Противотанкист. Книга 4. Минометчики

Глава 12

Сначала подхожу со своей идеей к взводному, а потом уже вместе идём к ротному. Лейтенант идею одобрил, созвонился со штабом, послал связных с записками, предупредить соседей, чтобы не растерялись. А то когда стреляют из винтовок у тебя в тылу, это «немножко» нервирует. Так что после небольшой подготовки, всем нашим взводом идём на импровизированное стрельбище, место для которого я присмотрел буквально на днях. С собой кроме оружия тащим мишени, а также шанцевый инструмент для их установки. Бумаги, а тем паче фанеры у нас не было, поэтому для мишеней используем пару полешек, оставшихся после строительства блиндажей. Небольших таких брёвнышка, длиной по два и диаметром в четверть метра. Тир мы устроили в овраге, там, где два друга копали окоп для стрельбы. От этого места овраг тянулся на юго-запад, и на протяжении ста метров был относительно прямой, а потом поворачивал влево. Вот в ста метрах возле правого откоса, мы и вкопали две мишени. Рубеж для стрелков находился возле левого откоса, так что стреляли как бы по диагонали, и все промахи должны были попадать в правый откос. На всякий случай выставили отцепление, один человек впереди за поворотом, а по верху ходил Василий Алибабаевич и посылал всех лесом, типа — «Бабуся туда не ходи, снег башка попадёт». Только справа от лога ходил Василий, а слева — Алибабаевич.

Стрелять решили из трофейных карабинов. Патронов больше, да и не жалко. По центру ошкуренных стволов, начертили вертикальную полосу, и получилась вполне себе ростовая мишень. Предыдущие попадания решили обозначать, забивая в пулевые отверстия стрелянные гильзы и пошла потеха. Первыми стреляли лейтенанты, из двух, пока ещё бесхозных карамультуков. Отстреляв по обойме, проверили кучность и точность боя. Вроде нормально, только у ротного один выстрел ушёл. Не за молоком конечно, но чуть выше остальных. Потом проверяли командиров отделений. Оба младших сержанта в нашем взводе попали три из трёх. Я стреляю в паре с Федей, лупим каждый из своих карабинов, причём Фёдор из нашего — трёхлинейного. Я выставляю прицел на сотню метров, и целюсь в центр мишени, все три пули ушли немного выше. Тоже нормально, подумаешь, попадёт фрицу не в пузо, а в солнечное сплетение, лучше ему от этого не станет. Дальше пошла рутина, каждый комод проверял своих подчинённых и бегал с ними забивать гильзы. Если поначалу с гильзами была проблема, то после того, как все отстрелялись, их образовался излишек. Много пулек, ушло за молоком. Самых весёлых из молочников посылаем сменить оцепление и я проверяю своих. Задача пока была — проверить навыки, а не научить стрелять, вот сильно и не заморачиваемся. Телепузики попали три из трёх, кучности, конечно, никакой, но и за молоком никто не пошёл. Удивили Макар с Рафиком. Если джигит попал, примерно в верхнюю треть груди с нормальной кучностью. То пермяк по верху бревна. Сначала я даже подумал, что кучность хреновая, но когда заколотили гильзы, получились два глаза и нос. Кстати Аристарх также стрелял из своего — Мосинского карабина.

После того, как проверили всех бойцов взвода, красноармейцы продолжили стрелять из закреплённых за ними карабинов. Ситуация почти не изменилась. Кто до этого попадал, тот снова попал, а кто мазал, тот и промазал. Правда, за исключением одного индивидуума. Если из трофейной винтовки он попал, то из карабина системы Мосина промазал. Отобрав у него оружие, стреляю сам. Ротный корректирует, смотря в бинокль. Заряжаю полный магазин и стреляю. Первый выстрел.

— Полметра выше. — Комментирует он. — Ты куда стрелял?

— По центру бревна. — Смотрю на целик, всё нормально, выставлен на сотню метров. Второй выстрел смещаю на полметра ниже.

— Попал. Продолжай в том же духе. — Ещё выстрел.

— Мимо. — Не понял? Не веря своим глазам, ощупываю прицел руками. При лёгком нажатии пальцем, прицельная планка прижимается к колодке, а когда отпускаю, поднимается. Что за хрень? Достаю иголку из шапки и, приподняв планку, выковыриваю из-под нее промасленный кусочек ветоши. Хомутик встаёт на место, и две оставшиеся пули прилетают точно в цель. Выщёлкиваю последнюю гильзу и только теперь обращаю внимание, на знакомый номер. Оказалось, что это мой карабин, который я оставил в роте, когда отправлялся в медсанбат. То-то он показался мне знакомым, когда я к нему прикладывался, зато внешний вид разочаровал. У меня был почти как новый, а теперь полный писец.

— Ты что с оружием сделал? Христопродавец. — Наезжаю я на теперь уже бывшего владельца карабина.

— А чё?

— Да… не горячо. — И тут меня прорвало. Очнулся я в полной тишине, в окружении бойцов, стоящих с отвисшими челюстями.

— Силён… — Нараспев протянул взводный. — И ведь ни разу не повторился. А ты чего замер Хуснутдинов? Варежку закрыл, гильзы в руки и вперёд, фигуру делать.

— Товарищ лейтенант. — Обращаюсь я к ротному. — Это вообще-то мой карабин. И на меня записан.

— Раз твой, забирай. А этому Навуходоносеру что-нибудь подберём, теперь с оружием у нас проблем нет. — Негромко отвечает он, повторив за мной единственное цензурное слово, которое я использовал, за исключением предлогов.

Из короткоствола стрелять не стали, у «офицеров» было мало патронов, а у кого имелись трофейные пистолеты, старались их не светить. Так что возвращаемся домой и чистим оружие. Навуходоносера я сначала припахал вычистить свой, а теперь мой карабин. Проверил, заставил всё сделать по новой, и только после этого забрал себе и хорошенько смазал. Ему же взамен вручил трофейный винтарь, который ему опять пришлось полировать, но уже под моим жутким руководством. Кстати, являясь помощником командира взвода, то есть замком, я нагнал жути на весь личный состав. Пообещал оставить всех без «наркомовских», если оружие не будет блестеть как у кота яйца. Попутно сняв стружку с младших сержантов за недогляд. Народ внял, тем более после «баек Федяя», про мои акробатические этюды с ломиком, меня не просто боялись, но ещё и уважали. Ну, а после сегодняшнего монолога, оказалось, что «я ещё и вышивать умею и на машинке…», так что работали не за страх, а за водку, которой могли лишиться. Свой личный ствол, теперь имелся у каждого, так что без работы никто не остался. Я кстати тоже, пришлось контролировать процесс, и помогать с неполной разборкой, а главное сборкой трофейных девяносто восьмых маузеров, или Маузер 98к, как в просторечии их все называли. Хотя после вчерашнего, такая работа считалась за отдых. До ужина уложились все, хоть и пришлось заканчивать при свете костров и луны. Я проверил только своё отделение, оставив на откуп капралам остальные два. Тем более нафига это делать вечером, если проверить можно с утра, когда светло. Как говорится, не откладывай ничего на завтра, если можно сделать послезавтра.

Сегодня в меню у нас был овёс. На завтрак овсянка жидкая, на обед с кониной и на ужин густая. Правда хлеба выдали по норме, и то хлеб, да ещё с сахаром. Рафик опять начал возмущаться, теперь уже насчёт конской пищи, но Кобылиных у нас не было, поэтому пришлось его подколоть.

— Вот смотри Махмуд, ты у нас являешься бойцом Красной армии. Правильно.

— Правильно. — Кивает головой он.

— А что должен уметь красноармеец? — Рафик пожимает плечами.

— В первую очередь боец РККА должен стрелять как джигит, а бегать как его лошадь. А что нужно делать, чтобы лошадь хорошо бегала?

— Правильно, кормить её овсом. Стреляешь ты как джигит. Овса сегодня нажрался. Значит завтра побежишь наперегонки с лошадью, если не обгонишь, опять будешь овёс жрать, и так всю неделю.

— Э, моя не согласный.

— А вот это уже твои проблемы, не хочешь — заставим, не можешь, всё равно заставим. — Рафик завис, а народ выпал в осадок от смеха.

Попив чайку, бойцы потянулись в блиндаж, печурка потихоньку топилась уже пару часов, ну а люди откровенно зевали, умаявшись за день. Никаких неотложных дел пока не предвиделось, так что я не препятствовал, помня известную мудрость. Солдат спит — служба идёт. А тут война, так что пусть отсыпаются впрок. Федю назначил дневальным, намекнув насчёт гостей, так что за поляну я не переживал, тем более сегодняшнюю порцию мы не пили, да и корочка хлеба на закусь имелась. Был и ещё один резон, «офицеры» ушли в полк, как они говорили на охрану штаба. На батарее остался один Пучков, но его второй взвод находился в карауле, да и ночевал он у своих. Вчера старшим на батарее оставался Гервас, а младшой с ротным уходили спать в штабной блиндаж.

Мишка пришёл в районе девяти вечера, часового я предупредил заранее, так что дойдя до импровизированного КПП, встретил друга и проводил до нашего блиндажа.

— Погоди, — остановил меня он, когда мы подошли к костерку. — Давай тут присядем, поговорим, а то у вас там народу много.

— Давай присядем, — согласился я.

— Тут вот какое дело, сдаётся мне, что фрицы опять скоро вдарят.

— Не так чтобы скоро, но вдарят обязательно. Примерно через неделю.

— А ты откуда знаешь?

— Зольдбухи фрицевские посмотрел, когда на высоте отбивались. Те, что оборонялись из одной части, а наступали уже из другой. А ждут они, когда лёд на реке укрепится, морозы-то недавно начались, хотя минус десять — ерунда, но с каждым днём прибывает.

— Понял. Что делать будем?

— Что делать? Воевать.

— Я тебе по секрету скажу. Снаряды у нас говно. Особенно бронебойные. Осколочные ещё куда не шло, а больше никаких нету. Так что если танки пойдут, нам п…ц. Гусеницы порвём и на этом всё. С пехотой ещё пободаемся, с лёгкой бронёй опять же… — Мишка замолчал.

— Ты свои пушки, выдвини вперёд и левее, ближе к оврагу, причём уступом. Чего вы к этой дороге прижались? Как дитё к сиське. Вас же передавят там как жуков. А так фланг себе прикроете, да и тыл тоже.

— Да говорил я лейтенанту. А он ни в какую. Говорит приказ. Молодой, только из училища. Пороху только на днях понюхал, живого танка в глаза не видел.

— Значит, плохо говорил… Ладно, придумаем что-нибудь, пошли, а то водка прокиснет.

— Чуть не забыл, — Мишка достаёт из кармана бутылку с какой-то жидкостью. — На вот, на новоселье.

— Это что? Пить? — Пытаюсь я определить что внутри, нюхая пробку.

— Можешь пить, можешь бородавки мазать, а можешь от мандавошек лечиться. А нормальные люди, его в лампы заливают. — Решил приколоться Мишаня.

— А где ты тут видишь нормальных? Раз принёс, будем пить, а водку на опохмел оставим.

— Да я же пошутил, — начал оправдываться он.

— А я нет.

Заходим в блиндаж. Мишка, пригнувшись в дверях, так и не распрямился, и только пощупав воздух у себя над головой, и обнаружив там пустоту, выпрямился в полный рост.

— Ого, богато живёте, хоромы. У нас только Великанов не нагибаясь ходит, остальные буквой «зю».

— А ты как хотел? Мы тебе не кроты, чтобы в норах жить. Иди на свет. — Свободное от нар место располагалось справа от входа, примерно метр на два. Узкий коридор начинался прямо от двери, и заканчивался в шести метрах торцевой стеной, в которой и была устроена печка. Всё остальное пространство занимали двухэтажные нары, на которых вповалку спали бойцы. На чурбаке, заменяющем нам столик, лежал и светил, направленный вверх трофейный фонарик с синим светофильтром.

— Доставай кружки Федя, — говорю я, откупоривая бутылку, сейчас пить будем. Хорошо подогнанная затычка, подавалась с трудом, и по мере того, как я её вытаскивал, Мишкино удивление росло всё больше. И, в конце концов, Мишаня не выдержал, остановив мою руку, когда я сделал вид, что разливаю.

— Совсем больной? — шёпотом возмутился он, так как из бутылки уже явственно доносился запах самогона, то бишь керосина.

— Не пузыри, шютка. Федя, — где у нас коптилка? Пойдём, подсветишь. — Светильник заправили на улице, нюхать пролитый керосин в жилище, не очень-то хотелось. Хотя со временем всё равно будет вонять, но пока пахло хвоей, что напоминало о новогодних праздниках.

В приготовленную тару, разлили по соточке, выпили, занюхали корочкой хлеба, поговорили, через некоторое время повторили, продолжили разговор, а в десять вечера Мишка засобирался к себе. Разговаривали ни о чём, и обо всём, войны, и всё что с ней связано, старались не касаться, получилась встреча старых друзей. Я больше слушал, поддакивая в нужных местах, и балдел от внутреннего и наружного тепла, разливающегося по всему телу. Чёрного ворона так и не спели, кондиция была не та, да и народ в основном спал, или делал вид, что спит. Но разговаривали мы негромко, спорить тоже не спорили, так что своим бурчанием, усыпили самых несыпучих. Проводив друга, и выпустив его через пост, я занял своё место на нарах и вскоре срубился.