Конструктор живых систем: С тобой и навсегда!

Глава 15 Перед нападением

Два человека шли по неприметной просёлочной дороге, что ветвилась между вековыми деревьями. Один из собеседников, импозантный, пожилой мужчина шёл, тяжело опираясь на массивную трость с серебряным набалдашником в виде головы льва, а второй, подтянутый, спортивного телосложения, средних лет и роста, двигался рядом, подобострастно заглядывая в лицо старшего собеседника.

— Когда выписывают графа?

— Завтра утром.

— Это точно?

— Да, совершенно точно, за ним приедет графиня.

— Охрана?

— Планируется очень большая, целых три машины.

— Ясно, тогда нападение надо организовать на усадьбу, это наш последний шанс выполнить приказ.

— Я понимаю, но там тоже есть охрана.

— Сколько?

— Немного, трое или четверо.

— Ясно, как выжил граф после первого нападения?

— Точно неизвестно, но кажется, его спас счастливый случай.

— Или кто-то другой, что ехал с ним вместе.

— Возможно, но сведений о том у меня нет.

— Зато есть у меня, ходят неясные слухи, что существует некий человек, обладающий сильным защитным даром, вот возможно, что он и находился вместе с графом, или ехал следом, или шёл по улице, по которой ехал граф, много вариантов.

— А известно, кто это?

— Нет, это просто догадки и неясные слухи, что временами просачиваются сквозь сито наших агентов. Император надёжно хранит информацию о своих кадрах, очень надёжно, но когда происходит несколько похожих случаев, то появляются догадки, хотя возможно, что это действительно воля случая.

— Автомобиль расстреливали четверо, из них один — мой человек, профессиональный наёмник, у него осечка невозможна, и патроны он применял разрывные, в отличие от трёх дураков-фанатов, что участвовали с ним в акции.

— Ответный огонь по ним вёлся?

— Нет, и граф, и его охрана не смогли даже вылезти из автомобиля, так и остались внутри, именно поэтому их не стали добивать и ушли.

— Значит, действительно, воля случая, иначе бы они начали отстреливаться.

— Да.

— Готовь операцию.

— Всё уже готово, нападем на следующий день рано утром.

— В четыре или в пять?

— В полпятого утра, уже начнёт светать и лучше видно охрану, а они ещё будут во власти Морфея. Плюс эффект неожиданности.

— Ясно, только смотри, если станете нападать на усадьбу, то в живых не должно остаться никого из семьи графа, иначе и смысла нет.

— Но это окажется показательно жестоко.

— Ну и что? — пожилой мужчина остановился, тяжело опёршись о трость, и в упор посмотрел на своего собеседника.

— К нам примут жёсткие меры, всем агентам придётся лечь на дно или покинуть Склавскую империю.

— Безусловно, но зато мы покажем, что всегда добиваемся цели и, если у нас не получилось в первый раз, значит, получится во второй.

— Как скажете, сэр, но тогда мне придётся использовать всех моих людей, те, что к нам примкнули для совершения акции, боюсь, не смогут убить женщин.

— Графиню и её дочь?

— Да.

— Они обе красивые, так что, дайте им мотив, чтобы они не сразу их убивали, а сначала использовали по прямому назначению, а уж потом покончили с ними. Я приму все меры для того, чтобы помешать вовремя прибыть полиции и жандармерии, а дальше дело окажется сделано и пусть ищут. Будет уже слишком поздно, да и мстить некому.

— Я понял, тогда я задействую всех своих людей и подготовлю хорошее прикрытие на случай экстренного отхода.

— Действуйте, король о вас не забудет.

— Служу королевству!

— Слава королевству! — негромко сказал пожилой джентльмен.

— Королевству слава! — с готовностью, также едва слышно ответил другой.

— Связь только в экстренных случаях, обо всём я узнаю из газет. А сейчас вы свободны, Марк.

— Слушаюсь! — приподнял свой котелок мужчина и, ещё немного пройдя вслед за стариком, свернул на другую дорожку и пошёл по ней неспешно, но целенаправленно, удаляясь от своего собеседника.

Едва стало светать, как группа из десяти мужчин разного возраста заняла позиции вокруг усадьбы генерал-губернатора. Каждый из них знал свою задачу и понимал, что он должен делать в той или иной ситуации. Командовал всеми мужчина средних лет, одетый в тёмно-серый костюм для верховой езды, который сейчас скрывался в подворотне дома, находившегося прямо напротив усадьбы.

На улице царила глубокая тишина, дом генерал-губернатора спал, все окна были темны, в них не горел свет, только лишь в дворницкой теплился еле заметный огонь одинокой свечи, там дежурил ночной охранник, двое других спали. А по территории усадьбы гуляли два пса породы доберман, выпущенные на всякий случай, но их устранить несложно, ведь это всего лишь собаки, а что они против человека с его изощрённым разумом и огнестрельным оружием?

Быстро распределив все силы, нападающие, вдохновляясь своей силой и внезапностью, начали проникать через ограду на территорию усадьбы. Собаки быстро почуяли врагов и молча бросились в атаку, вот только их никто не собирался бояться. Щёлкнула два раза тетива одноразовых арбалетов, и тяжёлые стальные болты навсегда утихомирил и одну, и вторую псину, они даже зарычать толком не успели, однако ночной охранник всё же что-то смог услышать, или имел другую систему оповещения о проникновении в особняк, и поспешил к выходу.

Свет моргнул, отражая шагнувшего к двери охранника. Крепко сжав в руке револьвер, он открыл дверь и шагнул на порог, но успел только осмотреться и двинуться в сторону лежащих у ворот собак, как в него полетел нож. Охранник почти успел среагировать, вскинув в сторону нападавшего револьвер, но кидавший нож недаром получал деньги за диверсии, и клинок вошёл прямо в горло охраннику.

Захрипев и схватившись руками за шею, охранник медленно встал на колени, потом склонился к земле, пытаясь вырвать нож из горла, но это уже не имело никакого смысла, жизнь его истекала по каплям льющейся из горла крови.

На этом вся защита фактически рухнула, и двое охранников, что сейчас отдыхали, и немногочисленная прислуга, спящая по своим служебным комнатам, и раненый граф с уставшей графиней, что ухаживала за ним целый день, и юная девица, грезившая о любви, и юноша, которому не спалось после произошедшего накануне разговора с графом, остались абсолютно беззащитны перед лицом надвигающейся опасности.

Графа привезли в этот день из больницы в сопровождении большого охранного кортежа, всё прошло благополучно, видимо из-за принятых мер предосторожности. По прибытии в особняк граф сразу отправился в свою спальню, где пробыл до обеда с графиней, ухаживающей за ним.

Я с нетерпением ожидал беседы с графом, ведь поговорить с ним по естественным причинам мне так и не удалось, и я лишь поприветствовал его при встрече в доме. Ожидая выхода графа к обеду, я перебирал в голове кучу разных вариантов своей беседы с ним: и просительный, и убеждающий, и независимый, пока не понял, что это всё бесполезно, и наш разговор с отцом семейства произойдёт по замыслу графа, а не по моей прихоти, и, осознав сей факт, смирился.

Однако обед хоть и прошёл в тёплой и дружественной атмосфере, граф не соизволил сам начать разговор, а у меня не получилось перевести его на нужную тему. Всё случилось сразу после ужина, когда Васильев уже достаточно оправился и начал говорить на интересующие меня темы.

— Спасибо за ужин, дорогая, твоё общество для меня, как бальзам на душу, — сказал он сначала своей жене, потом обратил взор на дочь. — Женевьева, а ты за эти дни побледнела, и в то же время расцвела, как роза, и, кажется, я догадываюсь, почему. Барон, я вам премного обязан, — обратил он свой взгляд уже на меня, — и хоть я уже наградил вас, да и не только я, но и моя жена, и дочь, но чувствую, что вы хотите со мной поговорить совсем о иной для себя награде?

— Нет, что вы, я всецело поддерживаю вашу семью в заботе о Вас и вполне удовлетворён полученной наградой.

— Я понимаю, но вы тоже пострадали в покушении?

— Совсем немного.

— Понятно. Вы уже завтра собираетесь уехать?

— Да, мне пора, к тому же, жандармы вызывают меня на беседу.

— Я понимаю, это обоснованно, поэтому я согласен с вами переговорить наедине, вы готовы?

— Спасибо! Конечно!

— Тогда идёмте.

Граф встал и неспешно двинулся в другую комнату, а я вслед за ним.

— Дорогая, пришли, пожалуйста, Женевьеву, и сама зайди, когда я вас позову.

— Да, дорогой.

Граф кивнул и пошёл дальше, погружённый в собственные мысли. Войдя вслед за ним в рабочий кабинет, я остановился у порога, плотно прикрыв за собой дверь и не зная, что делать дальше.

— Проходите, барон, присаживайтесь, где вам удобнее, в ногах правды нет, она есть лишь в силе.

— Слушаюсь, Ваша светлость, — я оглядел кабинет в поисках стула, попутно рассматривая его. Кабинет полностью соответствовал характеру хозяина и был выдержан в строгих тонах. Мебель в нём стояла дорогая, сделанная на заказ.

Граф уселся за стол, в большое кожаное кресло, кроме которого в кабинете находились ещё два кресла, поменьше и попроще, но тоже очень удобные, сделанные из кожи. На стене за столом висела картина, изображающая в полный рост императора Павла V, облаченного в парадный мундир. Выбрав себе кресло, я расположился в нём, но чувствовал себя, как уж на раскалённой сковородке, да и немудрено, почему.

— Ну-с, господин барон, приступим к самому важному для вас вопросу. Вчера вечером супруга рассказала о разговоре с вами, а также о вашем нетерпении увидеть меня и переговорить о женитьбе на моей дочери.

— Да, ваша светлость! — подскочил я с кресла, не в силах удержаться в порыве волнения.

— Не волнуйтесь, барон, присаживайтесь, мы с вами сейчас разговариваем не как граф и барон, а как два человека, разделившие одну судьбу на двоих.

Я в удивлении разинул рот и шагнул назад, чуть не упав в кресло, и только в последний момент смог удержаться на ногах, после чего осторожно присел в него. Граф подождал ещё несколько минут, пока я окончательно успокоюсь, и продолжил.

— Барон, мы с вами ехали в одном автомобиле, где, кроме нас, находились ещё два человека, и вчетвером мы должны были погибнуть в тот неприятный вечер. Я разговаривал со следователем сыскного отдела, который занимался разбирательством нападения на нас, а также с жандармами, и мне в деталях и досконально объяснили, что ни у кого из нас шансов в тот вечер выжить не имелось. Да, возможно кому-то из нас могло повезти, и он оказался бы тяжело ранен, и даже смог выжить, но это всё умозрительно, и можно упоминать только в сослагательном склонении… — граф сделал паузу, во время которой я ответил ему.

— Ваша светлость, я выполнял свой долг и защищал не только вас, но и себя.

— Я понимаю, вы защищали всех, и в тоже время могли защищать только себя, и некому было бы упрекнуть вас в этом.

— Тогда я бы не смог жениться на Женевьеве, — невольно вырвалось у меня шёпотом, но граф услышал.

— Вот как? Да, это весомый аргумент, но почему же вы решили, что в случае моей гибели у вас отпала всякая возможность решить вопрос с женитьбой на моей дочери?

— Ваша светлость, я бы не смог ей смотреть в глаза и считал себя предателем, и она это тоже, я думаю, прекрасно бы понимала.

Граф помолчал пару минут, внимательно смотря на меня, потом сказал.

— Вы умный юноша и очень честный, это меня откровенно радует, я смотрю на вас, слушаю и понимаю, что вы надёжный человек, на которого может положиться и опереться моя дочь в любом деле.

— Благодарю Вас, Ваше сиятельство, значит ли это то, что вы можете разрешить мне жениться на вашей дочери?

— Вы просите у меня её руки?

— Да! — вновь вскочил я со своего места.

— А что скажет она? Любит ли она вас и готова ли выйти замуж за дворянина более низкого титула и достатка, ведь она привыкла ни в чём себе не отказывать, а у вас нет ни имения, ни богатства.

— У меня уже есть довольно приличная сумма, в том числе и подаренные вами деньги, и я готов зарабатывать больше, и стану прикладывать к тому все свои силы. Что же касается Женевьевы, то она не сказала мне «нет», правда, и не сказала твёрдого «да», что, учитывая то положение, которое она занимает в обществе, является основополагающим. И я не вправе спрашивать у неё прямого ответа на этот вопрос, пока не получу от вас принципиального согласия.

— Ответ хорош, что же, немного позже я позову свою супругу и свою дочь, которую спрошу напрямую, готова ли она выйти за вас замуж в случае моего согласия на её женитьбу. А сейчас я хотел бы вам объяснить, почему не отметаю все ваши притязания на руку моей дочери, хотя любому другому я давно указал на дверь. И это не только потому, что вы спасли мне жизнь, и немногим раньше — моей дочери, после чего помогли супруге выехать с Павлограда. Есть ещё один фактор, о котором вы не слышали, и о котором я хочу вам сейчас поведать. Да, я мог бы и умолчать о том, но привык с честными людьми поступать честно, а кроме того, вы мне нравитесь и возможно станете моим зятем, но обо всём по порядку.

Я невольно затаил дыхание, а потом едва успел перевести его, когда граф взял небольшую паузу и, встав из-за стола, подошёл к красивому, до потолка шкафу и, открыв небольшую дверку, достал оттуда пузатую бутылку и два высоких, на тонких ножках бокала.

На пол литровой, украшенной выдавленной стеклодувом гербом бутылке значилась надпись: «Напиток, тонизирующий, безалкогольный, настоянный на альпийском разнотравье» и ниже гораздо меньшим шрифтом: «Только по рецепту врача».

— Предлагаю, барон, выпить за наше спасение, не скажу, что этот тост я планировал и хотел пить эту дрянь, но после ранения доктора требуют полнейшего контроля над здоровьем, чего и вам желаю. Впрочем, — тут граф кинул на меня взгляд, — на вас всё и так заживает, как на… быстро, в общем, хоть и оставляет следы на лице, однако они вас только красят.

Я кивнул, ожидая продолжения разговора. Граф же откупорил бутылку и плеснул в оба бокала светло-коричневой жидкости, что зашипела углекислотой, покрыв поверхность множеством мелких пузырьков.

— Берите бокал, Фёдор, вам не помешает подкрепиться. Этот напиток очень насыщен энергией и тонизирует лучше всяких волшебных и полу волшебных снадобий, которыми так любят хвастаться разные целители, знахари и прочие любители обмануть людей с помощью своего дара. Да и без дара тоже. Хватает шарлатанов, что дурят людям головы, но мы отвлеклись. Этот напиток даёт ясность мысли и помогает затягиваться ранам. То маленькое производство, где его выпускают, держит человек с даром заживления ран, так что, пейте, барон, вам от него станет только лучше. Правда, предупрежу вас, что он действует на каждого человека сугубо индивидуально.

— Это пугает, Ваша светлость, — улыбнулся я.

— Ну, не настолько, когда в тебя стреляют, — и граф, сев обратно в кресло, отпил больше половины напитка из бокала.

Я тоже взял в руки бокал с напитком и попробовал его, сделав сначала маленький глоток, а потом и большой. Прохладная, терпкая жидкость обожгла мятным холодом, от него защипало кончик языка, затем, провалившись в пищевод, она прошла прохладной волной до самого желудка, где и затихла, потерявшись в его недрах.

На вкус жидкость оказалась сладковатой и прохладной, при этом на удивление очень приятной, возможно, из-за пузырьков углекислого газа либо по совокупности различных качеств, которыми обладала. Я допил жидкость из бокала, как и граф, и он жестом показал, что можно их наполнить ещё.

— Ну, так вот, вы, кстати, чувствуете что-то от напитка, барон?

— Нет пока, ваша светлость.

— Понятно, а мне уже стало намного легче, возможно, что для вас эффект от этой жидкости наступит чуть позже и не так очевидно, как для меня, но оставим эту тему. Так вот, вам в помощь оказался ещё один аргумент, появившийся оттуда, откуда вы его и не ждали. За вас замолвил слово сам император и открыто предложил мне выдать за вас замуж дочь. Да-да, именно это и предложил, правда, в ненавязчивой форме, но всё равно. Император редко когда приказывает, он скорее намекает своим подданным, а дальше… дальше дело каждого. Вот только поэтому я дал возможность Женевьеве с вами общаться, иначе вы не смогли бы добиться даже части того, чего добились. Сейчас я думаю, что император оказался провидцем и спас мою семью. Я своё решение уже принял и только поэтому рассказываю вам всё в подробностях.

Граф вновь отпил со своего бокала, словно черпая из тонизирующего напитка храбрость, чтобы сказать мне правду и принять верное решение. От его слов у меня тоже пересохло во рту, и я практически залпом выпил всё содержимое бокала.

— Вижу, что вам понравился напиток, как и мне. Вы готовы, барон, жениться на моей дочери, если она даст на то своё согласие?

— Да! Я люблю её и готов на всё ради неё!

— В этом я уже имел возможность убедиться. Что же, тогда послушаем, что скажет моя дочь, — граф поднял со стола бронзовый колокольчик и сильно потряс им. Колокольчик издал мелодичный звон, дверь в кабинет открылась, вошёл слуга, выслушал приказ графа и, слегка поклонившись, ушёл за супругой и дочерью графа. Они пришли почти сразу же, очевидно, ожидая, когда их позовут.

Первой вошла графиня, тихо шурша по полу длинной юбкой красивого платья, затем в комнату буквально впорхнула Женевьева, бледная, с горящими от любопытства и возбуждения глазами, нервно сжимающая в руках батистовый, белый с синим платочек.

Графиня подняла глаза на мужа, обменялась с ним одним им понятным взглядом и видимо догадалась, какое он принял решение, после чего как-то облегчённо вздохнула и присела на свободное кресло, я тут же отступил от своего и предложил его Женевьеве. Девушка благодарно кивнула и уселась на самый краешек.

Граф подлил в бокалы напитка, сделав паузу, за время которой все уселись и приготовились к разговору. В том, что Женевьева, как и графиня, знали, какие вопросы начнет задавать им граф, я не сомневался, легко поняв это, как по поведению девушки, так и по выражению лица её матери, ведь всё давно для всех стало очевидным. Однако интрига ещё сохранялась, особенно для меня, мало ли, о чём разговаривала Женя с графиней, которая могла попытаться отговорить дочь или возникли дополнительные препятствия.

Я очень боялся услышать роковой для себя ответ, моё сердце трепетало и рвалось из груди, словно запутавшийся в сетях дикий гусь, что мощными крыльями пытается разорвать прочные тенета, но никак не может этого сделать вовремя.

— Дочь, я думаю, что ты знаешь, зачем я тебя сюда позвал, или это не так?

— Я догадываюсь, папа.

— Хорошо, — кивнул граф и взглянул на меня.

— Перед тобой стоит барон Дегтярёв. Ты его знаешь, как своего сокурсника и юношу, что совершил немало подвигов во славу Склавской империи, он награждён высшим орденом Белого орла, которым похвастаться может далеко не каждый дворянин, состоящий на военной или государственной службе, а этот юноша уже его заслужил своей кровью. Да и орден Анны «За храбрость» дают не за красивые глаза, как ты знаешь.

— Да, папа.

— Так вот, этот достойный юноша признался нам, что любит тебя, желает просить у нас твоей руки и надеется на ответные чувства, которые ты можешь к нему иметь. Это так?

Женевьева вспыхнула ярким румянцем, который явно стал заметен на фоне её очень бледной кожи.

— Папа, я не совсем поняла вопрос, который ты мне задал, что ты хочешь услышать от меня в ответ?

— Дочь моя, ты любишь этого юношу?

— Да, папа, — быстро сказала девушка и тут же отвела глаза, устыдившись такого откровенного признания.

Графиня громко вздохнула, не скрыв своего удивления от открытого, хоть и давно ожидаемого признания.

— Прекрасно, значит, у барона действительно есть шанс на тебе жениться, но остался второй вопрос, главнее первого, ведь чувства — это одно, а ответственность за судьбоносное решение, влияющее на всю последующую жизнь, это совсем другое. Поэтому, после того, как мой вопрос прозвучит, я не буду торопить тебя, ты можешь подумать и дать ответ не сразу. У тебя есть время всё хорошо взвесить до завтра, но желательно озвучить решение до отъезда барона, ведь он должен знать твой ответ и ехать со спокойным сердцем, каким бы ни оказался результат: хоть горьким, хоть радостным.

— Я понимаю, папа.

— Хорошо, тогда скажи мне, дочь, готова ли ты выйти замуж за барона и отдать ему свою руку и сердце для любви и совместной жизни?

Выслушав отца, Женевьева, гордо вскинула голову, посмотрела на меня, трепетавшего в ожидании её решения, наши глаза встретились и на тот самый краткий и решающий миг словно проникли друг в друга. Её глаза говорили: «Ага, боишься, что я тебе откажу⁈»

Мои же в ответ молили не терзать моё сердце, ведь оно уже давно с нею. В ответ Женевьева слегка улыбнулась, выдерживая томительную для меня паузу и, не торопясь говорить ответ, и в то же время давая мне понять взглядом и улыбкой, что она согласна.

— Я согласна выйти замуж за барона Дегтярёва и жить с ним вместе, раз и навсегда!

Я не смог сдержать счастливую и в то же время глупую улыбку, графиня облегчённо вздохнула, граф вскинул голову, пожал плечами, допил тоник из своего бокала и подвел итог всей нашей беседы.

— Что ж, так тому и быть. Я согласен, барон, отдать за вас свою дочь, раз на то есть и взаимная любовь, и долг перед императором, да и мой собственный отцовский долг.

— Спасибо! — выдохнул я и шагнул к Женевьеве.

— После, барон, после, — предупредила меня графиня, — вы получили для себя ясный ответ, не стоит так уж явно выражать свои эмоции, вы ещё успеете их показать в более удобное для вас время. Завтра утром перед вашим отъездом мы официально объявим помолвку, после чего вы сможете более свободно объявить о своих чувствах друг к другу и поехать вместе в академию. Вечером вас доставит дирижабль в Павлоград, граф уже обо всём договорился, так что, вы не опоздаете.

— Спасибо!

— Дорогой, мы уходим? — тут же повернулась графиня к мужу.

— Да, дорогая, у меня есть ещё пара вопросов к барону, после этого я пойду отдыхать.

— Женевьева! — приказным тоном обратилась к дочери графиня, и та, бросив на меня прощальный взгляд и блеснув радостными глазами, упорхнула вслед за матерью.

— Давайте допьём эту бутылку, барон.

Я кивнул и разлил остатки жидкости по бокалам.

Мы выпили, смакуя необычный напиток, после чего граф сказал.

— У меня плохое предчувствие, Фёдор, вы забрали подаренный вам пистолет?

— Да.

— Он без патронов?

— Да.

— У вас есть ещё оружие?

— Да, револьвер.

— С патронами?

— Да.

— Хорошо, тогда идёмте в оружейную, я вам доверяю и там отдам специально купленные к подаренному пистолету патроны. После того, что вы сделали для всех нас, у меня нет оснований вам не доверять, особенно в вопросах защиты моего дома и моей семьи. Поэтому заберите эти патроны и храните у себя в комнате до отъезда, тем более, у вас есть и своё оружие.

— Да, я всегда его ношу с собою, — показал я скрытую под кителем кобуру с торчащей рукоятью револьвера.

— Что же, вы весьма предусмотрительны, как и опасны, так что, да, раз уж всё так происходит, то пусть всё получится.

Граф встал, и мы пошли в оружейную комнату, где он открыл сейф и выдал мне большую жестяную коробку с патронами. Забрав её, я отправился к себе, стараясь пока не думать о Женевьеве. Помня слова предостережения графа, я тут же снарядил все три имеющиеся магазина: на шесть, десять и тринадцать патронов.

Патроны в коробке оказались разными, каждый из них имел на кончике пули цветную маркировку, которую мне ещё предстояло изучить на досуге, а пока они радовали глаз синим, красным, зелёным и жёлтым цветом. Изучение значения этих цветов я отложил на завтра, решив, что сегодня я буду мечтать о завтрашнем дне, уверенный в том, что он принесёт мне только хорошее.