Стольный град Ряжск

Фрагмент 12

21

Денисенко

По-русски Атямас тоже понимал. И даже довольно неплохо разговаривал: во владениях его отца Пуреша достаточно много русских, бежавших «за вольной жизнью» из соседних княжеств. Да и союзнические отношения с Рязанью и Владимиром вынуждают уметь общаться с соседями. Так что в разговоре с ним обошлись без толмача.

— Мне сказали, что твоей жизни уже ничто не грозит.

— Кроме мести тех, у кого я в плену.

— За что месть? Вы ни одного нашего не убили и даже не ранили.

— Не может такого быть!

Ага. Парню обидно, что «лучшие мокшанские богатыри» погибли «за просто так».

— Так и есть. Потому и хотим отпустить твоих воинов домой, как только они раны подлечат. Не просто так, за выкуп.

— Я уже вашему толмачу говорил, что мой отец и весть наш народ не богаты. Большого выкупа дать не могут.

— Тот, что мы за вас хотим, смогут дать. За каждого из ваших воинов — по три вдовы в возрасте до двадцати пяти лет. Можно со всеми их детьми.

— Рабов недостаёт? — презрительно скривился сын каназора.

— Рабов у нас нет и не будет. И они, и дети их так и останутся свободными. Захотят — замуж выйдут: неженатых мужчин у нас много. Им у вас тяжело будет без мужей, а мы им новых мужей дадим. И детей поможем воспитать, грамоте и ремеслу выучить.

— И всё? И никакого серебра, золота или мехов с ними в придачу не нужно?

— Не нужно. Но это — цена за твоих воинов. За тебя цена будет выше. Тебя мы поменяем на твою сестру Нарчат.

— Не бывать такому! — несмотря на слабость вспыхнул Атямас. — Она — дочь каназора, мокшанская богатырка. Не дело, если она станет чьей-то наложницей!

— Я знаю, что она и дочь каназора, и что её воспитывают как воительницу, и даже что она юна для того, чтобы стать чьей-нибудь женой или наложницей. Только не для того она нам нужна, а в залог того, что твой отец или ты больше не пойдёте воевать с нами. Четыре года она будет жить у нас, а потом пусть делает, что хочет: может к отцу вернуться, а может у нас остаться.

Больший срок называть смысла нет. Пришедшие к мордовским границам монголы этого самого Пуреша «поставят раком» перед выбором: либо покориться Батыю, либо обречь свой народ на истребление. Пуреш и Атямас уйдут с монгольским войском и сложат головы где-то в Польше. От рук тех же монголов. А «богатырка» Нарчат поднимет восстание и будет мстить их убийцам, пока сама не погибнет. В «неизменённой» нами истории. Что же будет в реальности, на которую повлияем мы, никому не известно. Может, тоже погибнут где-нибудь каназор и его сын, а может, уцелеют. И девушка, может, уже не станет мокшанской «княгиней», а выйдет за кого-нибудь замуж и нарожает мужу детишек. Но иметь у соседей «принцессу», воспитанную нами, всё равно полезно.

— Ты, Атямас, с человеком, который повезёт твоему отцу наши условия, это передай каназору, а он и решит, как быть с Нарчат и с тобой. Разве ему не выгодно поменять наследника на дочь, которую всё равно когда-нибудь придётся на сторону отдать?

Судя по тому, что у «княжича» идея обменять воинов на никому не нужных вдов с детьми, пусть и в пропорции три к одному (а вместе с детьми — и ещё больше), не вызвала никаких возражений, значит, вряд ли вызовет их и у Пуреша. Зуб ставлю на то, что вместо мокшанок этот хитрец попытается всучить нам каких-нибудь «чужачек»: русских, булгарок, эрзянок. В том числе — захваченных в плен. Только нам-то какая разница? Нам мужское население нужно разбавить женщинами! И лучше будет, если ради этого не придётся устраивать набеги на соседние городки и веси.

Подобный разговор состоялся у меня и с воеводой Борисом Омельяновичем, «загорающим» сейчас в люкс-камере нашего «концлагеря»: после того, как бронетранспортёры, так ни разу и не выстрелив, разогнали рязанское войско, они отсекли часть «высшего командного состава», а ребята из спецназа вырубили нужных нам людей электрошокерами, выстреливающими иглы на расстояние в несколько метров. Поскольку и лагерь рязанского войска оказался захвачен, и знамя повержено, и командующий попал в плен, уцелевшие воины просто разбежались.

Вообще меня очень удивило отношение местных к поверженному знамени. Мы его, конечно, тоже почитаем и бережём, но в бою может случиться так, что знаменосец погиб или древко перебито. Да даже если его подхватили враги, то знамя можно отбить. В это же время — упавший флаг есть признак поражения. И после такого вступает в действие принцип «спасайся, кто может». Потому никаких попыток отбить воеводу и его ближайшее окружение никто не предпринял, все пустились в безоглядный драп.

Только воеводу ничуть не смутило то, что из-за его упёртости и нежелания дожидаться решения князя по нашим требованиям погибли почти две с половиной сотни человек, попавших под колёса БТР, утонувших в Хупте и расстрелянных при нападении на строящийся мост. Упёртый, как баран: его, видите ли Ингварь Игоревич послал с войском прогнать нас, а не сидеть без дела. Вот и допрогонялся.

— Собирались мы с твоим князем, воевода, поторговаться за земли, которые нам надобны. Да только после того, как твоё войско побили, а тебя и бояр рязанских пленили, никакого торга не будет. И выкуп за них уменьшим до пятисот пудов железа. И за вас выкуп назначим. Двести вдов рязанских с их детишками, у какой сколько есть, да княжьего племянника Фёдора Юрьевича в заложники.

Ингварь Игоревич через два года душу отдаст, а вместо него на престол рязанский усядется его брат Юрий Игоревич, отец Фёдора. Так что тогда можно будет и Федю отпустить, чтобы оженился с той самой летописной гречанкой Евпраксией, которая, узнав о гибели мужа от рук монголов во время посольства к Батыю, вместе с младенцем бросилась вниз то ли с колокольни, то ли с крыши терема. Очень надеюсь, что до такого на этот раз не дойдёт. И он, и Евпраксия его, и многие тысячи рязанцев должны не умереть под татарской саблей, а остаться живы. А монголы, если им так уж надо выполнить заветы Чингисхана, пусть себе идут воевать в Европу, хоть до самого Ла-Манша.

— О том ты, Борис Омельянович, сам Ингварю Игоревичу отпишешь. А надумает он новое войско на нас ополчить, хоть только рязанское, хоть помощи у владимирцев попросит, жалеть вас мы уже не будем, всех положим во сыру землю здесь, на Хупте да Ранове.

Ухмыляется воевода: он же не слепой, видел, сколько у нас бойцов, и в его солдафонской башке (не путать солдат с солдафонами!) никак не укладывается, что полторы сотни могут противостоять хоть десяти тысячам. Не верит просто потому, что не видел действия огнестрельного оружия, которое мы по рязанцам не применяли. Значит, ещё увидит. Пусть ради этого придётся часть строителей и бойцов моей «армии» отвлечь от более насущных задач. Кроме того, сложно назвать менее насущной задачей попытку избежать массового кровопролития.

В общем, полтора дня на Ямском лугу в излучине Хупты шли подготовительные работы к «показухе», на которую я потащил не только воеводу, но и боярина Глеба, уже назначенного мной в гонцы к Ингварю Игоревичу. «Лепили» набитые соломой, купленной в соседних деревнях, чучела, которые будут изображать рязанское войско. А для приближения к реализму нарядили бОльшую часть этих чучел в доспехи, снятые с погибших рязанцев и мокшан. Три группы таких чучел. Одна установленная на дистанции в километр, вторая — шестьсот метров, а третья — четыреста.

Первую накрыли парой очередей из автоматического миномёта. А потом «добавили» по ней главным калибром бронетранспортёра. Вторую распотрошили так, что солома в разные стороны летела, двумя пулемётами винтовочного калибра. А по третьей выпустили по рожку всего три автоматчика.

Чучела стояли вплотную, как положено воинам в боевом строю. Да ещё и прикрытые щитами. Теми самыми, известными по учебникам истории миндалевидными «червлёными». Их-то в первую очередь и бросали драпающие рязанцы.

Как я и ожидал, больше всего осталось «на ногах» тех «манекенов», по которым стреляли автоматчики. Стоять-то остались, да вот только не имеющих отметин от пуль почти не было. Естественно, щиты не помогли. От слова «совсем»: пули пробивали и их, и доспехи, включая железные.

То же самое наблюдалось и там, куда стреляли пулемёты. Только если автоматным огнём пробивало «солдат» одного-двух рядов, то пулемётным — три-четыре. Ну, а от то, что натворили автоматический миномёт и крупный калибр, боярин Глеб, когда мы дошли до самого дальнего места установки мишеней, только нервно сглотнул, видимо, представив, что было бы, если бы вместо чучел оказались живые люди.

— Теперь веришь, Борис Омельянович, что хоть десять, хоть двадцать тысяч сюда придут, не видать им победы? Отпиши Ингварю Игоревичу и то, что видел здесь.

22

Деев

Новости «за дырой», в общем-то неплохие. Весна там пришла, самая настоящая, полноценная. С распустившимися листочками, бешено цветущими яблонями-дичками и прочими плодовыми деревьями (черёмуха уже отцвела), полевыми цветами. И обе реки, Ранова и Хупта, вернулись в берега после окончания разлива. Тепло, светло и… комары кусаются. Городок-то расположен в достаточно заболоченной местности, вот и летает их прорва, шалея от того, сколько «дичи» вокруг ходит. Не в самом городке, где их и руками бьют, и реппелентами травят, а поближе к поймам.

Наконец-то закончили возиться с крепостными рвом и валом, «вчерне» обозначив контуры будущего города. Теперь начался следующий этап строительства: поверх него бетонируют фундамент-«подушку», на котором и начнут строить саму крепостную стену. Потребности в бетоне на это дело огромные, пришлось запускать несколько высокопроизводительных бетоносмесительных агрегатов, по сути, целый бетонный завод. И цемента на его нужды уходит прорва. Плюс всевозможная арматура, которую в три смены сваривают несколько бригад. Причём, одна из них выделена специально для изготовления «обвязки» под будущие надвратные башни и сами будущие ворота, которых строители запланировали аж шесть штук. Двое так называемых железнодорожных, одни «пешеходные», через которые люди будут ходить на Ямской луг, где земля уже распахана под огороды, и трое «грузовых автомобильных», выходящих на юго-запад, запад и северо-запад.

Сейчас основная дорога из Рязани в её южные пределы проходит по правобережью Рановы и Хупты, а когда «встанет» Ряжск и заработает мост через последнюю, к нам наверняка зачастят гости, и торговые, и путешествующие по другим заботам. Ну, а дорогу, куда более прямую и удобную для поездок, мы сами в те края проторим. Зря, что ли, нашей едва ли не первой специальной техникой стали инженерные машины разграждения, способные её прокладывать без особого напряжения. И до Рязани проторим.

Помимо завершения «нулевого» цикла крепостной стены, закончено бетонирование опор будущего автомобильно-железнодорожного моста. Теперь начинается монтаж балок пролётов. Просека под дорогу от «дыры» до него тоже уже полностью готова, так что начата и укладка рельсов. С этим делом особо не торопимся, запланировано дотянуть железнодорожную «нитку» до моста как раз к тому моменту, когда завершатся работы по монтажу центральных, самых мощных балок, на которые и будут укладываться рельсы. А там и до города быстренько их уложим. Чем резко снизим объёмы автоперевозок. Объём бетонных работ до осени у нас ничуть не уменьшится, а вагонами цемента и бетонных конструкций можно перевезти больше, чем машинами-цементовозами. Да и брёвен, ждущиех своего часа по бокам вырубки-дороги, в вагоны помещается больше, чем на грузовики лесовозы.

Спешим, очень спешим: к сентябрю у нас не только хотя бы часть крепостной стены должна стоять (которую, кстати, надо будет рубить там, где готовы бетонные «подпорки», препятствующие проламыванию брёвен метательными орудиями), но и жилой посёлок со всеми подведёнными коммуникациями. И пусть «вахтовикам» ещё придётся довольствоваться быстросборными «общагами» из деревянных панелей, то тем, кто прибудет жить уже на постоянной основе, навсегда, нужно будет нормальное жильё. Вот на первой очереди жилого посёлка сейчас и кипит работа на том самом пресловутом «нулевом цикле». А поскольку «жидкий» бетон идёт, в основном, на крепость, в качестве фундаментов жилых домов будем использовать кладку из фундаментных блоков.

В общем, будущий город сейчас представляет собой типичную стройплощадку: траншеи, котлованы, гудящая и рокочушая строительная техника, сверкание электросварки. А где-то в отдалении — времянки для строителей и военных, стоянки этой самой техники, включая боевую.

Долго рядились, в каком месте построить канализационные отстойники, как это предложил сделать Дмитрий Вадимович Фёдорович. Пока не решили использовать для этого старицу Хупты, огибающую Ямской луг с запада. Это в наше время она практически полностью заросла, а в тринадцатом веке вполне ещё свежая. Придётся укреплять перемычки, отделяющие её от реки, откачивать воду, расширять, и в неё пускать по пластиковым трубам фекальные стоки. Соседство для огородников и жителей расположенной поблизости деревушки получится не самое приятное, но «отходы жизнедеятельности» пойдут туда самотёком. Ну, а пластиковых труб на пару сотен лет хватит, не надо будет проржавевшие чугунные каждые двадцать-тридцать лет менять.

Жильё понадобится довольно скоро. Полковник Денисенко таки отправил гонцов к мокшанскому князю Пурешу и рязанскому Ингварю Игоревичу с требованиями по выкупу пленных. И Пуреш уже согласился сбагрить нам «обузу», не нужных никому (мужчины постоянно гибнут в войнах, их априори меньше, чем женщин) и обречённых на нищенство вдов с детьми, в обмен на воинов. Так что этот контингент нужно будет куда-то селить и постепенно социализировать. Скорее всего, приведёт их его дочь, которая останется заложницей вместо поправляющегося брата Атямаса, наследника престола.

Ингварь Игоревич пока тянет с ответом. Рязанское княжество — одно из мощнейших в Древней Руси, потому и кочевряжится: очень обидели мы князюшку тем, что самовольно влезли в его владения, да ещё и посланное разобраться с нами войско разгромили малыми силами, без единой потери с нашей стороны. Кроме того, ультиматум выставили очень жёсткий. Согласиться отдать землю — потерять лицо. Продолжать гоношиться и пытаться нас изгнать — потерять войско. Новому гонцу, направленному с обновлёнными условиями ультиматума, специально продемонстрировали, на что способно наше оружиями, так что князь в курсе, что ждёт его людей, если они снова сунутся к нам. В общем, и так плохо, и сяк. Вот, видимо, и надеется, что всё «само собой рассосётся».

Не рассосётся. Недостроенную Рясскую крепость мы уже «отжали». Просто подогнали к ней пяток бронетранспортёров с десантом и предложили полусотенному Путяте с его бойцами убраться подобру, поздорову. Этот с действием огнестрельного оружия знаком, да и результаты «показухи», устроенной пленным рязанцам, видел, так что упираться не стал.

Будем ли мы её достраивать, чтобы использовать в качестве передового форта крепости, или разберём на брёвна, ещё не решили. Но всё равно, каким бы ни было решение, делать это придётся только зимой, когда невозможно будет полноценно заниматься бетонированием и рытьём котлованов для новых зданий.

Кстати, крестьяне из окрестных деревень отнеслись к «смене власти» в округе совершенно спокойно, будто их это не касается. Ну, а что? Налогов мы им пока никаких не назначили, принудительными работами не напрягаем, а тем, кто торгует с нами или нанимается на те или иные работы, платим очень хорошо. Не серебром, конечно, но железными инструментами, от которых те просто визжат. Ножи, топоры, пилы, лопаты, рыболовные крючки. Да просто обрезки арматуры, используемой в бетонных работах. И им, и купцам, которые уже пробовали к нам сунуться, предлагая свои товары.

Судя по тому, что парочка рязанцев после посещения Ряжска развернула оглобли части каравана, скоро Фёдоровичу следует ждать наплыва «гостей» из столицы княжества. «Мэр» оказался не промах, предложил купцам лютый «эксклюзив» в виде тканей, изделий из стекла, фаянсовой посуды с росписью, бижутерии и… пустых бутылок из-под газированных напитков. Но уже за серебро. Молодец! Пусть казну «Великого Княжества Ряжского» пополняет. Тем более все эти пластиковые бутылки, ставшие настоящим бичом нашего «родного» времени, и тут уже стали вызывать беспокойство: куда этот мусор, разлагающийся десятки лет, девать?

Ничего, мы ещё местную знать и самых богатых «барыг» на вина и эти самые газировки подсадим! Вот тогда и посмотрим, как долго Ингварь Игоревич будет кочевряжиться и думу думать: дружить с нами или воевать?