Конструктор живых систем: С тобой и навсегда!

Глава 21 Вместо эпилога

Император Павел V нервничал и непрерывно ходил из угла в угол, слушая последние новости, ожесточённо похлопывая при этом серебряным тонким стеком по левой ладони. Начальник Генерального штаба Склавской империи и начальник отдельного корпуса жандармов по очереди зачитывали ему свои доклады, что император воспринимал на слух.

Судя по докладам, всё шло не совсем так, как он планировал, но в целом, ситуация хоть и сильно варьировалась, но оставалась под его контролем. Меры, принятые с помощью титанических усилий всей империи, начали давать плоды.

Враг вынужденно предпринимал плохо продуманные действия, спешить и подстраиваться под его условия, вследствие чего ошибаться, и чем дальше, тем его ошибки становились виднее и значимее. Это был плюс, минус же в этой ситуации состоял в том, что он терял людей и, как правило, лучших. Худшие тоже пропадали, но таких и не жалко, а вот лучшие…

Последние известия о нападении на генерал-губернатора Новгородской губернии изрядно его озадачили, а в чём-то даже и обрадовали. Ведь он решил там сразу несколько задач, однако генерал-губернатора спасти не смог, а ведь подстраховывал, даже мальчишку в расчёт взял. И если бы не мальчишка-дароносец, всё бы закончилось и вовсе печально. Однако, какой же фрукт, оказывается, этот барон Дегтярёв! И юную графиню в себя влюбил, и жизнь всей семье смог спасти, хотя сам чуть не погиб, и это уже второй раз всего лишь за месяц!

— Я понял, господа, спасибо за доклад, вы свободны, генерал, а вас, Евгений Авксентьевич, я попрошу остаться, — сказал император главному жандарму.

Начальник Генерального штаба щёлкнул каблуками и удалился, а генерал Авраамов остался.

— Так получается, что всю группу уничтожил в одиночку барон?

— Нет, Ваше императорское величество, он уничтожил основную группу, одного убил граф, другого ранила графиня, и ещё несколько — охранники.

— Так-так, а я, судя по персональному докладу, понял, что он в одиночку всех уничтожил?

— Ммм, ну, практически так, если округлять.

— Ясно, — император отвернулся, хмыкнув себе в усы.

Задумчиво уставившись на картину, написанную с его матушки, императрицы Адели Зигфридовны, Павел вдруг вспомнил, что загадал желание, связанное с эти юношей, ещё при штурме Кроншлота. И ведь тот тогда справился и выжил, и он как-то его наградил, но вот как, уже не помнил, но с таким насыщением самыми разными историческими событиями в последние два месяца, немудрено и забыть.

— Как думаете его наградить?

— На ваше усмотрение, Ваше императорское величество.

— Понятно, что на моё усмотрение, но что полагается за подобное, вы же внимательно изучили доклады своих подчинённых.

— Да, я думаю, что орден.

— Ясно, вы свободны, генерал.

— Слушаюсь!

Как только за главным жандармом закрылась дверь, император взял в руки большой серебряный колокольчик и встряхнул его. Колокольчик издал заливистый звон, на который тотчас явился камергер.

— Александр, передайте в мою канцелярию, что я жду от них справку о том, как я наградил барона Дегтярёва за штурм Кроншлота, того юношу, что показывал мне события, произошедшие при теракте по отношению к великому князю. Он должен был участвовать в штурме Кроншлота, так что, сведения должны оказаться самыми свежими.

— Слушаюсь, Ваше императорское высочество!

Примерно через час принесли докладную записку из имперской канцелярии, в которой Павел V нашёл все интересующие его данные. Оказывается, военный министр своим приказом присвоил барону звание подпоручика и выписал единовременное пособие в пятьсот злотых.

Павел усмехнулся. Пятьсот злотых, конечно же, неплохие деньги, но, судя по описанию наградного листа к ним и званию, то заслуги, совершенные этим юношей, гораздо весомее полученных грошей. Однако и подвиг других солдат и офицеров не меньше его, но везде есть нюансы. Вот именно за подобные нюансы этот юноша и достоин получить награду намного больше.

Зная императора, канцелярия не ограничилась предоставлением сухих сведений по одному вопросу, а подготовила весьма обширную выписку по данному человеку, и даже внесла последний отчёт Отдельного корпуса жандармов на его имя, где сделала выписку о действиях барона Дегтярёва. В общих чертах император знал, что произошло в особняке генерал-губернатора Васильева, но вчитавшись в более подробный отчёт, невольно подивился всему, содеянному этим весьма неоднозначным юношей.

— Однако! — удивлённо воскликнул Павел, — а этот юноша делает успехи, правда, попал в больницу, но ничего, юная графиня быстро поднимет его на ноги…

В документах также имелось фото юной графини, специально вложенное в дело, так как барон участвовал в защите всей семьи.

Император внимательно посмотрел на фото юной девицы и выбор юноши одобрил. Графиня показалась ему симпатичной, с хорошей фигурой и вкусом, что выдавало её платье, да и черты лица не казались заносчивыми или вульгарными. Образ девушки соответствовал его представлениям об истинных аристократках, а не выскочках, кичившихся своим древним родом, насчитывающим едва ли сотню лет и имеющим весьма мутное прошлое, а таких в его уделах набиралось, к сожалению, немало.

— Ясно, — вслух сказал император и снова зашагал по комнате, затем вышел и направился в зимний сад, чтобы подышать чистым октябрьским воздухом. Немного прохладным, уже с запахами поздней осени, что манила ароматами прелых листьев и собранного урожая с полей. Он знал этот запах.

Иногда он любил в поездках внезапно останавливаться где-нибудь на дороге, вблизи поля пшеницы, и вдыхать всей грудью её аромат, одновременно любуясь колышущимися под ветром жёлтыми колосьями.

Ему нужно подумать, о многом, и о судьбе этого юноши, что так удачно вписался в его план, а также смог выжить, на радость себе и всем остальным, в том числе и ему. Обязательно подумать, как наградить и использовать в дальнейшем. Ведь нет большей радости для государственного деятеля, чем вырастить достойную смену защитников империи, ведь империя — это он! И чем больше появится людей, стоящих грудью на её защите, тем лучше ему, и никак не наоборот.

Свежий ветерок облегчил его думы, которые направились уже на войну с «Великой» Манчжурией, та всё никак не могла подойти к своему логическому завершению, несмотря на довольно успешные действия его пока обороняющейся армии. И если бы не козни Европы, объединённой под флагом ренегатства в отношении его империи, то всё бы уже давно могло закончиться, но, увы.

В связи с этим мысли императора вновь вернулись к юноше, стремясь понять, каким образом тот смог уничтожить всю диверсионную команду, где работали профессионалы-наёмники. Возможно, там их оказалось немного, тем не менее, всех он уничтожил в одиночку, хотя, кажется, имел лишь оборонительный дар, но что-то случилось, позволив ему совершить невероятное.

Надо дать поручение канцелярии всё выяснить для пользы дела, да и юношу пора женить на графине, а то с такой насыщенной на приключения жизнью он и не успеет насладиться телом юной девицы, да деток нарожать, а дети от такого барона принесут только пользу государству, здесь сомнений нет.

Сделав себе пометку в блокноте, император направился обратно в кабинет, где занялся текущими государственными делами.

Женевьева приходила ко мне каждый день, и с каждым днём я восстанавливался и чувствовал себя всё лучше и лучше. Пока не начал вставать, а как только стал свободно перемещаться по комнате, то и выписался, так как больничная палата начинала тяготить. С приходом Женевьевы мы только и делали, что держались за руки и украдкой целовались, но подобное учреждение не то место, где это стоит делать постоянно.

Меня выписали, и с Женей мы направились в особняк её родителей. Графа ещё не выписали из больницы, ему предстояло долгое лечение и, наверное, это произойдёт не скоро, а вот графиня уже находилась дома. Раненая рука у неё ещё заживала, но это ей не мешало следить за хозяйством и восстанавливать после боя дом. А делать перевязки к ней прямо в особняк приходили частный доктор и медсестра.

Как только я вошёл в дом в сопровождении Женевьевы, графиня вышла навстречу и, не успел я её поприветствовать, как она вместо того, чтобы протянуть мне руку для поцелуя, вдруг подошла ко мне и, неловко обняв из-за раненой руки, вдруг зарыдала.

Она ничего не говорила, кроме слова «спасибо», и плакала сдержанно, без истерик и всхлипываний, но я чувствовал, как ей тяжело, и как она испугалась тогда, той ночью, и за себя, и за всю семью. На обеде, когда мы сидели втроём, она сказала.

— Барон, я вам благодарна за всё, что вы сделали для меня и всех нас. Скажите, как вы себя чувствуете?

— Прекрасно! — сказал я, украдкой глядя на Женевьеву.

Графиня заметила мой взгляд и улыбнулась.

— Вы по-прежнему желаете руки моей дочери?

— Да, конечно.

— Мы дали вам разрешение на женитьбу до всего случившегося и даём его сейчас. Более того, я специально пригласила сегодня священника, чтобы он совершил обряд помолвки, а ваше венчание состоится уже завтра.

— Но…так быстро, я ведь… да и я не ожидал, так сразу⁈ — немного растерялся я. — А Женевьева знала?

— Да, мы с мамой всё согласовали, — сказала Женя и посмотрела на меня ледяным взглядом, как будто я вдруг решил отказаться.

— Нет, нет, я согласен, просто всё так неожиданно и быстро, что я совсем растерялся от радости.

Женевьева хмыкнула, графиня улыбнулась.

— Муж сказал, чтобы я организовала помолвку, как можно быстрее, а венчание прошло тайно. Да, мы никогда не думали, что придётся обойтись без пышных и торжественных церемоний, но время диктует свои правила, и я не хочу, и не имею больше желания рисковать ни своей жизнью, ни жизнью дочери. Пусть об этом узнают значительно позже, тогда, когда прекратится террор. Надеюсь, вы сможете приложить, в том числе, и свои усилия к тому, чтобы он прекратился.

— Я уже приложил, ваша светлость.

— Да, действительно, но гидра ещё жива.

— Я буду бороться с ней, особенно после всего случившегося.

— Спасибо. После венчания вы можете жить у нас сколько угодно, пока не решите продолжать учёбу, потому как я отпускаю дочь вместе с вами. С вами она окажется в безопасности. Жить станете в её квартире, которую мы дарим вам, ну и дальше, граф походатайствует перед императором о повышении вашего титула, дабы ваши дети могли не потерять его и повысить свой статус.

— Благодарю Вас, Ваша светлость!

— Не стоит благодарности, вы теперь член нашей семьи, и мне спокойнее, если вы будете всё это время находиться где-то рядом, пока не выпишут из больницы моего мужа. Вам всё равно пока нужно поправить здоровье, а учёба подождёт, я уверена, что вы сможете её наверстать легко.

— Да, думаю, что да.

— Вы уже стали легендой академии, правда, большинство о ваших заслугах не знают, но те, кто знают, будут вас помнить всегда. Что же, восстанавливайте силы, барон, и проводите время по своему усмотрению. Женевьева, будь готова, когда придёт священник, научить своего избранника говорить то, что нужно, согласно протоколу. Он, конечно же, всё равно начнет ошибаться, но желательно, чтобы совсем чуть-чуть, мы не должны ронять своё лицо, даже в мелочах и под давлением обстоятельств.

— Я поняла, мама, Федор учится быстро, он запомнит.

— Надеюсь на это, у меня сейчас перевязка, и я вас оставлю, молодые люди, — графиня встала и сразу ушла, оставив нас вдвоём.

Не знаю, кто из нас двоих оказался более ошарашен этим известием, наверное, я, а не Женя, она-то знала о венчании. Как только графиня ушла, Женевьева повела меня в свою комнату и принялась рассказывать, что и в какой последовательности нужно делать на церемонии, и как отвечать. Я ей всё время мешал, закрывая её губы своими губами.

Примерно через час прибыл священник и быстро провёл помолвку, после чего рассказал в подробностях, как проходит венчание и во сколько нам нужно прибыть в церковь. После него явился портной и снял с меня мерки для нового костюма, пообещав сшить его к утру, и я не сомневался, что так оно и произойдёт.

Весь вечер мы гуляли по саду, в каждом закоулке которого я невольно угадывал следы недавней битвы. А на ночь мне предоставили комнату напротив спальни Женевьевы. Графиня заняла дальнюю по коридору комнату, наскоро переоборудованную в её спальню. В общем, нас с Женевьевой отделяла от совместного проживания лишь условность и более ничего.

Понимая это, я целый час обнимался с ней и тискал, да так, что смог оторваться от её распухших от поцелуев губ с великим трудом и то, только благодаря ещё не поправившемуся до конца здоровью, иначе я за себя не отвечаю. И всё же, помолвка — помолвкой, но венчание ещё не произошло, и как бы не кипели наши страсти, нарушить правила — это моветон, даже перед самим собой, и мы с Женевьевой разошлись по разным комнатам. Ночью спал я крепко и проснулся рано.

Ошарашенный от нагрянувшего на меня счастья, я шёл к церкви на деревянных ногах, держа под руку невесту, одетую в белое длинное платье и изящную шляпку с вуалью, закрывающую нежное лицо. Женевьева, строгая и красивая, старательно выхаживала рядом со мной, направляя и иногда подсказывая шёпотом, что нужно делать.

Народу в церкви оказалось совсем немного: графиня, мы, несколько человек из отдельного корпуса жандармов, в качестве охраны, и ещё пара близких к семье Васильевых лиц, и на этом всё. Выйдя из церкви после венчания, мы поехали в небольшой, закрытый от остальных гостей ресторан, где и отметили нашу свадьбу. Присутствовали немногие, едва ли человек двадцать. Праздновали мы недолго и, пробыв на собственной свадьбе часа три, уехали в особняк, на следующий день мы планировали отбыть в Павлоград.

Вернувшись из ресторана уже повенчанными, являясь мужем и женою, мы дали волю страстям. Женя, немного стесняясь, скинула с себя одежду и застыла в нерешительности, а я замер, восхищённо рассматривая стройную девичью фигурку.

Красиво очерченную грудь, тонкую талию, красиво изогнутые полукругом бёдра, длинные, стройные ноги, с тонко вычерченными, словно по лекалу неведомого творца, икрами.

— Как ты хороша, любимая!

— Правда? — спросила девушка, невольно дёрнувшись в попытке прикрыть свою прекрасную наготу и тут же понимая, что она не для того обнажалась, чтобы её прятать.

— Правда! — и, подойдя вплотную к девушке, я положил руки на её груди и принялся целовать её лицо, одновременно лаская тело, а дальше нас обоих обуяло безумие самой старой и самой желанной страсти — любви! Время пролетело незаметно, мы не спасли всю ночь, и даже плотно закрытая дверь не скрывала наших восторженных криков.

Мы страстно любили друг друга, так, как любят обуянные высшими чувствами мужчина и женщина. Мы были вместе, мы спасали друг друга, жертвовали собой ради этого краткого мига, пусть и плотской любви, мы любили и сердцем, и душой, и самой плотью, отдавшись давно сдерживаемым чувствам со всей человеческой страстью, и заснули только тогда, когда сил уже ни на что не осталось. Крепко обнявшись, мы спали на не очень широкой кровати Жени, и места нам хватало с лихвой.

На следующий день мы проснулись почти в обед и стали собирать вещи и готовиться к отъезду. Учёба в академии уже давно началась, и если бы не нападение на особняк, я уже учился, но потеря двух недель занятий сейчас ничего не значила для меня. Я успею всё наверстать, как успеет и Женевьева.

На вокзале нас провожала графиня, поцеловав ей руку на прощание, мы зашли в вагон, услышав от неё напоследок.

— Будьте всегда вместе и всегда счастливы, мои дети!

От этих слов у меня сладко защемило сердце, а на глаза навернулись слёзы, я крепче взял под руку Женю и прошёл в вагон, запомнив эти слова и пообещав себе, что никогда их не забуду!