В салоне ГАЗ-21 пахло табачным дымом.
Усатый водитель при нашем появлении выбросил в окно недокуренную сигарету.
Он повернулся к усевшемуся рядом с ним Александрову и спросил:
— Куда едем?
— Пока никуда, — сказал я. — Стоим на месте.
Аркадий и Евгений взглянули на меня.
Я пояснил:
— Сразу отметим первое направление.
Александров кивнул и зашуршал картой Москвы. Водитель пожал плечами и вынул из пачки новую сигарету, чиркнул спичкой. В салоне автомобиля вновь закружили завитушки табачного дыма. Я спокойно и подробно объяснил Хлыстову его задачу. Евгений выслушал меня, кивнул; но тут же прикоснулся рукой к моему плечу.
— Сергей, простите… — сказал он. — Я понял, что вы мне сказали. Но я не понял, зачем всё это нужно. Для чего я должен представить свою Ласточку? Вы не подумайте: мне не сложно. Только…
— Женя, сделайте, как велел Серёга, — произнёс Александров. — Он…
Я нахмурился и поднял руку с растопыренными пальцами.
Аркадий послушно умолк. Усатый водитель взглянул на меня из салонного зеркала заднего вида.
— Евгений, что вы знаете об экстрасенсорике? — спросил я.
— Эээ, нууу… — протянул Хлыстов. — Я что-то такое слышал, конечно…
— Экстрасенсорика — это подраздел элекстромеханики, изучающий взаимодействие человека с энергетической оболочкой материальных тел, — сообщил я. — Евгений, вы слышали про Архимеда, сообщающиеся сосуды и закон сохранения энергии?
Я взглянул на Александрова, улыбнулся и сообщил:
— В последние дни меня поднатаскали в теории.
— Нууу, да, — промямлил Евгений. — Это я знаю. Слышал… про Архимеда.
— Прекрасно, — сказал я. — В настоящее время я как раз участвую в экспериментах по исследованию экстрасенсорики человека. Мы изучаем законы её воздействия на энергетическую структуру материальных предметов. Это строго секретные эксперименты и исслелования. Поэтому большего я вам о них не скажу. Потому что не имею права. Но Аркадий Александрович представляет суть моей нынешней работы. Поэтому, Евгений, просто прислушайтесь к его совету. Доверьтесь мне и моему опыту работы с энергией. Физика — это сложная наука. Всё и сразу я вам сейчас всё равно не объясню. Да и не смогу: потому что пока ещё сам «плаваю» в теории.
Я пожал плечами и заявил:
— Но это так, к слову. Нам же с вами сейчас теория экстрасенсорики не важна. Нам важен результат. Не так ли? Вот этот результат я сейчас и обеспечу. С вашей помощью, разумеется.
Я улыбнулся, поправил спрятанную под рукавом моей рубашки повязку.
— Евгений, вспомните, что я вам недавно объяснил, — сказал я. — Выбросьте из головы все посторонние мысли и сосредоточьтесь на образе вашего автомобиля. Воскресите в воображении каждую его царапину и индивидуальную особенность. Почувствуйте тот запах, что обычно вдыхаете в его салоне. Ощутите вибрацию работающего двигателя.
Хлыстов кивнул и закрыл глаза. Он вздрогнул, когда я припечатал ладонь к его холодному лбу. Усатый водитель замер и будто бы позабыл о дымившейся у него в руке сигарете. Я глубоко вдохнул, прислушался к ощущениям на коже запястья под бинтовой повязкой. Мне почудилось, что я ощутил на руке лёгкий зуд. Сообразил, что чувствовал этот зуд ещё по пути к театру. Увидел, что Аркадий затаил дыхание. Ощутил болезненный укол в правый висок. Справа боль почти всегда появлялась раньше. Нынешний случай не стал исключением: в левый висок боль кольнула с трёхсекундной задержкой.
Я встретился взглядом с глазами Александрова, указал рукой за окно и сообщил:
— Вон там.
Аркадий кивнул и посмотрел на компас.
— Понял, — сказал он. — Зафиксировал направление. Отмечаю на карте.
Я взглянул мимо Хлыстова на прошагавших мимо машины прохожих.
Евгений привстал и наблюдал за тем, как Аркадий водил линейкой по карте. Усатый водитель курил и тоже наблюдал за действиями Александрова.
Аркадий прошуршал картой и сообщил:
— Это почти на севере.
Он взглянул на меня.
Я потёр руками виски.
— Предлагаю сделать второй замер направления у площади трёх вокзалов, — сказал Александров.
Он показал пальцем в лобовое стекло.
Я пожал плечами и сказал:
— Прекрасно. Не возражаю. Поехали.
По пути к вокзалам Евгений снова сказал, что ему знакомо моё лицо. Он спросил, часто ли я бывал на спектаклях в его театре. Хлыстов удивлённо заморгал, когда я сообщил, что ещё ни разу не был в Московском театре сатиры.
— Сергей, но я вас определённо уже видел, — сказал Евгений. — У меня хорошая память на лица. Да и ваше лицо… очень выразительное. Но на Делона вы не похожи. Извините. Точнее, вы мало на него похожи. Разве что только у вас схожий типаж.
Хлыстов внимательно посмотрел на мой профиль.
— Сергей, мне всё же кажется: я видел вас в театре. Или кого-то очень на вас похожего. Кстати, это… да. Сергей, у вас есть брат? Или похожий на вас близкий родственник? Быть может, я видел в нашем зрительном зале кого-то из них?
Я пожал плечами и ответил:
— Разумеется, Евгений, у меня есть родители. Папа и мама. Меня не в пробирке сделали.
Даже я почувствовал в своём голосе раздражённые ноты.
Александров обернулся.
— Серёга, как ты себя чувствуешь? — спросил Аркадий.
— Пока ещё нормально, — ответил я. — Голова болит, но терпимо. Очень надеюсь, что твой метод сработает, и мы уложимся в три сеанса. Надеюсь, конечно, на два. Но… уже понял, что за два сеанса точно не управимся.
Я встретился взглядом с отразившимися в зеркале глазами водителя и скомандовал:
— Остановите вон у того автомата с газировкой. Запью таблетку.
Почти не удивился тому, что площадь около Ярославского, Ленинградского и Казанского вокзалов выглядела непохожей на ту, которую я видел не так давно (когда встречал здесь в тысяча девятьсот девяносто девятом году своих вернувшихся с юга родителей). Хотя вокзалы изменились несильно (мне так показалось). Людей и машин на площади было много. А вот того разгула торговли из девяностых я здесь сейчас не увидел. Хотя всё же присутствовали ларьки и киоски, стояла жёлтая бочка с квасом и прилавки с овощами. Увидел я и продавцов мороженого. Женщины у дороги продавали цветы и семечки.
Наш усатый водитель припарковал машину около той самой бочки с квасом.
— Схожу, промочу горло? — спросил он.
Аркадий кивнул и ответил:
— Конечно. Идите.
Он снова взял в руки компас и взглянул на меня.
Посмотрел на меня и Хлыстов.
— Работаем, Евгений, — сказал я. — Сосредоточьтесь на образе своей машины.
Я взглянул на нашего водителя, который уже пристроился в хвост стоявшей около бочки очереди. Чётко уловил в воздухе запах хлебного кваса. Мой желудок среагировал на него печальным урчанием. Хлыстов зажмурился и чуть запрокинул голову. Аркадий следил за его действиями: будто строгий учитель, он смотрел на Евгения поверх спинки сидения. Я заметил, как по щеке Хлыстова прокатилась капля пота. Бесшумно вздохнул. С тихим хлопком припечатал ладонь к голове Евгения. Зуд под повязкой всё ещё ощущался. Вот только никакого холода, тепла или онемения под платком я так и не почувствовал.
Я поднял руку и указал пальцем точно на затылок разливавшей по кружкам квас женщины.
— Нам туда, — сказал я.
Скривил губы — боль в голове заметно усилилась, хотя таблетка по моим прикидкам подействовала ещё четверть часа назад.
Александров тряхнул головой и склонился над компасом. Он развернул карту, уложил на неё компас и линейку.
— Тааак, — протянул Аркадий. — Посмотрим…
Хлыстов открыл глаза, лишь только я убрал руку с его головы. Он привстал и заглянул в карту Александрова.
Я же с завистью наблюдал за тем, как наш водитель всё ближе походил к сидевшей около бочки продавщице.
— Есть пересечение! — сообщил Аркадий.
Он поднял голову и улыбнулся.
Евгений вытянул шею и спросил:
— Что там? Где?
Александров показал нам карту и сказал:
— Лучи сошлись в Медведково. Вот здесь.
Он ткнул пальцем в карту.
— Там новый район, — сообщил Аркадий. — Я его почти не знаю.
Александров потёр подбородок, нахмурился.
— Так это же… рядом с моим домом! — заявил Хлыстов.
Он показал на карту и сказал:
— Вот это улица Полярная. Мне там недавно квартиру дали. Вот здесь… нет, вот тут находится мой дом. Видите? Ваши полосы пересекаются совсем близко от него. Буквально в паре домов от моего! Вы хотите сказать, что моя машина сейчас находится там?
Хлыстов вскинул брови.
— А что, может быть, — произнёс он. — Вполне ожидаемый поворот… в розыгрыше. Я бы… так и сделал. А что? Скажут, что у меня склероз. Что я сам её там поставил. И забыл об этом. Вот гады! Пригнали машину к моему дому! Странно, что я её сегодня утром не увидел.
Евгений усмехнулся.
— Мы ничего такого пока не сказали, Женя, — ответил Александров. — Но вашу машину обязательно найдём. Продолжаем поиск, как видите. Но прогресс уже налицо. Во всяком случае, район поисков мы определили чётко. И, судя по вашей реакции, не ошиблись.
Аркадий повернул в мою сторону лицо и спросил:
— Едем в Медведково?
Я кивнул, стиснул между ладонями голову.
— Поехали! — воскликнул Хлыстов.
Мы дружно взглянули сквозь лобовое стекло на очередь около бочки с квасом.
Аркадий махнул рукой водителю. Тот удивлённо вскинул брови и указал на отделявших его от встречи с продавщицей граждан: четверых (хотя изначально перед нашим водителям была очередь из почти десятка человек). Я снова почувствовал в воздухе аромат кваса — его оттенял запах одеколона Евгения и остаточный запашок табачного дыма. Александров снова подал водителю сигнал — сделал это требовательно, по-начальственному. Сигнал Александрова нетерпеливо продублировал и Хлыстов. Усатый водитель в сердцах махнул рукой, пробормотал нечто неразборчивое и побрёл к автомобилю.
Наш водитель по неведомой мне причине поехал в Медведково по улице Ботаническая. Похоже, он знал что-то о нынешнем состоянии московских дорог и улиц, чего не знал я. Под фон из гула двигателя и рассказы приободрившегося Евгения Хлыстова мы проехали по хорошо знакомому мне району. Вот только сейчас этот район казался совершенно чужим. Я не заметил ни одного знакомого рынка, не увидел давно ставшие привычными вывески магазинов.
Я с удивлением отметил, что в семидесятом году ещё не построили кинотеатр «Байконур» (около ещё не открытой станции метро «Отрадное»). В начале улицы Полярная я не обнаружил казино «Золотое яблоко» (там я впервые попробовал лягушачьи лапки). Лишь при виде кинотеатра «Полярный» я понял, что мы не ошиблись улицей. На время позабыл о головной боли — подивился тем изменениям, что случатся со столицей СССР за ближайшие тридцать лет.
Водитель не спросил у Евгения номер дома. Я сделал вывод, что эта информация ему уже известна. Александров и Хлыстов притихли. Они рассматривали совсем не столичные пейзажи, мимо которых мы проезжали. Я отметил, что картину за окном сейчас украшала листва на молодых деревьях — без неё этот район выглядел бы совсем уныло. Я потёр запястье (с удовольствием бы сейчас снял с руки бинт и платок, нормально бы почесал зудевшую кожу). Хлыстов указал пальцем за окно.
— Вот мой дом, — сообщил он. — Вон та пятиэтажка.
Усатый водитель посмотрел на Александрова.
— Едем вокруг дома, — скомандовал Аркадий. — Только медленно. Осмотримся на местности.
Усатый едва заметно кивнул и вывернул вправо руль. ГАЗ-21 провалился колесом в очередную выбоину в асфальте — мы отметили это событие синхронными кивками. Смотрели за окно: на немногочисленные припаркованные у дома машины. Я насчитал два автомобиля «Запорожец» (белый и голубой), заметил красный «Москвич». Во дворе напротив спрятавшейся за кустами детской песочницы замерла бежевая «Волга» с нарисованными на дверях «шашечками» такси.
— Не вижу, — произнёс Евгений. — Свою машину не вижу. Вон тот мой подъезд. Последний. Её там нет. Может…
Хлыстов взглянул на меня, но тут же привстал и посмотрел на лежавшую перед Александровым карту.
— Может, вы неправильно начертили линии? — спросил он.
Аркадий нахмурился. Он чуть склонился вперёд. Указал рукой вперёд: на молодой тополь у подъезда.
— Останови вон там, — скомандовал он водителю.
Водитель послушно направил машину к побеленному у основания дереву.
Александров обернулся и спросил:
— Сергей, попробуешь ещё раз?
Я кивнул.
Наш автомобиль подкатил к тополю и остановился. Усатый водитель не заглушил двигатель, но извлёк из кармана пачку с сигаретами и закурил. Он взглянул на меня из зеркала, тут же отвернулся к окну. Хлыстов и Александров повернули в мою сторону лица. Я нехотя повторил Евгению свои требования. Тот тряхнул головой и прикрыл глаза. Заблудившееся в салоне автомобиля облачко табачного дыма проплыло у его головы и юркнуло в приоткрытое окно. Я уже в третий раз за сегодняшний день прикоснулся ладонью ко лбу Евгения. На пару секунд затаил дыхание — в ожидании новой порции головной боли.
Стрелка компаса послушно откликнулась. Боль усилилась, словно в её очаг подбросили дровишек. Под повязкой на руке я не почувствовал теперь даже зуд.
— Машина вон там, — сказал я.
Указал рукой в лобовое стекло: в направлении соседнего двора.
Александров тряхнул картой.
— Я тоже так думаю, — сказал он. — Лини сошлись в двух домах отсюда.
Аркадий обернулся и спросил:
— Пройдёмся пешком?
Я равнодушно пожал плечами — аккуратно, чтобы лишний раз не качнуть головой. Хлыстов распахнул дверцу и выбрался из салона. Двигатель автомобиля смолк. Я чётко услышал тревожные голоса птиц и шелест листьев тополя. Выбрался из машины Александров. Я тоже неохотно распахнул дверь и слез с сидения. Стиснул зубы — перетерпел болевую вспышку в потревоженной голове. Распрямил спину, бросил взгляд на спрятанный за кустами и деревьями соседний двор. Заметил нетерпеливый взгляд Хлыстова. Отметил, что наш водитель на улицу не вышел — он всё так же пыхтел сигаретой и рассматривал не зашторенные окна дома.
Аркадий сунул в карман брюк компас, сложил карту.
— Сергей, как ты себя чувствуешь? — спросил он.
Александров заглянул мне в глаза.
— Пока живой, — ответил я. — Но четвёртого сеанса точно не хочу. Не сегодня. Это без вариантов. Давайте уже отыщем этот долбанный… «Москвич».
Аркадий кивнул и посмотрел вслед рванувшему в соседний двор Хлыстову. Мы двинулись за Евгением. Шагали в тени деревьев: солнце сегодня замерло на почти безоблачном небе и нещадно прожаривало всё живое на городских улицах. Я смахнул со лба каплю пота. Увидел, что Евгений замер около угла дома, дождался нас (будто опасался выйти за пределы своего двора в одиночку). Дальше мы пошли втроём, плечо к плечу: Хлыстов и Александров окружили меня с двух сторон. Мы вышагивали почти в ногу (громыхали по асфальту каблуками), шарили взглядами по округе, вдыхали пропитанный городскими ароматами тёплый воздух.
Мы пропустили мимо себя громыхнувший по «разбомбленному» асфальту грузовик, вошли в следующий двор. Я тут же зацепился взглядом за багажник бежевого автомобиля, стоявшего около фонарного столба вблизи первого подъезда. Сообразил, что бежевый цвет — не молочный и даже не просто «белый». Да и модель автомобиля я узнал: не «Москвич-412», а горбатый «Запорожец». Разочарованно вздохнул шагавший слева от меня Хлыстов: он тоже взглянул на ЗАЗ-965. Нахмурил брови и Александров. Я пробежался взглядом по двору. Покачивалось сушившееся на верёвках постельное бельё, по свежеокрашенной лавке прыгали воробьи.
— Так вот же она! — воскликнул Хлыстов.
— Кто? — переспросил Аркадий.
— Моя Ласточка!
Евгений вскинул руку в ленинском жесте. Но указал он не в светлое коммунистическое будущее, а в сторону первого подъезда. Туда, где в тени от ветвей дерева стоял грязно-белый автомобиль «Москвич».
— Это она! — прокричал Хлыстов и рванул вперёд.
Мы с Аркадием переглянулись и тоже ускорились. Я невольно скривил губы — каждый шаг отзывался в моих висках болевыми уколами. Издали я наблюдал за тем, как Хлыстов распахнул водительскую дверь автомобиля и заглянул в салон.
Евгений обернулся и крикнул:
— Они оставили ключ! Я же говорил, что это просто розыгрыш! Вот гады!
Шагавший рядом со мной Александров выдохнул и качнул головой. Мы подошли к автомобилю. Я заглянул в приоткрытую дверь и увидел сделанную на лобовом стекле красной губной помадой надпись: «Женя — дурак!»