Бремя власти II

Глава 8

«Говорят, что европейская цивилизация упразднила рабство. Это заблуждение. Оно всё ещё существует, но теперь его тяжесть падает только на женщину, имя его — проституция. Его тяжесть падает на женщину, то есть на грацию, на слабость, на красоту, на материнство. Это позор для мужчины, и при этом величайший позор… »

Виктор Гюго.

Воздух в приемной врезался в легкие, будто густой нажористый бульон. Запахи сплелись в удушливый коктейль… От едкого пота десятков тел, не смытого после последнего выхода, свербило в носу. Сладковато-горький шлейф дешевого табака выжигал сетчатку глаз. И за всем этим буйством прятался звериный дух опасности и первобытной силы.

Я переступил порог, и мир сжался. В ордене пролили густое масло тишины… Именно той, что наступает после взрыва, когда все замирают, оглушенные.

Пятьдесят пар глаз не просто уставились на меня, а вонзились с нетерпением… Пятьдесят фигур, закаленных в «черных бурях демонических прорывов», выстроились не вразнобой, а с почти воинской выправкой, как перед торжественным смотром. Среди этой живой стены были и мои люди.

Вадим Петрович, напоминая высеченный из мрамора монумент мрачности, стоял со скрещенными руками на груди. Его взгляд был тяжел и непроницаем.

Васька Кулак расположился чуть поодаль. Его артефактная рука — сплав стали и зачарованного дерева — слабо подрагивала — это выдавало нетерпение, скрытое под маской спокойствия; искры магии пробегали по швам протеза.

Мухтарыч щурил свои хищные желтые глаза, его ноздри чуть вздрагивали, словно он вынюхивал мои намерения.

Но за ними стояла Орловская. Отдельно. Как отколовшаяся от айсберга льдина. Она прислонилась к потертой стойке регистратора, одна нога чуть согнута, руки в карманах потертых кожаных штанов. Она сделала вид — будто случайно забрела, пока ждала кого-то. Но ее глаза… Ледяные осколки, лишенные всякой теплоты, вонзились в меня исподлобья. Она ни разу не моргнула. То была раненная хищница, которая оценивала добычу у водопоя, прежде чем прыгнуть. Она ждала моего хода.

Послышался скрип половиц… Иван Петрович, живая легенда Ордена, чьи шрамы говорили громче любых речей, шагнул вперед. Его борода серебрилась в свете ламп. В руках он держал трость. Она глухо стукнула по дубовым доскам, отрезая тишину.

— Ну что, парень? — спросил он меня хриплым голосом. — Готов создать клан?

«Готов?» — этот вопрос прозвучал почти оскорбительно. Я когда-то правил империями, армия джинов подчинялась моей воле, а высшие демоны в страхе убегали, завидев мою тень… И сейчас это был не просто шаг, а возвращение домой. В начало реванша.

— Как никогда, Иван Петрович, — кивнул я, коротко и твердо. В груди вспыхнуло знакомое пламя. Не магия, а чистый, неразбавленный азарт. Истинная власть всегда строилась не на тронах, золоте или лжи, а на верности воинов, на интересе талантливых людей. И сейчас она начиналась здесь, в этой вонючей берлоге…

Я подошел к стойке. За ней, как всегда, стоял Марк, регистратор. Он посмотрел на меня с привычным, намертво вбитым скепсисом. Я не стал тратить слова. Просто швырнул на стойку пачку золоченных купюр. Она глухо хлопнула о полированное дерево. Тяжело и властно. Золотые рубли хрустнули дорогой бумагой — соблазнительно, громко, на всю приемную. То был звук богатства, звук возможностей.

— Здесь ровно тысяча. — мой голос рванул тишину. Затем поверх пачки купюр легла тонкая, но плотная папка. — А вот документы на недвижимость. Я тут на днях приобрел склад «Цунами» на причале №7. Все документы в порядке.

Марк недоверчиво ткнул пальцем в папку и аккуратно приоткрыл её. Его взгляд пробежался по печатям и подписям. Губы беззвучно зашевелились: «Шустрые… черти… новички…»

А я уже заполнял анкету. Перо скрипело по плотной бумаге. В графе «Название Клана» я вывел крупными, размашистыми буквами: «ГНЕВ СОЛНЦА». А в графе «Кланлидер» указал свое тайное имя — Соломон Козлов.

Никаких сомнений. Никаких оглядок. Я поставил первую подпись. Чернила легли жирно, глубоко, как клятва, выжженная на коже мертвеца.

А после я развернулся к замершей толпе. Пятьдесят жизней. Пятьдесят клинков, стволов и сгустков магии. Они были готовы. Мое первое, настоящее воинство в этом прогнившем мире. Не призраки прошлого, а живая сила настоящего.

— Клан «Гнев Солнца» открыт к приему! — мой голос гулко прокатился под низкими сводами, заставив дребезжать стекла в окнах. — Кто желает вступить? Кто готов гореть вместе со мной в аду и жечь Скверну дотла? Кто хочет стать не просто охотником, а истинным воплощением Солнечного Гнева⁈

Лес рук взметнулся вверх. Единым, неудержимым порывом. Без колебаний. От зеленых «деревяшек», чьи глаза горели фанатичной надеждой, до пары поседевших в боях «серебряных» ветеранов, в чьих взглядах читалось: «Наконец-то появился кто-то с яйцами». Очередь к стойке выстроилась мгновенно. Перьевые ручки заскрипели, ставя подписи под моей.

Подпись за подписью. Клятва за клятвой. Воздух снова загудел, но теперь — от еле сдерживаемого возбуждения, от предвкушения большой крови, от запаха новой силы.

И тут я заметил движение со стороны Орловской. Она оттолкнулась от стойки с грацией разъяренной пантеры. Остановилась в шаге от меня. Ее глаза стальными кинжалами оцарапали мое сердце.

— И я тоже… — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Вступаю.

Все замерли, впившись взглядами в нас двоих. Я широко, победно улыбнулся. Шагнул вплотную, нарушая ее личное пространство. Обнял девушку… Не как любовницу, а как сестру по оружию после долгой разлуки: жестко, по-мужски. Я почувствовал, как ее тело вздрогнуло, напряглось до предела.

— Валерия! — воскликнул я, вкладывая в голос всю кажущуюся искренность, всю показную радость. — Несказанно рад! С тобой, с твоей яростью и сталью, мы станем непобедимы! Ты — настоящая гроза Скверны!

Девушка ахнула… Коротко, резко, от ярости и шока, от такой наглости. И… БАЦ! Твердый, точный, профессиональный удар кулаком в солнечное сплетение. Воздух вырвался из моих легких со свистом. А я лишь шире ухмыльнулся. Я не отпустил ее, взглянул ей прямо в ледяные глаза. Увидел там вспышку чистейшего замешательства, граничащего с паникой, мол что за черт? Почему он не согнулся?

Она вырвалась рывком, фыркнула, как дикая кошка, и… резко схватила перо. Подписала бумагу. Размашисто, с таким яростным нажимом, что перо чуть не прорвало лист, оставив кляксу, похожую на кровь.

Не успели стихнуть возбужденные возгласы толпы, как входная дверь с оглушительным грохотом распахнулась. На пороге, залитые светом уличного фонаря, появились братья Юсуповы. Андрей, казалось, воплотил в себе всю хищную энергию: улыбка до ушей, глаза алчные. Василий же являл собой хладнокровный расчет, но в его взгляде горел тот же азарт охотника на крупную дичь…

— Соломон! — шагая через порог, гаркнул Андрей и протянул мне свою крепкую ручищу. — Слышали, брат, ты все-таки решился… Клан серьезный открываешь? Тогда мы в деле! Не откажешь?

Василий лишь кивнул сдержанно, но его рукопожатие было твердым, значимым. Я пожал могучие «лапы», чувствуя их силу и решимость.

— Добро пожаловать в «Гнев Солнца», юные князья. Места хватит всем! Только я вам не обещаю комфорт и нежные условия.

— Мы не привередливые! — махнул рукой Андрей.

Когда последняя подпись была поставлена, ко мне подошел Иван Петрович. Он торжественно, с достоинством старого солдата, передающего знамя, вручил мне папку с заверенными документами и… регалии. Значок клана оказался не побрякушкой. Это был тяжелый диск из черненой стали. На нем красовалось стилизованное солнце, пронзенное по центру острым, вертикальным клинком. Просто. Жестоко. Неумолимо. Как и мы. Как и моя цель. И когда только старый черт успел подсуетиться?

— Все! Теперь все записаны, — буркнул старик, и его глаза сверкнули углями в полумраке. — Вы теперь на последнем месте рейтинга. В самом низу. Теперь дерзайте! Авось, выше головы прыгнете!

Я принял знак. Он был тяжел и холоден в ладони, как долг, как обет…

— Благодарю, Иван Петрович. Благодарю всех! — я обвел взглядом своих соклановцев. Пятьдесят пар глаз горели решимостью, жаждой действия. — А теперь, дорогие друзья, я хочу показать всем вам наш новый дом! Пора осмотреть владения!

Рёв одобрения прозвучал громче пушечного залпа, он потряс стены и вырвался на улицу. Пятьдесят охотников хлынули за мной, как единая, неудержимая лава. Орловская шла сбоку, все еще хмурая, но в ее глазах уже не было прежней слепой ярости — лишь холодная оценка. Юсуповы вышагивали сзади, оживленно обсуждая что-то на своем тайном языке. Мой шаг был тверд. План, наконец, обретал плоть и кровь. Плацдарм был завоеван. А вот война — еще не объявлена.

Через полчаса мы оказались на месте… «Цунами». Причал №7.

Это название звучало как злая шутка. Склад предстал перед нами не просто «запущенным» — он был памятником упадку. Трехэтажная громадина из почерневшего, будто прокопченного пожаром кирпича, впивалась в серое небо кривыми зубьями разбитых окон. Облупившаяся краска свисала лохмотьями, а граффити на стенах были не подростковыми росчерками, а криками агонии, выведенными баллончиками в темноте. Воздух висел плотной, влажной пеленой. Смердело тухлой рыбой, едкой ржавчиной и вездесущей, тяжелой сыростью Невы.

У самых ворот, в глубокой тени, кучковались фигуры. Тени с человеческими очертаниями. В потертых телогрейках, стоптанных кирзовых сапогах. Их пальцы не просто «теребили» приклады обрезов — они сжимали шейки прикладов, поглаживали спусковые скобы, будто ласкали зверей перед выходом на арену. Увидев нашу лавину — пятьдесят вооруженных до зубов охотников — они вжались глубже в тень, как испуганные тараканы, но обрезы напряглись, стволы чуть приподнялись.

Я шагнул вперед, подняв руку ладонью наружу — жест власти, приказа, а не просьбы.

— Песцу маякните, — мой голос прозвучал металлически четко, он перекрыл шепот ветра и плеск воды у причала. — Соломон Козлов на месте. Клан «Гнев Солнца» в полном боевом сборе.

Один из братков, коренастый, с побитым оспой лицом, резко кивнул. Он сунул руку за пазуху телогрейки, и там захрипел примитивный голосовой передатчик. Его слова были неразборчивы, но тон был срочный.

Охотники тем временем рассыпались вокруг громадины склада. Не толпой, а рассредоточились, оценивая подступы, слабые точки, высоты. Голоса доносились сквозь ветер, деловитые, оценивающие:

— Площади — море! Под арсенал, казармы, мастерские… Даже гараж для огненных скакунов развернуть сможем! — крикнул кто-то сверху, уже забравшийся на груду ржавых бочек.

— Фундамент… — Вадим Петрович топнул тяжелым сапогом по бетонной плите у входа. Звук был глухим, монолитным. — Броня. Атаку демонического князя запросто выдержит! Причем даже трещины не появится!

— Окна — дыры! Крыша — решето! — прокричал Мухтарыч, задрав голову и щуря желтые глаза. — Но… вставить рамы, заплавить, накрыть черепицей… К лету будет конфетка, а не развалюха!

Я стоял посреди этого кипения энергии, глядя на почерневшие стены, и улыбка сама расползалась на моих губах. Хотя нет… То был оскал будущего хозяина. В воображении уже вспыхивали чистые, мощные тренировочные залы, грохотал арсенал, полный оружия и артефактов, на главной стене висела гигантская карта операций, утыканная флажками… Здесь будет не склад. А крепость! Наш неприступный плацдарм в будущих заварушках.

Но от этих мыслей меня отвлек визг тормозов. Резкий. Пронзительный.

К складу подкатил потрепанный, но брутальный паромобиль Песца — стальная махина с клепаным корпусом.

Двери захлопали. Вышел сам Степан. Густая, седая борода, черная повязка на левом глазу, жесткое лицо, изрубленное шрамами и морщинами и неизменная трубка в зубах — типичный пират!

Рядом с ним тенью шагал Бармен: лысая, двухметровая гора мышц в застиранной тельняшке, с двуствольным обрезом через плечо, стволы которого смотрели на мир как дула картечницы.

А за ними волочился десяток братков. Настоящие бычары. Лица грубые, глаза беспощадные… Улица. Самая ее грязная суть.

И в этот миг искра проскочила между двумя мирами. Мои охотники, только что деловито осматривающие склад, замерли. Спины выпрямились. Головы повернулись. Их взгляды, еще секунду назад оценивавшие кирпичи, превратились в стальные лезвия и направились на пришельцев.

У братков Песца сжались челюсти, плечи напряглись, руки непроизвольно легли на рукояти ножей, скобы обрезов. Воздух наэлектризовался. Запахло порохом и кровью еще до первого выстрела. Две стаи волков на одной территории. Два закона. Два жизненных принципа…

Настало время — действовать. Я шагнул ровно на линию раздела, между охотниками и братками, и хлопнул в ладоши. Звук был не громким, но резким, как выстрел. Эхо грохнуло о кирпичные стены склада, заставив всех вздрогнуть.

— Спокойно, орлы! — мой голос рубил напряженную тишину, как клинок паутину. Властно. Непререкаемо. — Сегодня мы — ОДНА СТАЯ! — Я обвел взглядом всех — мои серые глаза метали молнии. — Которая будет сражаться против ОБЩЕГО ВРАГА! Против гнили, что разъедает наш город изнутри! — Пауза. Для веса. — Чтобы сразить зверя, порой надо самому стать зверем. На время. Понятно⁈ Уверен, все из вас слышали о Ваське Свинце! Так вот… Сегодня мы его уничтожим!

Тишина после моих слов висела недолго. Она порвалась ворчанием братков и негромким ропотом охотников. Все начали кивать. Сперва робко, потом — с волной согласия. Они скрежетали зубам при этом, но все же соглашались… Дисциплина — это всегда первый шаг к победе.

Песец хрипло кашлянул, словно прочищая глотку от грязи. Он развернул на крыше своего паромобиля большую, грязную, промасленную карту Питера. Грязный палец с обломанным ногтем стал тыкать в точки, оставляя жирные пятна:

— Сенная… Притон «Слеза Ангела». Там их щупальца. «Золотой Куб» на Невском — игорный ад, где моют бабло и режут горла. Рыбный цех «Нептун» в порту — важная артерия для темных делишек. Там грузы, оружие, живой товар… — Палец пополз по карте, врезаясь в район за Обводным каналом. — А тут… сердце гада. Фабрика «Красный Октябрь». Полноценный бункер. Охраны — тьма тьмущая. Свои псины, ловушки, может, даже чародеи на подхвате. Там и Свинец сидит, и его клоун Весельчак — дьявол в фиолетовом макинтоше.

Орловская, стоявшая чуть поодаль, встряла резко, ее голос прозвучал, как удар ледяного кинжала, точный и безжалостный:

— Князь Карамзин. Ярослав Максимович. Его папенька — крыса в Малом совете Императора. Известный дармоед и подлиза Меньшиковой. Он давно работает со Свинцом. Он его и крышует…

Я усмехнулся. Сухо и без юмора. Я понимал, что кто-то из власть имущих, однозначно, будет курировать теневой бизнес в столице. Но это была пыль на пути бури… Не более.

— Крыша? — Я плюнул на пыльный, маслянистый асфальт у своих ног, подыгрывая манере общения местного криминалитета. Мне показалось это правильным акцентом. — Сегодня ночью она протечет. А завтра — рухнет им на головы. Гниль на теле этого города надо выжигать каленым железом. Дотла. Чтоб и пепла не осталось. — Мой взгляд скользнул по лицам — суровым охотникам, хмурым браткам, азартным Юсуповым, холодной Орловской. — Есть тут свои люди в «Петербургском Вестнике»? Кто дергает за ниточки прессы по утрам?

Из рядов охотников выскочил щуплый паренек с быстрыми, как у горностая, глазами. Из братков шагнул вперед здоровяк с разбитым носом и тупыми чертами лица — типичный боец-неудачник.

— Есть! — прокричали они почти одновременно.

— Отлично. — Я достал из внутреннего кармана куртки плотно сложенный лист бумаги и пару сотен золотых рублей. Протянул им. — Передайте. Чтобы завтра утром это было на первой полосе. Наша правда. Наши причины. Благородные цели «Гнева Солнца». Кто мы. Почему мы это сделали. Понятно?

Они схватили бумагу, прижали к груди, как священную реликвию и кивнули.

— Теперь же, — голос мой набрал силу, заполнив пространство перед складом, — приступаем к делу. Фабрика «Красный Октябрь». Цель — полное уничтожение. Пленных не брать. Пощады не давать. — Я посмотрел в темноту, туда, где за Обводным каналом таился враг. — Скверна человеческая порой страшнее демонической. Кто готов выжечь эту язву⁈

Ответом был не крик. Не возглас. А единый, звериный РЫК. Звук потряс ночь, заставил задрожать стекла в уцелевших окнах склада, отозвался эхом над черной водой Невы. Согласие. Ярость. Жажда очищения огнем. Новая эпоха!

План не просто раскручивался. Он сорвался с цепи, превращаясь в неудержимый шквал грядущих перемен.

Сенная площадь. Не место для нежных прогулок даже днем. Ночью же она превращалась в зверинец, где тени сжимались плотнее кирпичной кладки, а воздух был густ от запаха дешевой выпивки, помоек и чего-то невыразимо затхлого — страха и гнили.

Вадим Петрович шел по этому адскому пятачку, и каждая мышца его натренированного тела была натянута, как тетива, но они пели тихую песнь адреналина и… чистого, почти детского восхищения. Это было гениально.

Соломон, черт бы его побрал, был гением. Песец, криминальный паук, не просто подарил склад, а вывалил на них боевой кэш, пачки хрустящих купюр и коробки с побрякушками, которые сейчас висели на них, как позолоченные приманки.

Вадим, чье обычное обмундирование состояло из практичной кожи и стали, сейчас щеголял в бархатном сюртуке немыслимо лилового оттенка. На его широкой груди болтался массивный, безвкусно толстый «золотой» хронометр на такой же толстой цепи. Бижутерия! Но чертовски убедительная в полумраке. На мизинце его левой руки красовался перстень с зеленым стеклом размером с голубиное яйцо.

Рядом, мертвой хваткой вцепившись ему в руку, кокетливо хихикала Машка. Ее рыжие, явно крашеные волосы были уложены в нелепую башню, лицо девицы было густо измазано белилами и румянами, а платье кислотно-желтого цвета кричало громче любого демона. Соломон нанял с пару десятков таких крошек — «девочек для антуража».

Задача была проще пареной репы: изображать пьяных, наглых, тупых как пробка выскочек. Сорить купюрами, орать похабные частушки, хватать «девочек» за мягкие места прямо на глазах у всех. Быть раздражающей, жирной, легкой добычей для шакалов Свинца.

— Ох, барин-батюшка, — кокетливо вздохнула Машка, прижимаясь к нему так, что он почуял ее пот и дешевые духи. Ее пальцы нервно сжимали его руку. — Куда ж мы столько злата-то денем? Уж не в самую ли пасть к Ваське Свинцу забрели? Говорят, тут ихние, с позволения сказать, владения…

Вадим фальшиво расхохотался, звук был громким, натужным, специально рассчитанным на то, чтобы разнестись по тихой улице.

— Да ПЛЕВАЛ Я, душечка, на твоего Свинца! — рявкнул он, размахивая рукой с перстнем так, чтобы стекляшка брызнула изумрудным светом. — У меня денег — куры не клюют, сука! Хоть всю сраную Сенную скуплю! Со всеми девками, крысами и подворотнями! Ха-ха-ха!

Он специально вел Машку по самой гиблой части Сенной — мимо заколоченных лавчонок с выбитыми стеклами, мимо подворотен, где тени казались особенно густыми и зловещими, мимо тускло светящихся окон притонов, откуда доносился хриплый смех и звон стекла. Золото хронометра отчаянно поблескивало при каждом его движении, ловя любой проблеск света, как маячок для акул.

И акулы выплыли. Из тени ближайшего переулка, где пахло мочой и гнилью, вышли трое. Не подозрительные типы, а профессионалы. Коренастые, с тяжелыми походками людей, привыкших бить и ломать. Кожаные куртки, стоптанные сапоги, руки в карманах, но не от холода. Дорогу перекрыли четко, без лишних слов, став живой стеной.

— Эй, мужик, — цокнул языком самый крупный из них. Он шагнул чуть вперед, блокируя путь. — Ты как бы… не туда свернул. Территория у нас тут. Четкая. И светишь ты чем-то… лишним. Не по-пацански это. Совсем. Делиться надо!

Вадим сделал вид, что едва держится на ногах от «хмельного угара». Он покачнулся, широко расставив ноги, и фальшиво икнул. Машка вжалась в него с визгом, но ее глаза, опытные и циничные, быстро метнули оценивающий взгляд на троицу.

— Ва-аши владенья? — протянул Вадим, нарочито заплетающимся языком. Он позволил слюне блеснуть у уголка рта. — А вы кто такие будете? А? Козлы рогатые? Брысь с дороги, щенки, а то огреб… огребете по первое число! Барин вас мигом успокоит!

Бугай злобно усмехнулся, обнажив кривые желтые зубы. Его рука медленно, демонстративно полезла за пазуху куртки. В его глазах читалось презрение и уверенность в легкой добыче.

— Огребем, говоришь? — прошипел он, наклоняясь чуть ближе. — Сейчас посмотрим, кто кого…

Но он не договорил. Движение Вадима мелькнуло молнией… Из-под полы нелепого лилового бархата блеснул ствол черного револьвера с обточенной рукоятью.

Три вспышки. Три выстрела. Они порвали тихую ночь в клочья. И три тела рухнули на грязный, маслянистый асфальт почти одновременно. Точность хирурга. Экономия движения. Никакой паники. Просто работа.

Машка ахнула, коротко и тихо, больше от неожиданности, чем от страха. Она не вскрикнула. Быстро, почти автоматически, достала из декольте смятую папиросу, дрожащими, но привычными пальцами чиркнула спичкой о кирпич стены. Затянулась глубоко со взглядом женщины, повидавшей слишком многое.

— Ого… — только и выдохнула она, глядя на легкий дымок, струящийся из дула пистолета в руке Вадима. Никакого ужаса. Профессиональная констатация факта: клиент оказался круче, чем выглядел.

Вадим даже не взглянул на трупы. Его уши, натренированные годами охоты в шуме демонических битв и реве порталов, были радарами. Он прислушался, отфильтровывая фоновый гул города. И услышал. То там, то здесь, в разных концах Сенной, за Обводным каналом, ближе к вонючим причалам порта звучали короткие, отрывистые хлопки. Одиночные. Двойные. Короткие, смазанные очереди из автоматики. Как первые редкие капли перед ливнем. Как треск сухих веток под ногами наступающей армии. Как сигнальные костры, зажигаемые на холмах.

По городу прокатилась первая, роковая волна. План Соломона сработал с пугающей точностью часового механизма. Приманка была проглочена. Охота началась. Вадим усмехнулся про себя, уголок его губ дрогнул под усами. Его большой палец потрогал холодную заводную головку «золотого» хронометра.

— Пойдем, красотка. Еще погуляем. — бросил он Машке и ущипнул ее за ляжку.

Мы подошли к «Красному Октябрю» под покровом кромешной тьмы. Фабрика-крепость высилась мрачным уродливым силуэтом, редкие тусклые огоньки в узких окнах напоминали глаза спящего чудовища. Вокруг стояли глухие, заброшенные склады… Идеальное поле боя!

Мои охотники — двадцать теней с клинками и стволами — бесшумно заняли позиции: на крышах соседних зданий, в переулках, у запасных выходов. Люди Песца, более грубые в тактике, залегли за грудами хлама, нацелив обрезы и даже пару пулеметов на главные ворота и стены. Юсуповы, как два хищных призрака, слились с темнотой у восточного угла. Орловская, выряженная в светскую львицу, стояла рядом со мной, ее лицо в полумраке было непроницаемо, но я чувствовал ее напряжение. Песец, тяжело дыша, подал мне тяжелую динамитную шашку. Фитиль торчал, как жало.

— Готово, Соломон, — прохрипел он. В его единственном глазу горел огонь давней ненависти.

Я взял шашку. Ее вес показался знакомым и приятным на ощупь… Вес власти. Вес возмездия. Я чиркнул спичкой. Огонек вспыхнул, осветив на мгновение наши лица — оскал Песца, бледное сосредоточенное лицо Орловской, мою улыбку. Я зажег фитиль. Он зашипел, рассыпая искры.

Время замедлилось. Шипение фитиля звучало громче пушечного залпа. Я видел, как Юсуповы вглядываются в темноту, как охотники на крышах прижимаются к прицелам, как пальцы братков Песца белеют на спусковых крючках. Орловская хмыкнула. Степан замер, не дыша.

Я взмахнул рукой. Шипящая, смертоносная дура пролетела по высокой дуге, оставляя за собой шлейф дыма и искр. Она упала точно у массивных, окованных железом ворот фабрики.

Тишина пережила один удар сердца…

БА-БАХ!

Ослепительная вспышка разорвала тьму. Оглушительный рев, в тысячу раз громче любого демонического вопля, ударил по барабанным перепонкам. Волна раскаленного воздуха и пыли накрыла нас. Ворота превратились в груду исковерканного металла и летящих обломков. В фасаде зияла огромная черная дыра. Огонь лизал края раны.

В наступившем после взрыва матном вопле обороняющихся мой голос прозвучал четко и холодно, как удар стали:

— Начали!