Конструктор живых систем: С тобой и навсегда!

Глава 10 Разговоры о будущем

Проснулся я рано, быстро встал, умылся, оделся и вышел прогуляться во двор. Мои часы показывали половину восьмого, завтрак намечался в восемь, и время погулять в гордом одиночестве у меня ещё имелось. Граф только что уехал на службу, о чём свидетельствовало отсутствие его бронированной машины, а остальные члены семьи занимались своими делами.

Я прошёлся по дорожкам, затем дошёл до небольшого парка, который мы с Женевьевой вчера осмотрели очень быстро, развернулся к зимнему саду. Он оказался закрыт, и самому проникать в него нет никакого смысла, мне он без Женевьевы не интересен, да и время уже близилось к завтраку.

Не спеша я последовал в особняк, надеясь увидеть там Женевьеву, увы, и на завтраке я страдал от одиночества, так как графиня завтракала вместе с мужем, который уже уехал на службу, а завтракать наедине с младшей графиней мне не позволили, во избежание ненужных разговоров, а возможно и по какой-то другой причине, мне о том никто не собирался рассказывать.

Плотно позавтракав, по приглашению дворецкого я прошёл в графскую библиотеку и остался там, терпеливо дожидаясь среди полок с книгами либо графиню, либо Женевьеву, либо сразу обеих. Ждать пришлось долго, но я не скучал, а с удовольствием просматривал представленные произведения, что мне разрешил делать дворецкий по распоряжению графини. Часа через два в библиотеку пришли и графиня, и Женевьева.

— Я смотрю, вы не скучаете, барон? — сказала после моего приветствия графиня.

— Нет, спасибо за разрешение воспользоваться вашими книгами, я прекрасно провёл время за их чтением.

— Рада, что вы смогли оценить их по достоинству, у вас дома имелась библиотека?

— Да, но небольшая совсем. Отец всё время находился на службе в казачьем полку, ему редко удавалось побыть наедине с книгой, читала в основном матушка, но она любила художественные романы. Так что, преимущественно я обитал в общественных библиотеках.

— Понимаю, однако сейчас у вас в распоряжении множество библиотек академии и всей столицы, и в них находятся подчас редчайшие экземпляры просветительской мысли или машинерии с инженерными решениями.

— Да, Ваша светлость, так и есть.

— Ну, что же, раз вы уже отдохнули среди книг, то можно и совершить прогулку в город. Мой супруг сообщит о времени вашего показа событий в Кроншлоте только после обеда, и до этого момента мы вольны провести полдня по своему усмотрению. Одну Женевьеву в город я отпустить не могу, — тут графиня пристально посмотрела на свою дочь, которая в ответ премило улыбнулась, ничего в ответ не сказав, — поэтому составлю вам компанию, заодно и сама вспомню местные достопримечательности, а их в нашем городе хватает.

— Как вам будет угодно, Ваше сиятельство, я весь в вашем распоряжении, — искренне обрадовался я.

— Тогда пройдёмте за нами, машина уже ждёт.

Машина действительно уже ждала, и ею оказался дорогой эфиромобиль, хоть и не самый новый. На мой взгляд, по нынешним временам ему не помешало бы бронирование, ведь Женевьева обладала довольно редким даром, с его помощью массу автомобиля можно существенно облегчить, но свои мысли я предпочёл оставить при себе и молча уселся на заднее сиденье.

Графиня расположилась рядом с водителем, Женевьева за ней, я слева от Женевьевы на заднем диване, а посередине оказалось пустое пространство, как раз не позволявшее мне почувствовать близость моей любви. К тому же, графиня легко контролировала через салонное зеркало всё, что происходило позади, что по большому счёту было излишне.

Автомобиль мягко заурчал мотором и тронулся с места. Мимо быстро промелькнули выездные ворота, тут же закрывшиеся за нами, и, выехав на дорогу, мы помчались вперёд. Вся поездка мне запомнилась чередой самых разных городских достопримечательностей: от собора, название которого быстро вылетело у меня из головы, до старой-престарой крепостной стены, по которой мы прогулялись все вместе. С Женевьевой толком так и не получилось поговорить, лишь переброситься парой фраз, и всё, что меня очень расстроило.

Не знаю причину такой плотной опеки Женевьевы, но мне оставалось только смириться и получать удовольствие от прекрасных видов достопримечательностей города. Прогулка закончилась обратной поездкой в городской особняк, где обед прошёл в тёплой, но не сказать, что совсем уж дружественной атмосфере.

Графиня молчала, иногда задавая мне ненавязчивые и бесцельные вопросы, Женевьева откровенно злилась, но не пыталась сама чего-то спрашивать, а я просто играл по чужим правилам, точнее, молчал или отвечал на редкие вопросы графини, ну и наслаждался едой. Раз дочерью мне наслаждаться не дали, вернее, разговорами с ней, то пусть еда заменит всё остальное. А вот после обеда события понеслись прямо вскачь.

Сначала позвонил граф и предупредил графиню, что за мной отправлена служебная машина, которая вскоре приехала, я уселся в неё, и меня повезли в резиденцию генерал-губернатора. Встретил меня какой-то чиновник и, уточнив кто я, проверил документы и повёл куда-то внутрь здания. Миновав череду коридоров, мы оказались в небольшом помещении, где меня и оставили. Я уж думал, что и не увижу графа, но он пришёл непосредственно перед моим выступлением.

— Барон Дегтярёв!

— Ваше светлость!

— Рад вас видеть, барон, вы готовы показать произошедшие в Кроншлоте события?

— Готов.

— Ну, что же, я не настаиваю на долгом показе с ненужными подробностями, но уверен, что вы сможете это сделать информативно и максимально эффектно. А после окончания я хотел бы с вами поговорить.

— Слушаюсь, Ваша светлость! Я очень рад, что оказался вам полезен, и вы уделяете мне своё время.

— Хорошо, может всё действительно к лучшему… — непонятно выразился граф и продолжил, — сейчас придёт мой помощник и отведёт вас в конференц-зал, где и следует продемонстрировать картину взятия Кроншлота, хорошо?

— Да, конечно, — кивнул я, и граф ушёл.

Помощник пришёл буквально через минуту и проводил меня в относительно небольшой конференц-зал, сейчас до отказа заполненный чиновниками. Наскоро оглядев его, я увидел устремлённые на меня, полные любопытства взгляды, мысленно пожав плечами и не теряя времени, я задействовал свой дар и начал демонстрировать в очередной раз штурм Кроншлота.

Показ прошел штатно, длился он минут пять, в которые я уложил практически все виденные мною события, скромно упустив свою роль при выносе центральных ворот в крепость. Не знаю, почему я так сделал, просто не захотелось выпячивать себя, ведь такой задачи мне не ставили, а сам я её не преследовал.

После окончания просмотра все зашумели, бурно обсуждая увиденное, а я, не задерживаясь, чтобы не выслушивать прямые вопросы, ответы на которые меня никто не уполномочивал высказывать, тут же покинул конференц-зал и вернулся в ту же комнату, из которой и пришёл.

Здесь меня уже ждал небольшой стол, накрытый синей скатертью, на котором стоял средних размеров самовар, две кружки, маленький фарфоровой чайник со свежезаваренным чаем, а также располагались тарелки с кусками сахара и различными пирожными. Увидев выставленное великолепие, я понял, что всё это поставили специально для меня, искренне обрадовался и приступил к чаепитию, за которым меня и застал граф. Он зашёл минут через двадцать, когда я уже почти закончил наслаждаться сладким крепким чаем.

— Я смотрю, барон, вы даром время не теряете! Это похвально, ваш показ удался на славу, мне пришлось ещё долго отвечать на различные вопросы, в том числе и откровенное дикие, увы, люди склонны не верить собственным глазам. А кроме этого, я вновь убедился, что мне придётся просить вас продемонстрировать эту картину ещё раз, но уже в моём особняке, для высшего дворянства губернии. Увидеть происходившие события, что называется, вживую, приедут многие, ибо есть на что посмотреть.

— Я согласен, пусть это станет моей платой за ваше гостеприимство.

— Ну-ну, барон, моё гостеприимство для вас абсолютно бесплатно, а это просто маленькая просьба, к тому, же вам уже пора заводить полезные знакомства, уж простите за тавтологию, но это действительно так.

— Я понимаю… и спасибо!

— Благодарить должен я вас за спасение дочери, и думаю, сейчас самое время о ней поговорить. Надеюсь, что вы готовы к разговору, у нас есть минут пятнадцать. Машина скоро будет у крыльца, и мы с вами вернёмся в мой дом, и вместе же и поужинаем. Для меня ужин скорее дань традиции, а вот вам он после показа очень необходим.

Я напрягся, даже можно сказать, испугался, мне стало сильно не по себе. Кровь мгновенно прилила к моему лицу, что не укрылось от глаз графа. Ну да, трудно не заметить тот лихорадочный румянец, что заплясал на моих щеках, а более всего меня в этом выдавал старый шрам. Однако тема, которую граф решил затронуть в разговоре, касалась моего будущего напрямую, если не сказать больше, тут поневоле заволнуешься.

— Да, я готов, что вы хотели бы от меня узнать?

— Это очень хорошо, что вы всегда готовы к сложному разговору и не стараетесь увиливать от ответственности. Я хотел бы узнать ваши мотивы в отношении моей дочери, признаюсь, у меня состоялся разговор с ней о вас, и он оставил смешанные чувства. Да, вы, несомненно, благородный юноша и готовы прийти на помощь любой попавшей в беду девушке, об этом я тоже знаю. А вызволить из беды графиню не только важно, но и почётно, я бы даже сказал, престижно, но… — прервал он мой протестующий жест, — но… у вас помимо этих целей есть и личные мотивы, о которых я бы и хотел услышать от вас.

Граф пристально посмотрел на меня, потом совершенно неожиданно улыбнулся и, потянувшись к самовару, налил из него в кружку оставшийся кипяток, взял в руки одно из пирожных, откусил от него и стал пить чай, внимательно глядя на меня.

Думал я совсем недолго, ведь подобный вопрос напрашивался сам собой уже давно, и мысли о том, как ответить лучше, меня часто не отпускали, заставляя раз за разом задумываться о собственном будущем. Однако и торопиться с ответом не стоило, хоть и время ограничено. Но сколько ни тяни, а ответ давать нужно, и как только граф доел пирожное, я ответил.

— Да, Ваше сиятельство, у меня действительно есть личные мотивы, я… — тут я несколько помедлил, пытаясь подобрать нужное слово, но словосочетание — «нравится ваша дочь» совсем не подходило, слово «импонировала» или, пуще того, «интересна», оказалось бы похабным в данном контексте, а слово «нужна» и вовсе означало исключительно меркантильные интересы в отношении неё. Как говорится, куда ни кинь, везде клин, и я ответил то, что реально чувствовал по отношению к ней, и думал.

… — я просто люблю вашу дочь и хочу попросить у вас её руку и сердце!

— Что, вот прямо так и сейчас⁈

— Нет, что вы… — стушевался я, почувствовав себя глупцом, — не так и… — тут я ясно понял, что уже сказал то, что хотел сказать, и фактически попросил у графа то, от чего собирался невольно отречься по собственной глупости. Значит, выход оставался только один.

— Я прошу Вас, Ваше сиятельство, разрешения на помолвку с ней, на большее я рассчитывать не могу по причине своего низкого происхождения и статуса.

— Происхождение у вас благородное, барон, да и титул получен вами лично из уст императора и за особые заслуги перед империей, с такими вещами не шутят и награждают самым щедрым образом. Здесь вы имеете полное право рассчитывать на согласие хотя бы гипотетически. Я вижу, что вы прямой и бесхитростный юноша, и я не хочу вас ни в чём обманывать. Поэтому я уточняю свой вопрос: какие чувства на самом деле вы испытываете к моей дочери?

— Я люблю её, — просто ответил я, — и хочу на ней жениться. Это я понял с самого первого взгляда на неё, я полюбил и ради этого живу и добиваюсь того, чего уже добился, и стану добиваться дальше, только ради Женевьевы и её счастья со мною, если таковое всё же случится.

— А если нет?

— А если нет, то буду желать ей счастья всегда, пока я жив.

— Громкие слова, но вы понимаете, что Женевьева очень заманчивая невеста даже для любого потомственного аристократа, тем более, обычного дворянина, а не только для вас?

— Понимаю, Ваша светлость.

— И всё равно верите, что у вас получится добиться её руки?

— Да, я надеюсь, и буду надеяться всегда, если только сама судьба не укажет мне на невозможность этого.

— А она вас любит?

Я помолчал, признавая, что у меня нет ответа на этот вопрос.

— Я не знаю, я не смел говорить с ней на эту тему и признаться ей в любви, и возможности спросить о том напрямую у меня никогда не имелось, Ваша светлость. Кроме того, правила приличия не позволяют мне задавать подобные вопросы, но я смею надеяться, что она ко мне неравнодушна. Может, я недостоин её любви, но и ненавидеть меня ей не за что.

— Это верно, — вздохнул граф, — вот с этими словами я соглашусь, барон. Значит, вы не уверены в ответных чувствах к себе Женевьевы?

— Я не могу дать вам честный на то ответ, у меня в сердце есть только надежда на это.

— А надежда умирает последней, так?

— Так, Ваша светлость!

— Ну, хорошо, я услышал всё, что хотел, и даже более, чем… осталось выслушать Женевьеву в вашем же присутствии, ведь это её судьба, и хоть я, как отец, буду принимать окончательное решение, но не стану принимать его против воли собственной дочери. В этом я могу вам обещать своё участие.

— Да, я это понимаю, и готов к любому её решению.

— И вы сможете выдержать боль отказа?

— Не знаю, Ваша светлость, — не стал я кривить душой, — но и идти против воли вашей прекрасной дочери я не стану, я просто надеюсь, что мне не показалось то, что у неё есть ответные чувства по отношению ко мне.

— Что же, это честный ответ даже не юноши, а зрелого мужа. Что же касается чувств моей дочери к вам, то могу сказать, что они точно есть, иначе бы я с вами этот разговор не заводил. А Женевьева сама скажет о своём выборе лично при вас, но не сегодня и, думаю, что не завтра. У вас пока есть время присмотреться друг к другу, я хочу счастья своей дочери, но у нашей жизни есть свои правила. Впрочем, некоторые из них уже нарушены и ослаблены, что даёт вам небольшой шанс надеяться на благополучный исход, но не стоит всё же сильно обольщается по этому поводу, барон. Я с вами честен, но и напрасных надежд давать вам не намерен, всё зависит от вас. Хотя, вы уже и так сделали очень многое для нашей семьи.

Граф прервался, достал из внутреннего кармана кителя золотые часы, посмотрел время, защёлкнул крышку и закончил разговор.

— Но нам пора ехать, идёмте, барон.

Через несколько минут мы уселись в служебный эфиромобиль и направились в сторону особняка. Я сидел сзади, рядом с охранником, положенным графу Васильеву как губернатору, и смотрел в окно. Уже стемнело, и мощные фары выхватывали из темноты то лица редких, запоздавших прохожих, то разных размеров и форм окна первых этажей, то старые деревья, давным-давно посаженные на улицах.

Ехать оставалось совсем недолго, когда неожиданно в свете фар мелькнула запряжённая в двухместную коляску лошадь и рванула наперерез нам, отчаянно закусив удила.

— Тормози! — запоздало крикнул граф водителю, который уже и сам резко жал на тормоз, выворачивая руль влево, а я чисто рефлексивно поднял перед машиной щит, мимоходом подумав, что сладкий чай и пирожные оказались весьма кстати, и не ошибся.

Машина дико взвизгнула тормозами, но всё равно не смогла избежать столкновения с лошадью. Животное врезалось в эфиромобиль, который тут же развернуло поперёк дороги, и, замолотив ногами, рухнуло на него, сминая капот, как тонкую фольгу.

Никто не успел ничего понять и решить, как машину сразу с трёх сторон стали расстреливать из револьверов, что не дало ни единого шанса предпринять что-либо в ответ ни охраннику, ни любому из нас, сидевших внутри. Чисто интуитивно я резко уменьшил радиус щита, втянув его внутрь салона, тем самым продлевая его действие и силу противодействия.

Время сжалось, а все звуки мгновенно превратились в непонятный треск, сквозь который прорывались лишь отдельные особо громкие выстрелы. Голова загудела, глаза выхватывали лишь очередное попадание пули в корпус машины да неловкие движения сидящих вокруг меня людей.

— Бац, плюм, хррраар!

Пули застучали по корпусу и стеклу, разбивая всё в клочья и разрывая усиленный бронёй металл, но дальше не проникли, останавливаемые моим щитом. Из-за темноты этот факт остался незаметным стрелявшим, что нас, собственно, и спасло.

Грянул взрыв, машину тряхнуло, засыпав осколками, а мой щит держался уже чисто на честном слове. Машина стала парить двигателем, благо мы ехали в эфиромобиле, и основное топливо просто испарялось, и если бы мы находились в локомобиле или в автомобиле с бензиновым двигателем, то так легко не отделались.

Изрешетив в течение пары минут автомобиль, нападавшие скрылись, оставив на месте издыхавшую лошадь, сломанную коляску извозчика, да дымившейся от многочисленных попаданий эфиромобиль. Чуть раньше исчез и мой щит, оставив меня без крупицы энергии дара, в ответ мы не стреляли, водитель потерял сознание, с графом тоже что-то случилось, только охранник и я имели в себе силы на немного большее, чем просто сидеть без движения.

Я откинулся назад, собрался с силами и стал пытаться открыть дверь со своей стороны, то же самое начал делать и пришедший в себя охранник. Дверь всё никак не поддавалась, пока, собрав последние силы, я не выбил её ногой, ухитрившись извернуться в тесном пространстве.