Красавчик. Часть 2

Глава 17

Сан Саныч пробыл в квартире моего прадеда меньше часа.

Он ушёл, не дождавшись возвращения с работы Юрия Григорьевича.

Я закрыл за ним дверь, вернулся на кухню. Уселся за стол лицом к окну, придвинул к себе оставленный Александровым на столешнице билет. Прочёл надпись на его верхней части: «Главное управление культуры исполкома Моссовета. Московский ордена Трудового Красного Знамени театр сатиры». Опустил взгляд на строки «Партер», «Правая сторона», «ряд 1» и «место 15». Заметил на билете два чернильных оттиска. На первом увидел: «8 августа 1970». На втором: «Начало в 19−00».

Вечером я показал этот билет своему прадеду.

Юрий Григорьевич надел очки и тоже внимательно рассмотрел надписи на билете.

Он поднял на меня глаза и заявил:

— Сергей, завтра я сам наглажу стрелки на твоих брюках. И туфли начищу. В театр пойдёшь, а не в магазин. Хочу, чтобы ты выглядел там прилично. А то знаю я вас, молодёжь…

В пятницу я воспользовался внутренним компасом трижды. От четвёртого «поиска» меня отговорил Юрий Григорьевич. Он заявил, что «один раз погоды не сделает». Напомнил, что «завтра» я «собрался в театр».

В субботу прадед выполнил свои угрозы. Я проснулся днём (утреннюю пробежку я и сегодня не пропустил) и увидел на спинке стула отглаженные брюки. В прихожей я заметил натёртые коричневой ваксой туфли.

По совету Юрия Григорьевича я надел для похода в театр рубашку с длинными рукавами (голубую «с погончиками»). Перед выходом из квартиры я брызнул на себя туалетной водой «Hugo Boss». Тщательно причесал волосы.

Прадед придирчиво осмотрел меня и вынес вердикт: для похода в театр мой внешний вид годился. Он поправил воротник моей рубашки. Пробормотал, что «культурные люди» надели бы ещё пиджак и галстук.

Я вышел из вагона на перрон станции «Маяковская» за час до начала спектакля. Пропустил мимо себя устремившуюся к выходу из метро толпу. Полюбовался мозаичными панно на потолке, взглянул на бюст Владимира Маяковского. Путь до театра я разведал ещё в среду. Поэтому не опасался, что опоздаю. Прогулялся по площади, издали заметил толпившихся около Театра сатиры людей. Сразу к входу в театр я не пошёл — полюбовался на афиши. Увидел на них множество знакомых лиц. Хотя вспомнил фамилии не всех внешне знакомых мне артистов. Узнал, на какой спектакль я сегодня явился.

Сегодня в Московском театре сатиры показывали «Дон Жуан, или Любовь к геометрии». Я отыскал афишу этого спектакля. Увидел на ней и знакомые, и совершенно незнакомые мне лица. Узнал на фото Андрея Миронова, Михаила Державина, Евгения Хлыстова и… Елену Лебедеву. Пришёл к выводу, что у Алёны в этом спектакле не главная роль. Пару минут я рассматривал на фотографию, где Лебедеву и Миронова сфотографировали на сцене во время спектакля. Алёна на том фото выглядела неопытной и стеснительной девицей — не походила на комсомольскую активистку из кинофильма «Три дня до лета».

У входа в театр я надышался табачным дымом. У меня с десяток раз спросили «ненужный билетик». По пути к зрительному залу я разглядывал нарядно одетых женщин и мужчин (отметил, что не только я пришёл сюда без пиджака и галстука). Гости театра рассматривали меня. Ещё до входа в зал я пропах чужими парфюмерными ароматами. Прошёл в зал по сигналу звонка (второго, судя по оставшемуся до начала спектакля времени). Повертел головой — полюбовался театральными видами. Вновь поймал на себе любопытные женские взгляды и неспешно прогулялся до своего ряда.

Сцену ещё скрывал плотный занавес. Он выглядел солидным и тяжеловесным. Солидно выглядели и сидевшие в первых рядах партера мужчины. Они походили на «больших начальников», явившихся сюда прямо из своих рабочих кабинетов. На их нарядных спутницах поблёскивали золотые украшения. Сверкали и глаза этих «спутниц» — в тот самый момент, когда они замечали меня. Женщины рассматривали меня с улыбками на лицах. Мужчины при виде меня хмурились. Всё, как обычно. Я дошёл до самой сцены и свернул к своему месту. Увидел Аркадия и Риту. Они уже разместились в креслах.

Александров выглядел смущённым и будто бы очутившимся не на своём месте. Примерно так же выглядела и его спутница. Александров что-то нашёптывал не сводившей взгляда с занавеса Рите; ерзал на сидении, словно оно оказалось неудобным. Я не сдержался: подмигнул следившей за моим продвижением к месту «даме бальзаковского возраста» — та ухмыльнулась и отвела взгляд в сторону. Но щёки её всё же порозовели. Я мазнул взглядом по тяжеловесной золотой булавке на галстуке сидевшего рядом с дамой мужчины. В тот же миг Рита и Аркадий заметили меня, улыбнулись.

Я подошёл к своему креслу — Александров и Рита поздоровались со мной. Я отвесил Рите пару комплементов, от чего спутница Александрова снова одарила меня улыбкой и тут же смущённо опустила взгляд. Аркадий протянул мне сложенный пополам лист плотной бумаги. То оказалась театральная программка. На ней я первым делом прочёл: «Московский театр сатиры. Макс Фриш. Дон Жуан, или Любовь к геометрии. Комедия в 2 частях». Уселся в кресло. Александров извинился за то, что они не дождались меня около театра — пошли в зал. Я улыбнулся, пожал плечами. Мазнул взглядом по занавесу и снова заглянул в программку.

Первым делом узнал, что на роль Дон Жуана заявлены два актёра: Р. Д. Ткачук и А. А. Миронов. Невольно поймал себя на мысли о том, что этот факт меня удивил. Хотя я тут же сам придумал объяснение увиденному: любому актёру в спектакле нужна замена — на «всякий» случай. Пробежался взглядом по указанным в программке фамилиям. Увидел там фамилии Державина, Хлыстова и Лебедевой. Только они у меня ассоциировались с конкретными лицами. Другие фамилии мне показались смутно знакомыми (хоть и не все), однако лиц этих актёров я не вспомнил. Как не вспомнил и облик постановщика: народного артиста РСФСР Валентина Плучека.

Признал, что Алёна (тогда, в пансионате) не зря удивилась моими плохими познаниями в сфере советского кино и театра. Я сам себе признался, что уже с конца восьмидесятых годов иностранный кинематограф почти полностью отвлёк моё внимание от советских фильмов. Особенно от кинофильмов, снятых ещё до моего рождения. Те советские и российские актёры, которых я помнил, в нынешнем семидесятом году ещё малоизвестны… или неизвестны совсем. За редким исключением. В актёрском составе сегодняшнего спектакля таким исключением стали Миронов и Державин. Даже Елену Лебедеву и Евгения Хлыстова ещё недавно я не знал.

Аркадий заметил мой интерес к содержимому программки и подсказал:

— В этом спектакле будет Лебедева. Вот её фамилия, смотри.

Александров ткнул пальцем в страницу.

— У неё не главная роль, — добавил он. — Но всё же…

Аркадий замолчал, потому что прозвучал третий звонок. Собравшиеся в зале граждане тоже притихли. Они прекратили общение и повернули лица в сторону сцены. Я тоже поднял взгляд на занавес: туда, где на сцене вскоре появятся актёры… и Алёна в том числе. Отметил, что совершенно не волнуюсь. Сам себе напомнил, что волнуются сейчас артисты за занавесом, а не сидевшие в зале зрители. Я приосанился. Услышал справа от себя шёпот Александрова: «Сейчас начнётся». Заметил, что Рита схватила Аркадия за руку. Я пробежался глазами по занавесу… в тот самый момент, когда тот пришёл в движение.

Спектакль начался бодро: музыка, танцы. Я рассматривал лица актёров и с удивлением понимал, что уже видел их раньше (не только на театральной афише). Наблюдал за развернувшимся на сцене действом, следил за сюжетом. Вместе с другими зрителями улыбнулся, когда на сцене появился Дон Жуан (Андрей Миронов). Я не сразу почувствовал, что замер в кресле, затаив дыхание. Рассматривал лицо актёра, который выглядел сейчас молодым (чуть старше меня) и… точно живым. Я вспомнил, как расстроились мои родители при известии о смерти Андрея Миронова. Расстроился тогда и я, потому что фильмы с Мироновым мне нравились.

Но сейчас Миронов расхаживал по сцене всего в нескольких метрах от меня. Я подивился лёгкости, с какой двигался Дон Жуан. Слушал его голос (тот самый, который я совсем недавно слышал по радио). Сам не заметил, как с головой погрузился в развернувшееся на сцене действо. Появление Лебедевой зрители отметили прокатившимися по залу томными вздохами. Алёна вышла на сцену и тут же произнесла первую реплику. Я почувствовал, как от звуков её голоса побежали у меня по телу мурашки. Прислушался к весёлому диалогу между Алёной и Державиным. Невольно улыбнулся — у меня за спиной раздался громкий мужской смех.

Краем глаза я увидел, как заворожено смотрели в сторону сцены Аркадий и Рита. Ритины пальцы то и дело сжимали руку Александрова. Я почувствовал, как будто бы случайно коснулся моего лица Алёнин взгляд. Мне почудилось, что голос Лебедевой дрогнул. Но Алёна справилась с замешательством. Или же это замешательство было частью её образа. Лебедева отвернулась, прошлась по сцене. Прогулялся следом за ней и энергичный Дон Жуан. Я снова услышал смех в зале. Тоже усмехнулся, помял край зажатой в руке программки. Понаблюдал за Алёниным танцем и… снова почувствовал на себе Алёнин взгляд.

За первую часть спектакля я ловил на себе Алёнины взгляды не меньше десятка раз. При этом не заметил, чтобы Лебедева хоть полраза вышла из образа взбалмошной юной девицы или позабыла реплику. Антракт зрительный зал встретил печальными вздохами. Вздохнули и седевшие справа от меня Аркадий и Рита. Александров грустным взглядом посмотрел на вновь отгородивший нас от сцены занавес. Он немного растерянно спросил у своей спутницы, не хочет ли она прогуляться в буфет. По чуть растерянному и напряжённому тону Аркадия я понял, что Ритин ответ Александров ждал едва ли не с испугом.

Рита ответила, что у неё «немного» пересохло в горле. Сказала, что «с удовольствием бы что-нибудь выпила». Александров озадаченно вздохнул. Но всё же кивнул и решительно поднялся со своего места. По дороге к буфету я сунул в руку молодой (и небогатой) версии своего «дяди Аркадия» десятирублёвую банкноту. Поначалу Александров взглянул на червонец с удивлением и негодованием. Но потом он поборол свою праведную натуру и шёпотом меня поблагодарил. Рита эту сцену не заметила. Потому что она с любопытством и не без зависти разглядывала наряды женщин, шагавших рядом с нами в направлении буфета.

В буфете Московского театра сатиры я не обнаружил кофе. Даже растворимого. Хотя шёл в буфет именно за этим напитком. От растерянности я купил бокал шампанского. Угостил шампанским и Аркадия, и Риту. Плюшки в буфете продавали вполне съедобные. Хотя их стоимость Александрова удивила. Я в нынешних ценах пока ориентировался плохо. Поэтому стоимость плюшек не испортила их вкус. Взглянул я и в сторону коньяка. Подумал было, что прикуплю его, как сувенир для Сан Саныча (бутылку или две). Но решил, что подобный поступок Рита и Аркадий посчитают странным. Да и не прихватил я из дома для переноски коньяка авоську.

С Ритой и Аркадием я обсудил в буфете впечатления от первой части спектакля. В целом, они у нас совпали. Мы дружно восхитились актёрским талантом Андрея Миронова. Рита заявила, что «вживую» Миронов «даже лучше, чем в кино». И я, и Аркадий согласились с этим утверждением. Поддакнули Рите и стоявшие рядом с нами женщины (они бесцеремонно разглядывали меня и прислушивались к нашему разговору). Александров обратил наше внимание на «игру» Елены Лебедевой. Он назвал Алёну «талантищем» — это его высказывание поддержали только я и Рита (подслушивавшие нас женщины в ответ на слова Аркадия лишь фыркнули).

В буфете театра я отметил, что тут было превосходное место для знакомства с перспективными невестами. Потому что заметил на многих дамах отнюдь не дешёвые драгоценности. «Простые» советские женщины подобные украшениях не носили. «Простые» женщины и в двухтысячном году не расхаживали в золотых украшениях с рубинами и бриллиантами. Хотя я на работе насмотрелся на тех, для кого бриллианты были едва ли не частью будничного наряда. Я обменялся улыбками с тремя украшенными драгоценными каменьями женщинами (тридцати пяти-сорока летними). Вернулся следом за Аркадием и Ритой в зрительный зал.

Вторая часть спектакля мне показалась уже не столь «лёгкой» и весёлой, какой была первая. Дон Жуан во второй части утратил былую жизнерадостность, и этот момент поменял моё восприятие пьесы. Миронов был по-прежнему великолепен. Его игра завораживала. Я невольно отметил, что на театральной сцене он смотрелся лучше, чем даже на киноэкране. Не разочаровали меня и другие актёры. Лебедева в образе легкомысленной «простушки» выглядела непривычно, но убедительно. Глядя на Алёну, я сегодня не терял нить сюжета, как это было при втором просмотре фильма «Три дня до лета» — её улыбка не затмевала прочее действо.

Хлыстова я на сцене почти не замечал. Хотя он всё же появлялся там время от времени в эпизодах. Однако в те моменты всё моё внимание к себе привлекали другие актёры. Хлыстов рядом с ними становился невидимкой. Он выдал несколько малозначительных для сюжета пьесы фраз. Пару раз рассмеялся. Но его фразы и смех по большей части растворились в словах и улыбках прочих артистов. Я и обратил внимание на Евгения лишь в тот момент, когда он несколько неуклюже прошёлся по сцене под руку с Еленой Лебедевой. Так и не понял, была ли та неуклюжесть Евгения частью его сегодняшнего сценического образа.

Во второй части спектакля Алёна появлялась на сцене реже, чем в первой. Но я от этого не заскучал. Потому что вдруг почувствовал некое родство душ с представшим передо мной на сцене Дон Жуаном. Я будто бы увидел самого себя со стороны. Сообразил, что в главном герое пьесы заметили свои черты и другие сидевшие сейчас в зрительном зале мужчины. В этом была несомненная заслуга Андрея Миронова, который мастерски приковывал к себе взоры публики. Зал смеялся и печалился вместе с ним. А в финале пьесы зрители порадовались концовке спектакля; и одновременно с этим они огорчились его «скорым» окончанием.

Я тоже печально вздохнул при финальных нотах музыки. Вместе со всем залом я стоя рукоплескал выстроившимся вдоль сцены артистам. Актёры улыбались и кланялись публике: благодарили нас за внимание и за овации. Я встретился взглядом с глазами Алёны, улыбнулся. Мне почудилось, что глаза Лебедевой влажно блеснули. Я заметил, как Алёне на ухо что-то шепнул стоявший слева от неё Михаил Державин (энергичный, молодой, темноволосый). Лебедева чуть заметно тряхнула головой. При этом она всё ещё не спускала с меня глаз. Актёры снова поклонились, один за другим покинули сцену. Ушла и Алёна.

Вот только зрительный зал не смирился с расставанием — мы лишь усилили овации. Позади меня прозвучал залихватский свист. Я увидел, как неистово колотили в ладоши и стоявшие справа от меня Аркадий и Рита. Наши усилия принесли плоды. Раскрасневшиеся от духоты и от смущения актёры появились снова: теперь уже в ином порядке. Рядом с Лебедевой на сцене замерли Миронов и Хлыстов. Евгений Хлыстов вновь будто бы потерялся: всё зрительское внимание перетянули к себе его соседи по сцене. Я тоже на него не смотрел. Я улыбнулся Алёне. А через пару минут опять проводил Лебедеву взглядом.

Актёры выходили к публике на поклон четыре раза. Всё это время зрители не расходились — стояли, хлопали в ладоши, издавали восторженные возгласы. Букеты цветов давно уже перекочевали из зрительного зала в руки артистов. Во время четвёртого сеанса поклонов из зала на сцену не вынесли ни единого цветка. Вполне возможно, что именно поэтому я и прочие гости театра поняли: четвёртый выход на поклон к публике станет финальным. Актёры ушли. Зрители опустили руки, печально вздохнули, обменивались улыбками. Публика из партера направилась к выходу. Я тоже поднял с сидения программку и повернулся лицом к двери.

Но тут же замер, когда краем глаза заметил спускавшуюся в зрительный зал Алёну. Лебедева всё ещё была в сценическом костюме и с гримом на лице. Она сбежала по ступеням и решительно устремилась в мою сторону вдоль кресел первого ряда, мимо замерших от неожиданности и от удивления гостей театра. Она поспешила ко мне. Это я понял, потому что Алёна не сводила с моего лица глаз. Она будто бы удерживала меня взглядом на месте. Мужчины и женщины в первых рядах тоже застыли. Они точно не верили своим глазам: не верили, что Елена Лебедева действительно снизошла к ним, что это им не померещилось.

Алёна едва ли не пробежала мимо стоявших около кресел людей до середины ряда. Лишь в шаге от меня она остановилась. По её щекам скользнули две слезы.

Алёна схватила меня за запястье — словно испугалась, что я сейчас сбегу. Улыбнулась.

— Серёжа, как хорошо, что ты пришёл! — воскликнула она. — Я думала, что больше тебя не увижу! Иди за мной!

Лебедева дёрнула меня за руку — я сошёл с места. Алёна повела меня по уже пройденному ею только что маршруту: мимо замерших у кресел зрителей, к ведущим на сцену ступеням. Она не смотрела по сторонам — я огляделся. Отметил, что теперь зрители из зала рассматривали не только Алёну, но и меня. Они покачивали головами. Я услышал их удивлённые голоса. Заметил недоумение и любопытство во взглядах следивших за нами мужчин и женщин. Тоже улыбнулся. На ходу оглянулся. Взмахнул зажатой в руке программкой: попрощался с Александровым и с Ритой. Увидел, что Аркадий застыл около сцены с приоткрытым ртом.