Немцы молчали уже полчаса, не то что совсем не стреляли, а их артиллерия и миномёты не работали. Такая тишина ничего хорошего не предвещала, гансы придумывали очередную пакость. Так что сидим в траншее и ждём, изредка высовываясь и окидывая позиции противника, вооружённым взглядом.
— А почему мы пулемёт себе не взяли? — спрашивает Федя. — Я же из него всяко лучше стреляю.
— Пехоте он пригодится, а наше основное оружие миномёт, и стрелять мы должны с закрытых огневых позиций, так что пулемёт нам и нахрен не нужен, а для самообороны и карабинов хватит. Опять же с патронами, одна-две атаки, и больше взять негде. Да и вообще, не наше это дело в окопе с пулемётом сидеть, думаю по темноте нужно валить отсюда.
— До темноты ещё дожить надо, — философски изрекает Фёдор. И на этом наш разговор прекращается, так как под свист мин мы бежим ныкаться.
— В укрытие! — Ору я, пробегая мимо своих временных подчинённых. В дзот мы протискиваемся уже с первыми разрывами. На этот раз, по высоте фрицы долбили целых полчаса, с небольшими перерывами «на обед». На кой они это делали, стало понятно, только при следующей атаке, когда очередной полуминутный перерыв затянулся. Высоту ещё пятнали разрывы, когда чуйка погнала меня наружу.
— К бою! — Подаю я команду, и первым выскакиваю в траншею, почему-то с пистолетом в руке. Почему я забыл карабин, хрен знает, а вот то, что тэтэшник был готов к стрельбе, спасло жизнь не только мне, но и много кому ещё. События как снежный ком, потянули за собой одно за другим.
Первых фрицев я застрелил уже на бруствере, выпустив всю обойму…
Чуть позже защёлкали карабины и застрочил автомат, за это время успеваю перезарядить пистолет…
Второй магазин разряжаю в подбегающих гансов, а грохот пулемёта сбивает с ног всех остальных…
Дальше пошла потеха с метанием гранат, а потом… Потом началась рукопашка в траншее, начало которой я помню смутно, продолжение ещё смутнее, а конец… Очнулся я только после окрика комбата. — Отставить сержант! — Почему-то с окровавленным ломом в руках. Позади меня стоял дядя Фёдор, лыбился и протягивал полную флягу. Делаю несколько хороших глотков, чёрт — да это же водка. Меня отпускает, а потом спиртное ударяет в голову, и я без сил опускаюсь на дно траншеи.
— Всё, давайте на батарею, артиллеристы-миномётчики, или теперь уже берсерки, не знаю как вас и назвать. Сейчас мы и без вас справимся. Боец, помоги своему командиру и уходите поскорее, пока фрицы не опомнились. Это ж надо догадаться, с ломом, да в рукопашную, — и где он его только взял?.. — Уже удаляясь от нас, ворчал капитан.
— И правда. Где я его взял? А тэтешник мой где? Карабин опять же. Федя, чего ты там молчишь? — Осматриваю я свою амуницию и вооружение. Всё, что у меня осталось при себе из огнестрела, это Вальтер в наплечной кобуре. — Федя, я где-то свой пистолет обронил, пойдём, поищем.
— А может не надо?
— Надо Федя, надо.
— Ну, смотри. Ты сам этого хотел.
Пробираемся по траншее в сторону левого фланга, перешагивая через трупы, как наших, так и немцев, причём фрицев значительно больше. Да и травмы у них какие-то странные. Огнестрел, штык, пехотная лопатка, это понятно, а вот закруглённые вмятины на касках и поломанные карабины Маузера… Что-то мне это напоминает, и это что-то у меня в руках.
— Вот-вот, оно самое и есть, — отвечает на мой вопросительный взгляд дядя Фёдор.
— Ладно, не ёрничай, лучше пистолет ищи.
— А чего его искать, куда ты его бросил, там и валяется.
— И где это место?
— Дойдём, увидишь.
— Ты хоть помнишь, как всё произошло?
— Начало хорошо, а рукопашную урывками.
— Тогда рассказывай, что помнишь.
— Ты заорал — к бою, и первым выскочил из дзота. Мы следом. Дальше началась стрельба из пистолета, мы поддержали из винтовок и шмайсера. А Степаныч положил всех фрицев, атаковавших на нашем фланге, из пулемёта. Вдогонку ещё и гранатами закидали.
— Это-то я помню. А дальше?
— Когда угрозу на своём фланге ликвидировали, Степаныч начал отсекать от траншеи тех немцев, которые атаковали по фронту, получилось хорошо, прямо во фланг. Увидев, что часть фрицев уже в траншее, ты прорычал, — за мной барбудос, — схватил лом и побежал по траншее, где уже шла рукопашная схватка. Мы за тобой. Гранаты кидать было нельзя, все перемешались, я шёл прямо за тобой, старался стрелять в тех, кто направлял в нашу сторону оружие. Парни прикрывали от тех немцев, которые были наверху. А ты крушил всех подряд, нанося удары сверху, снизу, а также колол как штыком. Хорошо, что наших почти не осталось, а то бы ты и их ухайдакал. То есть плохо, конечно, но хорошо, что мы своих не задели. — Смешался Федя.
— Ясно всё. Не считал, скольких мы в страну вечной охоты отправили?
— Нет, конечно.
— Ну и хрен с ними, пусть пехота на себя пишет.
— Оно и правильно будет, а то наших много полегло. А кто такие, эти барбудосы? — задал неожиданный вопрос Федя.
— Барбудос, это тоже самое, что и берсерки. — Леплю я отмазку, первой пришедшую на ум.
— Понятно… А тогда кто такие, берсерки?
— А это уроды, похожие на Джигурду. — Подумал я про себя, а вслух сказал следующее. — Берсерки, это самые могучие воины из викингов. Про викингов-то знаешь?
— Про викингов слышал, они как наши богатыри на мечах сражались… — сказал, и о чём-то задумался дядя Фёдор. Я тоже заткнулся, так как увидел довольно неприглядную картину. Каска на одном из пациентов видимо слетела, и он получил рауш-наркоз по пустой голове. Правда, голова оказалась не совсем пустая, и серое вещество из неё вытекло наружу. Поэтому в этом месте пришлось передвигаться с осторожностью, внимательно смотря под ноги, и вопрос Феди, застал меня врасплох.
— А кто круче, берсерки или барбудосы?
— Барбудос. — На автомате поправил я его, но это прозвучало как ответ, на поставленный вопрос.
— Тогда Коля, ты настоящий барбудос.
— Спасибо Федя, ты тоже. — А вот кубинским революционером меня тут ещё никто не называл. Хотя сам виноват, нечего раскидываться, всякими непонятными словами.
Так за разговором мы и дошли до того места, откуда всё началось. Подобрав свой тетешник, убираю его в кобуру и подхожу к Коваленко.
— Здорова Степаныч! А где твои бойцы?
— Давно не виделись, товарищ сержант. А бойцы мои вон, в окопе.
— Спят, что ли?
— Ага, вечным сном. Еле дотащил.
— Ну, извини.
— Ты-то тут причём, Николай. Война.
— Да-а. Война. Как хоть их звали?
— Мишка Иванов из Москвы. А Андрюха Казанец тот, что с родинкой — из Подмосковья.
— Жалко, молодые совсем. Помянем?
— Это можно, — пулемётчик достаёт свою флягу и пускает по кругу. Сделав по глотку, присаживаемся на дно траншеи и закуриваем.
— Я тут с ближних фрицев трофеи добыл, эти-то точно твои, Николай, так что забирайте. Вон они, в отнорке.
— Раз мои, глянем. — Так, что у нас здесь? Винтовки, пара люгеров, МП-40, гранаты, и так по мелочи, обвес, амуниция. Пистолеты раздаю «подельникам», эмпэху вместе с боезапасом забираю себе. Прихватываю пару яиц, флягу с чем-то пахучим и всё. Потом что-то себе выбирает Федя, грузим всё в вещмешок и собираемся в путь-дорогу.
— Степаныч, а ты что, тут совсем один остаёшься? А то мы на батарею.
— Пришлют кого-нибудь, не впервой.
— С твоими помочь?
— Не надо, списки ещё не составили. А если меня убьют, кто про бойцов расскажет? Да и фрицы их из траншеи всё равно выбросят, так что не тратьте время. Прощевайте.
— И тебе не хворать. Бывай.
Забираю из дзота свой трофейный карабин, беру лом и, перевалившись через бруствер, выбираемся из траншеи. Всё-таки оружие должно быть проверено в бою, да и хороший ломик на помойке не валяется. Лишнее вооружение и боеприпасы в вещмешке на горбу у Феди, ну а я просто иду себе ломом подпоясанный. Чтобы прикрыться высоткой от глаз возможных наблюдателей, забираем немного влево. Лучше я сделаю крюк, и приду усталый, но живой, чем быстрый и мёртвый.
Оказалось, что и кривой путь не есть самый безопасный. Шагах в сорока от небольшого окопчика нашей пехоты, нас окликнули.
— Стой. Кто идёт? Пароль.
— Миномётчики. Возвращаемся на батарею. — Чисто на автомате отвечаю я, не сбавляя шага.
— Стой! Стрелять буду! — И звук взводимого затвора. А сразу за ним выстрел. Грёбаный Экибастуз!.. Царица полей… Да они там что, охренели совсем? — Падаем на землю и расползаемся по укрытиям. Федя заползает в небольшую ложбинку, а я за бугорок и продолжаю переговоры.
— Эй, придурок! Прекращай палить. Вы тут в тылу совсем охренели? — Бах!
— Врёшь, не возьмёшь! Фашист переодетый. — И снова. Бах! Пуля свистит, пролетая надо мной.
— Я тебе ещё раз говорю. Мы миномётчики. По приказу капитана Лобачёва, с высотки возвращаемся на батарею.
— Нашего комбата фашисты убили, а высоту захватили. Врёшь ты всё. Диверсант проклятый. — И снова выстрел, теперь уже сдвоенный. Всё, приплыли, этих обосравшихся идиотов там двое. Будут стрелять, пока патроны не кончатся. Я-то надеялся, что пока этот душара перезаряжается, заскочить в окоп и надавать ему по шее. А вдвоём, могут и пристрелить с испуга. Ладно, как говорил вождь мирового пролетариата, «мы пойдём другим путём». Шапку конечно жалко, новая совсем, но моя голова мне дороже. Надеваю шапку на ствол карабина, и прикладываю её на бугорок справа. И пока Робин Гады азартно пытаются попасть в неё с тридцати шагов, отползаю на несколько метров левее, достаю из кармана яичко от вермахта, примериваюсь и закидываю его в окоп.
— Граната! — Предупреждаю я окриком и наблюдаю за реакцией новобранцев. Винтовки брошены в окопе, а два туловища бегут в сторону леса. Быстро собираем свои вещи и занимаем место «Недрищевых». Надо дождаться кого-то нормального и разъяснить ситуацию, а заодно и покараулить. При свете дня удаётся рассмотреть нашу оборонительную полосу. Вот это сюрпрайз. Если у немцев на высоте была выкопана траншея полного профиля, то здесь окопчики на два-три человека, на десятиметровом расстоянии друг от друга. Причём полуметровой глубины ход сообщения, соединял только некоторые из них. И если при пополненных штатах обеспечивалась относительно нормальная плотность войск, то сейчас соседние окопы пустовали, а ближайшие к нам головы, торчали в полусотне шагов, с той и другой стороны от нас.