Другая жизнь. Назад в СССР-3

Глава 12

— Ты где так играть научился? — спросил меня Михалыч, пока я снимал амуницию при помощи Васька, который добровольно взял на себя роль моего оруженосца.

— Так, это… Физрук нас гоняет. Зимой у нас физкультура на коньках проходит. Они вместе с тренером тридцать третьей школы нас натаскивают. В тридцать третьей школе хоккейная площадка настоящая, как и у вас. Наша короткая. Не разгонишься. Вот там нас и гоняют по воскресеньям.

— Я видел Владивостокские команды и не видел в них таких игроков, как ты. У тебя и ускорение очень хорошее. Я бы сказал, взрослое. И контроль шайбы отличный. На конках ты держишься уверенно. Так на нашем турнире никто не играет. Почему?

— Я только в этом году стал так играть. Окреп, наверное.

— Тебе бы серьёзно хоккеем заняться. Многие известные хоккеисты вышли из «Золотой Шайбы». Нет желания?

Я улыбнулся.

— Есть желание, но нет возможности, Сергей Михайлович. Все известные спортсмены живут не дальше Урала. А чаще всего, хе-хе, не дальше Московии.

Тренер-трудовик нахмурился.

— Доля реалий в твоих словах имеется, но с такими данными как у тебя…

— Я, Сергей Михайлович, спортсмен разносторонний.

— Он — самбист, — сказал Василий.

— Да? Имеешь разряд? — удивился Михалыч.

— Пока первый. Краевые соревнования недавно выиграл в весе шестьдесят пять килограммов. По юношам, естественно. Летом выполнил норматив на первый разряд по скалолазанию. На чемпионате мира в Японии по карате восьмое место выиграл по спаррингу.

— По карате? — удивился Михалыч. — Это типа японского боевого дзюдо?

— Типа того, — вдохнул я, накидывая на себя куртку и берясь зашнуровывать ботинки.

— Понятно тогда, почему у тебя хоккей такой жесткий. Ты, оказывается, — боец.

— Боец, — вздохнул я. — Я и плаваю неплохо, и ныряю… Крыльев, жаль, нет.

— Ну-ну, — усмехнулся Михалыч. — Самому-то, что больше нравится?

— А всё нравится. В том-то и дело.

Я снова вздохнул.

— Он ещё и художник классный, — со значением в голосе произнёс Васёк.

— Хе-хе-хе… Тогда, совсем беда, — рассмеялся тренер-трудовик. — Ладно. Приходи сюда завтра к двенадцати. Покатаемся немного. Иманская команда… Э-э-э… в смысле, — Дальнереченская, да… Она сильная. По краю даже иногда Владивосток обыгрывала. Поэтому, нам надо бы сыграться. Как считаешь?

— Считаю так же. Надо сыгрываться.

— У тебя сегодня очень неплохо получалось быть диспетчером. Вот и поработаем над этим. Приходите все. Слышите? Завтра тренировка. И не вздумайте отмечать сегодняшний выигрыш. От кого завтра услышу запах, играть в финале не будет.

Василий всю дорогу до дома, а нам было с ним по пути, восторгался моей игрой и своими тремя забитыми шайбами. Я тоже забил ещё три. Бедный тренер лучегорской команды рвал и метал. Так их ещё никогда не «били». Но я уже ни его, ни его игроков не жалел.

Меня к третьему периоду «отпустило», и я играл в своё удовольствие, получая положительные эмоции от слаженности, которая появлялась в команде с каждой сыгранной минутой. У меня, действительно, получалось дирижировать командой. И мне даже показалось, что ребята в третьем периоде играли значительно лучше, чем в первом. И, что странно, по сравнению с соперниками, совсем не выглядели уставшими.

Несколько раз я замечал странную мимику на лице тренера-трудовика. Он хмурился, кусал губы и что-то шептал себе под нос, вроде, как бы, молясь. В третьем периоде он уже почти не вмешивался в мою «перетасовку» игроков. Мальчишки могли играть хоть в обороне, хоть в атаке. Большой разницы в их подготовке я не разглядел. Вот и стал я «экспериментировать» по ходу игры, сам постоянно оставаясь на площадке, возле ворот.

По большому счёту, я смог бы индивидуально обыграть всю команду соперника, даже если бы они накинулись на меня впятером, что они и попытались сделать пару раз, но после забитых им моими напарниками голов, от такой тактики противники отказались. Чтобы не сильно травмировать психику Лучегорцев, я полностью отошёл в оборону,и игра более-менее выровнялась. Ровно до третьего периода, когда уже мои партнёры по команде, руководимые мной из обороны, стали всё больше и больше доминировать на площадке.

Расставшись с жизнерадостным Василием, я глубже погрузился в анализ сегодняшнего матча.

— А ведь, действительно, в третьем периоде команда стала играть лучше. С чего бы это? — спросил я сам себя.

— Понимаешь, — ответил «предок», — я и раньше замечал, что в моём присутствии, люди как бы подзаряжались энергией, бодрились. Я-то почти не уставал в многокилометровых рейдах. Просто делал вид… А ребята выматывались реально, да. Так вот, когда я о них начинал думать, они, словно бы, взбадривались. Может и у тебя такая, э-э-э, «харизма» стала проявляться? Харизма вождя, как я её назвал.

— Кстати, я вспомнил про Женьку Дряхлова… Он ведь в школьном ансамбле играл. В шестом классе учился, а играл, как настоящий музыкант. Э-э-э… Так вот… Славка Федосеев говорил, что когда приходил Женька, все начинали играть тоже, как «боги». Это его, Славкино, слово. Какое-то время без Женьки они играли так же, но потом «сдувались», словно их нужно было «подкачать». А приходил Женька и все, как ты говоришь, «бодрились».

— Вот это оно самое и есть, — согласился мой «внутренний голос». У меня тоже был опыт совместной игры в музыкальном ансамбле. С таким же эффектом. И люди, между прочим, к такому «вливанию» привыкают, как к наркотику. Я потом отказался от «помощи страждущим». Только в крайних случаях, когда это влияло на выполнение задания или на военный результат.

— Ты воевал, что ли? — удивился я.

— Воевал, — вздохнул «предок». — Что я только не делал. Чем только не занимался в своей жизни. Э-э-э… В жизнях, да-а-а…

— Расскажешь как-нибудь. Сейчас надо думать, как себя завтра вести?

— Да всё просто. Тренер отдаст тебе инициативу. За эти пару дней ты накачаешь ребятишек. Вы наработаете несколько схем атак и обороны. Это позволит Губеровцам победить районные соревнования. Потом придётся играть в краевых первенствах. Там тебе уже не удастся поучаствовать, но поприсутствовать ты сможешь, подкачивая их мотивацию. Они, хорошо сыграв без тебя, поверят в себя и продолжат громить соперников. В апреле будет проведён финал «Золотой шайбы». В Ленинграде, кажется. Вот там и ты сможешь поиграть. Ну, а что? Плохо, что ли и самому выиграть «Золотую Шайбу», и дать её выиграть команде, хе-хе, какого-то Губерово? Кто о нём сейчас слышал? А так, родительское Губерово прославится на весь СССР. Думаю, отец будет счастлив.

— Вот ты забежал вперёд! — мысленно рассмеялся я. — Не кажи гоп, покуда нэ перескочив. Ха-ха… Ладно… Там видно будет. Думаю, с Владивостокой командой они без меня справятся. А дальше и мне можно будет подраться с Хабаровчанами. Сейчас я заявлен по закону. И дальше буду в списках значиться. Нормально.

Я пришёл домой довольный.

— Ну, как, поиграли в хоккей? — спросил дед.

— Поиграли. Лучегорцев обыграли. Восьмого с Иманом играем. Значит, и я уезжаю восьмого, дед.

— Ух ты! Молодцы. Сам-то забил гол?

— Пять шайб, деда, ха-ха.

— Ух ты! А они?

— Они всего пять забили. Обыграли мы их со счётом «десять-пять».

— О, как! Молодцы! Значит, помог нашим пацанам?

Дед был слегка выпившим. Он всегда доставал заначки, когда бабушка уходила в магазин.

— Помог, деда!

— Ну, молодец-молодец. Садись обедать. Баба твоя где-то задержалась в магазине.

Поев вчерашнего борща с фасолью и свиной поджарки с толчёной картошкой, я прилёг отдохнуть на разложенное для кресло-кровать. Спина и тело приятно «гудели». Всё-таки, хоккей — это настоящее единоборство. Недаром шутники называют его «драка палками за кусок резины». Вот уж и впрямь — рыцарский турнир… Хе-хе… Потянувшись до хруста в позвоночнике, я, встав на «задний мост» без рук, упёршись только на затылок и, крутнувшись на нём, перевернулся на левый бок и заснул.

Разбудили меня бабушкины причитания по поводу дедушкиного подпития. Глянув на будильник, всё ещё стоявший на круглом столе, накрытом белой, вышитой цветами, скатертью. Рядом стоял высокий куст «чайной розы», комод и шкаф. Вся мебель была старинной, оставшейся ещё с довоенных времён, когда и построена была эта лечебница и жилище для первого ветеринарного врача. Потом ветврач выстроил себе дом побольше, а в этой части дома поселили деда с бабушкой, ставшей санитарным помощником. А деда, прошедшего японскую войну, сначала назначили уполномоченным по заготовкам, потом бухгалтером в совхоз, а потом посадили за растрату. На восемь лет… Да-а-а… Пьянки и бабы довели дедушку до цугундера.

Потом дед работал в совхозе счетоводом, а сейчас, с семьдесят второго года, был на пенсии и частенько пил. Пили они вместе с дядей Колей, тёти Марусиным мужем, но того вот уже год как разбил инсульт, и теперь мой дед пил в одного, и значительно меньше. Но, однако, пил… А кто в деревнях и сёлах не пил? Если уж даже шестнадцатилетний Василий с трудом пережил новогодние праздники, и если бы не игра, так и бухал бы до конца каникул. Самогона в деревне варили много.

Остаток дня я отдал рисованию и рисовал до «самого допоздна», пока уже «рука бойца колоть устала». Вернее, руки «бойца», как назвал меня Михалыч. Рисовал я, с некоторых, пор обеими руками, развивая и правое полушарие тоже.

Вторая половина следующего дня прошла на коньках. С утра я снова рисовал, а весь оставшийся день после полудня я гонял пацанов, давая им только краткосрочные перерывы. Но они не жаловались. Михалыч, после того, как я внёс в его план тренировок несколько важных изменений, сказал, что лучше посидит и посмотрит, и «может чему-нибудь научится». Это он сказал очень серьёзно и так, что даже его ученики не удивились, а восприняли такое заявление, как правильное.

Во-первых, я всё-таки распределил ребятам обязанности, отобрав защитников и нападающих и дав им уроки защиты и нападения, и пару часов их натаскивал, развивая умение. Потом мы пару часов поотрабатывали разные схемы, нарабатывая навыки. Потом немного поиграли, разбившись на пятёрки. В пять часов мы разошлись, причём, тренер просто пожал мне руку.

Следующий день прошёл в том же ключе и результат мне понравился. Восьмого числа я собрал свои вещи, попрощался с дедом, бабушкой, тёткой Марией и дядей Колей, и уехал с ребятами в Дальнереченск.

Мы приехали примерно за час до игры, и ещё оставалось время, забежать к родственникам. Брат Мишка в хоккей «профессионально» не играл, поэтому удивился, что играю я, тоже ранее не проявлявший в этом виде спорта особой сноровки. Мы катались на коньках и в прошлом году, и раньше, когда я приезжал, но в хоккей не играли. У них был отличный большой полноценный футбольный стадион, который ежегодно заливался под каток, и я любил брать с собой коньки.

— О, привет! — удивился Мишка.

— Здравствуйте, — поздоровался я с тётей Женей. — А где дядя Ваня?

— О! — тоже удивилась тётя. — Здравствуй, Миша! Дядя Ваня на работе.

Дядя Ваня работал машинистом маневрового тепловоза и ходил на работу, как «нормальный» рабочий с восьми до пяти. Правда, иногда были и ночные работы, но они считались как переработки.

— Я приехал с губеровской хоккейной командой. Сегодня будем играть на приз «Золотой Шайбы».

— Ты же не Губеровец, — улыбнулась тётя.

— Приписали временно, — улыбнулся я.

— Есть будешь?

— Не-не. Спасибо. Игра через сорок минут.

— Наши Губерово обыграют, — улыбнулся Мишка.

Они были рады меня видеть и я их тоже.

— Я сегодня хочу домой уехать. Можно будет билеты купить?

— Конечно можно. Мишаня сбегает на вокзал.

— Отлично. Ну, всё, я пошёл.

— Так и я с тобой, — сказал Мишка. — Потом билеты возьмём, мам. С Мишкой сходим и возьмём. Пойду за брата поболею.

— А за своих? — усмехнулась тетя.

— Свои — это родичи, — весомо произнёс брат.

— Правильно. Одевайся теплее.

Мы с Мишкой пришли к школе, когда до матча оставалось пятнадцать минут и Михалыч уже испереживался.

— Где ты ходишь, Михаил⁈ — спросил он хоть и тихо, но нервно. — Разминаться кто будет?

— В игре разомнусь, — улыбнулся я и посмотрел на подкатившегося к бортику «оруженосца». — Василий, помогай.

Меня быстро экипировали. Мишка тоже поучаствовал, уважительно прикасаясь к амуниции и даже понюхав кожу.

— Натуральная, — сказал он. — Пахнет заграницей.

— Это Чехословакия, — сказал я и добавил. — Курица не птица, Чехия не заграница. Страна Варшавского договора.

— Это там же восстание было? — спросил Мишка.

— Тс-с-с…

Я прижал палец к губам, улыбнулся и перемахнул через бортик.

Местные ребята сражались грамотно. Но и мы сейчас тоже играли собранно и эффективно. Я продолжал «дирижировать», оставаясь в защите, и не выходил даже на вбрасывание, если оно не проходило в нашей зоне. На вбрасывании я пробрасывал шайбу между ног и телом сдерживал игрока соперника, а мои напарники начинали атаку от своих ворот.

После первого периода на табло красовались цифры «три — ноль» в нашу пользу. Михалыч светился и горделиво вышагивал вдоль скамейки запасных, подбадривая нас похлопываниями по плечам, по каскам и бодрящими фразами, типа: «Молодцы, черти! Орлы!». Хотя Губеровская детская хоккейная команда называлась «Ласточка». Хе-хе…

— Слышь, Миха, не знал я, что ты так здоровски в хоккей играешь! — сказал Мишка. — И все губеровцы хорошо играют. С чего бы это? Никогда они не выигрывали у наших, а тут… У наших и шансов нет. Я даже и не собирался игру смотреть. А тут… Словно очередной чемпионат мира. Ха-ха… Игра СССР — Канада! Ха-ха…

Мишка был сильно удивлён. Я промолчал, отдуваясь от тридцатиминутного нахождения на площадке. Всё-таки и мне тяжко пришлось.

— Наши готовились играть с Владивостоком. Уже и игра, я слышал, назначена на пятнадцатое. А тут какое-то Губерово. Кхе-кхе… Извините… Их поставило, раком.

— Тебе не обидно разве за своих? — спросил Михалыч.

— Обидно, естественно. Но за вас играет мой брат. И неплохо играет, да? Выиграете вы — выиграет он. Да?

Мишка улыбнулся.

— Скорее, наоборот, — хмыкнул Михалыч. — Выиграет он — выиграем и мы.

— Даже так? — удивился Мишка и посмотрел на меня. — Значит, это ты тут, Миха, главный заводила?

Я пожал плечами и подключил тело к матрице на восстановление ресурсов. За эти дни я не только научился «раздавать» энергию, но и восстанавливать свою активно потраченную. То я концентрировался на чьих-то силах, которые нужно поддержать, а тут я мысленно наполнял свои мышцы энергией. Как восстанавливаются матрицей мои нейронные связи, я не видел, а вот как наполняются сейчас силой мои мышцы — очень даже явственно. Ну… Не видел, а чувствовал, да…

Во втором периоде, поддавшись страхам тренера-трудовика Михалыча, который опасался, что его игроки и мои партнёры по команде не выдержат предложенного мной темпа и силовой игры, и в третьем периоде «сдуются», мы перешли к игре от обороны. Вот и пропустили две безответные шайбы.

На третий период мы выехали изрядно отдохнувшими, и две шайбы отыграли за первую пятиминутку. Потом пропустили ещё две. А в конце периода я позволил себе забить три гола: два — очень сильными ударами от синей линии и один, проделав индивидуальный рейд вдоль борта, выкатившись из-за чужих ворот и поразив ближайший угол.

— Восемь — два! — орал Михалыч после финального свистка.

— Восемь — два! — орали Губеровцы.

— Восемь — два! — орал я, радуясь вместе со всеми.

— Восемь — два, — озадаченно покачивая головой, сказал тренер Дальнереченцев.

— Восемь — два, — со значением в голосе и подняв указательный палец вверх сказал тренер Лучегорцев, глядя на соседа.

— Восемь — два, — озадаченно хмурясь, проговорил Владимир Егоренко — тренер Хабаровского СКА. Того Хабаровского СКА который до прошлого года пять лет играл в классе «А» Дальневосточной зоны, но в том году снова «упавший» в класс «Б». Теперь его молодые игроки боролись за возвращение в «высшую» лигу и шли они, вроде как неплохо в десяти играх набрав двенадцать очков. Но команда продолжала находиться в кризисе, а он упорно продолжал подбирать перспективных игроков. В команде уже появились Горшков и Хламов, ранее игравшие за ярославское «Торпедо». А тут совсем рядом и вот такой «самородок».

— Восемь — два, — повторил Егоренко и добавил, — а могло бы быть и больше.

Во Владивосток я приехал утром девятого, а в школу нужно было идти одиннадцатого, вот я весь день один дома и «провалындался», как говорила моя мама, слушая музыку, только чуть-чуть рисуя и погладывая в окно на играющих в хоккей наших мальчишек. Играли даже старшие ребята: Сашка Витрюк и Андрей Тиханов. Но мне играть в хоккей с ними, почему-то, не хотелось. И ведь нужно было ещё пятнадцатого поприсутствовать на матче «Губерово» — «Владивосток».

— Охренеть, какую кашу ты заварил, — сказал «мой внутренний голос». — Представляешь что сейчас творится во Приморском краевом спорткомитете и краевом комитете ВЛКСМ. Они уже и грамоты, наверное подписали, ха-ха… А тут какое-то Губерово нарисовалось, хрен сотрёшь.

— Может, они проиграют без меня? — спросил я «сам себя».

— Не-е-е… Назвался груздем, соответствуй, хе-хе. Отец точно пойдёт смотреть. Представляешь, как он расстроится, если они проиграют. Надо выигрывать, Миша. Надо, Миша, надо! Команда приедет в субботу. Надо будет встретиться и провести тренировку. Как и договаривались. Ты не дрейфь, Миша. Всё будет нормально.

— Блин, ссыкотно, честно говоря, — признался я «самому себе». Вот если бы самому сыграть…

— Ничего-ничего. Всё у тебя получится. Контакт у тебя с ними налажен. Контроль и взаимодействие работает. Кукловод ты наш… Хе-хе… Даже у меня так не получалось. Я как-то больше на себе концентрировался, а у тебя получается и другими управлять.

— Да они и сами играют, как звери. Настрой-то какой был, когда в Дальнереченске играли!

— Да-а-а… Очень серьёзно играли, — согласился «предок». — Сосредоточенно так. Словно взрослые.

— Они и после игры вели себя словно повзрослели лет на пять, — озабоченно проговорил я.

— Да-а-а, Мишка, думаю, ты украл у них детство, ха-ха!

— Не шути так, — нахмурился я.

— Да, какие тут шутки? Сие есть неопровержимый факт. Сейчас они сильно задумаются, как жить дальше? Они уже сегодня, наверняка, тренируются в усиленном режиме. Ведь и Михалычу твоё состояние передалось. Перед ним и его ребятами открылись новые горизонты. Эту неделю они будут пахать как Стахановцы. За себя и за того парня, ха-ха… А такие нагрузки, как ты им дал и те, какими они нагрузят себя сами, даром для организма не проходят.

— Не надорвутся, как думаешь?

— С твоим «допингом» им ничего не страшно. Только крепче станут. Значительно крепче. Мы потом после рейда, когда я стимулировал бойцов, проводили исследования. Никаких патологий. Только улучшение характеристик. Так что не бойся. Ты им всем уже сделал подарок на всю оставшуюся жизнь, как говорится.