Противотанкист. Книга 4. Минометчики

Глава 15

— Ах ты ж сука фашистская! Мать твою… Курву… Грязным сапогом… Во все дыры…

На каждое ругательство, я отсекаю короткие злые очереди, стреляя с колена и целясь по вспышке, или по тому месту, где она только что была. Инстинкт самосохранения, заставляет упасть на землю, когда раздаётся щелчок пустого затвора. В полной тишине меняю магазин.

— Бах. — Карабин слева спереди от меня. Это уже Макар, больше некому. А через несколько секунд раздаётся негромкий хлопок пистолета, и теперь уже окончательно всё смолкло.

— Живой, командир? — Спрашивает Аристарх

— Живой. — С трудом проглотив комок застрявший в горле, отвечаю ему.

— А фрицу походу кирдык. — Федьке походу тоже, как-то отстранённо думаю я про себя. А вслух кричу.

— Так проверь!.. Хотя погоди, вместе пойдём. — Встаю, и с двух сторон приближаемся к дойчу. Увидев примерное место, достаю из подсумка пустой магазин и кидаю туда.

— Гранатен! — Как обычно предупреждаю оппонента, чтобы задёргался. Макар падает в снег, а вот фриц даже не шелохнется. Продолжаю спокойно идти вперёд. Ну, да, готов. Рука, нога, живот… И контрольный в голову. Самострел.

— Ты чего, командир? Предупреждать же надо, я чуть не высрался.

— Так я и предупредил, подбираю я магазин и засовываю в подсумок.

— А-а, понятно. Этому правки уже не требуется. А Фёдор где? — Так и хочется ответить в рифму, а ещё спросить. Почему так долго? Но сдерживаю себя.

— Здесь я. — Раздаётся позади меня знакомый голос.

— Живой!?!?

— А чего мне сделается?

— Что ж ты тогда орал?

— Так от неожиданности. Меня кто-то за одёжу дёрнул, я и упал. Поначалу подумал, что леший. Вот я и напужался. А пока перезаряжал карабин, уже всё кончилось.

— Ясно всё. А потом чего молчал?

— Ну, дык, не спрашивал никто.

— Сухой хоть?

— Не понял?..

— Говоришь напужался.

— А — а. Ну ведь не до такой же степени.

— Какие-то вы оба пугливые. А ну-ка, повертись. — Делаю я круговое движение рукой.

— Да уж, повезло тебе… — Увидев дырку с правой стороны, говорю я. — Будь у тебя ватники поменьше, или жопа побольше, попал бы фриц. — Ватные штаны на Федосе были на размер или два больше чем надо, — мода что ли такая? Галифе он также подбирал пошире, даже слегка ушивая их в поясе. А так как особой грушевидностью его фигура не отличалась, то бока в районе бёдер, оттопыривались значительно, исключительно за счёт одежды. Вот в этот оттопыренный бочок, и попала девятимиллиметровая пуля из немецкого автомата, вырвав значительный клок ваты на выходе.

— Ага, повезло, — поддакивает Макар. — Зато теперь с вентиляцией будешь и яйца не протухнут.

Пока отец Фёдор горюет о своих «революционных красных ватных шароварах», занимаемся каннибализацией трупа. Не в том смысле, что жрём, а просто осматриваем и собираем всякие ништяки. Хорошо хоть содержимое черепной коробки, осталось в капюшоне маскхалата, а то бы зрелище оказалось не особо эстетичным. Но нам хватало и запаха, так что засунув своё воображение подальше, приступаем к досмотру. Что мы имеем с паршивой овцы, кроме анализов?

Пистолет-пулемёт МП-40 и пять пустых магазинов к нему, один полный, плюс подсумки.

Пистолет Вальтер П-38 и две полных обоймы плюс кобура. Одного патрона не хватает.

Окопный нож в ножнах, острый. И на этом из вооружения всё. Гранат на наше счастье не оказалось.

Из имущества планшет с картой и карандашами, бинокль хороший с цейсовской оптикой, фонарик, часы, фляга и разная мелочь, которую можно распихать по карманам. Ранца у ганса с собой не было, так что хавчика и остального разного хабара нам не перепало. Видимо разведку отправили на ночку, прошвырнуться по нашим ближним тылам, так что ничего лишнего у них с собой не имелось. А вот часового они решили прихватить, в целях перевыполнения плана. Подтверждение своей версии я нашёл, бегло просмотрев карту, при свете фонарика. Позиции нашей батареи, также как и взвода сорокапяток были нанесены с точностью до миллиметра, да и новые оборонительные позиции пехотных рот второго эшелона, тоже была указаны, по крайней мере, станковые пулемёты.

Раздав сообщникам огнестрел, всё остальное значимое имущество оставляю себе, незначимое разбирают собутыльники. Эти засранцы уже продегустировали содержимое фляги, так как у обоих глаза как-то подозрительно заблестели. На ужин сегодня досталась только половинная порция наркомовских, всё остальное я отжал на нужды караула, причём у всего взвода. А то некоторые хитросделанные повадились пить через день, зато по стакану, чередуясь попарно. И если от ста грамм с обильной закуской бойцы не пьянели, то стакан сивухи действовал на некоторые молодые неокрепшие организмы специфически, как говорил товарищ Райкин про дефицит. Кто-то просто ложился спать, а кто-то начинал искать, где бы догнаться. Вот такие неадекваты в карауле мне были не нужны. В общем, погрозив «анкоголикам» кулаком, я забрал у них флягу, и со словами, — «шампанское по утрам пьют только аристократы…», — допил остатки и вернул Феде пустую тару, пусть несёт, а то жалко хорошую вещь выбрасывать. Утилизировать самоубийцу не стали, одеждой так же побрезговали, поэтому собираемся и возвращаемся назад, теперь уже по знакомой дороге, правда, с облаками.

Обратно мы не бежали, а шли в среднем темпе гуськом, следом за Макаром. С азимутами я тоже решил не заморачиваться, так что идём по своим же следам, разговаривая вполголоса. Всё-таки мы в своём тылу, и бояться нам кроме своих тыловиков некого. Вот и отпугиваем своим разговором, всяких-неоднаких.

— А как ты того фрица в кустах углядел? — спрашиваю у Макара.

— Да скорее услышал, потом уже заметил, что куст шевельнулся.

— А что услышал?

— Щелчок, как от осечки.

— А граната, откуда? Тоже ты кинул?

— Сама взорвалась. Там же, где я первого фрица подстрелил.

— Странно как-то, хотя… Допустим, ты стреляешь и у тебя осечка. Что делать будешь?

— Известно что, затвор передёрну и ещё раз попробую выстрелить.

— А если противник в двадцати метрах и у него оружие наготове. То кто первым выстрелит, когда услышит?

— Думаю тот, кто проворней.

— А если их двое и с автоматами, в кого первого стрелять будешь? — Аристарх задумался.

— Наверное, в того, кто более для меня опасен.

— А второй потом в тебя… Вот фриц и решил не рисковать, а кинуть гранату. Убить, так сказать двух зайцев. Он же не знал, что ты навскидку стреляешь. Тем более автомат осечку дал, и не факт, что патрон плохой попался, может и серьёзней причина быть.

— А как же тогда граната взорвалась? — теперь уже Макар начинает задавать вопросы.

— Запал-то фриц завёл, а вот на замахе ты его и подстрелил. Мы даже повоевать сумели, пока «толкушка» рванула. Да хлопцы, если будут спрашивать, говорите, что фриц на своей гранате подорвался, и взяли с него, только планшетку и автомат. Остальное вместе с кишками в кашу перемешено, кому надо пусть сами труп в лесу ищут. А то мы на обратном пути заплутали, еле по компасу вышли. А к утру думаю, все следы заметёт. — Снег начал падать, когда мы уже вышли на финишную прямую, а ветер усиливался с каждой минутой. В лесу ещё ничего, а вот в чистом поле… Луна окончательно спряталась, так что дорогу подсвечиваю фонариком, периодически сверяясь с компасом, хотя идти нам строго на север. Идём молча, и в начале пятого выходим на опушку в десяти метрах от оврага.

— Стой. Кто идёт? Три. — Раздаётся окрик бдительного часового.

— Два. Сержант Доможиров с патрулём.

— Сержант ко мне, без оружия, остальные на месте. — Вот же уставник чёртов. Ладно, он в своём праве. Оставляю автомат Макару, а сам иду на голос.

— Стой. Осветить лицо. — А если у меня нечем. Но голос я узнал. А вот смутную фигуру в пяти метрах от меня нет. Да и звук шёл откуда-то снизу. Ладно, товарищ капрал, ты сам этого хотел. Делаю страшную морду и подношу фонарик с синим фильтром к лицу снизу.

— Узнал? Козлов?

— Узнал, товарищ сержант. — Поднимается он из снежного окопчика и встаёт рядом с чучелом. Теперь в свете фонарика, я отлично вижу, где настоящее. — По голосу уже давно узнал.

— А чего тогда дурака валял.

— Так по уставу положено. Ну и предупредили меня.

— Ладно, отмаз зафиксирован.

— А диверсантов догнали?

— Догнали. И в небесную канцелярию отправили. Только разведка это была. Остальные жмуры где?

— Что?

— Фрицы говорю, дохлые.

— Так в лагерь снесли.

— Понял. Тогда пошли мы. Продолжайте нести службу! Товарищ младший сержант. — Отдаю я воинское приветствие.

— Есть продолжать! — Вытянувшись во фрунт, отвечает он. Свищу своим и спускаемся с откоса.

— Стой. Кто идёт? Два. — Да они что, задрочить меня, старого, решили? Не прошли и десяти метров.

— Три. Сержант Доможиров с патрулём. — Завожу я пластинку по новой.

— Сержанта ко мне. Остальные стой. — Получается один пост наверху, второй внизу. Грамотно. Только где столько народу напасёшься? Это ж весь взвод в карауле стоять будет. Иду на голос.

— Стой. Морда свети. — Ну, Махмуд, писец тебе. Повторяю тот же трюк, что и с капралом.

— У, шайтан! Зачем так пугал?

— А к чему такие строгости Рафик?

— Плохо дело. Земляк мёртвый совсем.

— Какой же он тебе земляк? Ты с Урала, он с Подмосковья.

— Зато вера один. И я теперь один.

— Ты же комсомолец, Махмуд. А религия опиум для народа.

— Религия опиум. А вера нет.

— Ну, ты и философ. Прямо Диоген.

— Диоген древний грек был. И в бочка сидел. А я простой татарин. Проходи командира.

С такими строгостями нам долго идти придётся, видимо жаренный петух кого-то клюнул, и забегали как ужаленные. К ярко горящим, вновь разведённым кострам, подхожу, матерясь во весь голос.

— Стой. Кто идёт? Четыре. — Спрашивает Гусев, выходя из тени.

— Адын. — Имитирую я кавказский акцент.

— Проходите в блиндаж, товарищ сержант. Там вас уже ждут. Ротный и начальство из полка. Злые все. — Предупреждает Вася.

Раз злые, торопиться не будем. Всё лишнее нахрен, да не нахрен, а в захоронку, есть у нас норка, не всякая собака найдёт, не то что чмошники. А то смотрю, повадились за трофеями в роту, как к себе в карман. Нет уж. Много вас, желающих на чужом бую в рай въехать, пробуйте теперь на своём. В роте патронов на две минуты боя, вместо повозки на каждый миномёт, одна, и та у старшины… Распаляя себя таким образом, я готовился к бою. Походу из кого-то, начнут сейчас козла отпущения делать. Так что лучшая защита это нападение, и для этого у меня есть железные аргументы. На «офицеров» надежды мало, пацаны совсем. Гервас, правда, постарше, но какой-то он мутный. Видимо свой скелет в шкафу у него имеется. В армии с тридцать четвёртого а всё ещё в лейтенантах, да и на роту его почему-то не поставили. А ладно, с этим позже разберёмся, будем решать насучную проблему. Автомат на шею, рукавицы в карманы, и как в ледяную воду вваливаюсь в блиндаж.

В землянке относительно светло, от обилия сложной геометрии в петлицах рябит в глазах. Хотя не такая уж она и сложная. Но «офицеров» тут всяко больше, чем рядовых, которые забились на верхний этаж нар, стараясь держаться подальше от начальства. Идёт какая-то напряжённая дискуссия на повышенных тонах. Кроме своего непосредственного руководства, узнаю капитана Лобачёва с рукой на перевязи, и всё. Остальные средние командиры мне не известны. С нашим появлением дискуссия прерывается, и все взгляды обращаются на нас. Пауза затягивается, поэтому нахожу самого старшего по званию с двумя шпалами в петлицах и, приложив руку к шапке, обращаюсь к нему.

— Товарищ майор, разрешите обратиться к лейтенанту Гервасу.

— Обращайтесь. Товарищ сержант.

— Товарищ лейтенант. Ваше приказание выполнено. Группа вражеских диверсантов уничтожена. — Рапортую я.

— Ты чего мелешь, сержант? Откуда тут взяться диверсантам. — Начинает возмущаться какой-то старлей. — Откуда, откуда? От верблюда. Так и хочется ответить в рифму. Но приходится сдерживаться. Поэтому рапортую, обращаясь к майору.

— Группа проникла в наш тыл на стыке с соседней дивизией и, пройдя по тылам полка, отметила расположение всех огневых точек, а также артиллерийских и миномётных батарей. Потом напала на нашего часового, намереваясь застигнуть врасплох и уничтожить личный состав и материальную часть роты. Но рядовой Хуснутдинов успел подать сигнал выстрелом из винтовки, и вступить в неравный бой с захватчиками. — Валю как на мёртвого, все несуществующие подвиги. Хотя почему как? И не важно, что боец приспал в окопе, и его спеленали как курёнка. Он погиб. А мёртвые сраму не имут.

— Вот брешет, як по писанному. — Раздаётся голос из угла.

— Собака брешет, а я говорю всё как есть, — на автомате отвечаю я и продолжаю доклад, ещё громче, пока опупевший от моей отповеди старшина, пытается подобрать слова.

— Караул был поднят в ружьё. А бодрствующая смена под моим командованием, немедленно выдвинулась к посту номер два и вступила в бой. С помощью подошедшего дежурного подразделения под командованием лейтенанта Герваса, диверсионная группа противника была разбита и частью уничтожена, а частью рассеяна и отошла в лес. Для преследования противника в лесной массив было направлено моё отделение. В результате чего противник уничтожен, захвачены трофеи. — Заканчиваю доклад я и наблюдаю за реакцией командиров. Странно как-то всё. Взводный отводит взгляд. Ротный вообще старается в мою сторону не смотреть. Майор глядит с интересом, комбат с сочувствием, а старлей почему-то с ненавистью. Чего я ему плохого сделал? И что тут вообще происходит?

— А теперь объясни нам сержант. Зачем ты убил наших разведчиков? — Цедит сквозь зубы старший лейтенант.