Конструктор живых систем: С тобой и навсегда!

Глава 13 Вокруг да около

Ротмистр Радочкин за последний месяц спал практически урывками, как и его коллега с сыскного ведомства Кошко, поэтому, когда на стол легла телеграмма, адресованная ведомству от небезызвестного ему Дегтярёва, он долго вчитывался в текст, пока не осознал весь его смысл.

Вздохнув, он отстранил от себя серый бланк телеграммы и полез в сейф читать распоряжение непосредственного начальника полковника Живоглотова по Дегтярёву. Оно оказалось весьма кратким, однако это слишком небольшое утешение. Ротмистру хватало дел и без Дегтярёва, и вообще, даже выпав из его компетенции, этот неугомонный юноша умудрялся всё равно попасть в его поле зрения.

Однако почему телеграмма легла именно на его стол? Радочкин потёр глаза, ему страшно хотелось спать, недавно он познакомился с одной весьма прекрасной баронессой, которую практически спас от гибели во время недавних событий, и теперь её благодарность не знала границ, отчего он чувствовал постоянный недосып, из-за нескольких бессонных ночей в её объятиях.

Ротмистр подошёл обратно к столу, подхватил лежащий бланк телеграммы, перевернул его и увидел резолюцию Живоглотова, написанную карандашом, чей бледный грифель он не заметил с первого раза. Резолюция гласила: «Проверить и доложить». Он ещё раз перечитал текст телеграммы:

«Выезжаю 20 числа, не могу раньше по причине личных проблем. Барон Дегтярёв»

С чем тут разбираться, ротмистру было решительно непонятно, личные проблемы, ну и что? Зачем ему приезжать так быстро, собственно? Так ничего и не поняв, ротмистр спрятал телеграмму в сейф, решив, что отправит запрос немного позже и позвонит в местное отделение, но тоже не сейчас. Однако судьба распорядилась по-другому.

В его кабинете раздался звонок, чья требовательная трель посредством бронзового колокольчика настойчиво стучалась к нему со стены, где и висел один из самых новейших телефонных аппаратов.

— Аллё?

— Радочкин! — послышался из трубки голос полковника Живоглотова, — срочно ко мне.

— Есть! — откликнулся в ответ ротмистр и повесил трубку обратно.

Телефонную станцию в их здании установили совсем недавно, и он ещё не привык, что начальник мог вызывать его по телефону не через городскую телефонную станцию, а напрямую, набрав двузначный номер у себя на громоздком селекторе. Этот самый селектор — чудо инженерной мысли, занимал у начальника целый стол.

Чертыхнувшись, Радочкин быстро сложил все документы в сейф, повернул замок и ушёл к начальнику, тщательно заперев за собою дверь в кабинет. Начальник действительно его ждал, и не успел он войти, как сразу же попал под «раздачу».

— Почему так долго?

— Прошу прощение, ваше высокоблагородие, но я отсутствовал ровно столько времени, сколько необходимо для закрытия сейфа и двери, и пути к вам в кабинет.

— Ладно, присаживайтесь, ротмистр, телеграмму прочитали?

— Барона Дегтярёва? — сразу уловил суть вопроса Радочкин.

— А то, кого же, его, родимого…

— Так точно.

— Что думаете?

— Ничего, личные проблемы решает.

— Угу, а знаете, где он находится?

— Да, в Великом Новгороде.

— Это понятно, а где живёт?

— Этого не знаю, скорее всего, в гостинице.

— Ошибаешься, живёт он в имении генерал-губернатора, по личному приглашению графини.

— Да, не знал, ваше высокоблагородие, удивлён.

— Не ты один, наш пострел везде поспел, но пригласили его не просто так, и не за красивые глаза, он вроде бы как спас юную графиню, со всеми вытекающими из этого. На месте графа я бы тоже пригласил, но и это ещё не всё, ты же слышал о неудавшемся покушении на генерал-губернатора?

— Да, слышал, но в детали не вникал, своих дел очень много.

— Надо вникать, в ходе разбирательства установлено, что нападающих было, как минимум, четверо, плюс таранный удар повозкой извозчика, а пострадавших всего двое из четверых, и все живы, понимаешь, к чему я?

Радочкин задумался, никак не соображая, что имеет в виду начальник, пока его не осенило.

— В машине находился Дегтярёв?

— Именно, он всех и спас, начиная с себя, а теперь у него, видите ли, проблемы на личном фронте.

— Плане, — машинально поправил начальника ротмистр.

— Что?

— Нет, ничего, простите, оговорился, но зачем его срочно вызывать сюда? Пусть решает свои личные проблемы, он всё равно долго там гостить не станет.

— Потому что его хочет видеть император, но неофициально, поэтому и срочно, а нам нужно успеть его ещё допросить по этому случаю. Общий доклад есть, его краткие показания тоже, но этого недостаточно, нам ещё императору в докладной записке нужно указать все подробности, а сам фигурант в Великом Новгороде.

— Ясно, а когда император хочет его видеть?

— Через три дня.

— Да, мало времени.

— Узнавай всё за сегодня, и переговори с этим Дегтярёвым, хотя бы по телефону, чтобы он приехал уже завтра. Заставить мы его не можем, сказать напрямую тоже не можем — это распоряжение начальника корпуса жандармов, так что, давай, работай.

— Слушаюсь! Но Дегтярёв не приедет, боюсь, что личные проблемы — это юная графиня, которую он возможно любит, а где любовь, там сила бессильна, тем более против такого неординарного субъекта. Я анализировал его потенциал в качестве защиты после штурма Кроншлота, он огромен. В империи нет больше никого с таким даром защиты, и он постоянно растёт.

— Есть отчёт?

— Да, у меня в сейфе по всем группам копия.

— По всем группам говоришь? Так и у меня есть, но более подробная, так, давай, я прямо сейчас найду и посмотрю, присядь пока, отдохни, подумай.

Ротмистр уселся на стул, сложив руки, и с любопытством стал смотреть, как полковник достал папку с бумагами и принялся усиленно её листать, выискивая нужный документ, пока не нашёл его.

— Ага, вот он, ну, смотрим. Так, а вот и Дегтярёв, угу, да, интересно, а если сравнить с другими, м-да, интересная картина получается, выше в два раза самого сильного после него по силе, продолжительности и потенциалу. Очень интересно, такого и в охрану императора не грех рекомендовать.

— Да, ваше высокоблагородие.

— Понятно, ладно, узнавай пока, но я уже предугадываю ответ Авраамова, поэтому пойду сейчас к начальнику нашего корпуса и доложу, заодно и намекну на суть личных обстоятельств барона Дегтярёва, а он уж придумает, что сказать императору.

Радочкин промолчал, потому как так проще, и проблема решилась сама собою, к тому же.

— Но смотри, задание я с тебя не снимаю, звони и всё узнавай, требуй, чтобы приехал быстрее, в силу необходимости работать по материалам покушения на губернатора, ну и так далее. Сам всё понимаешь.

— Слушаюсь, ваше высокоблагородие.

— Иди тогда, занимайся.

Радочкин щёлкнул каблуками и вышел из кабинета полковника, плотно прикрыв за собой дверь, и только в коридоре выдохнул. Да, повезло ему, что всё решилось по простой схеме: и по Дегтярёву информация прошла, и то, что тот неровно дышит к графине, ротмистр тоже знал, хоть и не принимал во внимание раньше. Сейчас же всё сходилось одно к одному, и что там будет дальше, то не его заботы, придумают что-нибудь, как императору сказать, а к тому времени и барон обратно заявится, может и не один, а со своей графинюшкой юной.

«Вот же, Дегтярёв! — хмыкнул про себя ротмистр, — везде ведь успевает: и в любви, и в войне». Да уж…

Однако надо и узнать о нём, так как Живоглотов дело на контроль свой возьмёт.

До барона дозвониться у Радочкина не получилось, а вот до местных жандармов легко. Задав несколько вопросов, ротмистр прояснил для себя общую картину, что подтверждалась его собственными представлениями, и понял, что на этот раз повлиять на барона он не сумеет, так как оказался прав. Осталось дождаться, когда барон вернётся в имение графа и уже тогда переговорить с ним.

Дозвониться удалось лишь только перед самым обедом. Разговор состоялся краткий и однозначный, Дегтярёв, выслушав вопросы, наотрез отказался возвращаться сегодня, пообещав, что приедет не позже, чем послезавтра. Большего добиться от него не удалось, да и то хлеб. Долг свой барон выполнил полностью, на военной службе не состоит, в качестве тайного агента тоже, в жандармы идти не желает, рычагов влияния нет, окромя одного, и тот появился только у графа.

Повесив трубку на стену, ротмистр доложил лично полковнику об итогах своей работы с Дегтярёвым, чему тот тоже не удивился и сразу же отпустил ротмистра обратно, заявив, чтобы занимался текущими делами, раз с Дегтярёвым не сладил, на том, собственно, всё и завершилось на какое-то время.

— Женевьева! Тебе не стыдно за твоё поведение за столом, обратилась графиня к своей дочери, — ты вообще думала, когда говорила?

— Нет, — нагло ответила дочь, — абсолютно не думала, потому что за меня думаешь всегда ты!

— Это бунт?

— Нет, это крик души!

— Я лишу тебя прогулок с бароном после того, как он приедет, он дурно на тебя влияет и торопит события, хотя я его об этом уже предупреждала.

— Твоё право, маман, и что ты ему скажешь по этому поводу?

— Не волнуйся, дочь, я найду, что ему сказать.

— Ага, а папе?

Графиня по инерции хотела ответить, что и ему найдётся, что ответить, но вовремя осеклась.

— А папе я скажу, что ты несносная девчонка, что строишь глазки бедному дворянину, отчего тот готов на самые безумные поступки.

— Это какие безумные поступки: когда он меня защищал или когда спасал папу?

— Ты не передёргивай, бессовестная, я не это имела в виду.

— Я совестливая, а с бароном я хочу встречаться и люблю его!

— Вот как⁈ А что же ты раньше молчала?

— Я боялась.

— Ничего ты не боялась, ты просто морочила голову и мне, и себе, и Дегтярёву. Мне показывала детскую влюблённость, себе непонятно что, а барону делала намёки о взаимности, не отдавая себе при этом никакого отчёта, чем всё это закончится. Да и ему ты ничего не обещала и даже не говорила о взаимности, а сейчас, раз, и по мановению волшебной палочки призналась в любви к нему, но не ему, а собственной матери. Это вообще как называется?

— Женским непостоянством! — дерзко заявила Женевьева и сразу же испугалась, не перегнула ли она палку в разговоре с матерью, как оказалось, не перегнула.

— Вот оно что… — протянула графиня, искоса смотря на свою внезапно ставшую «взрослой» дочь.

— Так вот ты какое, женское непостоянство⁈ — окинула внимательным взором дочь графиня, — ну, что же, я должна порадоваться за барона, у него отличный вкус, и он выбрал себе совершенное женское непостоянство, к тому же, ещё и с хорошим статусом и деньгами. Однако я ему не завидую, учитывая столь сильное непостоянство.

— Да, маман, у него хороший вкус, да и сам он хорош, поднялся буквально из мещан, стал дворянином, красив, умён, храбрец, каких поискать, и при всём этом честен и скромен. Других подобных ему я не знаю. А непостоянство своё я буду сдерживать при нём.

— М-да… Не хочу спорить с тобой, дочь, как бы я не относилась к барону, но здесь мне возразить нечего, однако ты заигралась в либерализм, пора бы уже перейти к репрессивным методам контроля женского непостоянства, особенно в свете того, что ты не собираешься его обуздывать в моём присутствии. Пожалуй, в случае твоего выхода за него замуж, что возможно пока только теоретически, но не практически, я дам барону пару бесплатных советов, как обуздать твоё непостоянство, а то он не справится с тобой, чего бы мне, как твоей матери, естественно, не хотелось.

— Он не станет тебя слушать.

— Это с чего бы?

— Потому что он любит меня, а раз любит, то станет слушать только меня.

— Смелое заявление, однако ты слишком самоуверенна, дорогая, к тому же делить шкуру неубитого ещё медведя как-то глупо, ты не находишь, дочь?

Женевьева на этот раз промолчала.

— Молчишь⁈ А с чего это ты такая храбрая стала? Барон даже ещё не говорил о возможности на тебе жениться и пока только лишь мечтает об этом.

— Это неправда! Он говорил мне, что уже разговаривал с тобой точно, маман, и просил мою руку и сердце.

— Говорил, но не так, как ты заявляешь о том, дочь, всё с его стороны прошло гораздо скромнее. Да, он выполнил некоторые из условий, что я ему поставила, да, именно ему, а не тебе, о тех условиях я помню, как помню, что ты давно уже неравнодушна к нему, но я списывала всё на возраст и романтику, надеясь, что со временем твоя влюбчивость пройдёт. Теперь же вижу, что зря, и я ошибалась, дело уже зашло сильно далеко, раз ты так агрессивно настроена, и к кому? По отношению к собственной матери, что желает тебе только хорошего и настоящего счастья.

— Не сомневаюсь в этом, маман, как не сомневаюсь в том, что Фёдор скромен.

— Ясненько, так ты мне сейчас хочешь сказать, что если он тебя спросит при нас, готова ли ты за него выйти замуж, то ты ответишь согласием?

— Да! — твёрдо сказала Женевьева, замирая сердцем от собственной решительности.

— Ммм, смотри тогда, дочь, не передумай…

— Я не передумаю.

— Не надо зарекаться, мало ли что опять скажет твоё непостоянство. У барона всего один день остался, может и не успеет он переговорить с отцом, да и с тобой тоже, ведь его срочно вызывают в Павлоград, уедет, так и не спросив, пройдёт время, забудет о тебе или ты забудешь, или передумаешь.

— Я не передумаю уже, маман, и он не передумает, я это чувствую.

— Чувства идут от сердца, дорогая, а жизнь вносит свои коррективы, ведь иногда включается и голова, и как бы потом не пожалеть тебе о своей любви.

— Если я и пожалею, то это мои чувства, я в ответе за них, и не стану тебе или отцу жаловаться. Как будет, это мой выбор, и я так решила сама.

— Ну, смотри, чтобы не получилось всё равно наоборот.

Женевьева поджала губы и не стала ничего отвечать, посчитав разговор законченным. Несколько минут графиня пристально рассматривала свою дочь, ожидая продолжения их разговора, но так и не дождалась. Вздохнув, она сказала.

— Что же, Женя, тогда ждём, когда появится барон и выпишут из больницы твоего отца, а дальше посмотрим, насколько ты сейчас оказалась правдива.

— Да, маман.

Добравшись до местных жандармов, я практически сразу без всяких проволочек был допущен в кабинет. Это оказался кабинет начальника местного отдела корпуса жандармов. Высокий, но сильно располневший блондин с пшеничными, чуть пожелтевшими от табака усами стал внимательно рассматривать меня, как будто не верил собственным глазам.

— Рад знакомству, барон! — протянул он руку.

— Я тоже, ваше высокоблагородие.

— Я вас пригласил, чтобы ещё раз опросить о происшествии, свидетелем чего вы поневоле оказались. Надеюсь, вы восполните своим рассказом некоторые досадные пробелы в этой истории. Опишите мне ваши впечатления о нападении на генерал-губернатора.

— Всенепременно, раз это необходимо, — не стал я напоминать полковнику, что рассказываю об этом уже не в первый раз.

Полковник внимательно меня слушал, а вошедший по его приказу писарь тщательно и очень быстро записывал мои показания, которые иногда приходилось повторять по два раза. Примерно через полчаса меня прекратили допрашивать, и писарь, собрав письменные принадлежности, ушёл.

Полковник некоторое время читал мои показания, затем отложил их и сказал.

— Очень хорошо, что вы оказались в одной машине с генерал-губернатором, иначе всё закончилось бы для всех весьма плачевно.

— Да, я знаю, это не первый мой опыт спасения людей, да и самого себя.

— Вы же участвовали в штурме Кроншлота?

— Да, я как раз демонстрировал картину штурма с помощью своего дара, для собранных по этому случаю чиновников.

— Да, я в курсе события, но всё равно, губернатор мог вас и не взять с собою, а отправить сразу же на другой служебной машине, а вы поехали вместе. Что это, случай или его осознанное решение?

Я помолчал, глядя в бесцветные глаза полковника, который так мне и не представился. Хотелось спросить: «А вы с какой целью спрашиваете?», но я промолчал, мысленно подбирая наиболее благоприятный для меня ответ.

— Думаю, что скорее осознанное, губернатор хотел со мною поговорить по пути, и я нахожусь в гостях у него по приглашению графини, которой я смог оказать небольшую услугу.

— Понятно, вы, получается, стали ангелом-хранителем для графа?

— Не знаю, я не искал себе этой роли и не хотел бы постоянно находиться под прицелом различного пошиба людей, что нападают на представителей власти и на обычных людей, всех этих бандитов, анархистов, просто отбросов общества. Однако у меня пока не получается.

— Да, приключения вас не оставляют, судя по справке из вашего личного дела.

— А у вас есть на меня личное дело?

— Да, скорее досье, как участника многих событий, оно заводится практически на всех, кто попадает в поле зрения отдельного корпуса жандармов, думаю, что это для вас не новость.

— Да, я догадывался.

— Ну так вот, мы со своей стороны также дополним его сегодня, и оно станет ещё более интересным.

— Куда уж более.

Полковник усмехнулся.

— Барон, я думаю, что ваши приключения только начинаются, с вашей-то способностью их собирать!

— Время покажет, господин полковник, — предельно вежливо ответил я, хотя и сильно разозлился на его слова.

— Вы получили телеграмму с просьбой выехать в Павлоград, как можно скорее?

— Да.

— Когда сможете выехать?

— Послезавтра.

— Вам необходимо выехать завтра.

— Завтра я не смогу, мне в академию необходимо прибыть только через три дня, я выезжаю через два, и не раньше. Я не состою на государственной службе и волен делать то, что считаю нужным. Пока я только студент, и у меня здесь есть личные проблемы, которые я не смогу решить за сегодня-завтра.

— Что же, тогда не смею настаивать, вы свободны, хоть и проходите по льготному статусу студента.

— Да, но я сделал для государства очень много, чтобы не слушать в ответ подобные упрёки.

— Я вас более не задерживаю, барон.

— Всего хорошего и вам, ваше высокоблагородие, — и, приложив руку к козырьку своей форменной студенческой фуражки, я вышел из его кабинета.