Мой стиль боевых искусств — китайский винегрет.
Джеки Чан.
Кабинет Ольги Павловны Меньшиковой дышал холодным величием. Аромат типографской краски, табака и дорогих чернил витал в воздухе. Мраморный камин был пуст и поэтому молчал, хотя весенняя сырость Петербурга быстро просачивалась сквозь стены.
Она сидела за своим гигантским столом из черного дерева, ее тонкие аристократические пальцы перебирали отчет о доходах с уральских рудников. Но мысли витали далеко. Перед ней, развалившись в бархатном кресле, расположился Олег Александрович Верейский. Его пузо, стянутое золотой парчой камзола, слегка подрагивало от плохо скрываемого смеха. От него пахло дорогим табаком и дерзостью смутьяна.
— … и уверяю вас, Ольга Павловна, — ворковал он, выпуская очередное колечко дыма, — московские фабрики работают, как часы. Благосостояние княжества растет. Народ доволен. Вам не о чем беспокоиться.
Меньшикова отложила бумагу. Ее синие глаза, обычно холодные, как зимний Невский лед, сейчас сверлили Верейского с откровенной, нескрываемой яростью. Рубин на брошке полыхал, будто впитывал кровь.
— Мне всегда есть о чем беспокоиться, Олег Александрович, — ее голос был тих, он шелестел, как лезвие по шелку. — Особенно когда московские фабрики начинают ковать не только сталь, но и… амбициозные планы. Планы, касающиеся престола. Моего престола…
Верейский притворно удивился, подняв густые брови:
— Планы? Боже упаси! Я лишь отец, Ольга Павловна. Обеспокоенный будущим своей дочери. А София… ну, вы видели. Цветок расцветает. И тянется к солнцу. К императорскому солнцу. Разве можно винить юную девицу в столь естественных порывах?
— Порвать ей платье во время «случайной» встречи в саду? — Меньшикова улыбнулась, и эта улыбка была страшнее гневного крика. — Устроить «непредвиденный» визит в императорские покои глубокой ночью? Это не порывы, князь. Это расчет. Ваш расчет. И он мне не нравится. Я думала, мы друзья…
Она медленно встала, опираясь ладонями о стол. Ее тень легла на Верейского, как могильная плита.
— Прекратите это, Олег Александрович. Немедленно. Отзовите дочь обратно в Москву. Пока я еще готова считать это… дурной шуткой. Пока не начала задаваться вопросом, насколько глубоко ваши московские корни вросли в столичную грязь. И насколько болезненным будет их… выкорчевывание.
Верейский не дрогнул. Он лишь ухмыльнулся во весь свой мясистый рот, обнажив пожелтевшие зубы.
— Корни, Ольга Павловна? — Он с наслаждением затянулся. — Корни у меня крепкие. Очень. А что до слухов… — Он поймал ее взгляд, полный ледяной ненависти. — Они, знаете ли, уже ползут по дворцу, как тараканы. Сладкие такие слушки. Про юного императора и мою Соню. Говорят, он был просто очарован. Он и при жизни покойного императора волочился за ней по балам. И в покои впустил… с распростертыми объятиями. — Он встал, отряхивая несуществующую пыль с камзола. — Полагаю, одуматься нужно не мне, а вам, регентша. Мир и жизнь имеют свойство — меняться. И серые кардиналы — тоже. До свидания, Ольга Павловна. Меня ждут дела.
Он поклонился… насмешливо, глубоко, и вышел, оставив за собой шлейф табачного дыма и немой вызов. Меньшикова сжала кулаки так, что костяшки пальцев побелели. Верейский перешел черту. И черту эту следовало выжечь каленым железом. Она уже обдумывала первые шаги: кого арестовать, кого подкупить, чью фамилию бросить Рябоволову на растерзание… Но в этот момент дверь кабинета распахнулась с таким треском, что задрожали хрустальные подвески люстры.
Ввалился ее личный слуга, Фомка, бледный как полотно, с глазами, готовыми выскочить из орбит. Он задыхался, будто бежал от самой Бездны.
— Ваше… ваше сиятельство! Простите! Беда! Император!..
Меньшикова резко вскинула брови:
— Что с Николаем⁈ Говори!
— Запил! — выпалил Фомка. — До чертиков, матушка, запил! В Зимнем саду! С фрейлинами! Орет, частушки похабные распевает, по столам скачет! Бокалы бьет! Одну барышню за юбку ухватил, чуть не порвал! Все в ужасе! Графиня Волконская в обмороке!
Ольга Павловна схватилась за голову и начала массировать височные доли. Пульс забил в висках молотом.
Николай! Идиот! Тряпка! Видимо, известие о предстоящей помолвке с Анной доконало слабенькую душонку. Решил уйти в запой. Прямо посреди бела дня! На глазах у всего двора! Но самое паршивое — это был идеальный козырь для Верейского — император-пьяница, страшно разочарованный тем, что женится не на его дочери… Этот слух прекрасно ложился в копилку к тем, что уже стали расползаться по двору.
Но безумное пламя гнева быстро сменилось ледяной, расчетливой яростью.
— Где он сейчас? — голос ее сделался спокойным, как поверхность озера перед бурей.
— Гвардия… гвардия еле оттащила, ваше сиятельство! В его же покои! Буянит теперь там! Мебель ломает! Орет, чтоб выпустили, иначе всех перережет!
— Идиоты! — рявкнула Меньшикова. — Запереть! На замок! Пусть там блюет и спит, пока не протрезвеет! Поставьте к двери двойную охрану. Добавьте арканистов! Никого не впускать и не выпускать! Я сама разберусь с этим… императором, когда он придет в себя. Ступай!
Фомка юркнул за дверь. Меньшикова опустилась в кресло, закрыв глаза. Головная боль сжимала виски тисками.
Верейский, пьяный дебош Николая… Все рушилось. Нужно было срочно тушить пожар. Сначала — изолировать позор. Потом — найти способ заткнуть рты свидетелям. И уж потом… потом разобраться с московским выскочкой. Она потянулась к графину с вишневой настойкой. Нужно было успокоиться. Хотя бы на минуту.
Черт возьми, а ведь сработало! Идиотский план! А сработал, как надежные часы. Шаг за шагом, как по нотам…
Я брел по Ломанной улице, уже в облике Соломона Козлова — темные волосы, серые глаза, слегка потрепанный, но крепкий камзол. Запах канализации и дешевой жареной рыбы служил бальзамом для души после дворцовой затхлости и духов фрейлин. В голове Николай визжал от восторга, как мальчишка на каруселях:
— Ты видел их лица⁈ Видел⁈ Когда ты, точь-в-точь я, пьяный в стельку, ухватил эту пухленькую блондинку за… эээ… ну, за самое выдающееся место и заорал: «Эх, мамзель, плясать горазда⁈» А потом прыгнул на стол с криком: «Гойда!» и разбил вазу с орхидеями⁈ Боже, я бы умер от стыда! Но они поверили! Все! Даже Рыльский! Его физиономия… ха! Он был готов тебя придушить на месте!
— Поверили, потому что ожидали именно этого, Ник, — мысленно усмехнулся я, огибая лужу сомнительного содержания. — Идиот-император, не выдержав давления, ударился в запой? Самый логичный сценарий для них. Особенно после визита Софии и новости о твоей «скорой» женитьбы. Я просто дал им то, чего они ждали. Грубо, топорно, но эффективно.
— Да-да-да… А потом этот побег! Это же гениально! — Николай продолжал захлебываться щенячьим восторгом. — Заперли тебя в комнате. Ты создал эту… тень? Копию? Которая тут же рухнула на кровать и захрапела! А сам — к камину! Вытащил полено, которое еще тлело… Начертал на нем руну — я чувствовал, как жгло! — и швырнул в окно! В ту сторону, где патруль! БА-БАХ! Эти дураки ринулись туда, крича «Диверсия! Диверсия!» А ты… ты просто натянул на себя лицо этого пьяницы-фехтмейстера, Федора! Выпрыгну в окно, пока все бежали мимо тебя на взрыв, и буркнул что-то про «чертовых демонов»! И прошел! Свободно! Прямо через главные ворота! Сменил облик уже в переулке… Боже, это же чистой воды искусство!
— Банальное и топорное искусство отвлечения внимания, принц, — поправил я. Улица днем была гораздо более оживленной, нежели ночью. Появились люди в потертых плащах и кожаных доспехах, с оружием на поясе. Это были охотники. Мы приближались. — Главное — использовать ожидания врага против него самого же. Они ждали пьяного дебоша — получили. Ждали паники после «диверсии» — получили. Ждали, что я буду сидеть взаперти — а я уже здесь. Простота — сестра гениальности. И экономии сил. На маскировку под Федора ушло меньше энергии, чем на полноценный доппельгангер.
Впереди показалось здание. Толстое, добротное, из темного кирпича. Оно больше походило на какой-нибудь мрачный особняк, чем на штаб могущественной организации. Над тяжелой дубовой дверью висел вывешенный на цепях щит. На нем красовались перекрещенные меч и револьвер, а над ними — стилизованное демоническое сердце, из которого сочилась черная кровь.
Орден Охотников на Демонов. Ломанная улица, дом 13. Здесь пахло железом, порохом и напряженной готовностью к смерти.
Внутри же оказалось шумно, накурено и тесно. Воздух гудел от голосов, звенел лязгом оружия о стойки, пахло дешевым табаком, потом и… чем-то жженым, напоминающим серу. За стойкой регистрации, похожей на крепостной редут из грубых досок, сидел тип. Лысый, с лицом, изборожденным шрамом от виска до кадыка. Его единственный глаз, холодный и оценивающий, скользнул по мне, как скальпель по невинной тушке.
— Чего надо? — неприветливо буркнул он, нырнув взором обратно к своей толстой книге с железными застежками.
— Вступить хочу, — сказал я просто, кладя на стойку свой новенький паспорт. — Соломон Козлов.
Единственный глаз упал на фамилию в документе. Уголок толстых губ дрогнул в подобии усмешки.
— Козлов? Серьезно? А снаряга где, Козлов? Без железа ты тут — просто закуска для первой же твари из щели.
— Снаряга есть, — кивнул я. — Качественная. Пистолеты, клинки, броня. В надежном месте. Принесу, когда понадобится. А паспорт — вот.
Он ткнул грязным пальцем в мою фотографию, потом снова посмотрел на меня. Скепсис в его взгляде боролся с легким любопытством.
— Документы — это хорошо… А что ты можешь, Козлов? Кроме как фамилией смешить? Охотник не бухгалтер. Тут либо ты бьешь, либо тебя бьют. Обычно, насмерть.
— Так проверьте, — пожал я плечами. — Я готов.
Шрам на лице регистратора дернулся. Он хмыкнул, закрыл книгу с громким стуком.
— Ладно. Пойдем, козлик. Покажешь зубы. Иван! — крикнул он через плечо. — Экзамен новичку! Сейчас посмеемся!
Мы вышли через черный ход и оказались во внутреннем дворе Ордена.
Он напоминал тренировочный лагерь на передовой. Песок перемешался с грязью, потом и кровью. Мишени были изрешечены пулями и атакующими заклинаниями. Полоса препятствий из обгоревших бревен и ржавых бочек была усеяна телами новобранцев: они лежали на песке и отстранено смотрели в небо, пока один из ветеранов поливал их трехэтажным матом. Несколько охотников отрабатывали приемы, несколько чистили оружие. Но все внимание приковывал к себе мужик посреди плаца.
Он был стар. Очень стар по меркам жизни охотников. Лет пятьдесят. Не меньше. Все его лицо было покрыто шрамами и морщинами. Седые космы волос и такая же седая, густая борода серебрились на солнце. Несмотря на возраст, оголенный торс мужчины блестел бронзовыми валиками. Правда, все его тело тоже являлось сплошным ландшафтом из старых рубцов, ожогов и татуировок, сливавшихся в единый узор боевого пути. На поясе у него висел простой, но смертельно заточенный тесак в деревянных ножнах. Он что-то объяснял паре молодых охотников, но замолчал, завидев нас. Его глаза, выцветшие, как старые монеты, но острые, как бритва, уставились на меня.
— Это что за цыпленок, Марк? — голос у старика был хриплый, как скрип тормозящего поезда.
— Соломон Козлов, Иван Петрович, — отчеканил регистратор. — Хочет вступить в наши ряды. Снарягу обещал, документы в порядке. Нужно проверить, чего стоит, и сбить лишнюю спесь.
Иван Петрович медленно обошел меня, как мясник вокруг нового бычка на бойне. Пахло от него потом, дымом и железом. Старым, закаленным в тысяче схваток железом.
— Козлов? — он фыркнул, точь-в-точь как Марк. — Хм. Чую, с магией ты знаком. Уровень ученика… Ну что ж, цыпленок. Покажи, как летаешь. Или как кукарекаешь. — Он махнул рукой молодым охотникам. — Отойдите. Дайте нам место.
Мужики мгновенно подчинились, и вокруг нас стала собираться толпа зевак. Мы подошли к стойке с оружием, и каждый выбрал себе то, что ему нравилось. Я предпочел простой и хорошо сбалансированный меч в ножнах. Матерый охотник же решил использовать боевой топорик.
Когда мы оказались в центре плаца, старик демонстративно не принял боевую стойку. Он просто стоял… Расслабленно — его руки были вытянуты по швам. Но все его тело излучало такую мощь и уверенность, что воздух вокруг нас стал гуще, как перед грозой. Я почувствовал слабое, но отчетливое давление его ауры — опыт, ярость, готовность. Он был утесом. И с телом, которое перепало мне в этом мире, я мог сейчас лишь разбиться об него, либо найти трещину.
Я шагнул вперед и слегка согнул ноги в коленях. Не торопясь, сделал вид, что вынимаю из из-за голенища метательный нож. Но на самом деле я сплел маленькую искру — базовое атакующее заклинание. Затем, не целясь, просто выстрелил противнику в ногу. Пламенная капля была способна убить неодаренного на месте, а вот опытному магу ничем не грозила.
Иван Петрович даже не шевельнулся. Искра сплющилась о невидимый барьер в сантиметре от его сапога, оставив в воздухе мимолетное красное сияние. Его обволакивал добротный магический щит.
«Арканист, не меньше», — промелькнула шальная мысль.
— Слабо, цыпленок, — усмехнулся старик. — Пыль в глаза пускать научился? Ты мне боевую магию показывай.
Тогда я рванул вперед. Не по прямой — зигзагом, резко меняя направление. Моя рука метнулась к поясу, к ножнам меча. Деревянные ножны с треском лопнули под напором вырывающегося клинка. Сталь блеснула в тусклом свете, описывая дугу в сторону головы противника.
Он парировал. И достаточно ловко. Я не использовал все свои силы, но мне нужна была репутация. Долго играть в поддавки я не мог.
Рука старика мелькнула, и мой клинок со звоном отлетел в сторону, выбитый ударом открытой ладони по плоской части лезвия. Он был хорош… На уровне моей младшей гвардии в прошлой жизни.
Адреналин ударил в виски. Я прыгнул в сторону, едва увернувшись от молниеносного тычка пальцами — старик метил мне в глаз. Воздух лишь громко свистнул у виска.
— Быстро! — одобрительно хмыкнул Иван Петрович. — Но мельтешишь. Как муха.
«Конечно, мельтешу… Я же не могу уделать тебя за минуту», — раздраженно подумал я, отгибаясь назад всем телом и пропуская над собой лезвие его топора. Мужик вошел в раж, почувствовав во мне интересного соперника и уже особо не сдерживался. Он ловко метнул топор в дальнюю мишень, избавляясь от оружия. Наверное, подумал, что это не честно… Позер! Затем старик хрустнул пальцами и с усмешкой посмотрел на меня.
Я бросил в него Искру. Не ту жалкую искорку, которой меня пытался учить Артемий Сергеевич. А сгусток пламени, вырванный из моего тощего резерва, сдобренный гневом и волей. Шар огня, размером с кулак, шипя, понесся к его груди.
Старик фыркнул. Буквально. И плюнул. Струя слюны встретила огненный шар в воздухе. Раздался шипящий хлопок, и шар погас, оставив лишь клубок пара.
После этой базовой «капли» да еще и в таком исполнении резерв старика не просел ни на йоту. У него было сопряжение со стихией Воды. Уровень мастера. Как минимум.
Зрители ахнули. Иван Петрович рванул места. Один шаг. Стремительный, как удар гадюки. Расстояние между нами исчезло. Его ладонь, жесткая, как дубовая доска, ударила меня в грудь. Не по-учебному, а по-настоящему.
Воздух вырвался из легких с глухим стоном. Я отлетел метра на три, выполнил задний фляг и сгруппировался, едва удержавшись на ногах. Боль сковала ребра.
Это был хороший удар, дед! Весело! Но мне нельзя было терять голову.
— Магия есть, — констатировал Иван Петрович, медленно приближаясь. — Но тело слабое. Хлипкое. Одна тварь коготком чиркнет — и нет Козлова. Покажи, что можешь без фокусов. Выжимай из тушки все!
Он снова атаковал. Не магией, а чистой физикой. Удары руками, ногами, локтями — точные, сокрушительные, без лишней траты сил. Я парировал, уворачивался, откатывался, используя каждую каплю скорости, которую мог выжать из этого паршивого тела. Мне помогал лишь опыт бесконечных войн.
Песок летел из-под наших ног. Я ловил его запястья, пытался провести бросок — он стоял недвижимо, как скала. Я бил по ногам, по корпусу — его мышцы впитывали удары, как резина. Он бил в ответ — и каждый раз я едва успевал увернуться или принять его атаку на блок — руки немели от этого.
Это была не драка. Это был танец. Танец смерти и мастерства. Я вплетал в него крупицы магии — короткие вспышки света, ослепляющие, резкие порывы ветра под ноги, пытаясь вывести его из равновесия. Он парировал магию почти инстинктивно — щитом, уклоном, простым движением, рассеивающим заклятье. Его многолетняя натренированность бушевала океаном против моего ручейка. Но я не сдавался. Я дрался. Как на арене. Как в последней битве. Выжимал из тела Николая все, на что оно было способно: подстегивал его адреналином и волей, не прикасаясь к своей истинной силе.
Один из ударов охотника все же прошел. Мощный апперкот в челюсть. Мир на миг померк. Я выгнулся, отступая. Но он не стал добивать. Просто стоял, ровно дыша, и глядел на меня своими старыми, всепонимающими глазами. На его груди блестел пот. На моей — тоже. И кровь из разбитой губы.
— Хватит, — хрипло сказал Иван Петрович. — Ломиться в закрытую дверь — глупо. Ты меня очень порадовал, малец! Давно таких славных рекрутов не встречал!
После его слов тишина во дворе стала оглушительной. Все охотники, даже те, кто тренировался вдалеке, замерли, уставившись на нас. На старика-ветерана и парня с разбитой губой, который сумел продержаться против него дольше минуты и даже заставил попотеть. В их глазах читалось недоверие, уважение и жгучее любопытство. Кто этот Козлов?
Марк, регистратор, первый нарушил тишину. Он подошел, его единственный глаз сверлил меня с новым интересом.
— Ну что, Иван? Прошел цыпленок?
Иван Петрович вытер пот с морщинистого лба тыльной стороной ладони.
— Птица, видать, бойцовая, — пробурчал он. — Клюв острый, когти есть. И перья… огненные. — Он кивнул в мою сторону. — Недотепа еще. Зелёный. Но… кость есть. Жилу видно. Не сдохнет сразу.
А это в среде охотников считалось высшей похвалой.
Марк хмыкнул, достал из-под стойки маленькую деревянную коробочку и швырнул мне. Я поймал. Внутри, на грубом холсте, лежала деревянная пуля. Простая, выточенная из темного дуба, без всяких украшений. На ней была выжжена римская единица — I.
— Знак прошедшего отбор, Козлов. Не потеряй. Без нее в портал не пустят. И контракт подпишешь сегодня же. — Он сунул мне толстенную пачку бумаг. — Правила, обязанности, выплаты в случае гибели. Читай. Подпишешь — будешь охотником. Пока — деревянным. У пули с дерева до золота — длинная дорога. И часто смертельная.
Я взял патрон. Он был теплым на ощупь и неожиданно тяжелым. Символ. Первая ступень. Ключ к вратам ада.
— А что насчет порталов? — спросил я, сжимая деревяшку. — Мне все дозволено?
Марк усмехнулся.
— С таким-то экзаменом? Иван редко кого хвалит. У тебя будет лицензия с допуском к прорывам ранга «D». Заслужил. Там разумная нечисть — обыденность. Но зубы и у нее острые. Не расслабляйся, Козлов. Иди, контракт читай. Можешь теперь приходить в любое время и брать заказы. Это теперь твой второй дом! Койку выделим, если что!
Я кивнул, сунул деревянную пулю в карман. По спине пробежала знакомая дрожь — не от страха, а от предвкушения. Охота была близко. И слухи об «орле — Соломоне» уже стали расползаться по Ордену.
А слава, пусть пока и в низах, в этом подпольном мире охотников на демонов, была первым камнем в фундаменте моей новой власти. Первой искрой в костре, который уже жадно тянулся к задницам зазнавшихся дворян.
Когда я уходил, я знал, что Иван Петрович смотрел мне вслед. И наверняка, его старые глаза светились чем-то похожим на… интерес.