Чёрная печать империи

Глава X

Они поднимались по узкому скальному карнизу, и Лёша шёл впереди жизнерадостный и довольный, как слон. В яркой гавайке, в шортах с попугаями. Баев вообще любил яркое: и одежду, и женщин, и жизнь. «Мы живём только раз», – эти слова стали для него девизом. Даша тянула за собой четырёхлетнюю дочку, и её потная ладошка скользила в её руке.

– Ну где вы там? – покрикивал Лёха, оборачиваясь и смеясь.

Крымское солнце золотило щетину на щеках и подбородке. Даша пыталась крепче ухватить дочь, а та капризничала, хныкала, нарочно тянула назад. И всё же они вышли на смотровую площадку, обнесённую металлическими перилами. Слишком… ненадёжными – столбики, и две трубки, и всё. Даша похолодела от нехорошего предчувствия, оглянулась на дочь. Нижние перила как раз проходили той по плечам, и сейчас девочка, вырвав руку из руки матери, повисла на них, схватившись крохотными пальчиками за трубку, упёршись согнутыми ножками в землю и ткнувшись лбом в заграждение. Ветер раздувал короткое лёгкое платьице, открывая трусики. «Надо было надеть на неё штанишки», – сердито подумала Даша.

Внизу сверкало озеро, словно кто-то вырвал у неба кусок и бросил в скалы.

– Па, а где хафтики? – проныла непослушная девчонка.

Лёха сморщил нос, потом рассмеялся, сверкнув крупными зубами.

– Смотри, сейчас появятся.

И бросил в озеро кусок булки.

– Давайте лучше пойдём купаться. Я никогда не была на Чёрном море. Да и ни на каком другом, кроме Балтийского.

– Пойдём-пойдём, Даш. Сейчас только…

– Хафтики, па, где хафтики?

– Силы небесные, да зачем они вам? Мерзкие, склизкие твари…

– Не поминай опричников всуе, – расхохотался Лёха, отдал булку дочери, подошёл со спины и обнял жену, ткнулся в затылок горячими губами.

Дочка ещё ныла что-то про хафтиков, ожесточённо кроша булку, а, когда та закончилась, начала бросать в озеро камушки. Лёша, пользуясь тем, что внимание дочери отвлеклось, целовал жену, и Даша плавилась, чувствуя его руки, сжимающие, ласкающие её грудь, сильные это ощущалось даже через грубую ткань её мундира – и одновременно нежные.

Вдруг озеро словно закипело. Забурлило, как вода в кастрюле, и показались те самые «хафтики»: твари, похожие на громадных улиток, но с большими, круглыми, как у жаб глазами. Они мерзко скользили в воде, обвиваясь друг о друга. Даша содрогнулась всем телом, обернулась к Лёхе, открыла рот, чтобы снова попросить уйти отсюда или даже потребовать, и вдруг её окатило водой. Тёплой и склизкой. Даша резко отвернулась от мужа и… закричала. Успела упасть на колени, перехватить руку дочки, сбитой волной вниз, уцепилась в скользкие пальчики, но новая волна вырвала скользкое детское тельце, и Даша успела увидеть, как малышка распахнула глаза и рот в безмолвном крике ужаса.

Гигантский хафтик, длинной во всё озеро, распахнул пасть, испещрённую множеством зубов…

Даша резко села на кровати, прижав руки к судорожно колотящемуся сердцу. Она задыхалась от ужаса, по спине мерзко тёк пот. Девушка встала, подошла к двери и включила электрический свет. Она уже осознала, что это был сон, но сюрреалистичное ощущение ужаса не отпускало, и видение не спешило развеиваться. Даша всё ещё продолжала видеть, как Лёха бросился вслед за дочерью в пасть чудовища, как выдуманные туманным бредом хафтики вились в озере, превращая его из голубого в буро-серое.

– Это сон, – сказала вслух, просто чтобы услышать эти слова со стороны.

Тело била дрожь. Даша оделась и вышла из комнаты.

Ей нечасто снились кошмары. С дочерью – ещё реже. Подсознанье предпочитало пугать погонями, перестрелками, лабиринтами, а вот это уже было чересчур. Даша прошла на кухню и, не зажигая свет, включила кофемашину. Села в кресло, поджав ноги.

Хуже всего в этом сне было то, что её дочери сейчас действительно могло бы быть четыре года. Их дочери. О которой сам Лёша даже не догадывается. Впрочем, а что бы изменило, если бы догадался или узнал? Ничего. А тогда зачем?

Когда зевающий Влад на кухню вполз, Даша уже была в адекватном состоянии. Она сидела, подвернув длинные штаны и закатав рукава длинной рубахи, и глотала третью чашку эспрессо.

– Доброе утро, господин старший лейтенант.

– Доброе. Не чинитесь, курсант. Его светлость объявил, что я больше не старший лейтенант. Можете называть меня по фамилии.

Влад зажёг плиту, поставил на конфорку сковородку. Щёлкнул пьезозажигалкой. Голубой огонёк заплясал под чугунным блином. Парень дёрнул правым плечом раздражённо.

– Кто мне князь? Никто. Пусть своими опричниками командует. Господин старший лейтенант, будете гренки? С персиковым повидлом? Там немного плесени, но только сверху, её можно снять.

Позже они сидели и хрустели гренками, и Даша размышляла: как странно есть повидло, с которого сняли тонкую зелёную плёнку (а вкус и правда не пострадал совсем) в роскошной гостиной старинного особняка.

– Итак, что мы имеем, курсант. К князю нам не подступиться. Но зато у нас есть: друзья Птицыной; родители Птицыной. Вернее, даже семья: брат и две сестры. Возможно, кто-то из них что-то знает. Возможно, сам не понимает, что именно. Особенно меня интересует мать Серафимы. Как она могла согласиться на авантюру с постелью? Подсунуть князю дочку, а потом рассчитывать, что тот женится? А ещё «Алатырь». Нужно выяснить, чей он. Князя или кого-то ещё. Алатыри изготавливаются в штучных экземплярах. Жаль, у нас нет его серийного номера…

Влад поперхнулся. Покраснел.

– Есть. Вот.

И написал двенадцать цифр и букв подряд.

– В последней я не уверен, – признался хмуро. – Она была повреждена…

– То есть…

Даша отставила чашку, невольно грохнув ей по столу. Пристально посмотрела на Влада. Тот отвёл взгляд, закусил розовую губу.

– То есть вы, Влад Алексеевич, мельком увидев металлическую бляшку размером полсантиметра на полтора, с выдавленными на ней циферками (а, заметим, видеть вы могли её только на столе у князя), запомнили весь номер?

Прежде чем ответить, парень догрыз гренку, допил кофе и положил чашку на поднос с грязной посудой. И только потом, очевидно, осознав, что деваться некуда, неохотно процедил:

– У меня фотографическая память, Дарья Романовна. Иначе я бы и слежку оборотней не заметил.

– И, отправляя вас в Особый на стажировку, нам не сообщили эту вашу презанятную особенность?

– Нет.

Даше не понравилось, как Влад пытался соскользнуть, и она надавила:

– Почему?

– Потому что в Академии не знают о ней, – почти рявкнул Влад и обиженно глянул на допрашивающую. – Потому что я достаточно умён, чтобы не демонстрировать всем вокруг мои преимущества. И не говорите мне, что от своих нельзя скрывать такие вещи. Вы же знаете, что в жандармерии не все свои.

Даша это знала. Столкнулась уже с ренегатами. Потому что ни один товарищ Бобрик не смог бы делать то, что делал, если бы не имел того, кто прикрывал его сверху.

– В академии на вступительных экзаменах проверяют память. Вам должны были показывать различные картинки: лица, фрукты, животных, числа и всякое такое.

– Да. И что? Я намеренно запорол тридцать процентов, «не вспомнив» то, что видел. Так что прошёл в середнячки.

«Ты не так прост, как кажешься, – подумала Даша, снова взяв кофе и опустив взгляд в чашку. – И это определённо интересно». Ей вспомнилось, как на её потоке мальчишки отчаянно старались продемонстрировать свою круть даже в тех вопросах, в которых этой крути не было. И как она сама ликовала, когда впервые сделала «солнышко» на турнике. Если бы кто-то из них был наделён таким даром, как Влад… Боже! Да он бы всем и всюду это демонстрировал, а рыжик…

И мгновенно приняла решение.

– Влад Алексеевич, вчера вы заявили, что хотите участвовать в моём следствии. Я была против, потому что это опасно. Куда как опаснее, чем расследовать преступления какой-либо банды. Потому что… ну, вы понимаете. Однако не в моих правилах ограничивать свободу выбора человека. А вы – человек взрослый. Но, прежде чем дать мне ответ, подумайте дважды. По сути, то, что я планирую, это самоубийство с шансом на чудо примерно таким же, как был у барышни Птицыной. Но у меня нет иного выхода, а у вас…

– Вы можете бежать. Например, в Москву. Или дальше. Если хотите, у меня во Владивостоке живёт дядя по отцу, Лев Николаевич Толстой. Он губернатор и вполне мог бы поспособствовать вашей службе в восточной жандармерии. Конечно, туда добраться сложно: Транссиб едва дышит, но…

– Лев Николаевич?

– Ага. Не разговаривайте с ним только о «Войне и мире». Его слишком часто об этом спрашивают. Так что дядя уже ненавидит собственного предка и, надо признаться, не слишком разумных родителей.

Даша задумалась. Побарабанила пальцами по столу, а затем с досадой хлопнула ладонью по гладкой поверхности. Что за чёрт? Откуда этот оборотень мог знать?! «Mariage d'Amour»!

– Насчёт дважды подумать. Я всегда думаю, прежде чем что-то предложить. И всем советую. Очень помогает не брать свои слова обратно.

Съехидничал. Случайно? Даша покосилась на парня. Да нет. Оказывается, наивный малёк вполне себе язва.

– Хорошо. Тогда ваша задача – установить контакт с кем-либо из близких друзей Птицыной. Не надо расспрашивать, не играйте в следователя. Ваша задача только установить контакт. В сети.

– Понял. Дарья Романовна, вам нужна нормальная одежда. Возьмите мою банковскую карту. Я напишу пин-код. Там хватит, если не вот прям в бутиках закупаться. Отец определил мне месячное содержание. Я не то, чтобы транжира, так что... Вы меня очень одолжите, если не заставите вас упрашивать.

– Не заставлю.

Даша взяла карту, испытывая двойственность чувств: ей было неприятно пользоваться деньгами малька. Но Влад был прав: другого-то выхода не было. Они оба это понимали. А тогда зачем кочевряжиться? Обещать отдать… тоже жеманство. Девушка не была уверена, будет и она жива завтра, или будет ли завтра на свободе.

– Где мы пересечёмся? – спросила сухо.

– Дома. Только хвост не притащите. Я настроил «умный дом» на отпечаток вашего правого указательного пальца.

– Откуда?

Парень рассмеялся, забрал её грязную кружку и поставил на поднос. Даша чуть не выругалась. Ну конечно: отпечаток.

– На каком вы курсе?

– На финальном.

Ну да, уж на пятом-то курсе они это делать умеют. И снять отпечаток пальца с кружки пятикурснику не составит ни малейшей проблемы.

– Ну раз так, значит, мне не имеет смысла торопиться, – заметила она лениво. – Тогда дуйте на учёбу, господин курсант. А я выйду после обеда. Кто у вас моет чашки?

– Уборщица. Послезавтра. Удачи. Куртку и обувь можете взять в прихожей. Любую. У меня сорок второй.

«Опять мне шагать в выворотках». Но для её сорокового лучше уж сорок второй размер Влада, чем сорок восьмой – доктора Ярополка.

– Успеха на учёбе, Толстой. Не заиграйтесь в детектива.

Она уползла в свою комнату. Там быстро оделась, осторожно вернулась в коридор и заглянула в прихожую. Пальто Влада исчезло. Тогда Даша натянула на себя мышиного цвета куртку, напялила каучуковые сапоги и поспешно выбежала из дворца на Галерную улицу, повернула в сторону бывших Императорских верфей, где ныне строили аэрокары (а кое-кто шептался, что и боевые кары). Уже на Адмиралтейском канале увидела долговязую фигуру Влада. Парень шёл почему-то мимо своей академии, и Даша подождала, пока он отойдёт на приличное расстояние и, смешавшись с толпой, последовала за ним.

Влад повернул на набережную Крюкова канала, и Даша удивилась. Зачем курсанту академии жандармов казармы воздухоплавательного полка? Последовать за ним она решилась, лишь когда Влад уже прошёл длинную-длинную кирпичную стену с совершенно симметричными окнами. Примерно на половине Крюкова канала Даша решила было, что Влад решил посетить Мариинский театр. Человек, музицирующий на рояле, да ещё и Шопена, наверняка склонен к эстетике. Но парень прошёл мимо. Пересёк канал по Кашину мосту и снова пошёл вдоль чёрной ленты поблёскивающей воды.

Голубой барочный храм Николы Морского остался позади, на другом берегу. «Значит, не свечку поставить перед сессией». Даша расслабилась и двинулась медленнее, стараясь держаться в тени. Здесь почти не было народу.

На Пикаловом мосту Влад замер, облокотившись о поручни. Из-за жёлтого света фонарей застывший курсант сейчас напоминал Даше знаменитую картину девятнадцатого века «Студент». Девушка напрягла память. Ерошенко? Ярошенков? Как там была фамилия художника? Но она никогда не жаловала слишком уж далёкую историю, а тем более историю культуры. Хотя конкретно этот холст ей всегда импонировал. Было что-то в угрюмом и подозрительном молодом человеке родственное.

Даша прижалась к стене, почти полностью с ней слившись.

У Влада с кем-то намечена встреча? Почему вот прям в зоне видимости аж с семи мостов? Она стала ждать. И почти совсем замёрзла, когда Влад вдруг обернулся в её сторону и громко сказал:

– Проблемы с доверием, Дарья Романовна?

Рыжий чёрт! И правда, талантливый пацан.

Даша прошла и встала рядом. Зябко поёжилась, наклонилась, положила локти на перила и попыталась расслабиться.

– У нас нет причины доверять друг другу, – сказала, насколько могла мягко и примирительно.

– Есть.

– И какие же?

– Мы в одной лодке, Дарья Романовна. У нас с вами нет другого выхода.

– Положим. И зачем вы тут?

– Хотел проверить: будете ли вы за мной следить.

Даша рассмеялась, растрепала короткие мокрые волосы. Уже промокли. Вроде и дождя нет, а так, моросящая сырость…

– У вас проблемы с доверием, Влад Алексеевич?

Курсант хмыкнул.

– Я подумал: вам телефон надо купить. Для связи. Ну и вообще…

– Неплохо было бы. Если бы телефонные карты без паспорта продавали.

– У меня есть две, – он обернулся к ней, протянул ладонь. – И телефона два. Всё оформлено на меня, так что…

– Вы пугаете меня своей предусмотрительностью. Откуда?

Влад передёрнул плечами:

– Как вы бежали из заключения?

– Хорошо. Спасибо. Телефон мне пригодится.

Даша взяла с узкой ладони микрокарточку. Заметила характерные мозоли на подушечках пальцев. Видимо, стрельбища Влад не прогуливал. Рыжий молча протянул ей мобильник. Девушка быстро вставила карту и включила телефон.

– Мы с вами в одной лодке, – напомнил Влад, а затем поднял воротник и, ссутулившись, побрёл обратно в академию.

– Почему семимостье? – крикнула Даша вслед.

– Хотел проверить, как далеко станете меня пасти. Ну и… просто люблю это место.

Аппарат наконец загрузился и мигнул в знак готовности. Даша посмотрела на время. Без четверти девять. Занятия в академии в девять. Ловко, конечно, Влад её просчитал.

Девушка зашла в сеть, вбила в поиск «Серафима Гавриловна Птицына», без труда нашла страницу в общаторе, а с неё перешла на страницу убитой горем матери. На портрете уже красовалась шикарная дама в классическом антрацитовом костюме, судя по переливам – шёлковом, и в широкополой довольно оригинального кроя шляпке. Тоже чёрной, траурной. С таким же аккуратным крепом, кокетливо скрывающем белоснежный лоб и чуть-чуть глаза. Ровно настолько, чтобы придать холёному лицу выразительную трагичность, а не изуродовать. Даша приблизила фото. Так… и брошка из чёрного жемчуга в наличии. Ай да… Аделаида Борисовна Птицына, урождённая Третьякова!

Загрузила поиск по фото.

Так и есть, вот они «Санкт-Петербургские сплет»… тьфу, «ведомости». Свеженькие. И вот то, что она искала, на главной, огромными буквами: «Вся правда о трагической гибели невесты кн.Шаховского». Поражённая горем мать: «Она всегда это предчувствовала, но мы не верили». Даша хмыкнула. Невеста? Да неужели. Пробежала статью глазами, а затем решительно набрала номер секретаря, указанный для приёма соболезнований.

– Здравствуйте, – защебетала милым голосочком. – Я от Его светлости Галактиона Родионовича. Могу ли встретиться с Аделаидой Борисовной прямо сейчас? А когда? Да, полтора часа мы готовы подождать. Но вопрос важный и не терпит отлагательств. Благодарю. Ирина Николаевна Добролюбова. Если удастся переместить встречу на более ранний срок, непременно сообщите.

И положила трубку.

Гад. Вот же циничный, расчётливый гад! Переобулся в полёте. Теперь Серафима уже не «девушка, которую ты имел одну ночь», а – невеста! Сволочь!

Даше понадобилось глубоко вдохнуть, затем медленно-медленно выдохнуть, чтобы прийти в себя. Что с ней? Почему история несчастного стрижа так зацепила её? Неужели Даша видит в Серафиме судьбу собственной матери? Отвергнутой и разрушенной тем, кому доверилась.

Девушка резко взяла себя в руки. Она не сентиментальная барышня. Не брошенная и никому не нужная сиротка. Она – офицер, жандарм, следователь. И через полтора часа ей предстоит важная встреча. А сволочей… видят боги! Сволочей она навидалась всякий. И, возможно, Шаховской не вот прям самый мерзкий из них.

Не время разводить сантименты, нужно приобрести соответствующую одежду для столь важной птицы и подготовиться. Следствие начато.