗАДЕРЖУ ЕГО! БЕГИТЕ!

Она была великолепна. Ее пушки плевались сгустками чистой энергии. Она метала молнии, резала пространство лезвиями света, уворачивалась от темных ударов с кошачьей грацией. Она билась, как разъяренная валькирия. Но Князь был сильнее. На порядок. Его темный клинок, материализовавшийся из ниоткуда, прошел сквозь ее щит, как нож через масло, и вонзился ей в бок. Блондинка вскрикнула от ярости и отлетела, кувыркаясь по мерзкой земле. Кровь заалела на ее кожанке, а ее серебряная пуля потускнела.

Князь надвинулся на нее, поднимая коготь для последнего удара. В его пустых глазницах плясали искры торжества. Охотники замерли в ужасе. Путь к отступлению был отрезан мелкой нечистью, воспрянувшей духом.

Я сделал шаг. Еще один. Не к отступлению. Вперед. Навстречу Князю.

— Соломон! Нет! — услышал я дикий вопль Вадима где-то сзади.

А мне было плевать. Щит в сознании стоял. Безумие Магии Крови было заблокировано. Но теперь нужно было кое-что другое. Настоящая сила. Та, что спала в глубине. Та, что могла сжечь меня изнутри в этом слабом теле. Но иного выхода не было.

Я сорвал первую Печать. Печать Власти Солнца.

Внутри все… взорвалось. Мой тощий, измученный источник рванул, как перегретый котел. Но не Эфиром. Чем-то иным. Древним. Чистым. Невыносимо ярким. Золотой свет хлынул из моих глаз, изо рта, из каждой поры. Он сжег маскировку — волосы снова стали рыжими, глаза — янтарными. Моя кожаная броня задымилась. Земля под ногами затрещала и поплыла.

Князь Бездны замер, повернув свою «голову» ко мне. В его глазницах-углях вспыхнуло… удивление? Недоверие? Я не дал ему опомниться.

Я рванул вперед. Не побежал. Исчез здесь… и появился там. Перед самым его рылом. Мои клинки, окутанные золотым сиянием, взвыли, рассекая адский мрак. Он парировал своим темным мечом. Столкновение вызвало ударную волну, сбившую с ног ближайших демонов и охотников. Искры, золотые и черные, полетели во все стороны.

Бой был яростным. Бешеным. Нечеловеческим. Мы кружились в смертельном танце, сметая все вокруг. Его удары ломали бы горы. Мои резали саму тьму. Он метал черные молнии, рвущие душу. Я отвечал сгустками солнечного пламени, выжигающими скверну. Моя кожа трескалась от напряжения, кровь текла из носа, ушей. Источник выл в агонии. Но я давил. Воля против мощи. Свет против Тьмы.

И я нашел слабину. Миг. Когда он занес свою когтистую лапу для удара, раскрыв броню под подмышкой. Я вогнал туда клинок. По самую рукоять. Золотой свет рванул внутрь твари. Князь взревел! Это был звук, от которого задрожал воздух во всем этом кошмарном месте. Он зашатался.

Я не оставил ему и шанса. Второй клинок вонзил в основание шеи. Послышался треск. Шипение. Князь рухнул на колени. Его огромное тело начало распадаться, превращаясь в черный пепел и клубы зловонного дыма.

Я стоял над ним, дыша, как загнанный зверь. Золотое сияние медленно угасало, оставляя после себя пустоту и адскую усталость. Но я нашел в себе силы. Наклонился. Засунул руку в клубящийся пепел. Нашел. Вырвал. Сердце Князя Бездны. Тяжелый, мерзкий комок черной плоти, пульсирующий тусклым багровым светом. Я сунул его в глубокий карман кожанки. Это был мой заслуженный трофей — то, за чем я сюда и приходил.

Над полем брани зазвенела тишина. Абсолютная. Даже мелкая нечисть притихла в ужасе. Все охотники, уцелевшие в этой бойне, смотрели на меня. Десятки глаз — широких от шока, недоверия, страха… и внезапного, дикого восхищения. Наша командирша, опираясь на плечо подбежавшего к ней охотника, посмотрела на меня своими ледяными озерами. Теперь в них плескалось абсолютно неприкрытое изумление. Серебро ее пули снова слабо замерцало.

Она качнулась ко мне, игнорируя боль в боку. Остановилась в шаге. Ее взгляд скользнул по моей деревянной пуле, по моему лицу, искаженному усталостью и остатками золотого сияния.

— Буратино… — ее голос был хриплым, но твердым. — Ты…Ты кто такой вообще⁈