Другая жизнь. Назад в СССР-3

Глава 2

С Союзом художников и экспортной конторой мы «бодались» не очень долго. Как только я сказал, что на моё имя уже открыт счёт в филиале банка «Американ экспресс» и галерея готова начать переводить мне деньги за картины, проданные с аукциона, от меня сразу отстали, но предупредили, что я не внёс вступительный и профсоюзный взносы. Я сообщил, что первый я заплачу по приезду в Союз, а второй мне, во-первых, — не нужен, а во-вторых, — мне его ещё платить рано. Восемнадцати нет…

На что мне сказали, что, во-первых, в профсоюз имеют право вступить граждане с шестнадцати лет, а во-вторых, — Союз художников может дать путёвку в дом «творчества» или на «творческую дачу». Оказалось, что не только писатели пользуются такими привилегиями, но и художники-члены Союза. Творческие дачи располагались в живописных местах — на черноморском или балтийском побережье, на берегах озер или рек. Художники могли жить там в течение двух месяцев на полном обеспечении. Их кормили три или четыре раза в день, давали мастерскую и все необходимые материалы для работы. По завершении двух месяцев художники устраивали отчетную выставку, на которой показывали созданные во время пребывания на даче работы.

Ещё мне сказали, что я смогу сразу же встать в очередь на кооперативную квартиру. А я, пользуясь случаем, спросил, как я вообще мог стать членом Союза Художников, когда мне нет восемнадцати лет. На что заместитель председателя Союза мило улыбнулся, пожал плечами и пальцем показал наверх.

Как я понял позже из объяснения своего «внутреннего голоса», мне не удастся избежать аннексии моей валюты, так как в СССР отовариваться придется чеками «Внешпосылторга», а для этого я вынужден буду пересылать валюту на своё имя через «Внешторгбанк». В Японию, или какую иную заграницу, хрен меня больше выпустят, а посему, чаша сия меня не минует. Валюта ваша, будет наша.

— Да и хрен с ним! — сказал я. — Много мне надо?

С папой и дедушкой Тиэко мы потом, когда за мной прибрали, поговорили немного. Они поспрашивали, мы с Тиэко рассказали как дело было. Я даже показал, что и как делал. И всё шло нормально, пока дедушка не спросил:

— А почему, Миса, ты не снял обувь, когда вошёл в дом? Ты же, вроде, знаешь наши традиции. Да и Тиэко разулась… А ты вошёл обутый… Почему?

И тут я не нашёлся, что ответить и сказал:

— Предчувствие какое-то было, словно я уже переживал этот момент раньше и на нас нападали двое. И босиком было не очень удобно отбиваться.

Тиэко набрала воздух, словно что-то хотела сказать и замерла, ожидая разрешения старших.

— Говори, Тиэко, — разрешил дедушка.

— Мне его взгляд сразу не понравился. Ещё при входе. Он какой-то сосредоточенный был и шёл в дом, словно на заклание. Я даже обиделась сначала. А потом смотрю, а он в ботинках своих военных. В глаза ему посмотрела и испугалась. Мне даже показалось, что это глаза тигра. Помнишь, деда, мы в детстве тигра смотрели в сафари парке. Как я трусики обмочила. Мне взгляд того тигра много раз снился. Вот и у Мисы такой же взгляд был, и он точно ждал, когда я увижу их. И когда я увидела их, он начал бить. Вот это было кино! Ни одного лишнего движения. А как он пистолет выбил⁈ Носок ботинка попал точно в сухожилие, как ты меня учил, деда. Так он ещё и пистолет ногой швырнул, когда тот вылетел.

— Это случайно получилось, — скривился я.

— Да-а-а… Хорошие ботинки, американские. Видел я такие на ногах обслуживающего персонала американского военного аэродрома. У них подошва особая. Там даже флаг американский должен быть. Как они у тебя оказались, Миса?

Я так и сидел в обуви.

— На нашем базаре во Владивостоке купил. Парень сказал, что из Вьетнама привёз.

— Во Вьетнаме зимняя обувь? — удивился дедушка. — Странно. Ну и чем ты объяснишь своё предвидение?

— Я? — удивился я. — А зачем мне объяснять? Случилось и случилось. Повезло, так повезло! Спасибо и слава богам! Зачем что-то пытаться объяснять?

— Ты веришь в бога? — спросил папа-якудза. — Ты же советский!

Я хмыкнул.

— Мой дедушка говорил, что когда на войне шли в атаку, неверующих не было.

Дедушка Тиэко шевельнул бровями.

— Твой дед воевал?

— Да. У него есть медаль «За победу над Японией».

— Он гордится ею?

Я покрутил головой.

— Я горжусь ею. Дед не говорит о войне.

— Хорошо сказал, Миса! — Рёките Минобэ наконец-то осмелился дотронуться до моего плеча.

Он несколько раз, судя по всему, намеревался это сделать, но сдерживал себя. А тут… Он вдруг шагнул ко мне и обнял. Обнял и заплакал.

— Ты снова спас нашу Тиэко, — прошептал он, глотая слёзы. — Мы тебе бесконечно благодарны и ты… Скажи ему, Тадаси.

Папа-якудза нахмурился.

— Гхэ! — откашлялся папа-якудза и сказал. — Не знаю, что там у вас с Тиэко? Она взрослая девочка и сейчас не те времена, чтобы настаивать на браке по расчёту. Что у вас получится, то и получится. Но знай, что отныне ты мой мукоёси[1]. И это не пустой звук, а официальное предложение. У меня нет сына. А у нас в Японии давно принято усыновлять не детей, а взрослых. Для продолжения семейного дела. Хоть ты и иностранец, по сути, гайдзин, но в Японии бывало и такое. Чаще, конечно усыновляли китайцев и корейцев, но по мне так лучше такого русского, как ты, который убил двоих и не поморщился, а сидит и чай пьёт. Ты — самурай, Миса. И на твоей голове чувствуется рука Бога. Только самураи могли предвидеть исход сражения и изменить его в свою пользу. Ты ведь видел, да?

Я кивнул.

— Да. Я видел, как Тиэко убили, а я не успел ничего сделать.

Рёките Минобэ, державший мою ладонь, сжал её так сильно, что я почувствовал боль.

— Я два раза переделывал будущее, — сказал я и поправился. — В мыслях конечно. Ну и получилось.

— Точно, с ним Бисямон[2], — сказал Рёките Минобэ. — То, что он делает, без божественного начала — невозможно. Ты видишь, как он двигается? Так у нас мало кто двигается. Может быть только Канадзава?

— Или Микио Яхара? — сказала Тиэко.

— Главное, даже не скорость, — сказал дедушка, — а то, с какой лёгкостью он движется. Ногой махнул, словно муху рукой отогнал. Ему точно нужно выступать на чемпионате. И надо срочно заявить о нём, как о твоём мукоёси. Раз они пришли в наш дом, то война

— Не будет осложнений с Советскими властями?

— Э-э-э… Извиняюсь, конечно, но как я понимаю, вы собираетесь меня усыновлять, но у меня есть родители. Это вас не смущает? Да и меня вы почему-то не спрашиваете, а ставите перед фактом. Почему? Я чего-то не понимаю?

— Микоёси — это, вроде как, усыновление наоборот. Это не ты становишься моим сыном, а я признаю, что ты — мой прямой наследник. Как и моя дочь Тиэко.

— Хм! И зачем это вам? Только давайте начистоту. Я чувствую какой-то подвох.

— Ты не видишь будущее?

— Мне видится будущее, только тогда, когда мне угрожает опасность, — соврал я. — Пока опасности нет.

— Хм! Ты даже не скрываешь свои способности… Ты так мне доверяешь или ничего не боишься?

— Не боюсь! — ответил я. — И пока доверяю.

Тадаси хмыкнул и скептически дёрнул щекой.

— У нас война с кланом… А! Не важно… Ты видишь, что они настроены серьёзно, если ты говоришь, что они пришли убить мою дочь. Да и пистолет в руках этого ублюдка не оставляет сомнений в их целях. Тебя кастетом по голове, а Тиэко застрелить… А перед этим поглумиться…

Я промолчал на счёт истинных намерений якудза, хотя они не сильно отличались от сказанного. Папа-якудза замолчал, переживая представленную им самим картину.

— Да-а-а… Так вот… Объявляя тебя мукоёси, я могу передать тебе любое имущество и любые деньги без налога. Понимаешь? Мало ли что со мной… Э-э-э… С нами, да… Мало ли, что с нами может случится? А ты уедешь в СССР и там тебя никто не достанет. Особенно в твоём любимом, но закрытом городе Владивостоке. Тиэко мы тоже решили пока спрятать. До поры до времени. Пока конфликт не уляжется. Говорил я тебе…

Последнюю фразу, Тадаси адресовал отцу, повернув к нему голову, но прервался, увидев его нахмуренное лицо.

— Извини, отец.

— Я немного не понял, на счёт денег, — направил я разговор в другое русло. — Наследованных денег. Если не дай Бог, что случится, конечно. Наследованных денег и, как я понимаю, бизнеса.

— Ну, нет. Всё я, конечно, тебе передавать не буду. Особенно, кхе-кхе, бизнес, — Тадаси Минобэ улыбнулся уголками губ. — Не дай бог, что с нами случится, наследник и так получит всё. Однако смысл передачи тебе денег в том, что наши счета могут быть арестованы или заблокированы, э-э-э, по разным причинам. И тогда мы, или ты, или Тиэко, не сможем платить по обязательствам. А это может привести к краху нашей бизнес-империи. А она, поверь мне, очень большая. А японцы, поверь мне, очень завистливы. А поэтому могут организовать нам серьёзные проблемы. И не только вооружённые, но и финансовые. А деньги на твоих счетах, станут, своего рода, запасным парашютом. Золотым спасательным парашютом.

— Хорошо, что вы сказали «счетах». Мне не хотелось бы смешивать мои деньги с вашими. И… Э-э-э… Мне не хотелось бы наследовать ваши проблемы. Нужно почитать ваши законы. Поэтому вы не торопитесь пока объявлять меня своим мукоёси. Полагаю, что несколько дней на изучение ваших законов у меня есть?

— Безусловно, — кивнул головой Тадаси Минобэ.

— Да… А где бы мне немного позаниматься перед чемпионатом.

— Кхм! — кашлянул дедушка. — Можно было бы предложить наш школьный спортзал. Но что-то я уже начал сомневаться в безопасности нашего дома.

— Всё будет в порядке, отец, — нахмурился папа-якудза. — Установим круглосуточные посты охраны с тепловизорами.

— Ну, тогда, переезжайте со своим Владимиром Павловичем к нам. Он согласиться на переезд?

— Полагаю, он будет не против, чтобы сэкономить на гостинице. Шестьсот тысяч йен с одного человека, — прикинул я. — И миллион двести с двоих. Хорошая добавка к командировочным. Однако меня беспокоит другое, Минобэ-сан нидан. Меня беспокоит, не повлияет ли ваш бизнес и, главное, ваша война, на мою жизнь дома. Вашу выгоду я понял, но в чём моя выгода. Я не на столько наивен, чтобы думать, что моё наследование ваших денег и имущества будет реальным, и я смогу воспользоваться им. Жениться на Тиэко сан я пока не могу по причине недостижения мной восемнадцатилетнего возраста, до которого, замечу, ещё два года. За это время я могу разонравиться Тиэко…

— Ты послушай, сын, как он излагает свои мысли. Такой складной речи, ты, кажется, не слышал и от твоего адвоката.

— У него, у адвоката, другая цель, цель — ничего не сказать, много говоря. А мальчик излагает свои требования. И излагает вполне понятно. И ещё я заметил, что его речь всё больше и больше становится гладкой. Я помню, как он говорил в первый день, и это было очень неплохо для гайдзина. Но сейчас я бы так легко не узнал бы в нём иноплеменника, если бы не смотрел на него. Может быть он русский шпион?

— Русские не используют детей в качестве шпионов, — покрутил головой Минобэ-сан.

— Тебе откуда это известно? — усмехнулся «папа» Тадаси.

— Не важно! — отмахнулся дедушка и продолжил, обращаясь ко мне. — Ты, Миса, зря думаешь, что мукоёси будет фиктивным. Нет! Ты нам и вправду нравишься. И мы считаем, что если бы вы с Тиэко поженились в будущем, это было бы полезно для нашей семьи. Ты сам говоришь, а мы это видим, что твой дух близок к духу самурая. Самураям не мог стать любой желающий. Им становился только тот на кого снисходил дух воина-предка, поддерживаемый божественной дланью

Он сказал «рукой», но я перевёл его слова, как «длань». Это словно если бы я переводил кино. У меня реальность продолжала восприниматься, как фильм. И это стало происходить после того, как я понял, что реальностей может быть несметное множество. И теперь я начинал понимать «предка» предостерегавшего меня от частых переходов «туда-сюда». Я только несколько раз «прыгнул» и то моё сознание уже путается, а если как «предок»? Сколько раз он за свои жизни создал параллельных реальностей.

— Твоя тяга к нашим боевым традициям и феноменальные способности говорят о том, что душой ты не гайдзин, а настоящий самурай. Так часто бывало ираньше, когда в мукоёси брали китайцев, корейцев. Не все они становились самураями, но некоторые ими были и дали родам и кланам достойных наследников, продолжателей родовых традиций. У нас в Японии много достойнейших корейцев и китайцев. А чем вы, русские от них отличаетесь? Только территориальными традициями. А дух у вас так же силён, как и у японцев. Медаль твоего дедушки — подтверждение моих слов.

Мы помолчали. Я краем глаза наблюдал за Тиэко, которая сидела в кресле, затаившись, как мышь. И я понимал её. Обычно женщин к разговорам мужчин не допускали, а тут она была свидетелем таких откровений от которых и у меня шевелились волосы на голове.

Дедушка говорил о моём «самурайском духе» так значительно, что и я поверил в его искренность и проникся серьёзностью момента.

— По поводу того, что ты сказал об опасности для тебя у тебя дома, то есть, если я правильно понял, ты говоришь про Советский Союз? — спросил папа-якудза.

Я кивнул.

— Может быть, тебе покажется это не совсем обычным, но якудза, в Японии — это часть самой Японии. Это наши традиции. Якудза — это объединённые едиными целями люди. И эти цели — бизнес, торговля и политика. Иногда между кланами начинается война за бизнес, торговлю и политику, и тогда в действие вступают специальные отряды. Для этого существуют воины, защищающие интересы клана. Всё, как в старые добрые времена сёгуната. Рёките Минобэ — это наш сёгун. Мы — его соратники и защитники. Чем может тебе навредить родство с Рёките Минобэ?

— Хм! — хмыкнул я и скривил рот в недовольной улыбке. — Да, хотя бы тем, что меня больше вряд ли выпустят заграницу. У нас тех, у кого заграницей родственники, не выпускают. А мне хотелось бы побывать в разных странах. Мне, как художнику, нужны новые образы и виды. Хотелось бы посетить и Грецию, Рим, Индию с их древностями, и другие просто красивые места… Гималаи… Хочется насладиться красотой и превратить её в картину, чтобы увидели люди и тоже смогли насладиться ею.

Дедушка-губернатор и папа-якудза переглянулись. Дедушка пошевелил головой, покачивая и крутя ею, вроде как бы, сочувствуя и сопереживая мне.

— Это серьёзное препятствие, — наконец-то сказал Рёките Минобэ. — Однако, сейчас ты выехал в Японию по нашей протекции, и думаю, и в будущем для нас не составит труда организовать такой выезд. Международные отношения стоят дорого, а тем более между СССР и Японией. Так называемая «прибрежная торговля» с нами приносит СССР технологии и валюту. Думаю, мы сможем создать тебе такую репутацию, что твой не выезд за границу, будет восприниматься нами, как оскорбление. А на это русские не пойдут. Но и ты не злоупотребляй требованиями выезда за границу. Не надо злить тигров. Всё хорошо в меру. Зато с нашими деньгами, ты сможешь позволить себе покупать то, чего не производится у вас в СССР. Ваша экономика на справляется с потребностями рынка.

— На какие суммы я могу рассчитывать? — деловито спросил я.

Папа с сыном снова переглянулись и улыбнулись друг другу.

— Не прекращаю удивляться его разуму, — покачал головой Рёките Минобэ и продолжил, переведя взгляд на меня. — Мы тебя не ограничиваем в тратах. Не думаю, что они превысят предполагаемый нами бюджет. И не отдавай много денег вашей экспортной конторе. Своих денег. Тех, что ты получишь от продажи твоих картин. Мы поможем тебе обосновать отказ. Подскажем, как себя вести. Я познакомлю с моим юристом.

Реките Минобэ, чему-то усмехнувшись, посмотрел на сына.

[1] Мукоёси (букв. «приёмный зять») — это взрослый мужчина, которого принимают в японскую семью в качестве мужа дочери и который берёт фамилию семьи. Если дочери нет, кандидат может взять невесту из другой семьи. Это делается для сохранения бизнеса и фамилии семьи, когда нет подходящего наследника мужского пола, поскольку традиционно бизнес наследует старший наследник мужского пола. Мукоёси также практикуется, если нет способного наследника мужского пола, который мог бы управлять семейным бизнесом.

[2] Бисямон — в синтоизме один из семи богов удачи.