Оракул с Уолл-стрит 4

Глава 23 Научный прорыв

Колумбийский университет встретил меня запахом старых книг и химических реактивов, смешанным с ароматом весенних цветов из студенческого сквера. На дворе стоял ясный день, идеальный для научных открытий.

Мартинс остановил автомобиль у здания Хэвенского медицинского центра, чье неоготическое величие напоминало о традициях и стремлении к знаниям, передаваемым из поколения в поколение. Студенты в летних костюмах сновали между корпусами, их лица сияли увлеченностью и молодой энергией.

— Второе посещение подряд, благородные дела приумножаются, — заметил О’Мэлли, наблюдая за студентами. — В прошлый раз мы здесь не были.

— Иногда наука важнее денег, — ответил я, проверяя карманные часы. — И доктор Флеминг долден ждать нас в лаборатории.

Доктор Уолтер Стивенс, декан медицинского факультета, встретил нас у входа. Худощавый мужчина лет шестидесяти с седой бородкой эскулапа и проницательными глазами, державшийся с достоинством истинного ученого.

— Мистер Стерлинг, добро пожаловать в Колумбийский, — он пожал мне руку с искренним теплом. — Доктор Флеминг в восторге от возможности встретиться с вами.

— Радость взаимна, доктор Стивенс, — я убрал шляпу, входя в здание. — Далеко не каждый день удается беседовать с ученым такого калибра.

Мы поднялись на третий этаж, где располагалась исследовательская лаборатория. Коридоры украшали портреты выдающихся выпускников и преподавателей университета, врачей, чьи открытия изменили медицину.

Лаборатория оказалась просторным помещением с высокими потолками, заполненным научным оборудованием. Микроскопы, пробирки, колбы с загадочными растворами, стеллажи с химическими препаратами, весь арсенал современной науки 1929 года, который в моих глазах выглядел трогательно архаично.

У длинного рабочего стола стоял мужчина в белом халате, внимательно изучающий что-то в микроскоп. При нашем появлении он поднял голову.

Александр Флеминг. Даже без знания будущего невозможно ошибиться в его незаурядной личности. Шотландец средних лет с живыми, умными глазами и добродушным лицом, излучающий ту особую энергию, которая присуща истинным первооткрывателям.

— А, мистер Стерлинг! — он отложил работу и пошел навстречу. — Доктор Стивенс рассказал мне о вашем интересе к медицинским исследованиям. Честно говоря, не часто финансисты с Уолл-стрит интересуются микробиологией.

— Возможно, потому, что большинство из них не понимает потенциала ваших открытий, доктор Флеминг, — я пожал его руку.

Флеминг улыбнулся.

— Пожалуйста, называйте меня просто Александр. Хотите посмотреть, что привело меня в Нью-Йорк?

Он повел нас к рабочему столу, где было разложено несколько чашек Петри с различными культурами.

— Видите эти образцы? — он указал на одну из чашек. — Это счастливая случайность, которая произошла в моей лаборатории в Лондоне прошлой осенью.

Я наклонился поближе, разглядывая содержимое чашки. В одной области росла обычная бактериальная культура, но вокруг небольшого зеленоватого пятна образовалась четкая зона, где бактерии не размножались.

— Заражение плесенью? — спросил я, изображая любопытство новичка.

— На первый взгляд именно так, — Флеминг оживился. — Но когда я начал исследовать это поподробнее, обнаружил нечто удивительное. Эта плесень, Penicillium notatum, выделяет вещество, убивающее многие виды бактерий.

— И это вещество…

— Я назвал его пенициллином, — с гордостью произнес Флеминг. — Предварительные эксперименты показали его высокую эффективность против стафилококка, стрептококка и других опасных микроорганизмов.

Доктор Стивенс кивнул.

— Александр демонстрировал результаты на вчерашней конференции. Потенциал поразительный.

Я выпрямился, мысленно просчитывая возможности.

— И каковы следующие шаги, доктор Флеминг?

— Вот здесь и возникают трудности, — его лицо омрачилось. — Чтобы сделать пенициллин доступным для лечения, нужно разработать методы массового производства. Настоящий пенициллин производится в ничтожных количествах, даже для лабораторных экспериментов едва хватает.

— А что требуется для решения этой проблемы?

Флеминг откинулся в кресле.

— Серьезные инвестиции в исследования. Новое оборудование, квалифицированный персонал, время. Очень много времени. По моим оценкам, от нескольких лет до десятилетия, прежде чем мы сможем производить пенициллин в промышленных масштабах.

Десятилетие. Если дождаться естественного хода событий, массовое производство пенициллина начнется только в начале 1940-х, во время Второй мировой войны. Сколько жизней можно спасти, ускорив этот процесс на десять лет!

— Доктор Флеминг, — начал я осторожно, — что если бы у вас были неограниченные ресурсы для исследований? Собственная лаборатория, лучшее оборудование, команда талантливых ученых?

Глаза Флеминга загорелись.

— О, если бы! Мы могли бы ускорить процесс в разы. Начать с изучения химической структуры пенициллина, затем найти способы стабилизации и концентрации. Возможно, даже создать синтетические аналоги…

— Мистер Стерлинг, — вмешался доктор Стивенс, — боюсь, вы недооцениваете масштаб инвестиций, необходимых для такого проекта.

— Попробуйте удивить меня цифрами, — улыбнулся я.

Стивенс и Флеминг переглянулись. Наконец, Флеминг назвал сумму, которая для 1929 года звучала астрономически.

— Для создания полноценного исследовательского центра потребуется около пятисот тысяч долларов первоначальных инвестиций. Плюс ежегодные операционные расходы в размере двухсот тысяч.

— А сроки?

— При наличии ресурсов и правильной организации… возможно, пять лет до первых практических результатов.

Пять лет. К 1934 году. Это означало бы доступность антибиотиков задолго до войны.

— Джентльмены, — я достал из внутреннего кармана чековую книжку, — вы получите все необходимые средства.

Флеминг подумал, что ослышался.

— Прошу прощения?

— Я предлагаю создать исследовательский центр по разработке пенициллина, — я начал выписывать чек. — Первоначальное финансирование — миллион долларов.

В лаборатории повисла тишина. Доктор Стивенс побледнел. Флеминг открыл рот, но не произнес ни слова.

— Это невозможно, — наконец выдохнул Стивенс. — Мистер Стерлинг, вы говорите о сумме, сопоставимой с годовым бюджетом всего университета.

— И каждый цент окупится сторицей, — я оторвал чек и протянул его изумленному декану. — Доктор Флеминг, я хочу, чтобы в течение месяца была создана лаборатория, не уступающая лучшим в Европе.

Флеминг, наконец, пришел в себя.

— Мистер Стерлинг, я тронут вашим интересом к моих работе. Большинство финансистов считает медицинские исследования невыгодным вложением.

— Доктор Флеминг, ваше открытие может спасти больше жизней, чем все, что унесли войны в истории человечества, — ответил я с искренним убеждением. — Такие инвестиции бесценны.

— Но почему? — Стивенс все еще держал чек, словно боясь, что тот исчезнет. — Что заставило вас принять столь радикальное решение?

Я задумался на мгновение, выбирая слова.

— Недавно я потерял близкого человека из-за инфекции, которую врачи не смогли вылечить. Тогда я решил, что если у меня будет возможность предотвратить подобные трагедии, я не упущу ее.

Это было правдой, хотя и половинчатой. Я знал, какое значение имел этот препарат для человечества.

— Есть еще одно условие, — добавил я. — Я хочу, чтобы результаты исследований стали достоянием медицинского сообщества как можно быстрее. Не должно быть никаких патентных ограничений или попыток монополизации.

Флеминг энергично кивнул.

— Полностью согласен! Медицина должна служить человечеству, а не частным интересам.

Я улыбнулся. В оригинальной истории Флеминг действительно придерживался таких взглядов, отказавшись патентовать пенициллин.

— Когда можете начать набор команды? — спросил я.

— Немедленно, — ответил Стивенс, все еще ошеломленный. — У нас есть контакты с лучшими микробиологами и химиками страны. Многие будут счастливы присоединиться к такому проекту.

— Превосходно. Доктор Флеминг, планируете остаться в Америке для руководства проектом?

— Если позволите, я хотел бы разделить время между Нью-Йорком и Лондоном, — он задумался. — Там остались мои исследования, да и семья…

— Конечно. Мы организуем все так, чтобы вам было удобно.

О’Мэлли, который все это время молча стоял у двери, неожиданно подал голос:

— Прошу прощения за вмешательство. Мистер Стерлинг, возможно, стоит обсудить некоторые практические детали отдельно?

Я кивнул, понимая его намек. Безопасность, логистика, контракты, все это требовало детального планирования.

— Доктор Стивенс, доктор Флеминг, позвольте моему помощнику встретиться с вашими юристами завтра. Мы оформим все необходимые документы.

— Разумеется, — Стивенс кивнул. — Хотя должен предупредить, университетская бюрократия порой движется медленно.

— Мы найдем способы ускорить процесс, — заверил я.

Флеминг вдруг нахмурился.

— Кстати, о финансировании. Вы не единственный, кто интересуется коммерческим потенциалом биологических открытий. Хотя, в последние месяцы несколько крупных корпораций сокращают финансирование научных проектов.

— Действительно? — я заинтересовался.

— Да. Например, химические компании вдвое сократили гранты нашему факультету. Говорят о необходимости «оптимизации затрат» и «фокусировке на прибыльных направлениях».

Доктор Стивенс подтвердил:

— То же самое происходит по всей стране. Даже такие гиганты как DuPont урезают исследовательские программы.

Это четвертый весомый признак приближающегося кризиса. Корпорации интуитивно готовились к трудным временам, сокращая долгосрочные инвестиции в пользу краткосрочной ликвидности.

— Тем более важно поддерживать науку в такие периоды, — заметил я. — Именно исследования помогут экономике оправиться от любых потрясений.

Мы провели еще час, обсуждая детали будущего проекта. Флеминг увлеченно рассказывал о своих планах, доктор Стивенс делал записи, а я мысленно представлял, как через несколько лет первые пациенты получат спасительное лечение.

Когда мы наконец попрощались, доктор Флеминг дошел с нами до выхода.

— Мистер Стерлинг, — он остановился у двери, — есть нечто, что меня беспокоит. Ваша щедрость поразительна, но не связана ли она с какой-то информацией о грядущих эпидемиях или войнах?

Вопрос застал меня врасплох. Неужели я настолько прозрачен?

— Просто предчувствие, доктор, — ответил я осторожно. — И желание быть готовым ко всему.

Флеминг медленно кивнул.

— В последнее время многие говорят о неких тревожных тенденциях. Не только в экономике, но и в международной обстановке. Возможно, вы правы, готовясь заранее.

Выйдя из здания, мы направились к автомобилю. Солнце все еще светило ярко, но в воздухе чувствовалась подступающая вечерняя прохлада.

— Интересная встреча, — заметил О’Мэлли, когда мы сели в машину. — Вы действительно думаете, что эта плесень так важна?

— Поверь мне, Патрик, это открытие изменит мир. — Я откинулся на сиденье, размышляя о проделанной работе. — И возможно, мы только что спасли миллионы жизней.

— Миллионы? — он усмехнулся. — Это всего лишь плесень.

— Всего лишь плесень, которая победит инфекции, убивающие больше людей, чем все войны вместе взятые.

О’Мэлли покачал головой, но промолчал. Мартинс завел двигатель, и мы выехали на улицы Нью-Йорка.

Я смотрел в окно на городскую суету, думая о контрастах этого дня. Утром благотворительность для детей и больных. Днем инвестиции в научную революцию. А вскоре меня ждали важные встречи в мире политики и преступности.

Тремя чеками, выписанными за сегодняшний день, я потратил больше денег, чем зарабатывали тысячи американцев за всю жизнь. Но каждый доллар был инвестицией в будущее, которое я знал слишком хорошо.

— В офис, босс? — спросил Мартинс.

— Да. Нужно подготовиться к вечеру. — Я проверил время. — И О’Мэлли, не забудь связаться с нашими юристами. Нужно создать отдельный фонд для финансирования научных исследований. Пенициллин только начало.

— Размышляете о других проектах?

— Всегда, — я кивнул. — Наука не должна стать жертвой экономического кризиса. Скорее наоборот, именно сейчас важно инвестировать в открытия, которые помогут миру восстановиться.

Автомобиль мчался по улицам Нью-Йорка, увозя нас от тихих университетских коридоров обратно в мир больших денег и еще больших амбиций. Но я знал точно часть моих денег пошла на дело, которое переживет любые кризисы и революции.

Пенициллин. Маленькая плесень, которая изменит историю человечества. И теперь у нее достаточно ресурсов, чтобы сделать это на десять лет раньше.

От университета мы направились прямо в главный офис «Стерлинг, Харрисон и Партнеры». Вечерние тени уже начинали удлиняться, но рабочий день далек от завершения. В приемной мисс Говард встретила меня с обычной стопкой срочных документов.

— Добро пожаловать, мистер Стерлинг. Мистер Прескотт просил зайти к нему, как только вы появитесь. Также звонили представители Роквуда по поводу завтрашнего ужина с губернатором Рузвельтом.

— Спасибо, мисс Говард. Сначала к Прескотту.

Кабинет Прескотта располагался в углу этажа, с великолепным видом на гавань. Я вошел, не стучась, ведь наши отношения давно вышли за рамки формальностей.

— Джонатан? Вы хотели меня видеть?

Прескотт поднял голову от документов, его лицо выражало озабоченность.

— Уильям, садитесь. У нас небольшая проблема. — Он указал на стул напротив. — Получил несколько тревожных звонков от наших крупнейших клиентов.

— Какого рода?

— Они начинают нервничать. Семья Астор спрашивает, почему мы так агрессивно увеличиваем долю наличности в их портфеле. Вандербильты недовольны продажей части технологических акций. Даже Роквуды выражают «некоторую озабоченность» нашей стратегией.

Я откинулся в кресле, обдумывая ситуацию. Их беспокойство предсказуемо. В разгар бычьего рынка мои осторожные действия выглядели излишне консервативными.

— И что вы им сказали?

— То, что мы обговаривали. Что следуем стратегии защиты капитала и видим определенные риски перегрева рынка. Но они хотят услышать это от вас лично.

— Хорошо. Организуйте встречу с ключевыми клиентами на следующей неделе. Я объясню нашу позицию. — Я поднялся. — Что-то еще?

— Да. Хендерсон хочет обсудить с вами ситуацию на европейских рынках. С ним говорили несколько брокеров из Лондона, и новости не очень хорошие.

— Сейчас у меня нет времени. Скажите, завтра утром, первым делом.

Выйдя от Прескотта, я направился в исследовательский отдел. Сара Левински все еще работала, несмотря на окончание рабочего дня.

— Мистер Стерлинг! — она подняла голову от отчетов. — Не ожидала вас так поздно.

— А я не ожидал, что вы так задержались. Есть что-то срочное?

— Завершаю анализ объемов торгов за май. Результаты тревожные.

Она показала мне график. Объемы маржинальной торговли выросли еще на пятнадцать процентов за последнюю неделю. Ситуация накалялась быстрее, чем я ожидал.

— Продолжайте работу, мисс Левински. И помните, это совершенно секретная информация.

— Разумеется, сэр.

Последней остановкой стал мой собственный кабинет. На столе лежала срочная корреспонденция: телеграмма от швейцарских банкиров, подтверждение получения золотых слитков, отчет о ходе операции «Черное золото» от команды Роквуда.

О’Мэлли заглянул в кабинет.

— Босс, Мартинс подаст машину через тридцать минут. Домой или есть другие планы?

— Домой. Нужно подготовиться к завтрашней встрече с Рузвельтом.

Я быстро просмотрел самые важные документы, поставил подписи где требовалось, и убрал особо секретные бумаги в сейф.

— Кстати, — сказал О’Мэлли, когда мы спускались в лифте, — Мартинс проверил Джексона сегодня. Наш «двойной агент» исправно передал сицилийцам информацию о вашем маршруте на завтра. Правда, информацию слегка искаженную.

— Отлично. Пусть они думают, что я буду в другом месте и в другое время.

На улице вечерний Нью-Йорк кипел жизнью. Офисные работники спешили домой, рестораны заполнялись посетителями, на углах играли уличные музыканты.

В машине я откинулся на сиденье, закрыв глаза. День выдался насыщенным: благотворительность, наука, деловые встречи. Завтра будет не легче: подготовка к поездке в Атлантик-Сити, затем ужин с Рузвельтом.

— Тяжелый день, босс? — спросил О’Мэлли.

— Продуктивный, — поправил я его. — Каждый такой день — это строительный блок для будущего.

— А какое оно, это будущее?

Я открыл глаза и посмотрел на ирландца.

— Сложное, Патрик. Очень сложное. Но мы к нему готовимся.

Звук закрывающейся двери особняка эхом прокатился по мраморному вестибюлю. Майский вечер окутал Нью-Йорк бархатистой темнотой, лишь уличные фонари да окна небоскребов мерцали вдали, словно звезды, спустившиеся на землю.

Я передал О’Мэлли пальто и направился в малую библиотеку, где на столе красного дерева меня уже дожидалась новая стопка документов от мисс Говард. Дневные итоги, телеграммы, срочная корреспонденция, весь поток информации, составляющий кровеносную систему моей финансовой империи.

Камин потрескивал, отбрасывая теплое золотистое сияние на кожаные корешки книг. Я налил себе два пальца коньяка и устроился в кресле, открывая первую папку.

Отчет о дневных торгах. Индекс Доу-Джонса снова достиг рекордных высот, превысив отметку в триста сорок пунктов. Объемы торгов колоссальные, почти три миллиона акций сменили владельцев. Повсюду процветание, оптимизм, эйфория.

Следующий документ — сводка по операции «Черное золото». Роквуды работали быстро. Уже готовы первые черновики корпоративной структуры United Petroleum Corporation. Мои юристы должны изучить детали к завтрашнему вечеру.

Звонок телефона прервал мои размышления. Фаулер появился в дверях с идеальной пунктуальностью.

— Междугородный вызов для вас, сэр. Мисс Кларк из Вашингтона.

— Принимаю.

Я поднялся и подошел к телефонному аппарату на отдельном столике. Трубка из черного бакелита была прохладной на ощупь.

— Элизабет? Как дела в столице?

— Уильям, слава Богу, дозвонилась! — голос звучал напряженно, несмотря на помехи линии связи. — Мне нужно срочно с тобой поговорить. То, что я обнаружила здесь…

Я выпрямился. В голосе Элизабет слышалась та особая нотка, которая появлялась только когда она натыкалась на по-настоящему важную информацию.

— Что произошло?

— Лучше по телефону не говорить. Но в общих чертах… — дальше она заговорила нашим особым кодом, похожим на тот, который я использовал при разговоре с людьми Мэддена. Все названия заменялись на другие, более невинные предметы. Посторонний вряд ли мог нас понять. Я автоматически расшифровывал нашу беседу. — Уильям, что-то происходит за кулисами. Крупнейшие банки ужесточают требования к кредитам и увеличивают золотые резервы.

Пятый признак. Я уже ожидал этого, но подтверждение от независимого источника усилило ощущение надвигающейся бури.

— Все банки или только определенная группа?

— Пока что First National, Chase и Morgan. Но еще интереснее то, что они делают это скоординированно, словно следуя общему плану.

— А что с известной нам компанией? Ты смогла выяснить детали операции? Той самой, о которой ты знаешь…

Пауза. Слышалось только потрескивание на линии и отдаленные голоса операторов.

— Уильям, это серьезнее, чем мы думали. Наши предположения полностью подтверждаются. Они не просто готовятся к кризису. Они его планируют.

У меня перехватило дыхание. Одно дело знать о грядущем крахе и готовиться к нему. Совсем другое активно его провоцировать.

— Что именно ты узнала?

— В среду мой источник в Вашингтоне показал мне черновик внутреннего меморандума Федерального резерва. Группа банкиров лоббирует резкое ужесточение кредитных требований для биржевых операций. И угадай, кто стоит за этой инициативой?

— Наши «друзья».

— Именно. Но самое интересное не это. Они одновременно скупают золото в промышленных масштабах. За последние два месяца приобрели золотых слитков на сумму более пятнадцати миллионов долларов.

Я быстро просчитал цифры. Пятнадцать миллионов долларов — это примерно семьсот тысяч унций золота по текущему курсу в двадцать долларов за унцию. Колоссальное количество для частной корпорации.

— Элизабет, а другие подробности операции?

— Я нашла упоминания о ней в нескольких документах. По-видимому, это кодовое название комплексной операции по обрушению фондового рынка с последующей скупкой обесцененных активов. Операция разбита на несколько этапов.

Сердце забилось быстрее.

— Какие этапы?

— Первый этап уже завершен. Накопление позиций и создание структур для короткой продажи. Второй сейчас в процессе — подготовка информационной кампании и лоббирование изменений в финансовом регулировании. Третий этап…

— Что с третьим?

— Запланирован на конец лета. Кодовое название «Железный дождь». Детали пока неизвестны, но это судя по всему, это тот момент, когда они спустят курок.

Конец лета. Август-сентябрь. Все сходилось с историческими фактами. В конце августа 1929 года Федеральная резервная система действительно ужесточила требования к биржевому кредитованию, что стало одним из факторов, спровоцировавших октябрьский крах.

— Элизабет, насколько твоему источнику можно доверять?

— Он работает в аппарате сенатора Гласса. Имеет доступ к закрытым материалам банковского комитета. Пока что вся полученная от него информация подтверждалась.

Я прошелся по комнате, обдумывая услышанное. Камин потрескивал, бросая уютные тени на книжные полки, но атмосфера в библиотеке стала напряженной.

— А обычные банки? Те, которые не входят в круг наших «друзей»?

— Большинство находится в неведении. Они видят только ужесточение требований со стороны регуляторов и следуют новым правилам. Только самые крупные игроки посвящены в полную картину.

— Понятно. — Я остановился у окна, глядя на ночные огни города. — Когда ты вернешься в Нью-Йорк?

— Планирую в пятницу. Но Уильям, есть еще кое-что…

— Слушаю.

— Я обнаружила связь между ними и группой европейских банкиров. Кажется, операция в Америке — это только часть более масштабного плана.

Европейцы. Конечно, финансовые рынки по обе стороны Атлантики были тесно связаны. Крах в Америке неизбежно затронет Европу.

— Какие именно банки?

— Пока установлены связи с Ротшильдами и Банком Англии. Возможно, есть и другие. Я продолжаю выяснять.

— Хорошая работа. Напиши отчет со всеми деталями. Мы встретимся в субботу и обсудим, как действовать дальше.

— Уильям, — в голосе Элизабет прозвучала тревога, — а что, если мы пытаемся предотвратить неотвратимое? Они располагают колоссальными ресурсами и влиянием. Что мы можем сделать против них?

Хороший вопрос. Даже с моим знанием будущего прямое противостояние с Continental Trust казалось самоубийством. Но кто сказал о прямом противостоянии?

— Мы можем многое, если играть умнее. — В моем голосе зазвучала уверенность. — У нас есть преимущество, о котором они не подозревают.

— Какое?

— Знание их планов. Если они готовят обвал, мы подготовимся к нему лучше их.

— Ты хочешь переиграть их на их же поле?

— Именно. — Я вернулся к столу и взял стакан коньяка. — Элизабет, когда начнется крах, мы должны быть готовы не просто выжить, но и выиграть. Представь себе, когда они будут скупать обесцененные активы, они обнаружат, что поспешили и кое-кто оказался быстрее.

— Это крайне опасно.

— Да, но потенциальная награда стоит риска. — Я отпил коньяка, чувствуя, как алкоголь согревает горло. — К тому же у нас есть то, чего нет у них.

— Что именно?

— Время. Мы знаем приблизительные сроки их операции. У нас есть почти пять месяцев на подготовку.

Элизабет долго молчала. Наконец произнесла:

— Ладно. Но нам понадобится безупречный план и абсолютная секретность.

— Именно. А пока продолжай наблюдение в Вашингтоне. Особенно интересуют любые детали о «Железном дожде».

— Будет сделано. А ты? Какие планы на ближайшие дни?

Я взглянул на календарь.

— У меня интересные и важные встречи. Возможно, смогу узнать что-то полезное из этих источников.

— Будь осторожен, Уильям.

— Всегда. До встречи в субботу.

— До встречи.

После того как я повесил трубку, комната погрузилась в тишину. Лишь тиканье каминных часов и потрескивание поленьев нарушали покой.

Я вернулся к креслу и взял блокнот для заметок. Надо зафиксировать все услышанное и скорректировать планы.

Пятый признак подтвердился. Банки ужесточают кредитные требования и накапливают золото. Continental Trust не просто готовится к кризису, но и планирует его активно спровоцировать. Операция «Анакондо» переходит в финальную фазу.

Все складывалось в единую картину.

Я сделал паузу, обдумывая планы. Встреча с Рузвельтом завтра могла дать дополнительную информацию о политических аспектах грядущего кризиса. Будущий президент наверняка имел представление о закулисных процессах в финансовом мире.

А поездка в Атлантик-Сити… Возможно, гангстеры знали что-то, что ускользало от внимания официальных кругов. Преступный мир всегда отличался особой чувствительностью к грядущим потрясениям.

Откинувшись в кресле, я смотрел на языки пламени в камине. Завтра еще один насыщенный день.

Я собрал документы, запер блокнот с заметками в сейф и направился к лестнице. Фаулер уже погасил большинство ламп, оставив лишь дежурное освещение.

Последним взглядом окинув ночной Нью-Йорк из окна спальни, я закрыл шторы.