Красавчик. Часть 2

Глава 7

Сквозняк на кухне чуть заметно шевелил светлые волосы на голове Александрова. Мне показалось: они испускали едва заметное золотистое свечение. Седые волосы Юрия Григорьевича не светились и не шевелились. Хотя мой прадед сидел к окну ближе, чем Сан Саныч. Он кашлянул. Взял с подоконника футляр, надел очки. Толстые линзы блеснули на его лице. Юрий Григорьевич снова склонился над столом, посмотрел на чёрно-белое изображение Василия Гарина, которое красовалось на клочке газеты. Вырезку он не развернул. Но я заметил, как его глаза пробежались по газетным строкам. Сан Саныч хмыкнул, покачал головой.

— Ты всё это привёз из будущего, Красавчик? — спросил он. — Неплохо ты подготовился. Решил, что искоренишь преступность в Советском Союзе? Что ж сразу-то нам это не показал? Только не говори, что обо всём этом забыл.

Александров повёл рукой: указал на стопку вырезок и на лежавшую передо мной всё ещё не пустую папку.

— Это не я подготовился, Сан Саныч. Это готовились Прошины. Мне всё это досталось по наследству. Я тебе уже об этом говорил. Странный тут подбор статеек, прямо тебе скажу. Информация не самого глобального масштаба.

Я накрыл ладонью лежавшие в папке клочки газет и журналов.

— Сан Саныч, тут море информации по твоему профилю: о маньяках, о насильниках, о педофилах. Я поначалу думал, что передам всё это Аркадию — перед своим отъездом за границу. Потому что с тобой я изначально встречу не планировал.

Александров хмыкнул и спросил:

— Раз уж мы встретились, что ж ты не отдал-то сразу?

— Ты шутишь, Сан Саныч? — спросил я. — Видел бы ты ваши лица, когда я вам предъявил российские деньги и вещи из будущего. Куда ж ещё и вот это было вам совать? Чтоб ваши стариковские мозги окончательно перегрелись?

Юрий Григорьевич оторвал взгляд от газетной статьи, посмотрел на меня.

— Кхм.

Я подумал, что в очках мой прадед походил на строгого учителя, а то и на профессора.

— Наши стариковские мозги пока соображают неплохо, — сказал Юрий Григорьевич. — Ты, Сергей, за них не переживай. Наши мозги закалённые. Выдержат многое. Что там у тебя ещё? Выкладывай нам сразу все сюрпризы.

Мой прадед взглянул на папку.

— Так, всего понемногу, — ответил я. — Если не считать всего вот этого.

Я кивнул на вырезки, сложенные на столешнице перед Сан Санычем.

— Порошиных больше волновали преступники, как мне кажется. Политику они полностью обошли вниманием. Тут есть пара статей об авиакатастрофах. Стихийные бедствия. Авария на «Авиамоторной». Катастрофа теплохода.

Я постучал по папке ладонью.

— Сами посмотрите. Информация интересная. Но совершенно не политизированная. Вообще ничего нет про Афганистан. Про взрыв на Чернобыльской АЭС только коротенькая заметка. Ничего нет про ГКЧП. Ни слова про горбачёвскую перестройку.

Я пожал плечами.

— Спасти СССР Порошины явно не стремились. Может, это и хорошо: не поставили меня перед выбором. Я и с этим-то не знаю, что делать. Хоть садись и пиши письмо Брежневу. Или Андропову: к нему сейчас достучаться проще.

Сан Саныч и Юрий Григорьевич обменялись взглядами.

— Ты… вот что, Красавчик, — сказал Александров. — Расслабься пока. Брежнев и Андропов твоих-то писем пока подождут. Не заскучают: у них есть и другие развлечения. Сначала мы с Григорьичем всё это изучим…

Сан Саныч пошелестел газетной бумагой.

— … Потом решим, что сделаем. Со всем вот этим. М-да.

Я усмехнулся и пожал плечами.

Сказал:

— Изучайте, конечно. Мне не жалко. Что вы решили по моему вопросу?

— Ты… о Лебедевой говоришь? — спросил Александров.

Он поднял на меня глаза.

— О себе говорю, — ответил я. — Все эти твои рассказы о щепках… бред же это, Сан Саныч. Я ж тебя уже сто лет знаю. Ты человек правильный. Справедливый. Все эти рассуждения о полётах щепок в твоём изложении звучали странно и нелепо. Честное слово. Это вы так меня проверяли? Ждали, что я рвану к соседям и пущу им кровь? Тест на вменяемость? Так?

Юрий Григорьевич выпрямил спину, поправил на переносице очки.

Сан Саныч скрестил на груди руки, сощурился.

С десяток секунд мы молчали, смотрели друг на друга.

— Плохо ты меня знаешь, Красавчик, — сказал Александров. — Щепки-то щепками. Это так, для красивого словца было. Но я в своей жизни много чего натворил. Григорьич знает. Может, и хорошо, что я лечить не умею. ТАК не умею лечить. А вот что ты, Красавчик, за фрукт — этого я пока не понял. Но я присматриваюсь к тебе. Прямо тебе об этом говорю: глаза в глаза.

Я кивнул.

— Сан Саныч, это я уже понял. Присматривайся на здоровье. Не возражаю. Так что с твоей проверкой? Я её прошёл?

Александров взглянул на моего прадеда (тот и бровью не повёл), снова посмотрел на меня.

— Пока не знаю, Красавчик, — произнёс он. — Тебе повезло. Выкрутился. А вот что бы ты сделал… если бы не всё вот это?

Сан Саныч указал на газетные вырезки.

Я развёл руками и ответил:

— Понятно, что. Принёс бы деду ещё два окровавленных платка. Сан Саныч, я ведь тоже не в теплице рос. И воспитатели у меня были хорошие. Один только муж бабушки Вари чего стоил. Он, к твоему сведению, на пенсию вышел в звании полковника. Рассказывал мне много интересных историй. В том числе и о людях, которые прославились в девяностые.

Я усмехнулся.

— В девяностые, Сан Саныч, мы с приятелями обсуждали не партийных и комсомольских работников. А бандитов, которые в те годы прибрали к своим рукам большую часть страны. Ты, Сан Саныч, тогда мне многое об этих людях рассказал: кто они, как они сделали карьеру в преступном мире. Ведь многие эти люди начали свою преступную деятельность ещё при СССР.

Мне показалось, что Александров всё же усмехнулся.

— Сан Сныч, ты правильно понял мою мысль, — сказал я. — Я и без этих газетных шпаргалок нашёл бы кандидатов в «щепки». Поверь мне: те товарищи уже не безгрешны. А лет через двадцать так и вовсе по маковку искупаются в чужой крови. Многие из этих людей девяностые не пережили: сожрали друг друга, как крысы в клетке. Для лечения деда и Лебедевой они бы сгодились.

Я дёрнул плечами и заверил:

— Такое пятно на совести я бы пережил.

— Кхм.

— Вижу, Красавчик, — сказал Александров, — у нас с тобой будет ещё много интересных бесед.

— Поговорим, Сан Саныч. Без вариантов. Обязательно поговорим.

Я перевёл взгляд на своего прадеда и спросил:

— Так что вы решили?

— Наш договор в силе, Сергей, — ответил Юрий Григорьевич. — Я вылечу Елену Лебедеву. Как только получу кровь.

Сан Саныч вскинул руку, приподнял белёсые брови.

— Только с этим Василием Семёновичем Гариным ты, Красавчик, не спеши, — сказал он. — Повремени маленько.

Повернул лицо в сторону моего прадеда. Александров указал пальцем в газетную статью.

— Григорьич, имена и даты убийств первых трёх жертв тут есть, — сказал он. — Если это не липа, то имена женщин наверняка есть в списках пропавших. Завтра я наведу справки. Следующее убийство этот Гарин совершит ещё не скоро… если совершит. Так что промедление в один день никого не убьёт. Ну а там, глядишь, и на дачке-то у него пошарим. Если в этой газетёнке не соврали.

Сан Саныч повернулся ко мне.

— Так что ты, Красавчик, повремени с поездкой к этому физруку. С твоей Лебедевой за это время ничего не случится. Информация-то в этой статейке чёткая, вполне проверяемая. Это прекрасно. Если твои Порошины подсунули дезу, я это быстро выясню. Так что пока не дёргайся, Красавчик. Но и сильно не расслабляйся. Не уходи завтра отсюда далеко. Жди моего сигнала.

— Как скажешь, Сан Саныч, — ответил я. — Подожду. Сутки… я подожду.

Выдержал двухсекундную паузу — мерился всё это время взглядами с Александровым.

Добавил:

— Подожду, только из уважения к тебе, Сан Саныч. Гарин убийца. Я это точно знаю: своему тренеру я верю, да и этой статье тоже. Времени до октября у нас не так уж много. Поэтому я не намерен им разбрасываться. Проверяй, что угодно и сколько хочешь. В конце концов, я у этого маньячилы только немного крови пущу. Шею ему не сверну, как бы я этого ни хотел.

Александров ухмыльнулся.

— Сергей, послушай… — произнёс Юрий Григорьевич.

Мой прадед тут же замолчал: его прервала прозвучавшая в прихожей трель.

Это звонил не стоявший в комнате прадеда телефон. Позвонили в дверь.

Мы замерли, повернули лица в сторону дверного проёма; прислушались.

Трель повторилась: звучала она громко, требовательно.

— Кого это чёрт принёс? — сказал Александров. — Григорьич, ты кого-то ждёшь. Кто это?

Юрий Григорьевич пожал плечами.

— Сейчас узнаем, — пообещал он.

Юрий григорьевич выбрался из-за стола и побрёл в прихожую.

Я невольно отметил: у моего прадеда под ногами не скрипнула ни одна планка паркета.

Дважды щёлкнул дверной замок, приглушённо простонали дверные петли.

— Папа, привет! — произнёс звонкий женский голос. — Почему так долго не открывал? Уснул, что ли?

Я почувствовал, как мои губы изогнулись в улыбке.

— Кхм, — кашлянул Юрий Григорьевич. — Здравствуй, Варя.

— О! Понятно. Сан Саныч у тебя. Это же его ботинки? А это что за белые башмаки? У вас гости? Опять коньяк пьёте? Папа, ну сколько тебе говорить⁈ У тебя же больное сердце! Коньяк тебе противопоказан! Сейчас я Сан Санычу всё выскажу по этому поводу!

Я увидел, как Александров вздрогнул.

— Красавчик, убирай всё в папку! — шёпотом скомандовал он.

Сан саныч сгрёб со стола стопку газетных вырезок и вложил её в мои ладони.

Я снова улыбнулся: у Сан Саныча вот так же воровато бегал взгляд, когда бабушка заставала его за распитием спиртного. В детстве меня этот факт удивлял. Одно время я даже полагал, что бабушкино звание «выше», чем полковник.

Я уложил газетные обрезки в папку — в тот самый миг, когда на пороге кухни появилась высокая темноволосая женщина. Она окинула кухню строгим взглядом. Задержала взгляд сперва на моём лице — затем на лице Александрова.

— Здравствуй, Варвара Юрьевна! — сказал Сан Саныч. — Прекрасно выглядишь!

— Привет, Сан Саныч, — сказала моя бабушка. — Опять пьёте?

Она подпёрла кулаками бока.

Александров вскинул руки и заявил:

— Бог с тобой, Варвара Юрьевна. Кофе пьём! Из бу…

— Импортный, — подсказал я. — Контрабандный. Здрасьте.

Встретился взглядом с почти чёрными бабушкиными глазами.

— Здрасьте и вам, — сказала Варвара Юрьевна.

Она взглянула на меня, поджала губы.

— Хороший кофе! — сказал Александров. — Импортный. Вот, понюхай, какой аромат!

Сан Саныч схватил со стола свою чашку и протянул её моей бабушке… которая сейчас бабушкой не выглядела. Я прикинул: бабушке Варе в семидесятом году было около сорока лет. Она сейчас всё ещё красила волосы (закрашивала седину).

Варвара Юрьевна нахмурила брови — в точности, как это делал её отец. Взяла у Сан Саныча чашку, поднесла её к своему лицу. Понюхала кофе — её брови снова пришли в движение: на этот раз они приподнялись.

— Действительно, — сказала Варвара Юрьевна. — Хороший запах. Откуда такая роскошь?

Сан Саныч указал на меня пальцем.

— Красавчик привёз, — сообщил он. — Из Владивостока.

Бабушка вновь одарила меня взглядом — на этот раз она задержала его на моём лице почти на десять секунд. Обернулась, глазами отыскала Юрия Григорьевича. Её ровные тёмные брови ещё чуть приподнялись вверх, карие глаза блеснули.

Варвара Юрьевна указала на меня чашкой и спросила:

— Папа, кто это?

Я услышал в её голосе нотки удивления.

— Кхм.

Юрий Григорьевич стойко выдержал пристальный взгляд своей дочери. Шагнул к столу, положил руку мне на плечо. Варвара Юрьевна моргнула, попятилась на шаг к мойке; чуть склонила набок голову (она всегда так делала, когда удивлялась).

— Знакомься, Варя, — сказал Юрий Григорьевич. — Это мой сын Сергей. Твой брат.

— Вот как… — выдохнула Варвара Юрьевна.

Она прижала указательный палец к губам (будто сдержала рвавшиеся наружу слова), снова взглянула на моё лицо. Я почувствовал, что опять улыбнулся — не сдержал улыбку, хотя и понимал: сейчас она была совсем неуместна.

— Вот как, — повторила бабушка Варя. — Сын. Как давно у тебя появился сын… папа?

Варвара Юрьевна не отвела от меня взгляда, хотя и обратилась не ко мне — к своему отцу. Она лишь отклонила в мою сторону указательный палец, который всё ещё держала у лица. Рассматривала меня: будто с кем-то сравнивала.

— Давно, Варя, — ответил Юрий Григорьевич. — В сороковом году. Но я о нём узнал только позавчера.

Брови на бабушкином лице снова чуть подпрыгнули вверх.

— Да неужели? — сказала Варвара Юрьевна. — Позавчера? Как же это случилось?

Она сделала глоток из чашки Александрова — но не отвела от меня глаз.

— Позавчера Сергей приехал в Москву, — ответил Юрий Григорьевич. — Пришёл ко мне. Кхм.

Бабушка усмехнулась: невесело.

— Вот так просто? — спросила она. — Просто взял и пришёл? Сказал: здравствуй, папа?

— Примерно так и было, — сказал Юрий Григорьевич. — Пришёл. Сказал.

— Зачем?

Варвара Юрьевна всё же посмотрела на своего отца.

— Папа, зачем ты ему вдруг понадобился? — спросила она. — Через столько лет. Что ему от тебя нужно?

Бабушка Варя указала на меня пальцем.

Теперь уже нахмурился мой прадед.

— Варя, ты сомневаешься, что Сергей мой сын? — сказал он.

Варвара Юрьевна взмахнула чашкой, покачала головой.

— Вот в этом я, папочка, не сомневаюсь. У него ж это на лице написано. Он же полная твоя копия. Гляди. Брови, лоб, скулы. Глазища в точности, как у тебя и у моей Насти. Родственничек. С этим и не поспоришь. Мне непонятно другое, папа…

Бабушка Варя взглянула на меня сверху вниз и строго спросила:

— Тебе что от нас нужно, родственничек? Зачем припёрся? Родственные чувства проснулись?

Я приоткрыл рот… но прадед меня опередил.

— У Сергея появилась способность, — сообщил он. — «Поиск». Он приехал, чтобы посоветоваться.

Варвара Юрьевна усмехнулась. Тряхнула головой. Вздохнула.

— Ясно, — сказала она.

В два глотка допила кофе из чашки Сан Саныча.

Посмотрела на Александрова.

— Что сидишь, Сан Саныч? — сказала она. — Неси уже коньяк. Знаю: он у папы в спальне припрятан. Неси, чего смотришь? Сейчас можно. Праздник ведь у нас. Отпразднуем знакомство… с моим братом.

— Ну, и кто его мать? — спросила Варвара Юрьевна.

Она уселась за стол между моим прадедом и Сан Санычем. Посмотрела на меня: с нескрываемым интересом и без стеснения, будто на стоявший в витрине магазина манекен.

— Его мама — хорошая женщина, — ответил Юрий Григорьевич. — Кхм. Умная. Красивая.

Бабушка Варя (её сорокалетний вариант) усмехнулась и кивнула.

— Это понятно, — сказала она. — Была бы уродиной, ты бы на неё не позарился. Где ты её нашёл, папа?

Юрий Григорьевич нахмурился.

— В больнице, — ответил он. — В тридцать девятом году. Тогда у меня начался кризис среднего возраста.

— Какой ещё кризис, папа⁈ Предынфарктный кобелизм у тебя был, не иначе.

Мой прадед пожал плечами.

— Кхм.

— Мама об этом твоём романе знала? — спросила Варвара Юрьевна.

Она вновь обожгла моё лицо взглядом.

Юрий Григорьевич покачал головой.

— Нет, конечно, — ответил он. — Зачем бы я ей о таком сказал? Кхм. О разводе я тогда не помышлял. Я тогда вообще… не думал, что творил. То было мимолётное увлечение. Короткая вспышка страсти. Мы… оба знали, что продолжения не будет. Она уехала.

Мой прадед махнул рукой, словно указал направление.

— Больше я её не видел, — добавил он. — Никогда.

Мой прадед вздохнул и спросил:

— Что ты, дочь, на меня так смотришь? Неужели ты думала: твой отец идеален? Нет, я не такой. Идеальных людей вообще не бывает. Точнее, они встречаются исключительно редко. Идеальной была твоя мама. Она… Кхм. Твоя мама тогда ни о чём не догадалась.

Юрий Григорьевич опустил взгляд на чашку.

— Как и я, — произнесла Варвара Юрьевна. — Я тоже тогда ничего не почувствовала. Хотя… тогда мне было не до этого. Тридцать девятый год? Я тогда была сопливой девчонкой. Только в школу пошла. Как её зовут? Где она сейчас? Папа, ты её всё ещё любишь?

Мой прадед вздохнул, отодвинул от себя пустую чашку.

— Я любил только одну женщину, — заявил он, — твою маму. Люблю её и сейчас.

— А как же его мама? — спросила Варвара Юрьевна.

Она указала на меня пальцем, усмехнулась.

— Я всё сказал, дочь, — произнёс Юрий Григорьевич. — Больше мне добавить нечего. Это была мимолётная интрижка, не более. И для неё, и для меня. Я тогда много работал. Ты знаешь. На работе, бывало, злоупотреблял… от усталости. Она была красивой женщиной.

Мой прадед вновь шумно вздохнул.

Варвара Юрьевна хмыкнула.

— Неплохо ты поработал, папа, — сказала она. — Постарался. Справного брательника мне смастерил. Вон, какой здоровый лоб вырос. Плечи-то какие широкие! Высоченный, как и ты. Морда смазливая. Взгляд, точно как у тебя. Мать то его как зовут?

Бабушка посмотрела мне в глаза.

— Анастасия, — сказал я.

Почувствовал, как Сан Саныч под столом толкнул меня ногой.

— Да неужели? — произнесла Варвара Юрьевна. — Так же, как и мою дочь? Это ведь не случайно, да, папа?

Она взглянула на Юрия Григорьевича и сказала:

— Папа, а ведь это ты придумал имя для моей дочери. Помнишь? Назвал её в честь бывшей любовницы?

— Не говори ерунду, Варвара! — сказал мой прадед.

Он сверкнул глазами — в точности, как это только что сделала его дочь.

— Анастасией звали твою бабушку, — сказал Юрий Григорьевич. — Ты это прекрасно знаешь.

Он кашлянул.

На пару секунд в кухне установилась тишина, притихли даже птицы за окном.

— Варвара Юрьевна, ты чего пришла-то? — вклинился в разговор Сан Саныч. — Соскучилась по отцу? Или у тебя к нему дело какое? Только не говори, что просто шла мимо. Случилось что? Помощь нужна?

Бабушка Варя взглянула на Александрова — тот ей улыбнулся: открыто, обезоруживающе.

Вздрогнуло от порыва ветра оконное стекло.

— Борщ вам сварю, — ответила Варвара Юрьевна. — Сами вы этого никогда не сделаете. Знаю я вас. Мужчины. Портите желудок бутербродами. Лучше бы в столовой поели, честное слово. Разве это еда?

Бабушка Варя указала на стоявшие на столе тарелки с нарезками.

Сан Саныч потёр ладонь о ладонь и с преувеличенной радостью заявил:

— Борщ — это хорошо! Борщ я люблю! Это ты правильно решила!

Оконное стекло снова вздрогнуло, словно испугалось громких звуков голоса Сан Саныча.

Варвара Юрьевна улыбнулась. Повернула голову и посмотрела мне в глаза.

— Вовремя, как вижу, пришла, — сказала она. — С братцем познакомилась. Сами-то вы меня не позвали. Спрятали от меня родственничка. Партизаны. Как, говоришь, братец, тебя зовут? Сколько тебе лет, тридцатник исполнился?

Я кивнул, сделал короткий вдох…

— Сергей Юрьевич Красавчик он по паспорту, — ответил Сан Саныч прежде, чем я открыл рот. — Приехал в Москву из Владивостока. Гостинцы нам с Дальнего Востока привёз. Кофе вон… и ещё коё-чего по мелочи.

Он похлопал меня по плечу.

— Сергей Юрьевич, — повторила бабушка Варя. — Фамилию папину, значит, тебе не дали. Ну, хоть в отчестве не отказали. Получается: про отца ты не только что узнал. Фамилия у тебя интересная: Красавчик. Тебе она подходит.

Варвара Юрьевна усмехнулась и спросила:

— Так что тебе нужно от моего отца, Красавчик?

— Мне нужно…

Сан Саныч пнул меня под столом — я прервался на полуслове.

Мой прадед шумно выдохнул. Он посмотрел на свою дочь, нахмурился.

Бабушка Варя отреагировала на его взгляд ироничной усмешкой.

— Мы посовещались и решили, — сказал Юрий Григорьевич, — что я обучу Сергея нашим фамильным умениям. Всем умениям, дочка. Так надо. Кхм. Я обучу его и «лечению».

Варвара Юрьевна вскинула брови и спросила:

— Папа, ты сошёл с ума?