Другая жизнь. Назад в СССР-3

Глава 21

Хорошее настроение вдруг куда-то делось, сердце сжалось, страх подступил к горлу, засосало «под ложечкой», стало подташнивать. Видимо, на моём лице проявились какие-то эмоции.

— Вам не нужна помощь? — спросил медик. — Вам бы присесть.

— А с ногами у отца всё нормально? — спросил я, пытаясь привести свои мысли в порядок.

— Очаги воспаления имеются в ногах и позвоночнике. Все удары рук и ног, так или иначе, отражаются на позвоночнике. Мы сейчас наложим мазевые повязки, пластыри и бандажи. Но ничего критического в опорно-двигательном аппарате не присутствует. У вашего отца сильный организм.

— И я говорю, — сказал «мой внутренний голос». — Организм у отца всегда был — будь здоров! Не помню я, чтобы отец жаловался на сердце в дальнейшем. Про этот микроинфаркт он тебе года через два расскажет. А больше он на сердце и не жаловался. Хотя профилактические осмотры у них проводят ежегодно. Да и в санаториях его проверяли. Железноводск, Красноводск… Он несколько раз ездил… И ничего не обнаруживали. Он умер совсем от других болячек. Кстати, может быть сейчас он не станет радиомехаником и не получит опасную дозу облучения?

— Сейчас надо разобраться с последствиями инфаркта, — мысленно сказал я. — Поражение левой коронарной артерии это, наверное, серьёзно!

— Подозрение, — уточнил «предок». — Всего лишь — подозрение.

— Э-э-э… Под операцией он подразумевает шунтирование, или его ещё не делают?

— Делают. И наши врачи считаются самыми продвинутыми. Сейчас главным медицинским учреждением, где устраняют последствия инфарктов является всесоюзный кардиологический научный центр. Но туда хрен попадёшь. Так что, если предлагают помощь здесь, грех отказываться. Япония — самая технически продвинутая в этом отношении страна. Ему помогут. Не волнуйся. Пока ничего страшного не произошло ведь.

— То, что он не жаловался, — характер у него такой. Закалённый во всех отношениях. Гвозди бы делать из этих людей, не было б в мире крепче гвоздей, вспомнил я стих Маяковского.

— У вас мы можем пока понаблюдаться, или нужна срочная госпитализация?

— Нужна госпитализация, операция, а потом, возможна реабилитация под наблюдением специалистов нашей исследовательской лаборатории.

— Васа-сан знает? — спросила Тиэко

— Да, мы сообщили ему результаты обследований.

— И как он отреагировал? — спросил я.

— Отрицательно. Сейчас ему накладывают лечебные средства. Он скоро выйдет.

Мы с Тиэко переглянулись.

— Он не согласиться променять отдых на постельный режим, — вздохнул я. — Я его знаю.

— Но сердце…

— Он скажет, что если оно выдержало такие нагрузки, то выдержит и ещё. И, думаю, пусть катается. Только не будем давать ему перенапрягаться. Да, думаю, он и сам теперь будет осторожнее. А после двух недель отдыха мы его госпитализируем, и это будет поводом продлить визу.

— Правильно! В Токио прекрасный госпиталь. Там дедушку после инфаркта лечили.

— Там опасно, — сказал Флибер, но его услышал, естественно, только я. — Там якудза. Через неделю — другую наступит самая пиковая фаза противостояния кланов. Наши рекомендации позволили Тадаси предъявить доказательства причастности клана Матаити к покушению на вас. Была большая межклановая сходка. Сейчас решается вопрос политически, но, как и сказал Тадаси, он соблюдает политес только формально, чтобы его не обвинили в экспансии. Идет подготовка к серьёзной бойне. Подтягиваются члены группировки, аккумулируется на складах оружие. Короче все силы и средства готовятся к войне.

— Так и Матаити тоже готовятся? — спросил я.

— Готовятся. Делают всё тоже самое.

— Так, может, их склады с оружием сдать полиции? — спросил я.

— Полиции — вряд ли Тадаси информацию сольёт, а вот сам может и воспользоваться.

— Позвоню сегодня. Хотя он и так меня уже, похоже, стал побаиваться. Что я так много знаю про его врагов. Да и пусть… Сейчас бы с отцом бы ничего не случилось.

— А ты предложи ему сегодня сделать массаж. Он же любит. Руки, ноги у него сегодня гудеть станут. Вот ты вечерком и предложи. А сам попробуй просканировать сердце. У меня получалось лечить людей. И это даже без Флибера. Многие люди могут наложением рук как-то воздействовать на, э-э-э, «пациентов». Ей Богу не вру. Получалось и боль снимать и суставы-связки лечить. Из человека столько энергии прёт разной. Флибер не даст соврать.

— Не дам, — подтвердил Флибет. — Скажу более того. Твоё сканирование позволит мне «разглядеть» его сердце и даже, возможно, направить твою энергию в правильное, так сказать, русло.

— В смысле? — удивился я. — Отца можно будет просто вылечить?

— Понимаешь, кхм, — Флибер, словно живой человек, откашлялся, — человеческий организм — самонастраивающаяся и самовосстанавливающаяся система. Просто она работает активно очень короткое время. После двадцати лет жизни,разрушительные процессы в организме постепенно усиливаются, и эта система не успевает восстановить разрушенное. В основном, восстановление происходит ночью, но из-за стрессов человек хуже спит и организм разрушается всё больше и больше. Сигналы, которые спинной мозг посылает внутренним органам, мышцам и нервам, слабеют. Вот мы их и усилим. Глядишь и получится.

— Раньше неплохо получалось, — добавил «предок». — Даже как-то пришлось скрываться от последователей, посчитавших меня «Гуру» и от «болящих», посчитавших меня «целителем». Хотя можно было и клинику открыть. Но слишком уж это муторно, пропускать через себя потоки разной степени ущербных людей.

— Ты был целителем? — удивился я.

— А что ты удивляешься? Ведь даже сейчас ты воздействуешь на окружающих, заставляя их организмы вырабатывать вещества, стимулирующие физическую активность, рост мышечной массы, и наработку мышечной памяти по определённым программам. Твои нейроны перепрограммируют людей. Это не удивляет тебя?

— Уже не удивляет, — вздохнул я. — А с массажем может запросто получиться. И, кстати, мы можем несколько дней посвятить пленеру, а потом переехать ближе к Токио.

— Какие лыжные базы имеют вид на гору Футзияма? — спросил я у Тиэко.

— Думаешь, перебраться туда? — спросила она, сильно озабоченная услышанным от медика.

— Ага. Думаю, мы тут немного порисуем, отец сильно впечатлился видом на озеро и переедем ближе к тому госпиталю, про который ты говорила.

— Есть две база. Одна всего за два часа от Токио, называется Йетти, а вторая расположена в деревне Нарусава. Это подальше. Не помню название. Мы чаще на первую ездили. Там можно на санках кататься. Мы любили… Но и спуски есть серьёзные. Я лыжах я с пяти лет, между прочим… А ты как-то не очень на лыжах.

— Я тоже рано на лыжи встал, но больше увлекался бегом, а не горным спуском. Хотя, у нас в лесу мы трассу пробивали с самой вершины сопки. Но её быстро санками разбивали.

— А твой папа-Васа похож на древнего самурая. Он и ведёт себя, как самурай.Или, как принц. Как член императорской фамилии. Он даже на него похож.

— На кого, — удивился я. — На Хирохито?

Тиэко кивнула.

— Не видел. Не знаю, — покрутил головой я.

— Похож-похож, — подтвердил «внутренний голос». — Что-то в Хирохито «Шелестовское», хе-хе, есть. Но он больше на Мишу Иваныча похож. Или Миша Иваныч на него. Хе-хе…

Тут из распахнувшихся дверей вышел хмурый отец. Он глянул на меня и сказал:

— Лучше не начинай. Дай мне самому всё обдумать.

— Я только скажу, что можно немного отдохнуть и порисовать. А там видно будет…

Отец пошевелил губами.

— Правильно. Отдохнём пока. А то мне, и правда, дышать как-то трудновато стало. Как там? Астматический синдром. Вон, пшикалку дали.

Отец показал ингалятор.

— Полезная вещь, — одобрил я.

— Дожился твой отец, — вздохнул он.

— Тиэко сказала, что рядом с Токио есть база, откуда видна гора Фудзи. Там, она говорит, отличные картины можно рисовать на закате. Все фотографируют… И горки там есть хорошие для спусков.

— Да-а-а… Спуски, наверно, пока придётся отложить.

— В Токио есть очень хороший госпиталь. Там нужно обследоваться. Что эти медики могут?

— Не скажи. Тут такая техника! И ультразвук, и эхо-локация, рентген… Такой аппаратуры в нашей городской больнице нет. Да и в краевой тоже я не видел. Кроме рентгена, да… А про Фудзияму, это ты здорово придумал, да. И к госпиталю близко. Вот, сакуру тут порисуем и поедем. Почки уже набухли. Видел у нас во дворе?

— У нас во дворе? — удивился я.

— Ну, конечно! Сливовые деревья! Вот-вот зацветут. Я читал в журнале «Вокруг света». У японцев сакура — это не только вишня.

— А почему ты подумал, что это слива? — удивлённо спросил я. — По каким признакам определил?

— Ну, так, высокая же! — тоже удивился моей недогадливостью отец.

— Хм! — хмыкнул я. — Тут такие вишни, что повыше наших слив будут.

— Да⁈ — задумался отец, почёсывая поросший трёхдневной щетиной подбородок. — А, ведь, наверное. Маруся рассказывала, что на Украине вишни высокие. А я не помню. Маленький был. Помню только, как в огороде мед рядками картошки спал, а меня потеряли. Потом нашли и отлупили, да… Помню, какая земля была тёплой. В Губерово на земле не поспишь. Мокрая и стылая. Даже летом. Болотина…

— Пошлите, поедим, — сказал я. — По каталогу тут рядом хорошее кафе есть. Там, кстати, можно и ужин домой заказывать.

— Да. Я бы перекусил, но надо преодеться и переобуться. Да и душ принять не мешало бы.

— Слушай, а давай, ты пойдёшь в дом, а мы быстренько закажем еду и тоже придём. Пока, то да сё, они и принесут. Что нам это кафе? Дома хорошо. Кондиционер. А в кафе пялиться все на нас будут.

— Верно, — кивнул папа. — А я немного прилягу пока. Что-то утомился я, честно говоря. Укатали Сивку крутые горки.

— Ну, ты это брось! Сивка Бурка вещая каурка! Мы скоренько!

Хотя, оставлять отца одного, почему-то не хотелось. Да, что там, «почему-то», понятно почему! Я думал успеть, но, сука, не успел…

Когда мы пришли в домик, отец лежал на диване еле дыша с бледным как мел и покрытым потом лицом. Отец был явно в состоянии потери сознания.

— Сколько прошло времени, как он свалился? — подумал я.

Мы сделали заказ моментально, выбрав три комплексных обеда, и сразу вернулись в дом. — Значит минут тридцать от силы, — решил я.

— Двадцать три минуты, — сказал Флибер. — Срочно наложи руки ему на грудь. Обе ладони. Можно через рубашку. О попытайся мысленно представить его сердце.

Я метнулся к дивану и положил ладони папе на грудь, словно собрался делать ему массаж сердца.

— Я позову медиков! — крикнула Тиэко и выскочила за дверь.

— Думай, — сказал Флибер.

— Я представил под руками сердце, как оно было нарисовано в медицинской энциклопедии.

Мне сейчас это было сделать элементарно. Я даже все сосуды «видел» и мог бы воспроизвести рисунок сердца с абсолютной точностью. Но я вдруг увидел, что сердце слегка сокращается, а по сосудам течёт кровь. Представил, что течёт, да… Или действительно видел?

— Не всё так страшно, — сказал Флибер. — Ты пришёл вовремя. Чуть позже бы и хана. Мышцы в очаге стали отмирать. Чаще всего тридцать процентов пациентов умирает при таком инфаркте в течение тридцати минут просто от остановки сердца. Мышцы отмирают и сердце останавливается.

— А сейчас? — спросил я, дрожа, как цуцык от окатившего меня самого холодного пота.

— Сейчас мы успели вовремя. Я переключил нейромедиаторы на себя. Вообще-то во время инфаркта все мышцы в зоне поражения отмирают за шесть часов. Это если ничего не предпринимать. Это во всех остальных случаях, помимо тех тридцати процентов, о которых сказал раньше. Сейчас видишь, что сердце стало биться активнее? Надо качнуть его. Сделай несколько резких нажимов. Вас учили на НВП.

— Да, я знаю, как!

Я сделал тридцать резких сильных движений, надавив на грудину, потом выдох рот в рот. Снова тридцать нажатий, выдох. Ещё тридцать нажатий, выдох. Отец открыл глаза.

— Где я? — выдохнул он, шевеля выпученными глазами, как краб.

— В Японии. В домике на базе.

— А-а-а… Сердце да?

— Оно самое.

Я перестал делать непрямой массаж, а просто оставил ладони на груди у отца.

— Жжёт, — сказал он.

— Я подержу ладони. Так надо.

— Лечишь, да? Ну, полечи-полечи отца. У тебя, знаю, получится.

— Помолчи, пожалуйста, ты отвлекаешь.

Отец улыбнулся. Его лицо стало розоветь, но пятнами.

— Руки можно убрать, когда медики придут, — сказал Флибер. — Медиаторы под контролем. Чувствуешь?

— Вроде, чувствую, — сказал я. — Как и этих… «своих» хоккеистов чувствую.

— Так скоро кого угодно чувствовать сможешь, — сказал «предок». — На кого настроишься, того и почувствуешь.

— Не скоро, — сказал Флибер, но потенциал у него явно сильнее твоего. Вы там с ним такого наворотили с его матрицей, что и мне бы такого не состряпать. Научился ты, «старшой», встраивать матрицы друг в друга. Скоро меняпереплюнешь…

— Да-да-да… Хм! Так я тебе и поверил! — хмыкнув, усомнился «мой внутренний голос». — Не надо уже прибедняться!

— Вы что тут устроили⁈ — возмутился я. — Отец умирает, а они…

— Уже не умирает, Миша. Уже всё хорошо. Сейчас медикусы даже инфаркта не обнаружат. Вовремя мы подоспели. Кстати, не давай им вкалывать отцу медикаменты.

«Медикусы» не вошли, а влетели в холл, причём, не разуваясь. Что меня удивило.

— Тихо-тихо, — остановил я их ладонями. — Всё в порядке. Отец прилёг отдохнуть, а мы с Тиэко подумали, что ему стало плохо. Испугались. Тиэко выбежала за вами, а я уже начал было массаж сердца делать, да папа проснулся.

— Да, — удивились медикусы. — Сейчас посмотрим.

Отцу замерили пульс и давление, которые были в пределах нормы. Но пульс был слегка учащённым.

— Хм! Действительно всё в порядке.

— Извините, что вас потревожили, — попросил я и склонил голову.

— Всё правильно сделали. Так и надо делать. Если, что вдруг ещё вам покажется, обязательно обращайтесь.

Медики вышли. Тиэко стояла широко раскрыв глаза и рот. Наконец она сказала:

— Ведь он же умирал, да? Скажи правду? Ты его спас, да? Наложением рук, да? Как этот, как его… Хиромант, да?

В дверь постучали.

— О! Это, наверное, еду принесли! — бодро отреагировал отец, глядя на меня. — Очень есть, почему-то хочется.