Конструктор живых систем: С тобой и навсегда!

Глава 6 Катакомбы

Густав Седерблом и Казимир Блазовский, сами того не желая, оказались в числе защитников крепости, таков оказался приказ, полученный ими из студенческой ложи. Правда, теперь о самой учёбе в академии можно забыть, если они туда явятся, то их сразу же арестуют, но ничего, главное — это продержаться в крепости до вечера и уйти вместе со всеми через подземелья.

У них есть дар, поэтому их не бросят на растерзание правительственным войскам, такие люди всегда нужны. Крещение огнём они прошли и могут рассчитывать на что-то большее в той судьбе, которую выбрали сами. Сначала ими владела эйфория вседозволенности, но после неудачи в академии они были вынуждены бежать в крепость, где и собирали все отряды, участвующие в мятеже.

Блазовский хотел вообще уехать из столицы, но Густав, который являлся их старшим, приказал идти в крепость. Не убедил, а приказал, время уговоров и убеждений прошло, что неприятно поразило Блазовского. И вот теперь они сидели в крепости, наблюдая в бойницы за тем, что происходило в округе, изредка постреливая в солдат правительственных войск.

Внезапно на площадь перед крепостью вышли двое, одного из которых они хоть и с трудом, и не сразу, но узнали. Эти двое остановились, и по ним сразу стали стрелять, а потом последовал мощный удар в ответ по воротам крепости. Плазменный шар, точнее, шаровая молния величаво приплыла к ним и, коснувшись ворот, разнесла их в щепы. Дальше началась вакханалия стрельбы, стороны стреляли друг в друга из всех стволов, а из крепости целились в основном в этих двоих.

— Дегтярёв, сука, пся крев! — выдохнул Блазовский, когда очнулся от шока увиденного.

— Он самый, — отреагировал Густав, — сейчас я его уничтожу, где-то тут Витас бродил, попросим его поджарить этих двоих вместе.

Витасом они звали руководителя своей команды, который обладал боевым даром стихии огня. Обычно он держался в тени, вот и сейчас находился на одном из верхних этажей цитадели, но такой случай отомстить они упустить, конечно же, не могли. Густав, не тратя времени на слова, что всегда являлось его отличительной чертой, бросился наверх.

Не прошло и двух десятков секунд, как по убегавшему Дегтярёву и его соратнику нанесли потрясающей силы удар огненной стихии, усиленный даром воздуха Густава. Он снес щит Дегтярёва, бросив обоих на мостовую, но больше ничего сделать не смог.

Блазовский с нетерпением ожидал, что огненный удар буквально испепелит дароносцев, но этого не случилось, к его большому сожалению. Он жутко ненавидел Дегтярёва, причем за всё: что тот не дал над ним безнаказанно поглумиться, смог нанести ответный удар, лишил возможности убить его; за то, что этот безвестный юнец уже барон, да и что он просто Дегтярёв, а не Блазовский, и всегда может выбраться из, казалось бы, безвыходных ситуаций.

Схватив винтовку, Казимир быстро прицелился и выстрелил, пуля ударила в щит, который таскал с собой этот безумец, и отскочила в сторону. Это не остановило Блазовского, вновь и вновь он дёргал затвор, вкладывая очередной патрон в патронник и стреляя из винтовки. Так поступал не только он один, так поступали, казалось, все, кто находился по эту сторону крепости, стреляя из всего, чем оказались вооружены, по одной единственной цели, но не преуспели.

Блазовский даже бросил с досады винтовку на пол, появившейся Густав с пониманием посмотрел на него и скривился.

— Сучий сын этот Дегтярёв, опять выжил и сбежал.

— Теперь он пойдёт за нами.

— Нет, хватит ему и того, что он получил, он же не совсем дурак, чтобы лезть в пасть зверю. Странно вообще, что он здесь появился, — разразился длинной тирадой Густав.

Блазовский удивился, выслушав столь длинное предложение, но ситуация и впрямь оказалась нестандартной, а сейчас им надо думать о собственном спасении, прикинувшись студентами, что попались на анархическую пропаганду.

— Да, странно, видно совсем дела плохи у императора, что он начал студентов привлекать на подавление восстания, а может, этот Дегтярёв сам напросился, чтобы отомстить.

— Гм, тогда я понимаю его. Штурм сейчас начнётся, пошли, мы входим в охрану наших лидеров, пора уходить.

Через несколько минут они уже спускались в подвалы цитадели. Впереди шёл Густав, за ним Блазовский, дальше Витас и ещё трое человек, закрывавших свои лица шейными платками, последними шли люди, которых Блазовский боялся. Он не знал ни их имён, ни кто они вообще, но догадывался по их повадкам, что это профессиональные убийцы. Зачем они позади всех, тоже понятно.

Самые первые подвалы они прошли довольно быстро, сразу свернув в один из небольших боковых проходов, минуя огромный пороховой погреб и склад со снарядами. Там возилось несколько человек, явно подготавливая погреба к взрыву. Коридор оказался коротким, и впереди быстро показалась низкая массивная дверь, они прошли её, а дальше Блазовский перестал запоминать. Ни к чему это, всё равно назад дороги уже не будет.

Спустившись в подвалы цитадели, мы оказались в царстве складов и пороховых погребов. Особенно страшило последнее, и не только мы опасались, что цитадель взлетит на воздух после её оставления главарями или гарнизоном. Над этим вопросом уже работали люди, правда, из других штурмовых команд, плотно и, думаю, что хорошо.

— За мной, — скомандовал наш командир барон Первых.

В подземелья наша команда спустилась не первой, их уже начали зачищать.Пройдя пороховые склады, мы поняли, что дальше проходы сужались и разветвлялись, становилось опаснее, кроме того, неизвестны ожидаемые в дальнейшем сюрпризы. Гвардейцы старались туда не лезть, а тут и мы подоспели.

Барон Первых (дурацкая фамилия, которая мне не нравилась) сейчас разительно изменился, его ноздри раздувались, как у породистой охотничьей собаки, и сам он весь собрался и стал похож на полицейскую ищейку. Револьвер в его руке ощутимо дрожал, в любой момент готовый выстрелить во врага. Я поневоле держался возле него, только не нервничал, как он, мой люгер давно стоял на боевом взводе, и я, не задумываясь, пущу его в ход, как только в этом возникнет необходимость, а она обязательно случится, это уж, как пить дать.

Звуки перестрелки иногда слышались откуда-то издалека, но совсем глухо, а вокруг нас пока таилась тишина. Мы дошли до неприметной двери, в продвижении нам никто не препятствовал. Первых застыл напротив входа, потом мотнул головой в его сторону.

— Нам сюда.

Дверь оказалась закрыта, и хоть она открывалась на себя, но распахнуть её, потянув за обычную ручку, почему-то не удавалось.

— Здесь есть подвох, — выразил общее мнение поручик Улагай.

— Есть, просто дверь изнутри закрыта на засов, вот и весь подвох. Они ушли этим путём, причём только одна группа.

— А другие?

— Ушли другим путём, что логично.

— Но нам нужно поймать их всех! — вызверился Улагай.

— Да, но они всё равно все выйдут в одно место сбора.

— Откуда знаешь?

— Знаю, — не стал вдаваться в подробности Первых, — дверь надо выносить, я засов не умею открывать снаружи, а взрывать дверь себе дороже.

— У меня есть умелец один. Петруха!

Вперёд тут же вышел коренастый молодец и, получив приказ, осмотрел дверь, хмыкнул и приступил к работе, пока все остальные взяли на мушку саму дверь и все прилегающие коридоры.

Возился умелец довольно долго, я уже успел заскучать, но вот он закрепил какое-то приспособление, отошёл назад и дёрнул за веревочку, дверь скрипнула и открылась, вернее, покосившись, грохнулась наземь, буквально вывороченная из косяка. Думается, этот Петруха явно обладал каким-то слабо выраженным даром, который и помогал ему в таком специфическом занятии, как открытие закрытых изнутри дверей.

В открывшемся проёме царила тишина и мрак, вместе с неизвестностью. Идти в темноту никому не хотелось, а фонари, имеющиеся у нас с собой — это обычные чадящие чёрным дымом керосиновые лампы, но и здесь Первых оказался впереди всех и достал из кармана какую-то трубку. Разломив её, он вызвал к жизни синеватое пламя химической природы, весьма необычное. Оказалось, что его можно направить в нужную сторону и осветить всё, что угодно, но на небольшое расстояние.

У поручика оказалась в запасе лампа, но не химического состава, а почти обычная, работающая не на керосине, а на какой-то неизвестной мне смеси. Она, скорее всего, содержала огненный эфир, хоть и в минимальных дозах. Наверное, такие лампы очень дорогие, вернее, топливо для них намного дороже самого чистого керосина, но и случай совсем не тривиальный, так что, не до экономии.

Свет разогнал на какое-то время тьму, и мы двинулись в дверной проем, только впереди уже шёл я, выставив перед собой щит, за мной следовал Первых, а дальше кто-то из солдат. Фонарь светил, мы шли, я трясся от напряжения, в любую минуту ожидая выстрела из-за угла. Да, именно, что трясся, обстановка к тому очень располагала, даже слишком. Однако продвигались мы довольно спокойно: в нас никто не стрелял, и даже на засаду мы не наткнулись.

Коридор, который тянулся за открывшимся проёмом, довольно быстро вывел нас к обширному помещению, где находилось несколько дверей, очевидно, ведущих в небольшие склады или кладовки, или что-то подобное. Здесь мы никого не обнаружили, что показалось мне странным.

И вот первый сюрприз нас ждал возле одной из дверей, она оказалась заминирована, и обнаружил это опять барон Первых. Теперь я понимал, почему командиром в нашу команду назначили именно его: его дар, знания и опыт в подобной ситуации оказывались крайне необходимыми. Пока двое солдат занимались разминированием, барон Первых внимательно осмотрел оставшиеся двери и уверенно ткнул в одну из них.

— Они прошли через эту. Оставьте мину в покое, только обозначьте её, придётся подрывать, она оставлена для привлечения внимание к двери и для того, чтобы проредить наши ряды. Нам нужна вот эта дверь и никакая другая.

— Почему вы так уверены в этом? — спросил его поручик Улагай.

— Потому что это свойство моего дара — искать и находить, вот я и нашёл, но боюсь, что за этой дверью нас ждут различные сюрпризы, хотя мне не привыкать, да и вам, я думаю, тоже. Поэтому вскрываем её и идём дальше, они оторвались от нас не намного, при должной сноровке мы успеем их поймать.

— Как скажете, — не стал спорить Улагай и дал знак вскрыть дверь одному из своих солдат. Это не удалось, и за дело вновь взялся барон Первых, выудив из своего кармана связку самых разных отмычек.

Я впервые видел их прямо перед собой, до этого только слышал, что они есть, а вот теперь смог лицезреть их лично. Повозившись возле двери, наш командир открыл замок, но дверь распахивать не спешил, что-то насторожило его, он отошел к другой, вскрыл уже её и, рывком раскрыв, убедился, что за ней никого нет.

— Господа, я рекомендую всем зайти сюда и переждать открытие нужной. И да, часть может выйти вообще из помещения, боюсь, что вторая мина, так и не обезвреженная нами, может сдетонировать и похоронить многих на этом довольно скромном складе.

— Там мина? — спросил Улагай.

— Возможно, я не могу утверждать, но лучше перестраховаться, для здоровья полезно.

— Хорошо, — кивнул поручик и отдал распоряжения своим людям.

К ручке опасной двери привязали верёвку, за которую разрешили дёрнуть мне. Я с удивлением посмотрел на капитана.

— Да, мой друг, ты можешь закрыться своим щитом, а все мы, увы, только руками.

— Как скажете, — съехидничал я и, встав как можно дальше от опасной находки, насколько позволяла верёвка, поднял оба щита (и ментальный, и железный) и дёрнул за веревку. Дверь с лёгким скрипом раскрылась, явив мне тёмное нутро очередной складской комнаты. Прошла томительно долгая секунда, и неожиданно всё помещение осветила яркая вспышка, а через долю секунды прогремел оглушительный взрыв, вызвав небольшой камнепад из кирпичных осколков.

Вслед за первым сразу же прогремел и второй, засыпав меня градом камней и металлических осколков. С потолка посыпалась древняя пыль, запорошив всё вокруг красным кирпичным цветом, а уши надолго заложило от грохота взрыва. Щит на какое-то мгновение смяло и сплющило, но расстояние от обоих мин всё же не позволило энергии взрыва ударить прицельно, а осколки прошли вскользь, благо я стоял так, что мой щит исключил прямое поражение ими.

Я потряс головой, снял и отряхнул фуражку и оглянулся вокруг. М-да, если бы мы все здесь стояли, то два разнонаправленных взрыва выкосили всю нашу команду, и мало кто из нас остался бы в живых. Раненых, может, и получилось больше, но сама наша миссия оказалась проваленной. Я невольно зауважал предусмотрительного капитана: если не его предупреждение, то всё для нас могло кончиться очень плохо.

— Фух, сволочи! — выразил общее мнение поручик Улагай, — и снова повторил, — сволочи!

— Сволочи? Я бы их назвал подлецами, если это имело хоть какое-то значение для них самих, да и для нас тоже. Обычная хитрость боевиков, не более того, привыкайте, господин поручик, то ли ещё может произойти, но я думаю, что на этом подобные сюрпризы пока себя исчерпали, а теперь давайте взглянем, куда они ушли и как далеко.

Уже ничего не опасаясь, капитан Первых зашёл в разрушенную складскую комнату и начал копаться в разбитых бочках и ящиках, пока не нашёл тщательно замаскированный люк в полу.

— А вот и он, — с удовлетворением сказал он, показав мне на еле заметный по срезу люк. — Ушли через канализацию, как водится у крыс, ещё и закрыли люк изнутри, или попытались. Впрочем, наверное, я ошибаюсь, изнутри этот люк закрыть невозможно, не для того он предназначен, да и времени на то, чтобы придать ему несвойственную до этого функцию, у них уже не оставалось. Вскрываем, господа, и идём. Дальше нам придётся столкнуться с открытым противостоянием, но это уже случится на выходе из крепости.

Открыв люк, мы стали спускаться вниз. Лезть первым приказали одному из пластунов Улагая, которого я прикрыл, как мог. Спрыгнув вниз, он не успел толком сориентироваться, как в него, практически в упор, выстрелили.

Щит, что я успел выставить перед ним, отбил пулю в сторону. Противно взвизгнув, она ударила в противоположную стену и увязла в старом кирпиче. Казак не растерялся, а выстрелил почти сразу же, ориентируясь на «хруст», так у них называлась стрельба на звук. Следующим спрыгнул Улагай, потом ещё один пластун. В моей помощи они пока не нуждались.

Внизу ещё некоторое время слышалась перестрелка, затем она резко стихла и мы спустились вниз. Здесь оказался проем с совсем низким коридором, и царила сырость, пока ещё неявная, но чем дальше мы шли вперед, тем ощутимее она казалась.

Я прошёл мимо лежащего убитого анархиста, даже не пытаясь разглядеть его, а капитан мне шепнул.

— Одного казака ты уже спас, у тебя сил надолго хватит?

— Нет, уже заканчиваются, — и, резко вспомнив о флакончике с эфиром, я достал его из кармана и сразу весь выпил.

Полегчало, но идти всё равно было тяжело, мешала винтовка, железный щит, низкий потолок словно давил сверху, благо здесь царила прохлада, а то дышать при духоте ещё то удовольствие.

Меня никто не просил больше прикрыть, все двигались в полной темноте, ориентируясь на звук и запах свежести, не пытаясь зажечь фонари. Шли мы так минут двадцать, беспрестанно сворачивая то в одно, то в другое ответвление, иногда возвращаясь обратно. Но всё же вышли к небольшому расширению, в конце которого находилась дверь, через которую ушли повстанцы.

— Фёдор, тебе нужно идти вперёд, тут уже места больше, как и опасности, готов? — спросил меня капитан.

— Готов! — вздохнул я и, перекинув на грудь уже изрядно потасканный железный щит, шагнул вперёд, чтобы более детально разглядеть обнаруженный нами выход из подземелья.

Хоть выход и оказался замаскирован, нашёл его, как водится, капитан, и как сумел обнаружить? Впрочем, я шёл в конце колонны и не стремился вперед, в отличие от капитана. Я уже порядком устал и вымотался не только физически, а скорее морально. Я ведь оставался внутри обыкновенным юношей, а не машиной смерти или защитником всех вокруг. Однако, эта минута слабости и переживаний ушла, оставив после себя только ожесточённость и стремление выжить, несмотря ни на что.

Выход, найденный капитаном, представлял собой очередную дверь, сейчас закрытую. Что нас ждало за ней, мы, естественно, не знали, вряд ли что-то безопасное, доброе, вечное. На дверь нацепили верёвку, привязав её второй конец к железному кольцу, что торчала из досок, кажется, лиственницы.И всё вновь повторилось, я встал впереди всех, поднял щит, взял конец верёвки и дёрнул её изо всех сил.

Дверь не шелохнулась, к ней на какой-то миг подскочил давешний Петруха, что-то сделал, как будто поколдовал, и вновь отскочил.

— Готово! Дёргай!

Сказал бы я, куда ему дёргать отсюда, но не время и не место, и я натянул конец веревки. На этот раз дверь легко открылась, а вслед за ней взорвалась бомба, заложенная прямо возле выхода. Очередная взрывная волна ворвалась внутрь, внося с собой, кроме своей волны, ещё и кучу осколков и земли. Часть принял на себя железный щит, а часть мой собственный, созданный даром.

Меня откинуло назад, щит железный смялся, а сам я приложился со всего маху о ближайшую стену. Дар стремительно таял, а вслед за первым взрывом к нам прилетела другая граната, видимо тот, кто дежурил у выхода, предусмотрел и такой вариант, и швырнул вторую, а за ней и третью. Два подряд взрыва оглушили всех вокруг, я напряг последние силы и резко поднял защиту на максимальную ступень, чтобы она буквально через пару мгновений также резко рухнула.

Железный щит, изрядно помятый, выпал из моих рук, а сам я сполз по стене, последним усилием воли пытаясь сохранить сознание. Это почти удалось, и я успел усесться на пол прежде, чем меня накрыла кромешная тьма. Очнулся я от того, что кто-то немилосердно хлестал меня по щекам и совал под нос флакон с едким противным запахом.

— А! — открыл я глаза, не понимая, что творится вокруг меня.

— Ешь! — мне сунули в руки знакомый на ощупь батончик, — съешь, полегчает.

Я уже достаточно пришёл в себя, чтобы не спорить и, взяв в руки знакомый батончик, принялся вяло его живать. Не успел я его съесть, как мне под нос быстро сунули открытую флягу с водой.

— Пей!

— Ты кто?

— Петруха. Оставили за тобой присмотреть, всё равно от тебя уже пользы не будет. Три взрыва подряд выдержал! Первый раз о таком слышу, а уж я много повидал всего. Если бы не ты, то всем нам каюк здесь пришёл. Вот же, сволочи, хитрые, подстраховались, целых три гранаты не пожалели.

— А чего их жалеть? Анархистам для государевых солдат ничего не жалко. Я ранен?

— Нет, вернее, да, но не сильно, немного осколками тебя посекло и ещё двоих наших, но ничего серьёзного, я тебя уже перевязал, как только тебе лучше станет, скажи, пойдём наших догонять.

— Сейчас, подожди ещё немного.

Я с трудом приходил в себя, сил даже встать практически не осталось, на лице чувствовались две новые царапины. Этак, побывав в нескольких переделках, я совсем потеряю своё лицо и стану если не уродом, то весьма жёсткого вида человеком, чего не хотелось совсем. А ещё онемела правая рука, взглянув на неё, я увидел перевязанную кисть, да, теперь и воевать будет сложно.

— Всё, я готов! — наконец решился я и встал.

Казак по имени Пётр кивнул и повёл меня за собой. Выйдя из прохода, мы сразу окунулись в прохладу стремительно спускающихся на землю сумерек. Совсем недалеко от нас плескалась вода, а в самом подземелье мы ощущали это по большой влажности при приближении к выходу.

Выход вывел нас в заросший непролазными кустами взгорок, тщательно укрытый между полуразрушенными старыми стенами древнего форта, ныне заброшенного.

Все кусты, ранее непролазные, сейчас представляли собой изломанные колючие заросли, развороченные взрывами, выстрелами и ногами людей. Возле входа ничьих трупов не оказалось, как не оказалось их и дальше, зато ясно виднелась наскоро протоптанная тропа, по которой мы и двинулись вперёд, ориентируясь на шум плещущейся о берег воды Петровского залива.

Минут через пять, пройдя по тропе между редкими деревьями и кучами старого битого кирпича, мы внезапно попали на ровную площадку, что вела к пологому берегу. Здесь и застали последний акт разыгравшейся драмы государственного масштаба.