Красавчик. Часть 2

Глава 2

Аромат кофе уже почти выветрился из кухни. Запах одеколона вернулся сюда вместе с Александровым. Чирикали птицы за окном. Чиркали по оконному стеклу листвой ветви росших около дома кустов. За стеной, в соседней квартире, бубнили голоса — там сейчас разговаривали на повышенных тонах. По сложенным на столе в стопки советским деньгам ползала обычная домовая муха. Сидевшие за столом люди её будто бы и не пугали.

Муха перебралась с советских рублей на российские. Там не задержалась — пробежалась до баллона с пеной для бритья. Я прижал ладонь к правому виску, под которым всё ещё пульсировала боль (в левом виске боль уже стихла); чуть сощурился, не спускал глаз с лица прадеда. Сан Саныч смотрел на бутылку с коньяком, изучал надписи на её этикетке. Юрий Григорьевич опустил руку и будто бы невзначай положил её поверх моих паспортов.

— Слушаю тебя, дед, — сказал я. — Что за условия?

Сан Саныч стрельнул в меня взглядом и снова повернулся к бутылке.

— Сперва я поясню, Сергей, почему информация о дате моей смерти сейчас бесполезна, — сказал Юрий Григорьевич.

Он кашлянул и продолжил:

— Твой внутренний компас и мои умения похожи. Даже не похожи. Нет. Это одно и то же умение, которое мы с тобой пока используем по-разному. Когда-то и я развлекал приятелей «поиском». У меня при этом тоже болела голова. Поэтому я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Я тоже недолюбливал свои способности. По той же причине, что и ты, Сергей. Не люблю я их и сейчас, но уже по другой причине. О ней я расскажу тебе позже. Сейчас я говорю о другой стороне наших с тобой способностей.

Юрий Григорьевич выдержал паузу и заявил:

— Ни «поиск», ни «лечение» не действуют на того, кто их применил. Вот такой вот прискорбный факт. Ты никогда не воспользуешься своим внутренним компасом без посторонней помощи. Не найдёшь потерянный предмет при помощи своей способности, сколько его не представляй. Уверен, что ты уже и сам это понял. Для «поиска» всегда нужен посредник: тот, кто представит «цель». «Волшебство», которое ты просишь для Елены Лебедевой, способно исцелить кого угодно, но…

Мой прадед повёл рукой — согнал со столешницы муху.

— … Оно не сработает на том, кто его использует. Я никогда не исцелю сам себя. Вот такой вот факт, Сергей. Сердце у меня пошаливает ещё с войны. Лечу его в меру сил… обычными методами. Но видно пришло моё время. Ресурс мотора исчерпан. Обычные механики уже бессильны. Очередной курс лечения подарит мне разве что ещё полгода. Да и то… сомневаюсь. Поэтому внучку в квартире я уже прописал. Не случайно, как ты понимаешь. Понимаю, что не вечен. Хотя на Вариной свадьбе я бы погулял.

Юрий Григорьевич взглянул на Александрова.

— Кхм.

Сан Саныч втянул голову в плечи и приблизил к своим глазам бутылку с коньяком, словно полностью погрузился в разглядывание узоров на этикетке.

Муха спряталась на кухонном шкафу.

— Поэтому я выполню твою просьбу, Сергей, — сказал Юрий Григорьевич, — только если ты пообещаешь выполнить мои условия.

Он ткнул пальцем в лежавший на столе журнал «Советский экран» — его палец прикоснулся к обложке в сантиметре от родинки под губой у Елены Лебедевой.

— Мне нравится эта актриса, — сообщил Юрий Григорьевич. — Я два раза смотрел её новый фильм: этот… «Три дня до лета». Но я прямо сейчас назову тебе, Сергей, имена десятка человек, которые совсем скоро умрут. В моей больнице таких людей гораздо больше, чем десять. В больницах нашего города их тысячи, если не десятки тысяч. Среди них есть и дети, и красивые женщины. А сколько смертельно больных людей во всей нашей стране!.. Твоя актриса лишь одна из многих, Сергей. Не лучшая и не худшая.

Мой прадед пожал плечами, прижал ладонь к левой стороне своей груди.

— На всех «волшебства» не хватит, Сергей, — сказал он. — Чуть позже ты поймёшь, почему. Но сейчас мы с тобой говорим не об этом. А о моих условиях. Так вот. Кхм. Лебедеву я исцелю. Но только после того, как ты пообещаешь, что выполнишь мои требования. Они будут посложнее, чем охмурить разведёнку. Но я уверен: тебе они по силам. Три моих условия сводятся в итоге к одному. Хочу, чтобы ты, Сергей, освоил новую способность: научился лечить… «волшебством». Это моё первое условие…

— Дед, я…

Столешница под моими локтями скрипнула.

Юрий Григорьевич вскинул руку.

— Подожди, Сергей, — сказал он. — Выслушай меня до конца. Если ты освоил «поиск», то справишься и с «лечением». Вопрос только в том, как быстро ты это сделаешь. А нужно быстро внучок. Потому что второе моё условие: ты вылечишь меня. Звучит это эгоистично с моей стороны. Но мне за это совершенно не стыдно. Семьдесят лет, конечно, приличный срок. Скажу тебе по секрету, внучок: у нас, семидесятилетних стариканов, желаний не меньше, чем у юнцов. Правнука хочу увидеть. Дочку замуж выдам…

Сан Саныч дёрнул плечами, но голову не повернул.

Мой прадед прикоснулся к его плечу, и сообщил:

— … Санька вон через двадцать лет подлечу. Это, кстати, моё третье условие, Сергей. Если я всё же до девяностолетия не доживу, то Сан Саныча вылечишь ты. Вернёшься из своего Парижа и избавишь моего будущего зятя от всех болячек. Вот и всё, что я от тебя прошу, внучок из двухтысячного года. Без выполнения первого моего желания два других ты не осилишь. Ну а как с первым разберёшься — справишься и с остальными. Пообещай, Сергей, что выполнишь желания старика. И мы займёмся твоей красавицей актрисой.

Я усмехнулся и спросил:

— Получается, что к моему происхождению у вас вопросов больше нет?

Сан Саныч всё же повернулся — ко мне.

— Какие вопросы, Красавчик? — сказал он. — Твоё происхождение у тебя на роже написано.

Он взял мой российский паспорт, открыл его на странице с фотографией и поднёс к лицу моего прадеда.

— Вот, погляди, — сказал Александров. — Ты же вылитый Григорьич в молодости!

Я сверил изображение на фотографии с лицом прадеда. Отметил, что главным нашим отличием был цвет волос и наличие морщин. Да ещё подбородок у меня был иной: отцовский.

— Морду могли и переделать, — сказал Сан Саныч. — Я бы так и подумал. Если бы не эти ваши фамильные штучки…

Александров повертел кистью руки.

— Эти ваши семейные фокусы хрен подделаешь. Иначе бы нашим советским сыщикам их в мозги ещё во время обучения вставляли. Так что всё вот это полная ерунда…

Сан Саныч показал на разложенные по столешнице вещи.

— … Такое за границей в два счёта бы состряпали. Так что зря ты, Красавчик, морочил нам голову своими тюбиками и фантиками. Сразу бы начал с этого своего «поиска» — мы бы кучу времени сэкономили. По большому счёту, нет никакой разницы: приехал ты к нам из будущего или из Владивостока. Всё равно, кто ты: правнук Григорьича, или его дальний родственник. Догоняешь?

Александров хмыкнул.

— Важно, Красавчик, чтобы ты мне Григорьича починил. Даже если дату его смерти и мою болезнь ты выдумал, проблемы-то с сердцем Григорьича от этого меньше-то не станут. Да и возраст уже у него солидный: семьдесят лет, как-никак. Поэтому, Красавчик, мы в тебя верим. Не тебе верим, а верим в тебя. Почувствовал разницу? Григорьич сказал: ты всему научишься. Поэтому… учись, Красавчик!

Сан Саныч вскинул руки.

Юрий Григорьевич усмехнулся.

— Вот за что я тебя, Саня, люблю, — сказал он, — так это за умение говорить. Молодец. Объясняешь ты всё чётко и понятно. Тебе бы политруком быть.

— А чего тут непонятного-то? — спросил Александров.

Он взглянул на меня, вскинул над столешницей руки.

— Что ещё тебе пояснить, Красавчик? — сказал он. — Спрашивай. Я растолкую.

Я посмотрел на своего прадеда и сказал:

— Я согласен на твои условия, дед. Вообще не вопрос. Вопрос в том, как я научусь этому твоему «волшебству»? Да ещё меньше чем за три месяца. Я так понял, что первые два пункта в твоих условиях ограничены по времени. Для меня время тоже имеет значение. Как я уже вам сказал, окно возможности свалить из Союза откроется в октябре. Тогда же оно и закроется.

Юрий Григорьевич пожал плечами.

— Всё в твоих руках, Сергей, — сказал он. — Между обретением способности «поиска» и первым успешным применением «лечения» в моём случае был отрезок в семнадцать лет. Но это только потому, Сергей, что я до всего дошёл своим умом. Методом проб и ошибок. Без чужих подсказок. Как быстро бы я освоил «лечение», будучи сейчас на твоём месте? Честно тебе скажу: не знаю.

Мой прадед развёл руками.

— Я правильно тебя понял, дед? Ты вылечишь Лебедеву только после того, как я выполню первые два твоих условия? Если вообще их выполню. Ведь у меня в запасе не семнадцать лет…

— Неправильно! — сказал Юрий Григорьевич.

От звука его голоса вздрогнуло оконное стекло, испуганно заметалась вокруг лампы под потолком муха.

— За Лебедеву я возьмусь, когда получу твоё, Сергей, обещание, — сообщил Юрий Григорьевич. — Не всё в этой жизни нам по силам. Научишься ли ты «лечению» за эти два месяца? Я не знаю. Мы это не узнаем, если не попробуем. Вот такое обещание мне от тебя и нужно, внук. Хочу, чтобы ты попробовал. Взялся за эту учёбу со всем возможным старанием и усердием.

— Да не вопрос, дед, — сказал я. — Буду пахать, как проклятый. Надеюсь только, что от этих попыток у меня не расплавится мозг. Когда приступим?

— Кхм. Скоро приступим, Сергей, скоро. Но не сегодня.

Сан Саныч поставил на стол бутылку.

— В общем, договор таков, Красавчик, — произнёс он. — Григорьич лечит твою актрису. Как только ты соберёшь для этого лечения всё необходимое. Затем ты со всем усердием приступаешь к учению. Это значит: ты делаешь всё то, что Григорьич тебе велит. Не ноешь и не скулишь. Времени на нежности у нас нет. Вариант с отрицательным результатом мы не рассматриваем.

Александров посмотрел мне в лицо.

— Если Григорьич в октябре… или вообще в этом году умрёт…

Мне показалось, что глаза Александрова сейчас походили на куски льда.

— … Не дай бог я решу, что ты, Красавчик, недостаточно старался!

Сан Саныч погрозил мне пальцем.

— Правнук ты Григорьича, или нет — это мы ещё выясним, — сказал он. — Ты в любом случае научишься этому вашему семейному умению: «лечению». Так сказал Григорьич. Потому что ты уже знаешь о такой способности и освоил «поиск». Вопрос только в том, когда это случится. И воспользуемся ли мы твоим умением себе во благо, Красавчик. Так, как твоя Лебедева воспользуется умением Григорьича.

Александров хмыкнул.

— Время покажет, кто ты такой, Красавчик. Понарассказывал ты нам много чего. Глядишь, что-то и сбудется.

— Надеюсь, что не всё, — сказал Юрий Григорьевич.

Сан Саныч кивнул.

— Да уж, — сказал он. — Про развал-то СССР в девяносто первом году — это ты, Красавчик, загнул. Лучше бы ты про зелёных человечков с Марса соврал. В такое бы мы скорее поверили. Поэтому вот давай ещё раз проговорим наш уговор. Григорьич лечит актрису. Ты в авральном темпе осваиваешь новый навык и лечишь Юрия Григорьевича. Там, глядишь, вылечишь и меня… если понадобится.

Александров взглянул на моего прадеда и уточнил:

— Я ни о чём не забыл?

— Ты всё правильно сказал, Саня. Всё чётко и понятно.

Александров усмехнулся и спросил:

— Что ответишь, Красавчик?

Он улыбнулся: открыто, по-доброму, как часто улыбался мне в пансионате «Аврора» его сын Аркадий.

— Я уже ответил, Сан Саныч. Я согласен. Без вариантов.

Александров тряхнул головой.

— Вот и чудно, Красавчик, — сказал он. — Вот и ладушки.

Сан Саныч показал рукой на моего прадеда и произнёс:

— Григорьич, тебе слово. Расскажи нашему Красавчику, что тебе нужно для лечения актрисы.

Александров добавил:

— Слушай, Красавчик, и запоминай.

Мой прадед указал на меня пальцем.

— Перво-наперво уясни Сергей, что о нашем с тобой уговоре никто не должен узнать. Даже Елена Лебедева. Не знаю, что ты ей скажешь. Ври, что угодно. Лишь бы не говорил обо мне. О своих способностях тоже не распространяйся. Особенно если мечтаешь уехать из СССР. В таком случае тебе тем более чужое внимание ни к чему. Ты и так уже разболтал лишнее в этом своём пансионате.

Я кивнул.

— Уяснил, дед. Что дальше?

Юрий Григорьевич взял со стола банку с платком и показал её мне.

— Дальше, Сергей… мне понадобится вот такой вот платок. Не точно такой же. А пропитанный кровью Елены Лебедевой. Как ты его раздобудешь — придумай сам. Но помни, о чём я тебе только что говорил: меньше болтай. Размер и материал платка значения не имеют. Сразу тебе скажу: кровь — это не единственный вариант. Но я опытным путём установил, что он оптимальный.

— Оптимальный для чего?

— Для «лечения», разумеется, — ответил Юрий Григорьевич. — Возможен так же контакт с телом пациента. Или с частью его тела: с отрезанным пальцем или с ухом, например. Но кровь заполучить проще, как мне кажется. Сомневаюсь, что ты отрежешь Лебедевой палец. А на личный контакт с твоей актрисой не согласен я. Кхм. По уже озвученной причине не согласен. Поэтому: кровь.

Я взглянул на платок в банке, потёр подбородок.

Мой прадед усмехнулся.

— Я не прошу перерезать актрисе горло или вскрыть вены, — сказал он. — Достаточно пятнадцать-двадцать миллилитров крови. Как при обычном анализе в поликлинике. Выльешь кровь в банку с платком, она впитывается в ткань. Что делать с платком дальше я тебе покажу. Но в другой раз. Как и то, для чего нужна эта кровь. А пока… Сергей, ты когда-нибудь брал кровь из вены?

— Не приходилось, — ответил я.

Сан Саныч хмыкнул.

— Не страшно, — сказал Юрий Григорьевич. — Это не сложно. Я тебе покажу. И объясню. Дам всё для этого необходимое. Весь процесс обычно выглядит, как забор крови для анализов. Ничего подозрительного. Это важно, Сергей. В процессе обучения я приведу тебе ещё несколько доводов в пользу сокрытия наших умений от посторонних. А лучше: от всех. Кхм.

Мой прадед взглянул на Сан Саныча.

Тот покачал головой.

— Григрьич, ты же знаешь: я могила, — заверил он. — Варя тоже никому бы не рассказала. Если только…

Александров взглянул на меня: недовольно.

— Может, Красавчик и правда твой правнук? Своему внуку она бы сказала. Наверное. Если бы ты не смог. А как иначе?

— Кхм.

Юрий Григорьевич нахмурился.

— Сергей, ты знаешь, как найти Лебедеву? — спросил он. — Адрес или телефон она тебе оставила?

— Не оставила. Но это не проблема, дед.

Я указал рукой на журнал «Советский экран» и сообщил:

— Там написали, что её отец сейчас работает в Московской горном. Я в этом институте каждый угол знаю. Схожу туда завтра. Там скоро вступительные экзамены начнутся. Профессор Лебедев, скорее всего, потому и вернулся уже в Москву. Я пообщаюсь с секретаршей. За мою улыбку и за плитку шоколада она мне не только адрес профессора, но и гостайну разболтает…

— Не надо, Сергей, — сказал Юрий Григорьевич. — Это лишние свидетели. И профессор, и секретарша. Я сомневаюсь, что актриса проживает с родителями. Она уже не юная девица. А её родители не раздают телефон и адрес дочери всем подряд. Тем более, сейчас. Что ты им скажешь? Что вылечишь Елену? У них возникнут вопросы, Сергей. Которые нам совсем не нужны.

Мой прадед прикоснулся к плечу Александрова.

— Саня узнает для нас адрес Лебедевой. Без лишней суеты. У него есть для этого возможности.

Сан Саныч тряхнул головой.

— Сделаю, Григорьич, — ответил он. — Без проблем.

— Завтра после работы я устрою для тебя, Сергей, тренировку по забору крови у пациента. Придумай легенду для своей актрисы. Легенду, в которой не будет меня, а желательно и тебя: иначе в будущем хлебнёшь проблем. Придумай простое и понятное объяснение своим действиям. Я думаю, что с этим у тебя проблем не возникнет. Вон ты нам сколько всего… объяснил.

Юрий Григорьевич указал на разложенные по столешнице предметы.

— Вот такими будут твои задачи на ближайшие дни, — сказал он. — Саня даст тебе адрес. Ты встретишься с Лебедевой и возьмёшь у неё кровь. Не придумывай ничего сложного и фантастичного. В чудеса люди не верят. Только в науку, в партию и в правительство. Возьми это знание на вооружение. Тогда тебе, Сергей, будет намного проще жить… с твоими способностями и с твоим прошлым.

Юрий Григорьевич улыбнулся.

— Я понял, дед.

— Вот и прекрасно… внучок.

Мой прадед повернулся к Александрову и спросил:

— Саня, а не отведать ли нам с тобой кофе, привезённый из будущего? Как ты считаешь? Уж больно запах у него приятный.

Сан Саныч хмыкнул.

— Это можно, Григорьич, — сказал он.

Взглянул на меня, хитро сощурился.

— Поухаживай за дедами, Красавчик, — сказал Сан Саныч. — Налей нам по чашке своего напитка из будущего. И себе не забудь.

Он снова взял в руки бутылку с коньяком и заявил:

— Потом мы отметим наше знакомство. И твоё удачное путешествие из… Из какого года ты к нам приехал?

— Из двухтысячного, — сказал я.

— Хорошо там у вас, небось, — сказал Сан Саныч. — Девки красивые, пиво вкусное. Капиталистов победили. Теперь вы экскурсии по Луне и по Марсу устраиваете. В пансионаты-то на море, наверняка, дважды в году ездите. У каждого москвича дома по два телевизора. У каждой советской семьи есть автомобиль. Хороший коньяк пьёте не только по праздникам. Не жизнь, а сказка.

Александров вздохнул.

— Вот об этом ты нам, Красавчик, сейчас и расскажешь, — сказал он. — Ври, Красавчик. У тебя это хорошо получается.