"Если тебе скажут, что союзники спешат к нам на выручку — не верь.
Союзники — сволочи."
Михаил Булгаков
Успех — штука коварная… Он бьет в голову хлеще паленого алкоголя. После той дуэли с Орловской я чувствовал себя если не Легендой, то уж точно ее близкой копией. Репутация Призрака Императора была очищена и закалена в стуже и огне боевой магии.
Охотники поглядывали на меня теперь не с любопытством, а с тем смешанным чувством страха и обожания, которое и рождает подлинную власть. Собственный клан из мечты постепенно превращался в реальность. Но оставалась еще одна мелочь. Мне нужно было найти этому гнезду подходящую крышу.
Не знаю, почему, но мне сразу же вспомнился Степан. Старый криминальный босс. Одноглазый сухопутный пират. Уж у него-то наверняка были припрятаны какие-нибудь дырявые склады, гнилые ангары на окраинах города или что-нибудь этакое…
Дешево, сердито, и главное — без лишних вопросов. Последняя наша встреча закончилась… неоднозначно. Я у него помощи просил, кухню позаимствовал, бифштекс пожарил, а он меня демонопоклонником стал обзывать. Отношения наши, что называется, были довольно сложными…
Но увидеться, определенно, стоило!
Однако теперь мой источник напоминал выжатый досуха лимон. Внутренний реактор болел, ныл и плевался жалкими искрами при малейшем напряжении. Идти к Песцу одному, в таком состоянии? Это могло превратиться в самоубийство в чистом виде, даже с моим талантом выкручиваться из всяких неприятностей.
К счастью, энтузиазм моих новоиспеченных соратников бил ключом. Вадим, Васька с его артефактным кулаком, Семен-нюхач и еще пятеро крепких парней из тех, кого троица знала со времен первой своей С-шки, вызвались составить мне компанию.
— Поддержим, Соломон! — хором бухнули они.
Я лишь кивнул, скрывая ухмылку. Десяток парней с добрыми кольтами всегда служили неплохим аргументом в любых переговорах. Пусть теперь все видят, что на улицах Петербурга начала формироваться новая сила.
Мы сразу же двинулись в путь.
И уже через полчаса мы наткнулись на «Медвежью Берлогу». Правда, встретила она нас не тишиной, а какофонией ада. Мы только свернули на знакомую улочку, как воздух разрезал душераздирающий треск пулемета, перемежающийся дикими воплями, взрывами и звоном бьющегося стекла. Из окон бара лились зарево пожаров и клубы дыма.
— Вот те на! — выругался Вадим, инстинктивно хватая свой револьвер. — Прорыв⁈
— Похлеще, — процедил Семен, его желтые глаза сузились, ноздри дрогнули. — Чую кровь… много крови. Порох. А что до скверны… То нет… Это человеческая вонь. Грязь и страх.
Мой внутренний аналитик взвизгнул от восторга. План «мирных переговоров» с Песцом летел к чертям. Но открывалась другая, куда более аппетитная возможность. Криминал столицы трещал по швам? Ну, и отлично. Значит, пора было подгребать эти обломки под себя. Какой-то шальной авторитет, судя по всему, начал первым это делать… Но мне это было только на руку.
— Ребята, — мой голос прозвучал холодно и четко, заглушая грохот выстрелов. — Видимо, Песцу требуется наша помощь. Сложилась неравнозначная ситуация: нарушение криминального паритета. Будем восстанавливать справедливость и получать за это дивиденды. Начнем с тыла. Но без лишнего шума. На выходе — никого не оставляем. Всем все понятно?
В ответ послышались хриплое «Понял!» и зловещий щелчок предохранителей. Мы растворились в тенях, как стая голодных волков, и обошли горящую «Берлогу» через вонючий переулок, заваленный мусором. Дверь в подсобку была выбита. Внутри царила кромешная тьма, пропитанная запахом крови, пороха и разлитого алкоголя.
А то, что последовало дальше, никак нельзя было назвать боем. Началась резня. Грязная, жестокая и беспощадная. Мы вошли в главный зал через черный ход и сразу оказались у спин нападавших. Они орали, стреляли в уже неподвижные тела, смеялись пьяным, жестоким смехом. Не видели нас. Не ждали, чувствуя за собой абсолютное превосходство.
Первые выстрелы моего кольта срезали двоих у самого входа в подсобку. Звук залпов утонул в общем грохоте. Васька шагнул вперед, его артефактный кулак с глухим стуком протаранил спину здоровяку с обрезом. Хруст костей был отвратительно громким. Остальные тоже не спали. Вадим и Семен работали как часы: они жонглировали короткими и точными выстрелами в головы или спины. Другие охотники, вытянув клинки из ножен, ринулись врукопашную.
Никто не кричал: «Сдавайся!». Вместо этого я слышал только предсмертные хрипы, мат и глухие удары стали.
Я двигался как тень, экономя последние крохи силы. Пули из кольтов шли точно в цель: колено, шею, основание черепа. Мне было жалко растрачивать серебряные патроны на людей, но иного выбора не имелось.
Один тип развернулся, увидев меня: его глаза округлились от ужаса. Мой клинок скользнул по горлу, открыв багровый веер. Кровь брызнула на закопченную стену. Грязь под ногами превратилась в липкую, скользкую жижу.
Двое новичков из наших, парнишка с оспинами и коренастый детина, слишком увлеклись, полезли напролом в узкий проход к бару. Их встретил шквал огня из-за опрокинутой стойки. Пули хлестнули по ним, как град. Парнишка упал сразу, дернувшись, как эпилептик. Коренастый взревел, схватившись за развороченный живот, пока второй залп не сбил его с ног.
Адреналин и бравада — плохие советчики в настоящей мясорубке. Цена урока — две жизни. Дорого. Но на войне как на войне. Мы подавили огневую точку гранатой, кинутой Вадимом. Свист осколков и оглушительный грохот — это было последнее, что услышали те, кто там сидел.
Зал стих. Точнее, заглох в последнем хрипе умирающего. Вокруг стелились дым, гарь и запах смерти. Мы стояли среди этой разрухи и тяжело дышали. Пар валил от нас, смешиваясь с дымом. Васька вытер артефактный кулак о брюки трупа. Семен брезгливо сморщился. Вадим перезаряжал револьвер с каменным лицом. Живых врагов здесь не осталось. Только мы… Но возле входа в угрюмый кабинет Песца мрачно маячили тени крепко сбитых фигур.
Я указал охотникам на дверной проем, и мы тихо заняли свои места. Я присел на одно колено и аккуратно высунул голову. По мне сразу же пальнули из всех орудий. Но общую картину я успел разглядеть.
Степан Песец стоял, прислонившись к стене, весь в крови — своей и чужой. Его лицо было разбито и представляло из себя один сплошной кровоподтек. Единственный глаз горел дикой, звериной яростью. Рядом, опираясь на здоровенную дубину, тяжело дышал лысый бармен. Перед ними, отгородившись от выхода трупами, стоял какой-то местный пижон. За ним — ватага головорезов.
Его фиолетовый костюм был забрызган грязью и живым багрянцем. Жуткая улыбка неправдоподобно ширилась и казалась абсолютно безумной в отсветах полыхающих пожаров. В каждой руке он держал по странному предмету: в левой — шарообразный артефакт, мерцающий ядовито-зеленым светом, в правой — связку гранат, обмотанную колючей проволокой. Его черные глаза-пуговицы метались между выходом и Песцом.
— О-о-о! — заскрипел он, и этот звук резанул по нервам. — У нас гости! Как неожиданно! Прелестно, Степашка! Тебя пришли спасать?
Я еще раз высунул голову, но уже в другом положении. Несколько пуль прошили дерево рядом. Я успел точными выстрелами срезать двух бугаев.
В этот миг несколько моих «соклановцев» метнули в проем парочку молний и ледяных копий. Послышались крики, мат, шипение и бульканье. Я вновь заглянул в кабинет — все головорезы отправились в мир иной на перевоспитание. Все, кроме их лидера.
Отморозок качнул связкой гранат. Мои охотники инстинктивно пригнулись, завидев мою реакцию. Они навели стволы на стенку кабинета. Вадим вытер пот со лба.
— Бросайте пушки, ублюдки! — рявкнул он.
Весельчак лишь захихикал, высоким, истеричным смехом.
— Бросим! Обязательно бросим! Но сначала… поиграем! — Он резко швырнул зеленый шар под ноги Песцу и Бармену. Тот не взорвался. Он… распустился. Как ядовитый цветок. Выпустил облако едкого, шипящего газа, мгновенно заполняющего помещение.
Песец и Лысый закашлялись, закрывая лица. Клоун в этот момент метнул связку гранат в нашу сторону! Прямо в середину группы охотников.
— Рассыпаться! — заорал я, отпрыгивая в сторону. Васька Кулак рванул за укрытие стойки. Вадим и Семен бросились врассыпную.
БА-БАХ! Оглушительный взрыв потряс руины таверны. Осколки, проволока, битое стекло — все смешалось в смертоносном вихре. Кто-то из охотников вскрикнул. Еще один. Я пригнулся за опрокинутым столом, чувствуя, как осколки цокают по дереву. Газ шипел, отравляя все вокруг.
Из зеленого облака вывалился друг Песца, ревя от ярости и боли. Видимо, газ обжег ему кожу. За ним, спотыкаясь, вылетел Песец. Он вытирал кровь с лица. Весельчак, хихикая, уже отступал к разбитому окну, доставая что-то из кармана фиолетового пиджака… еще один артефакт, похожий на кривой кристалл.
— Не уйдешь! — проревел Васька Кулак, вынырнув из-за стойки. Его артефактная кисть свистнула в воздухе, но Весельчак был быстр и юрк, как змея. Удар пришелся в стену, оставив в ней глубокую вмятину.
Я выхватил кольт. Выстрел прозвучал мгновенно. Пуля чиркнула по плечу Весельчака, сорвав клок фиолетовой ткани. Он взвизгнул от ярости и возбуждения и швырнул кристалл на пол между нами. Тот вспыхнул ослепительной вспышкой тьмы, будто черная дыра полыхнула… На миг все погрузилось в абсолютную, давящую черноту. Яростный шепот заполнил голову, холод пробрал до костей.
— Скверна! Малая толика! — услышал я хрип Семена где-то рядом. — Берегитесь!
Тьма рассеялась так же внезапно, как и появилась. Весельчака и след простыл. Остались только разбитое окно, клочья фиолетовой ткани на гвозде и его скрипучий, удаляющийся хохот где-то на улице.
— Убежал, гад… — сплюнул Вадим, поднимаясь из-за укрытия.
Я осмотрелся. Двое наших были ранены осколками от гранат — один держался за окровавленное бедро, другой стонал, прижимая руку к разорванному боку. Они были живы. Им повезло. Газ рассеивался. Песец и Бармен, обожженные и злые, как черти, смотрели на нас с благодарностью.
Я подошел к авторитету, минуя обломки лужи крови. Шаг был твердым, хотя внутри все ныло от усталости. Сейчас нельзя было показывать слабость… Лишь — силу.
— Степан… — начал я ровным голосом без тени издевки, но и без подобострастия. — Рад видеть тебя живым! Хотя обстановка… — я оглядел руины его «Берлоги», — не самая подходящая для беседы.
Песец хрипло кашлянул, выплюнул сгусток крови. Его единственный глаз уставился на меня.
— Соломон… — он кивнул в сторону трупов налетчиков. — Значит, не только демонов жаришь?
— Мы, — поправил я, кивнув на своих. — Услышали шум. Решили помочь соседу. Мужская солидарность, так сказать.
Он фыркнул, но в его взгляде мелькнуло что-то вроде одобрения. Или понимания игры.
— Помог… — процедил он. — Значит, я теперь твой… должник? — он протянул последнее слово, явно ожидая подвоха.
Я улыбнулся. Широко и без тепла.
— Не совсем. Скорее… партнер по несчастью. Тут явно кто-то метит выше своей станции. Ударил по тебе. Завтра ударит по другим. Порядок рушится. А хаос никому не выгоден. Мне — тем более. — я сделал паузу, давая ему осмыслить сказанное. — Мне нужно здание, Степан. Под клан охотников. Не пафосное. Но крепкое. У тебя такое, наверняка, завалялось. Дал бы в долг… или за спасение.
Песец усмехнулся, обнажив желтые зубы.
— Здание? Да пожалуйста. Есть у меня один старый склад у причалов. Крыша течет, стены кривые… но фундамент — монолит. Да и стены толстые. Выдержит многое. — Он махнул рукой, будто отдавал пустяк. — Бери. Даром!
Бармен хмыкнул. Охотники переглянулись. Бесплатный сыр?
— Даром? — переспросил я, поднимая бровь. — Щедро. Но я чувствую подвох. Что взамен? Помимо вечной дружбы?
— Взамен, — Песец шагнул ближе, его голос стал жестким, как сталь. — Ты поможешь мне… убрать Ваську Свинца. Окончательно. Раз и навсегда. Этот ублюдок и его клоун перешли все границы. Пока он жив — ни я, ни мое имущество, ни твое новое здание — в безопасности не будет. Никогда.
— Соломон, — Вадим нахмурился, подойдя ко мне. — Это… криминальные разборки. Охотникам в такое лезть… не по уставу. Не по понятиям. Мы и так ради тебя под монастырь шагнули…
— А санкции какие? — спросил я его спокойно.
— Санкции? — Вадим растерялся. — Да никаких формальных… но репутация, Соломон! Мы — Орден. Мы со Скверной боремся, а не с бандитами! Нас потом в грязь опустят, скажут, что мы — наемники и головорезы! Пальцем тыкать будут.
— Репутация? — я усмехнулся, глядя на окровавленные руины вокруг, на трупы людей Свинца. — Так она у нас уже есть. — Я Призрак Императора, помнишь? Который закрывает С-шки и выигрывает дуэли у серебряных пуль. Который создает клан «Гнев Солнца». — я повернулся к Вадиму, к остальным. — А теперь добавим: «который наводит порядок в городе. Который убирает мусор, мешающий жить людям и охотиться на настоящего врага.» Скверна питается хаосом, Вадим. Васька Свинец — часть этого хаоса. Так что это не криминальная разборка. Это… профилактика. Защита Империи. Издалека. — Я пожал плечами. — А если кому не нравится… пусть попробует доказать обратное. Лично.
Я видел сомнение в глазах охотников. Но видел и азарт, и уважение к силе, и ненависть к подонкам, которые только что чуть не убили их товарищей. Вадим вздохнул, но кивнул. Васька Кулак мотнул головой, мол годится… Семен лишь пожал плечами.
Я повернулся к Песцу и протянул руку.
— Договорились, Степан! Отныне Васька Свинец — наш общий враг. Мы уберем его. Ты — мне склад. Я тебе — чистый городской фронт. Или хотя бы… менее вонючий.
Песец хрипло рассмеялся и с силой ударил своей мозолистой лапищей по моей ладони. Звук был твердым, как скрежет камней.
— По рукам, Соломон! По рукам!
В этот момент с улицы донесся нарастающий вой сирен. Жандармы. Опоздали, как всегда. Но лишние свидетели нам сейчас были ни к чему.
— Уходим! — скомандовал я своим. — Быстро и тихо. Через задворки. Раненых — поддержать! Вадим, Васька — ведите!
Мы растворились во тьме переулков так же быстро, как и появились, оставив Песца и Лысого разгребать последствия кровавого пира и объясняться с властями. На душе пела какая-то дикая, злая песня. План на ночь был перевыполнен! Результат был восхитителен! Деньги Рыльского перекочуют в мой карман. Авторитет среди охотников взлетел до небес и оброс стальными когтями. А главное — на горизонте замаячила крыша над будущим кланом! Почти даром! Но оставалась одна маленькая деталь — необходимо было утопить криминального авторитета Ваську Свинца в его же собственном соку. Мелочи. И не таких давил… А там можно будет и Песца под себя подмять…
Я шел по спящему Питеру, вдыхая холодный, промозглый воздух, и чувствовал себя… хозяином положения. Хоть источник все еще и ныл пустотой, но я не сомневался, что на днях начнется настоящее дело, и ему придется поработать на славу…
Москва. Особняк Верейских. Кабинет Князя Олега Александровича.
Огонь цвел в огромном камине… Его аура отплясывала зловещими тенями на стенах, обшитыми темным дубом. Жарко пылали поленья, но в кабинете, казалось, стоял лед. Лед, исходивший от высокой, стройной фигуры, сидевшей напротив князя в кресле с грифонами на подлокотниках.
София Верейская… Ее красота была холодна и совершенна, как у ледяного изваяния Девы-Звезды. Темные волосы, собранные в строгую косу, подчеркивали бледность безупречного лица. Но в изумрудных глазах, таких же темных и глубоких, бушевала черная, абсолютная, тихая ярость. Ярость, замороженная до твердости алмаза. Она не смотрела на отца. Ее взгляд был устремлен в пламя, но видела она, кажется, другое. Бал. Унижение. Старикашек-лекарей с их постыдным осмотром. Ликующие глаза Меньшиковой. Презрительные взгляды и насмешки двора.
— Ждать? — ее голос прозвучал тихо, но каждое слово падало, как отточенная стальная игла. — Ты говоришь мне ждать, отец? Пока эта… стерва Меньшикова окончательно не упрочит свою власть? Пока она не выдаст свою дочь за этого никчемного императорского выродка и не посадит на трон своих внуков? Пока нас окончательно не сотрут в пыль?
Князь Верейский сидел, ссутулившись, в своем кресле. Когда-то могущественный, он сейчас выглядел сломленным и постаревшим. Его пухлые пальцы теребили тяжелый перстень с гербом рода. Он не выдерживал взгляда дочери. Точнее, той ледяной пустоты, что сквозила из-под ее длинных ресниц.
— Софочка… Доченька… — начал он жалобно, но она резко повернула голову. Темные глаза впились в него, и он замолчал, судорожно сглотнув.
— Не называй меня так! — шипение Софии было опасным, как у разъяренной кошки. — После того, как ты позволил… допустил… чтобы меня так… осквернили! На глазах у всей Империи! Ты — Князь Московский! Глава нашего Дома! Где была твоя мощь? Где твоя ярость? Где меч, который должен был защитить честь твоей крови⁈
Олег Верейский сжался еще больше. Тень стыда и бессилия легла на его лицо.
— Я… я бы попытался! Но Меньшикова… она подменила закон! У нее на все готова бумага! Даже патриарх на ее стороне! Гвардия Рыльского. Куча других дворян… — Он развел руками. — Силы не равны, дочь! Идти напролом — чистое самоубийство! Нас просто сметут!
— Лучше смерть, чем такое бесчестье! — вырвалось у Софии. Она встала, ее фигура в строгом черном платье казалась еще выше, еще опаснее в пляшущем свете огня. — Ты слаб, отец. Слаб духом. Ты думаешь о выгоде, о политике, о том, как бы не спугнуть своих жалких союзников! А я… я думаю о мести. Я хочу видеть, как Ольга Меньшикова ползает у моих ног в грязи! Как ее дочь рыдает над трупом ее никчемного жениха! Как весь их проклятый род сгинет в небытии! — ее голос сорвался на шепот, полный ненависти. — И я добьюсь этого. С тобой или без тебя!
Между отцом и дочерью повисла тяжелая, гнетущая тишина. Лед и пламень их раскола прожигали воздух. Олег Верейский поднял на нее глаза. В них читалась не только боль от ее слов, но и страх. Страх перед этой неукротимой, сжигающей себя ненавистью. И… понимание.
— Я тоже хочу ее падения, София, — сказал он тихо, но тверже. — Больше всего на свете. Но ненависть — плохой советчик. Она ослепляет. Заставляет идти напролом и… проигрывать. У Меньшиковой много врагов. Юсуповы… Возможно, Рябоволов… Даже некоторые южные князья злятся на ее заигрывания с Османами. Но все они разрозненны. Боятся. Им нужен сильный лидер. Знак. — Он сделал паузу. — Дай мне немного времени. Неделю. Две. И я соберу их. Скреплю договором. Создадим коалицию, против которой не устоит даже эта ведьма. Но для этого нужна осторожность. Холодный расчет. А не… горячая кровь.
София взглянула на отца. Ее лицо было непроницаемой маской. Пламя камина отражалось в ее изумрудных глазах крошечными адскими огоньками. Потом она резко отвернулась от него.
— Две недели, папа, — бросила она через плечо, идя к двери. Голос ее был ледяным. — Ровно две недели… Если к тому времени я не увижу этой коалиции… я начну действовать сама. И пусть весь мир сгорит в моем огне.
Она вышла, даже не хлопнув дверью. Она ее просто прикрыла. Тихо. Чтобы было страшнее. Князь Олег опустил лицо в ладони. Его плечи содрогнулись.
София же не пошла в свои покои. Она спустилась вниз, в подвалы особняка, превращенные в тренировочный зал. Стены, обитые стальными листами. Стойки с оружием. Манекены из зачарованного древа.
Она не стала переодеваться. Черное платье мелькнуло в полумраке, как тень летучей мыши. Ее руки взметнулись. Без жестов. Без слов. Просто — ярость, вырвавшаяся наружу.
Манекены в дальнем конце зала взорвались. Не пламенем. Их просто разорвало изнутри чудовищной силой телекинеза. Осколки дуба, как шрапнель, впились в стальные стены с противным визгом. Воздух затрещал от сгустков чистой, неоформленной магической энергии, которую она швыряла в стены, в пол, в пустоту. Каждый удар оставлял вмятину в стали, трещину в камне.
Потом она схватила два тонких, острых стилета со стойки. И двинулась вперед. Ее движения были нечеловечески быстры, точны и смертоносны. Она не фехтовала. Она уничтожала воображаемых врагов. Каждый удар стилета метил в горло, в глаз, в сердце невидимого противника. Каждый шаг, поворот, уклонение были выверены до миллиметра. Магия усиливала ее скорость, делала удары неотразимыми. Темная аура, холодная и тяжелая, вилась вокруг нее, как предвестник бури.
Она была одной из сильнейших княгинь Империи. И сейчас эта сила клокотала в ней, требуя выхода. Требуя крови. Меньшиковой. Ее дочери. Императора-марионетки. Всех, кто стоял на ее пути.
Две недели. Она дала отцу две недели. А потом… потом начнется настоящая охота. И добыча будет поистине королевской!