Ненавижу спешку. Хочется жить тихой размеренной жизнью, наслаждаться каждым прожитым днём. Вставать с рассветом, ложиться с закатом, проводя каждую секунду с дорогими сердцу людьми. Но вместо этого приходится носиться туда-сюда, как ужаленный в задни… Ну, вы поняли.
Единственная возможность замедлить темп — это разобраться с великими бедствиями, Императором, войнами и долбаными сотнями проблем поменьше. И на всё это требуется время, верные люди, а ещё… Впрочем, не важно.
Попрощавшись с Юрием и Гавриловым, я телепортировался в Екатеринбург, решив немного отложить посещение аномальной зоны. Пространство схлопнулось, темнота, оглушительный грохот бьёт по ушам, и вот я уже стою в недрах артефакторного завода.
Воздух здесь густой, тяжёлый, пропахший гарью, железом и потом. Кузнечные молоты били по наковальням в ритме военного марша, пламя из печей ревело, отражаясь на потных лицах мастеров.
Семёныч, обнажённый по пояс, вытирал ладонью лоб, размазывая по коже сажу. Петрович с извечной ухмылкой и ехидными подколками что-то ворчал, подкручивая усы. Евсей же молча следил за процессом. Пожалуй, именно он был тем самым винтиком, без которого всё бы развалилось. Евсей поддерживал завод в порядке, ограждая Семёныча и Петровича от беспробудного пьянства.
Я шагнул к ним и протянул вперёд руку. Сперва мою кожу заволокла чёрная плёнка, а после из неё стали с глухим звоном вываливаться куски расколотого молота. Металл в трещинах, руны потускнели, но в рукояти ещё чувствовалось присутствие антимагической силы.
— Нужно починить, — сказал я. — Справитесь.
Семёныч поднял кусок навершия, прищурился, поскрёб затылок:
— Да эта… железка твоя, похоже, окочурилась окончательно. Это ж уже не металл, а труха какая-то.
Петрович, нахмурившись, подошел к Семёнычу и вырвал у него из рук обломок молота:
— Труха — у тебя в голове. Дай сюда.
— Ага, знаток сыскался. Ну чё, посмотри. Стоумовый, блин, — недовольно пробурчал Семёныч.
Петрович изучил один осколок, затем второй, третий — и остановился на рукояти.
— Ну, что тут скажешь? Рукоять ещё живая. Можем меч сварганить. Или ножичек знатный.
Евсей принял из рук Петровича рукоятку и кивнул:
— Материал редкий. Если бы был запас такой руды, могли бы и починить, а из остатков новый молот не получится. Но на меч — да, должно хватить.
Вздохнув, я извлёк из пространственного хранилища проклятый клинок, подаренный Императором. Его металл сочился мраком, по лезвию ползали бледные отблески, будто свет не хотел на нём задерживаться. Как только я положил меч на верстак, кузнецы в ужасе отшатнулись. Семёныч выругался и скрестил пальцы, словно от сглаза. Петрович просто разинул рот, а Евсей тут же закурил, не отводя глаз от клинка.
— Тогда сделайте меч. Точную копию вот этой железяки, — сказал я.
— Чур меня… — прошептал Семёныч. — Вещица-то проклятая, аль чаво?
— А у тебя глаз намётан, — усмехнулся я. — Действительно, это проклятый клинок, который мне подарил наш самодержец. Хочу, чтобы вы подошли к работе со всей ответственностью и сделали идеальную копию. Проклятье в меч не обязательно вкладывать, достаточно внешнего сходства.
Евсей нервно сглотнул:
— Опасно. Эта сталь живёт своей волей. С ней работать — то же самое, что волку в пасть руку сунуть.
— А я и не прошу вас трогать проклятый клинок. Подвесьте его на проволоку и смотрите издалека. К тому же, проклятье я уже снял. Ну, почти снял. Одним словом, оно вам не навредит.
— Не навредит, блин. Нам за такую работу молоко положено за вредность, — хмыкнул Петрович.
— Получите молоко, а ещё и пузырь для храбрости, — пообещал я.
— Ну, тогда ладно… Попробуем, — произнёс Евсей, аккуратно прикоснувшись пальцем к проклятому клинку. — Для тебя, Михаил Константинович, всё, что угодно.
— Вот это я и хотел услышать, — улыбнулся я и вышел из кузницы.
Вдохнув свежий вечерний воздух, я достал из хранилища телепортационную костяшку и переместился в Калининград. Оттуда мой путь будет лежать прямиком в посёлок Рыбачий, расположившийся в бухте Черногорской. Там как раз открылся разлом пятого ранга. Посмотрим, чем он сможет удивить.
В спальне Императорского дворца царила тишина, прерываемая лишь треском камина и сдавленным дыханием двух разгоряченных людей. Тяжёлые гардины укрывали комнату от внешнего мира, оставляя только полумрак, в котором золотился шёлк простыней. Иван Васильевич лежал рядом с женщиной, чьё присутствие обволакивало, словно яд, смешанный с мёдом.
Инесса Матвеевна — жгучая блондинка с безупречной фигурой и звонким голоском, умевшая в равной степени быть и ласковой, и коварной. Она скользила языком по шее Императора, словно хищница, слизывающая кровь, сочащуюся из раны своей добычи.
Её блестящие глаза вспыхивали то искренней нежностью, то холодной решимостью. Она смеялась, обнимала, нашёптывала комплименты, и тут же осторожно бросала фразы о долге. О том, что Империи нужен символ единства, что рядом с Императором должна быть та, кто разделит не только трон, но и его одиночество.
Слова звучали так естественно и разумно, будто их говорил сам Иван Васильевич. И всё же, в каждой её интонации скрывался расчёт. Инесса Матвеевна умело впрыскивала в разум Императора свои мысли, как змеи впрыскивают капли яда в кровь.
Она наблюдала, как мысль о женитьбе постепенно приживалась в голове Ивана Васильевича. Не упорствовала, чтобы не спугнуть, но и не отступала. Скользила по грани дозволенного. А чтобы упростить себе путь, она спелась с матерью Императора, Розой Львовной.
Старушка мечтала о внуках. Ведь сын ведёт опасную игру и может рано или поздно погибнуть, тогда бразды правления примет внук, а Роза Львовна станет регентом и продолжит править из тени, как всегда это и делала.
Две змеи день за днём, неделя за неделей, капали на мозги Ивана Васильевича: мягко, незаметно, но настойчиво. Сначала намёки о женской поддержке, потом рассуждения о наследии и символике брака, а после и о том, что без женщины рядом он будет восприниматься как недолговечный правитель.
И вот теперь, после долгих нашептываний, настал момент, когда Иван Васильевич решил, что желание жениться — это его выбор. Он схватил Инессу Матвеевну и грубо притянул к себе, впившись в её губы. Поцелуй был не столько страстным, сколько жестоким. Инесса прокусила до крови губу Императора, он ответил тем же. Солоноватый привкус крови наполнил их рты.
Заглянув в глаза Инессы Матвеевны, Император властно произнёс:
— Ты станешь моей женой.
Его голос прозвучал твёрдо, словно приказ, не терпящий обсуждений. Инесса же отвела взгляд, изображая смущение, а в глубине её души разгоралась хищная искра торжества. Она коснулась его щеки:
— Как прикажете, мой господин, — тихо и покорно прошептала она, и её нежные ручки скользнули под одеяло и устремились к паху Императора, ведь нужно действовать быстро. Закрепить занятые позиции зачатым ребёнком, а после — уже никто и ничто не смогут сковырнуть новоявленную Императрицу с трона.
Инесса Матвеевна скрылась под одеялом с головой, выпустив на волю змеиную, холодную улыбку. Ведь её план увенчался успехом. Император сделал «свой» выбор.
Возродившись в теле князя Пожарского, Огнёв решительно не знал, чем себя занять. Деньжата имеются, друзья отсутствуют. Есть свобода, которую ограничивает петля в виде соглядатаев, посланных Императором. Одного из таких старшина заметил, когда переходил дорогу, направляясь в кабак. На этот раз он шел туда не для того, чтобы напиться, а просто посидеть, поговорить по душам.
Оксана уже ждала его. Девушка явно готовилась к встрече. Волосы аккуратно собраны, платье свежее, идеально выглаженное. Когда Огнёв вошел внутрь, Оксана сделала вид, что не заметила его. Старшина на это лишь улыбнулся. Подобные фокусы от дам он видывал довольно часто и воспринимал подобное поведение как игру, в которой могут выиграть оба, оказавшись в мягкой постели.
— Ой, а это опять вы? Не думала, что князю приглянётся моя забегаловка, — сказала Оксана, когда Огнёв остановился у барной стойки. В её голосе проскользнуло лёгкое кокетство.
— Забегаловка и правда паршивая, а вот его владелица очень даже хороша собой, — ухмыльнулся Огнёв, встретившись взглядом с Оксаной.
Она рассмеялась, звонко, заливисто. Так, что на сердце старшины стало тепло.
Слухи о том, что князь Пожарский зачастил в кабак, быстро поползли по городу. Обычные пьянчуги стали сторониться этого заведения, а аристократы всех мастей наоборот стали завсегдатаями в надежде встретить князя и подружиться с ним. Однако, сегодня в заведении было пустовато. Парочка аристо в дальнем углу нажрались как свиньи и мирно храпели, заглушая музыку, льющуюся из колонок.
Огнёв засиделся до поздней ночи. Он и Оксана смеялись, разговаривали обо всём: о прошлой жизни, о том, что значит потерять всё и начать заново, о страхах и надеждах. Её глаза сияли, когда он, смущённо, признался:
— Я ведь думал, что жизнь для меня — только драки да вино. Семья для вояки не подспорье, а обуза. Идёшь в бой и боишься, что твои родные останутся одни. А страх — это верная смерть… — задумчиво сказал старшина, отпив пиво из бокала. — А когда у тебя никого нет, то и терять нечего. Понимаешь? Беззаботная жизнь, в которой…
— Есть лишь одиночество? — спросила Оксана, положив руку поверх его руки.
— Похоже на то, — кивнул Огнёв.
Когда кабак закрылся, и только свечи горели в тишине, старшина помог ей прибраться. Она то и дело посматривала на Огнёва, он пытался шутить, но выходило это скверно. В голове были лишь скабрезные шутки, да армейский анекдоты, которые мог понять только другой солдат.
Ночь была тихой, словно сам город замер, боясь потревожить два раненых сердца. Столы вытерты, свечи догорают, оставляя по углам кабака тени, которым суждено исчезнуть в рассветных лучах. Огнёв сел на барный стул, покачивая пустую кружку, и молчал смотрел на Оксану, собирающуюся идти домой. Девушка, заметив его задумчивость, подошла ближе.
— О чём думаешь? — мягко спросила она, облокотившись на стойку.
Он вскинул глаза и впервые не попытался спрятать за шуткой свою суть.
— Боюсь остаться один, — практически шепотом сказал Огнёв, опустив взгляд, будто сказал что-то постыдное.
— Я рядом, — произнесла Оксана и погладила его по щеке.
Огнёв притянул её к себе и прижал к груди. Его сердце билось часто, неровно.
— Я столько лет жил, будто внутри давно умер, — выдохнул он. — Пил, дрался, убивал… а сейчас боюсь, что если отпущу тебя, снова останусь один.
Оксана улыбнулась и поцеловала его. Поцелуй был столь долгим, что в их телах не осталось ни воздуха, ни страха.
— Тогда не отпускай меня, — шепнула Оксана.
Их губы снова встретились. Сначала осторожно, будто он боялся разрушить это хрупкое чудо, а потом с силой, с жадностью, с которой он привык бросаться в бой. Только теперь Огнёв сражался не за жизнь, а за право впервые за долгое время почувствовать себя живым рядом с такой же живой женщиной
Авиакомпания «Мимо экспресс» неслась в ночном небе над Куршским заливом. Под крыльями мимика раскинулась бескрайняя чёрная водная гладь, из которой то и дело выпрыгивала какая-то пакость, едва различимая в ночи, и выстреливала всякой гадостью. Один раз разломным тварям даже удалось пробить насквозь крыло Мимо костяным снарядом, похожим на вырванный хребет.
Однако мимик на то и мимик, чтобы мгновенно залатывать подобные повреждения. Сделав кружок над Рыбачьим посёлком, он спустился вниз, а я использовал пространственный обмен, поменявшись с Мимо местами.
Тишина. Ни ветра, ни шороха листвы, только давящее безмолвие. Даже собственное дыхание я едва слышал. А ещё совершенно ничего не было видно. Кромешная тьма. Воздух густой, словно вязкая жижа, пропитанная гарью и запахом давно пролитой крови.
— Есть кто живой⁈ — заорал я во всю глотку.
Эхо тут же побежало по полуразрушенным постройкам, полетело над водной гладью, множа мой голос:
«Живой… ой… ой… ой»…
Звучало это так, будто я только что осознал собственную глупость и ойкнул от испуга. Впрочем, это было недалеко от правды. Эхолокация отрисовала местность. В глубинах развалин прятались существа, похожие на насекомых, правда размером эти жучки были с поросёнка. В воде же плескались жуткие здоровенные твари, часть из которых устремилась в сторону берега.
— У меня нет на вас времени, — вздохнул я и активировал модификатор «Темпоральной мутации».
С его помощью я повысил ранг конгломерата «Великий архимаг» до седьмого и тут же шарахнул молнией. Небо прорезали две ветвистые вспышки и обрушились на водную гладь, моментально убив всё живое в радиусе сотни метров справа и слева от рабочего посёлка. Как только водные обитатели повсплывали кверху пузом, ко мне на всех парах устремились жуки, прятавшиеся в руинах.
— Снежная Королева. Твой выход, — произнёс я, не глядя в сторону насекомых.
В белёсой вспышке появилась Снежана. От неё во все стороны разошлись волны холода, от которых я даже поёжился, но продолжил идти в сторону пирса, на котором виднелось свечение разлома.
— Огнёв — падла!!! — заголосила Снежана и хлопнула в ладоши.
Я не видел, но чувствовал, как округа утопает в невероятном холоде, от которого земля покрывается инеем, жуки замерзают на бегу и ломаются, словно сделаны из хрусталя. Воздух наполнился прохладой, а ещё звуками хруста и звона рассыпающихся на куски насекомых. За спиной послышались быстрые шаги. Снежана догнала меня и торопливо спросила:
— Господин, а почему Огнёв не вернулся? С ним всё в порядке?
— Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей… — задумчиво проговорил я.
— Что это значит?
— Это значит, что Огнёв за хорошую работу получил в дар человеческое тело и больше в Чертоги Разума не вернётся.
— А как же… Как же так? — сбивчиво спросила Снежана, отстав от меня на пару шагов.
— Он выбрал жизнь на воле вместо заточения.
— Я… я тоже хочу новое тело! — выкрикнула снежная королева, схватив меня за руку.
В ту же секунду она испугалась своей дерзости и отдёрнула руку.
— Я бы с радостью дал новое тело и тебе, и Галине, и Мимо, вот только пустые сосуды на дороге не валяются. Понимаешь? — спросил я, заглянув в её бесконечно синие глаза, светящиеся в темноте.
— Но как только вы найдёте подходящий сосуд, обещаете отдать его мне? — с надеждой в голосе спросила Снежана.
— Хочешь быть рядом с Огнёвым? — Ответа не последовало, но я почувствовал, как дрогнуло её сердце. — Ох уж эти женщины, — вздохнул я. — Посмотрим, что с этим можно сделать.
— Благодарю вас, господин, — всхлипнула Снежана и исчезла в белом свечении.
Посёлок Рыбачий был весьма немаленьким. В длину и ширину около километра. Правда, его стёрли с лица земли. Тут и там я наступал на чьи-то кости, порой слышал вдали вой тварей, рыщущих в воде. Но никто из них даже не думал меня атаковать. Я отозвал Мимо, а как только он вернулся в Чертоги Разума, снова призвал его.
— Мимо, собери, пожалуйста, все образцы ДНК, которые сможешь отыскать. А я пока загляну в разлом и вернусь.
— Гото-о-ов к труду и обороне-е-е! — протянул мимик, после чего послышался звук удаляющихся шагов.
В конце пристани пульсировало синеватое свечение, разлившееся в радиусе десяти метров, словно туман. Разлом пятого ранга. Прекрасное место, зачистить которое мне по силам. Разбежавшись, я прыгнул навстречу разлому. Оглушительный хлопок по ушам, темнота, рассыпавшаяся передо мной через мгновение, и вот я уже стою перед руинами дома, тускло освещённого закатными лучами.
Обломки здания вытянуты вверх в нелепых пропорциях, стены покрыты потёками чёрной слизи, окна зияют бездонными пастями. Казалось, будто дом умер, а его останки продолжали мучиться, медленно разлагаясь. Я втянул воздух и почувствовал запахи гнили и ржавчины. Вокруг не было ничего, только огромный дом высотой в сотни метров.
— Занятно. В подобных местах я ещё не бывал, — задумчиво проговорил я и осторожно шагнул вперёд.
Моё тело невольно напряглось, словно почувствовало приближение опасности. И действительно, между теней замелькали рваные силуэты.