Бремя власти I

Глава 12

«Эта телятина настолько не дожарена, что начала есть салат.»

Гордон Рамзи

Вадим стоял как вкопанный, ощущая под ногами зловонное месиво Запределья. Воздух все еще дрожал от взрывающейся магии и предсмертных воплей монстров.Многие из тварей не выдержали давления и ринулись в бегство.

Спустя мгновение над полем брани прокатилась волна смятения. Гнетущая. Ошеломляющая.

Перед охотником, над клубящимся пеплом Князя Бездны, возвышался Соломон. Нет, тот парень. Тот самый деревянный новичок, которого он привез сюда на верную гибель.

А он… он только что сделал ЭТО.

Вадим видел, как в разгар боя, когда тварь уже почти убила командиршу, Соломон… вспыхнул. Буквально. Золотым, ослепительным светом. Волосы его, вмиг ставшие пламенно-рыжими, резали взгляд на фоне адской багряницы неба. А его глаза… Они горели обработанным янтарем. Холодные, как зимний Невский лед — в рассудительности. И горячие, как пламя — в гневе. В них горел огонь древней, нечеловеческой ярости. И сила! Такая, что Вадим, видавший всякое охотник, почувствовал себя букашкой перед грозой.

— Юрий… — прошептал кто-то рядом, старый мужчина с медной пулей на шее. Его лицо было белее снега. — Святой Отец… Это же Император Юрий! Молодой! Как на старых портретах!

Шепот подхватили другие: «Призрак! Дух Соболевых вернулся! Он пришел спасти Империю от Скверны!»

Вадим сам видел те портреты в музее Ордена. Сходство было пугающим. Этот профиль, этот взгляд… Соломон-Козлов в сиянии мощи был вылитым Юрием Соболевым в юности. Легионы мурашек пробежали по спине охотника. Неужели…?

Но свет угас так же внезапно, как и вспыхнул. Волосы снова стали темными, непослушными прядями, падающими на лоб. Глаза — тускло-серыми, усталыми до невозможности. Соломон пошатнулся, едва удержавшись на ногах. Он что-то коротко, сквозь зубы, сказал капитану Орловской, которая смотрела на него с открытым ртом, прижимая окровавленный бок.

— Давай не сейчас, дорогая, — прохрипел я, чувствуя, как адская усталость и начало отката пытаются пригвоздить меня к земле. В горле пересохло, в висках стучали молотки. — Мне и так тошно, а мы еще даже не закончили. Башня все еще стоит.

Ее глаза, эти ледяные озера, вспыхнули яростью. — Дорогая⁈ — Она выпрямилась, игнорируя боль. — Капитан здесь я, новичок! И ты будешь отвечать на мои вопросы! Ты мне кого-то сильно напоминаешь… Сейчас же! Кто ты такой⁈ Откуда эта сила⁈

«Так я тебе и сказал, девчонка…», — подумал я. — плевать мне на субординацию.' Энергия Солнца, сорвав Печать, еще клокотала в жилах, давая последний, яростный толчок. Я рванул вперед, к проклятой башне, оставив ее вопли позади, и громко выкрикнул:

— Всенепременно, капитан! Только если поймаешь!

Мысленно я ликовал. Все сработало! Идеально. Они увидели. Рыжие волосы. Янтарные глаза. Императорская кровь. Призрак Юрия Соболева — мощный миф, семя, брошенное в плодородную почву страха и суеверий охотников. Репутация Соломона Козлова взлетела до небес одним махом. Теперь оставалось закрепить успех, довершив начатое: уничтожить сердцевину портала.

За спиной послышался топот и крики: блондинка и самые дерзкие (или благодарные?) охотники бросились за мной вдогонку.

Но их усилия были тщетны. При активации первой печати со мной никто не мог сравниться в скорости. Я первым добрался до мрачного изваяния.

Башня была мерзкой на ощупь, словно вылепленной из спрессованных страданий. Каждый шаг вверх по ее склизким, неровным ступеням отдавался огненной болью в мышцах. Откат наступал стремительно, словно яд. Но адреналин и остатки Солнечной Печати еще гнали меня вперед.

Мелкие твари, жалкие остатки демонической армии, бросались под ноги, шипя и царапая. Я рубил их почти автоматически. Мои клинки уже не светились золотом, но по-прежнему были смертоносными. Они мелькали в полутьме, щедро проливая демоническую кровь.

Сбоку и сзади гремели выстрелы, взрывались заклинания — подоспевшие охотники прикрывали и помогали расчищать путь. Командирша, стиснув зубы, билась рядом, ее серебряная пуля снова светилась ровным светом.

Через несколько минут поднялись на вершину. Пульсирующий, больной зеленовато-багровый свет бил в глаза. В его центре мерцал алый кристалл с прожилками. Грубый, искаженный, размером с быка. Само сердце разлома, высасывающее силу из реальности. От него исходила мерзкая вибрация, сводившая зубы.

Я не собирался с ним церемониться или проводить сложные ритуалы. Хотя и мог…

Вся оставшаяся воля, все последние крохи Эфира, влились в мой клинок. Я занес его, ощущая, как рукоять жжет ладонь.

— За Санкт-Петербург! — рявкнул кто-то сзади. Не знаю, зачем. Наверное, для храбрости.

Клинок опустился. Не сокрушительным ударом, а точным, быстрым росчерком. По жиле, по слабому месту. В кристалле прошла трещина — сначала тонкая, как волос, потом вспыхнул багровый молниеносный разлом! Раздался грохот, заглушивший все звуки мира. Ярко полыхнула слепящая вспышка.

Вселенная Запределья взвыла. Багровое «небо» стало рваться, как гнилая ткань. Земля под ногами заходила ходуном, раскалываясь. Черные вихри закрутились, срывая камни и кости падших.

— ОТХОДИМ! ВСЕ К ПОРТАЛУ! — заорала блондинка, её голос едва пробивался сквозь грохот мини-апокалипсиса.

Мы не побежали. Мы просто падали, катились, сползали с рушащейся башни, отчаянно цепляясь за жизнь, мчась сквозь бушующий хаос к спасительному багровому пятну портала. Я толкал в спину отстающего, кого-то схватил за руку, выдергивая из-под падающей глыбы черного камня. Прыжок в кровавую пелену. И снова этот проклятый, выворачивающий наизнанку переход.

В глазах потемнело, а живот скрутило, когда я пробкой вылетел на другую сторону.

Свежий ночной воздух ударил в лицо, смешавшись с запахом гари, крови и собственной рвоты. Едва не теряя сознания, я рухнул на колени на холодную, мокрую землю за Валдай-Горой. Каждый мускул горел, кости ныли, голова раскалывалась. Откат от Печати Солнца добивал меня, как тупой молот. Источник был выжжен дотла, каналы рваными ранами горели внутри.

— Встать! — Резкий, как удар хлыста, голос прозвучал над ухом. Настырная женщина… Ничего не скажешь. Блондинка стояла надо мной, бледная, с наскоро перевязанным боком, но невероятно грозная. Ее серебряная пуля светилась холодным светом. — Соломон Козлов! Или кто ты там! Объяснись! Сию же минуту! Кто ты такой? Откуда эта сила? Эти… глаза? Так никто не сражается в рядах Российской империи!

Я попытался встать, но мир поплыл. Сквозь туман в голове пробивалась одна мысль: Нужно уйти. Немедленно. Спрятаться. Исцелиться. Иначе сдохну или сойду с ума.

— Отстань… — прохрипел я, отползая. — Плохо мне… чертовски…

— Отстань⁈ — Девушка наклонилась, ее лицо исказила ярость. — Я капитан Ордена Охотников! Валерия Орловская! Из знатного княжеского рода! Как смеешь ты так со мной разговаривать…

— Капитан! — Голос Вадима прозвучал неожиданно твердо. Он шагнул вперед, загораживая меня своим корпусом. За ним — Васька, Семен Мухтарыч, а потом и десятки других охотников. Те, кто выжил. Те, кто видел, как я расправился с могущественным демоном. Их лица были усталыми, в синяках и ссадинах, но решительными. — Он только что всех нас вытащил! И вас, между прочим, тоже! Он уничтожил Князя и башню! Дайте человеку отдышаться! Прийти в себя!

— Он обязан дать объяснения! — парировала Орловская, но в ее голосе уже не было прежней уверенности. Давление толпы было ощутимым.

— Обязан, — смиренно кивнул Семен, его желтые глаза блеснули. — Но не здесь. Не сейчас. Вызовите его в Орден. Устройте допрос по всем правилам. А сейчас… он даже на ноги встать не может…

Валерия Орловская сжала губы. Ее взгляд, полный подозрения и нерастраченной злости, буравил меня сквозь стену защитников.

— Ладно, — выдохнула она резко. — Но запомни, Козлов. Я, Валерия Орловская, слов на ветер не бросаю. Я за тобой пригляжу. Лично. Это не конец. И никаких «дорогая»! Только «капитан»! Понял?

Я махнул рукой, уткнувшись лицом в холодную землю. — Да-да, конечно, капитан… Ваше высочество… Благородие и так далее… Я все понял…

— Валим, парень, — Вадим подхватил меня под руку. Васька схватил под другую. Семен прикрывал сзади. Они почти понесли меня к ждущему, пыхтящему паромобилю. Последнее, что я видел перед тем, как меня впихнули на заднее сиденье — это ледяной, многообещающий взгляд валькирии.

Я сверился с часами на приборной панели авто и удовлетворенно вздохнул. До рассвета еще было полно времени.

Дорога в город слилась в кошмарную карусель боли и тошноты. Каждая кочка отдавалась кинжалом в моих висках. Я едва сдерживал крик. Ребята молчали, лишь Вадим иногда бросал: «Держись, Соломон. Скоро приедем. А там лекари тебя и подлатают».

Но целители были бессильны перед моей хворью. Никто в этом мире не мог мне помочь. Откат от срыва Печати Солнца в неподготовленном теле сулил мне только медленную и мучительную смерть. Хотя одно средство все-таки было…

Я попросил ребят высадить меня у Медвежьей Берлоги. Я вывалился из паромобиля, едва не упав.

— Парни… — я сгреб их в охапку, насколько хватило сил. Вадим, Васька, Семен. Их лица расплывались. — Спасибо. Выручили. По гроб жизни обязан.

— Живой будь, Соломон, — хрипло сказал Вадим. — Остальное — фигня. Мы тебя проводим.

— Не надо, братья… У меня тут есть хороший лекарь. Даю слово, что буду жив! — возразил я.

— Ну, как знаешь. — нехотя буркнул Семен. — Заваливайся в любое время. С нас пиво.

Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова, и шагнул в знакомый, прокуренный полумрак бара. Степан Песец в этот раз стоял за стойкой. Он поднял на меня свой единственный глаз. Увидел мое состояние — изможденного, в грязи и в запекшейся крови — и нахмурился.

— Опять куда-то влип, пацан? — буркнул он, но без обычной ехидцы. — Ты похож на… Меня в молодости.

— Паршивая у тебя молодость была… Отведи меня в кухню, Степан, — пошатываясь, бросил я, и направился к двери за стойкой. — Срочно. Проводи. И… не мешай. Пожалуйста.

Он что-то пробормотал про ненормальных, но вышел из-за стойки и повел меня по темному коридору. Запах жареного лука, жира и чего-то несвежего ударил в нос. Кухня. Грязная, закопченная. Я рухнул на табурет у огромного деревянного стола.

— Ну, и чего тебе надо… — начал Песец. — Может яичницу с бекончиком?

Я вытащил из глубокого кармана трофей. Тяжелый, теплый, пульсирующий мерзкой жизнью комок черной плоти с багровыми прожилками. Сердце Князя Бездны.

Степан остолбенел. Его единственный глаз расширился до невероятных размеров, лицо побелело, как мел. Он узнал. Узнал по описаниям, по легендам, по тому, как от мерзкой вещицы веяло запредельным злом.

— Ты… Ты чертов ДЕМОНОПОКЛОННИК⁈ — прошипел он, хрипло, с ненавистью и ужасом. Он рванулся ко мне, огромный кулак с золотыми кольцами понесся к моей голове. — Гад! Да я тебя…

У меня не было сил на долгую возню. Остатки адреналина хлынули по венам, я совершил немыслимый, последний рывок. Мгновенно вскочив, я уклонился от медленного удара и всадил мужику короткий, точечный апперкот в челюсть. Не для убийства. Для выключения. Степан Песец осел на пол, как подкошенный дуб, с глухим стуком.

— Прости, старик, — прошептал я, запирая дверь кухни на засов. — Времени мало.

Я подошел к плите, зажег газовую горелку, она вспыхнула синим шипящим пламенем. Достал огромную, закопченную чугунную сковороду. Бросил в нее демоническое сердце. Оно зашипело, зачавкало, выпуская клубы вонючего черного дыма. Я стоял, опершись о столешницу, и смотрел, как мерзкая плоть темнеет, покрывается корочкой, теряя свою пульсацию. Запах стоял невыносимый — жженой резины, гниющего мяса и серы. Но сквозь него пробивался… другой. Густой, мясной, почти аппетитный. Я добавил лука, соли и немного перца.

Мы — то, что мы едим. Но это глупость. Мы — то, во что верим. Вот истина. Я верил в свою волю. В свою победу. В свет, который сожрет эту тьму.

Когда «бифштекс» был приготовлен, он оказался угольно-черным, с багровыми прожилками. Я сгреб его на тарелку. Уселся за стол. Налил бокальчик вина. Взял нож и вилку. Руки слегка дрожали. Тело звало на помощь.

Я отрезал кусок. Плотный, волокнистый. Запах… странно притягательный. Засунул в рот. Зажевал. На вкус… как очень жесткая, пережаренная печенка. С привкусом пепла и крови. И силы. Огромной, дикой, хаотической силы, хлынувшей в меня, как бурлящая лава!

Я вскрикнул от боли! Казалось, жилы сейчас лопнут! Хаос рванул наружу, выжигая меня изнутри! Но я верил. Верил в свою волю. В свой свет. В свое право поглотить эту силу и сделать ее своей. Я сжал зубы, впиваясь ногтями в стол. Мысленно выстроил Щит. Не для отражения. Для контроля. Для трансформации.

Моя сила. Мой свет. Мой порядок.

Хаотическая энергия, вопя, упиралась, бодалась и кусалась, но воля сжимала ее, как кузнечные клещи. Выжигала скверну. Превращала черное пламя в чистое золото Эфира. Я чувствовал, как мой иссохший, разорванный источник не просто наполняется — он расширяется! Трещины на его стенках срастаются, укрепляются. Энергетические каналы, бывшие жалкими ручейками, превращались в полноводные реки! Боль сменилась экстазом чистой, неукротимой силы, заливающей каждую клеточку! Языки золотого пламени на миг лизнули мою кожу, не причиняя никакого вреда, лишь сжигая грязь и усталость. Тело выпрямилось, боль исчезла. Я чувствовал себя… восстановленным. Не просто целым. Сильнее, чем до битвы.

Уровень? Судя по наполненности источника… Теперь я был твердым Арканистом. Шестьдесят, может семьдесят Эфов. И каналы теперь могли выдержать куда больше нагрузок.

Я доел последний кусок. Утопил это дело вином. Тарелка опустела. От демонического сердца осталась лишь горсть гари на сковороде.

Я встал. Полный сил. Ясности. Злости на себя за проявленную слабость, которую пришлось показывать… Но вместе с ней было и холодное удовлетворение от сделанного. Я взглянул на грудь. Деревянная пуля… почему-то стала медной. Теплой на ощупь. Артефакт сам признал мою инициацию. Теперь я был медным охотником. Неплохо для начала.

Я подошел к выходу, открыл дверь кухни. Степан Песец за мое спиной лежал на полу, похрапывая. Бритоголовый бармен и пара здоровенных шестерок уже суетились рядом, почуяв неладное.

— Эй! — крикнул я, делая испуганное лицо. — Быстро! Степану плохо! Упал тут! Дышит тяжело! Человек пожилой! Наверное, сердце! Вызовите лекаря! Скорее!

Хаос мгновенно взметнулся. Бармен завопил, шестерки бросились поднимать босса, кто-то побежал за водой. А я тем временем слился с суматохой, проскользнул через толпу ошалевших посетителей бара и вышел в прохладную весеннюю ночь.

Я торопливо зашагал подальше от Медвежьей Берлоги, растворяясь в серых сумерках Петербурга. Дворец ждал. Император-двойник ждал. Крым ждал. Но игра продолжалась. И теперь у меня были новые карты. И новая пуля на шее…

Двое мужчин в темных, неброских плащах стояли в тени напротив бара знаменитого криминального авторитета. Их лица были скрыты под глубокими капюшонами. Один, что постарше, с медной пулей, едва видневшейся на груди, держал в руках компактный бинокль с затемненными стеклами. Другой, помоложе, нервно переминался с ноги на ногу.

— Видишь? — спросил старший, не опуская бинокль. — Вышел. Абсолютно целый. Не то что полчаса назад.

— Там что? Пиво целебное подают? Как он…? — младший качнул головой в сторону бара, откуда доносились крики и суета. — Там же переполох. Песец…

— Не наше дело. Задание — следить за ним. Капитан хочет знать все. Куда пойдет, с кем встретится. — Старший следил, как фигура Соломона Козлова, в походном кожаном доспехе и с медной пулей на шее, быстро шагает по мостовой, явно направляясь в центр города. — Иди за ним. Держи дистанцию. Я предупреждаю: он может чуять слежку.

Младший кивнул и растворился в темноте переулка, двигаясь параллельно цели, используя тени и выступы зданий.

Соломон шел быстро, уверенно. Ни шатаний, ни признаков недавней смертельной усталости. Он свернул на соседний проспект, сливаясь с редкими ночными прохожими. Наблюдатель следовал за ним, как тень, опытный и незаметный.

Но когда Соломон поравнялся с огромной, мрачной громадой Зимнего дворца, он вдруг… остановился. Не оглядываясь. Просто встал, будто раздумывая. Младший наблюдатель замер в тени арки, стараясь не дышать.

Соломон повернул голову. Не в его сторону. А в сторону темного переулка напротив дворца. Его глаза, казалось, на мгновение сверкнули в темноте — не серым, а старым, холодным янтарем. Он улыбнулся. Тонко, едва заметно. Потом шагнул вперед — не к воротам дворца, а вдоль его высокой стены. И в следующее мгновение, когда запоздалая туча накрыла луну, его фигура растворилась. Исчезла. Будто его и не было.

Младший наблюдатель выскочил из укрытия, подбежал к тому месту. Ничего. Пустая мостовая. Тень от фонаря. Пар из водосточной трубы. Он обвел растерянным взглядом улицу, дворцовую стену, темный переулок. Ничего.

— Провал… — прошептал он в подол плаща, активируя крошечный передатчик-камушек. — Объект… исчез. У дворца. Почти наверняка почуял слежку. Повторяю, объект исчез.

В тени арки напротив старший наблюдатель хмыкнул, не столько разочарованно, сколько с уважительной горечью. Капитан Орловская не зря предупреждала. Этот Козлов был куда опаснее и хитрее, чем казался. И явно принадлежал к числу высшей аристократии…