Странствия клетчатых

Глава 26

Веричи сбегала в соседнее кафе за льдом, и теперь шмыгала носом и незаметно утирала слёзы, прикладывая холодный компресс к затылку брата. Жердин гладил ее руку, стараясь успокоить. Смея, проверив зрачки, дала ему что-то хлебнуть из запасов Старика. Папаша осторожно помог сесть с опорой на спину. Для этого Новит мигом принёс раскладное кресло, куда можно было упасть с удобством. Крас считал лучшей помощью выяснить подробности происшествия.

— Где так погулял?

— В каком-то барабане… Кажется, красном… Нет, не то.

— Пёстром? — пытался угадать Папаша Баро.

— Не-а. Это слишком по-нашему… А, в золотом. Точно! «Золотой барабан».

— И что там?

— Обычная харчевня. Казалось, приличное местечко!

— А на деле?

— Оказалось слишком приличным для меня, — криво ухмыльнулся Жердин. Пока он шёл сюда, на каждом вдохе наполовину терял сознание, почти не видел ничего вокруг, кроме стены и держал по ней направление. Сейчас, когда сидел неподвижно, дома плясали перед глазами, улица и край площади изображали карусель, что очень раздражало. В безопасности среди своих, прорезалась и злость.

— Что тебя понесло в этот «Барабан», — с досадой высказался Крас. — Шёл бы в нормальный трактир.

— Жрать хотел! — огрызнулся Жердин. — Зашёл в первый попавшийся.

— Тише, — Веричи успокаивала его, гладила по лбу, перевернула компресс холодной стороной. — Веда говорила, одним сегодня не ходить, опасно. Всем же сказала…

— Привычка, — покаянно вздохнул Жердин. — Не сердись, девочка. Я знаю улицу, привык не бояться города, иногда я не слышу таких предупреждений.

— Наших — никого? — Крас продолжал складывать полную картину.

— Нет, это заповедник для городских, — жестче, чем собирался, ответил Жердин.

— Даже так… Язык двигается, так рассказывай, с кем сцепился?

— Я никого не задевал, обедал в уголке. К столу подошли двое… но их намного больше.

— Опять из-за девочек?

— Что девочки, — слабо отмахнулся Жердин. — Кто-то из девочек мне и помог потом. В зале, считай, ничего не было. Так, обменялись парой дежурных любезностей… ничего особенного. Один сбежал, один уполз. Я даже не вставал из-за стола. На улице за углом ждали. Напали со спины, треснули чем-то тяжелым по башке… Занавес.

— Это вся драка, что ты помнишь? — нахмурился Папаша Баро. — Фонарь откуда?

— Упал на камень? — саркастично предположил Жердин, пытаясь без зеркала оценить раны на лице. — Ай… Не знаю. Это без моего участия.

— Руки покажи.

Кудрявый артист сам с интересом рассматривал свои дрожащие пальцы. На костяшках и запястьях краснели и наливались фиолетовым свежие синяки. Подняв рукава куртки выше, Жердин убедился, что и там много следов, словно он попал в град из крупных камней.

— На тебе черти чечётку плясали, пока ты отдыхал, — не слишком любезно буркнула Смея.

— По самочувствию похоже, — философски признал Жердин.

— Все кости целы?

— Пока не знаю, вроде всё на месте… кроме головы.

— Она тебе и ни к чему, — «успокоил» Крас. — Только прическа шикарная, а так…

— Зачем они тебя поджидали, из-за денег? — сочувственно спросил Новит.

— Да денег у меня много не было. Может, грошей двадцать осталось после обеда.

— Тогда не понимаю, за что?

— За что? — Жердин обеими руками сжал виски, вместо усмешки получился болезненный оскал: — Не могу смеяться, голова лопнет. Да как всегда, за клетчатую шкуру!

Новит уже не раз слышал это жаргонное название, но толком не понимал. Зато видел наглядное объяснение прямо перед собой. Грубые холщовые штаны и куртку, как у беднейших горожан (правда, с утра они не выглядели как лохмотья), Жердин после представления надел поверх трико. Разноцветные ромбы «шкуры арлекина» на его груди были доступны даже беглому взгляду.

Новита тряхнула нервная дрожь от мысли, что он сейчас одет точно так же. И Смея не снимала клетчатого платья ловкой служанки, только убрала нижнюю юбку-абажур и набросила поверх длинную жилетку, как халатик. С первого взгляда видно, они — артисты. Они и не скрывали своей профессии. И что? Разноцветные ромбы на одежде кого-то не устраивают?

Кроме новичка, никого из «детей Клетчатого» — как в древности прозвали странствующих артистов, ответ Жердина не удивил. Им даже не нужно было его слышать, чтобы понять причину нападения. Первого на свете Арлекина, потомством которого их называли, придирка к костюму тоже не удивила бы. Своё прозвище, согласно легенде, он получил в тот момент, когда трое благородных господ никак не могли решить, сдирать с него клетчатую шкуру, чтобы повторить на обычной коже этот узор кнутом, или так сразу по клеткам и рисовать?

В тот раз господа не пришли ни к какому соглашению, поскольку забава сорвалась. Но их потомство из века в век всё ещё решает эту дилемму, как только видит знакомый узор из разноцветных ромбов.

Близко не сталкиваясь с актерскими кругами в прежней жизни, ни легенды, ни смысла этого прозвище Новит не знал. Но дерзкая непокорность сейчас в нём поднялась та же, что у потомственных «клетчатых». Границу между их театром и «благопристойным мирком» — так, кажется, когда-то говорил Жердин? — он ощутил гораздо ярче, чем во время изгнания из города. На изгнание актеры пошли добровольно, ради защиты своей свободы. Но участи игрушек для злобных дураков вне сцены они себе не выбирали!

— Светская беседа началась ещё в зале, — напомнил Крас. — Значит, ты их видел. Говори, кого помнишь.

— Двое… я думаю, приказчики в лавках, коричневые камзолы. С ними ещё шпана попроще. Рабочие. Четверо или больше, не скажу.

— Молодые?

— Разные. Как мы и постарше.

— А главный?

— Молодой. Гад… Его голос я слышал перед ударом, — Жердин взял из рук Веричи обезболивающий отвар, пил маленькими глотками, борясь с головокружением. Но Крас не отставал:

— Хозяин поймёт, о чем речь? Свидетели в зале остались?

— Да, там меня запомнили. Когда один приказчик хорошо летел через весь зал… Но люди побоятся связываться с ними.

— Это уж моё дело, — заверил Папаша Баро. — Ну что, второе представление пропустим, до вечернего ещё время есть. Сходим, посмотрим, что в этом «Барабане»?

— Из-за меня не надо, — шепотом попросил Жердин. — Сам виноват, не посмотрел… — Слабость неумолимо подбиралась, и от лекарства он проваливался в полусон, полубеспамятство.

— При чем здесь ты? — жестко прищурился Крас. — Вставай, — он перекинул руку собрата себе на плечо и помог добраться до гостиницы. — Обычно, я согласен, ты сам собираешь на свою голову все шишки, но сейчас дело в этом, — он стукнул пальцем по ромбам на груди раненого. Попал на синяк. Жердин жалобно ойкнул и невольно рассмеялся, считая это забавным со стороны. Но Красу было не смешно. — Подождите, я счас, — предупредил он друзей.

— Смея, присмотришь за домом? — попросил Папаша.

— Я с вами пойду, — красотка даже не допускала мысли, что ей кто-нибудь возразит. Тщательно проверила кинжал на поясе. — Считаешь, пистолеты не нужны?

— Обойдёмся, — решил Папаша Баро и тут же усомнился в своём выборе: — Крас, ты… Сынок, ну это просто глупость, — вздохнул глава театра, когда красавчик снова оказался рядом.

— Я. Так. Хочу, — сквозь зубы, как змея яд, выплюнул Крас. Глаза горели злым огнем, но актер приглушал блеск веками. И сменил тон на мирный и беззаботный: — Старик вот-вот вернётся, Веда не спит, встретит его. Жердин скоро очухается, Веричи в крайнем случае стрелять умеет. Не попадёт, но напугает любого наглеца — чего ещё надо? Фургон будет в порядке.

Судьба фургона беспокоила Папашу Баро сейчас меньше, чем их грядущее предприятие. Уложив раненого в комнате на втором этаже и доверив заботам Веричи, Крас сам успел переодеться. Не в трико, но вместо серой холщовой блузы на нём уже красовалась яркая, с расцветкой «шкуры арлекина», и распахнутая кожаная жилетка поверх неё. Неудивительно. Единственный, на сцене почти не щеголяющий в клетчатых нарядах, Крас хотел сейчас подтвердить своё право на ответный удар. При этом он нарочно оставил в комнате шпагу. И даже оружейный пояс. Вообще не взял ничего «лишнего» для защиты. Мирным артистом красавчик выглядел меньше, чем все остальные, но действительно шёл в «Золотой барабан» без оружия.