Странствия клетчатых

Глава 8

Новит постучал в стенку фургона, передал барышням и старшим мужчинам, что всех зовут на поляну. Помог Жердину тащить сундук. Но до поляны они его не донесли, открыли раньше.

— Погоди, ставь здесь. Смотри, что покажу, — Жердин откинул крышку, порылся в сундуке, напоминающем военный арсенал небольшой крепости. Шпаги, плащи, Только не всё оружие там было настоящим. Жердин извлёк со дна грушевидную дубинку длиной в руку. В нормальную руку, а не свою. И бросил Новиту: — Лови!

Новичок схватил, но не мог удержать, дубинка словно сама отпрыгивала от пальцев, танцевала в воздухе, никак не удавалось ее схватить. Наконец Новиту это удалось.

— Такая легкая, как пёрышко. Она внутри пустая? Что за материал? Она бумажная?

— Древесина пробковой пальмы с островов. Дорогущая, но очень эффектная штука. Крепкая, а ударить нельзя. Проверь, постучи по своей руке. Да сильнее, не бойся. Хочешь, я?

— Спасибочки, я сам, — Новит с опаской несколько раз стукнул себя по руке и по плечу. — Совсем не чувствуется.

— Сильнее! — настаивал Жердин. — Это должно выглядеть, как удар дубинкой! Ну, стукни меня, — он протянул руку.

— Ею совсем нельзя ранить? Даже изо всей силы?

— Можно. Я пробовал. Если ударить вскользь, с оттяжкой, синяк останется. Однажды, когда бандиты неожиданно полезли, у меня в руке только она была. Пока не дотянулся до оружия, съездил одному по морде. Помогло отвлечь его на пару секунд, и красный след остался. Но если просто стучать сверху, ранить нельзя, проверено. Всё дело в том, что она пружинит и незаметно отклоняется.

Новит испытывал дубинку на своём плече и колене всё сильнее. И чувствовал мягкое упругое касание, как подушкой. Жердин снова предложил использовать её как фальшивое оружие, для чего она и нужна.

— Нет. Не могу. Даже в шутку ударить человека… нехорошо.

— То нормального человека. А если — Краса? — провокационно прищурился Жердин.

— Хм, — на лице Новита отразилась мечта об этой картине. — Заманчиво. Но нет. Хочу, но не посмею.

— Если он сам тебя попросит, тогда сможешь?

— Он?! — Новит рассмеялся. — Никогда не поверю!

— Напрасно. Я бы мог поспорить с тобой на деньги, но со своими так не поступают. Твоя будущая роль именно в этом. У нас такая сцена, где Крас, великолепный безупречный и непобедимый, дерётся сразу со всеми — и чем нас больше, тем ярче эффект. Мы все в масках и одинаковых костюмах, так намного смешнее. Представь, как мы с Папашей отличаемся фигурами. А Старик? Даже Смея изображает мальчишку. Там разработано каждое движение, фехтовальные трюки. Мы нападаем все вместе, но не можем свалить героя. А ты должен зайти ему за спину, влезть на табурет — иначе тебя не видно, и стукнуть его этой дубинкой по башке. Он тогда очень смешно свалится — публика всегда смеётся на этом месте.

— Не верю, — широко раскрыв глаза, Новит мотал головой, слушая, как завороженный. — Красавчик согласен играть такую униженную роль?

— Согласен? Да он сам и придумал эту сцену. И ставил каждый трюк. Вопрос в том, согласишься ли ты?

— Только не говори, что мне мерещится, и он — крестьянский сын. Ни в жизнь не поверю. Эта роль недостойна дворянина.

— Отчего же? — услышали они рядом холодный голос. Новит вздрогнул. Устав ждать, пока они принесут реквизит для сценки, Крас подошел. Но увлеченные спором приятели его не заметили. — Я падаю очень красиво. Со всем возможным достоинством. Сейчас увидишь. Идёмте, наконец. Ждут только вас.

Жердин вскочил на ноги и, прихватив дубинку, присоединился к группе артистов. Новит замешкался, исподлобья глянув на Краса. Искал, в чем розыгрыш. Каменное лицо красавчика оставалось непроницаемым. Глазами он показал новичку идти к остальным. Новит пошёл, оглядываясь. Крас достал из сундука длинный плащ, шляпу треуголку, ворох черных полумасок, связку бутафорских шпаг и подошел к остальным.

— Попробуем условно, без костюмов, только эту часть. — Он набросил плащ, надел шляпу и моментально стал таким важным вельможей, что глаз не отвести. Так и хотелось отойти подальше и поклониться.

— Знакомься, — весело представила его новичку Смея. — Герцог Красильон. Иногда — Крысильон, если заслужил. Бесконечно самодовольный вельможа, озабоченный только своей красотой и всеобщим восхищением. Надо признать, того и другого у него в избытке, но публика, почему-то умирает со смеху. Бабник, задира, иногда — жадина и даже трус, но главное — самовлюбленный болван. Эту маску я когда-то сама придумала, чем безмерно горжусь! У нас множество забавных сценок с ним и постоянно возникают новые. Мы любим издеваться над Красильоном, и публика это любит.

Жердин принёс табурет, Крас встал ровно в шаге перед ним. Не отмечая расстояния на полянке, актеры четко видели размер сцены. Те, кто сейчас не занят, должны были стоять за её краем.

— Смысл такой, — рассказал новичку Жердин. — Герцог Красильон, мой господин, прогуливался по трущобам и ввязался в драку с уличными грабителями. Они дерутся, то есть, мы. А ты подкрадываешься сзади. Тут появляется Веричи и отвлекает Красильона. Видя прекрасную даму, он снимает шляпу. В эту секунду ты… — Жердин сделал соответствующий жест воображаемой дубинкой. — Он падает к её ногам. Все, кто с ним дрался, разбегаются — ты тоже. Это вся роль. Она сложнее, чем кажется на первый взгляд. Попробуй.

Папаша, Старик, Жердин и Смея вооружились деревянными шпагами. Надели и завязали на затылке чёрные шёлковые полумаски. Они покрывали головы, как пиратские косынки, скрывая кудри Жердина, седину Старика, прическу Смеи и прочие особые приметы. Смея, к тому же, натянула поверх трико легкие штаны и жилетку, условный мужской костюм. Новит не надевал даже маску. Смотрел, как Крас с преувеличено скучающим видом, считая ворон, отбивался сразу от четверых. Причем с каждым дрался по-разному. Все проявляли в драке свой характер. Трюки сыпались один за другим. Например, легкая Смея наскакивала на высокого герцога Красильона, прыгала ему на плечи с табурета, он рассчитано ловил ее, и бросал на руки Жердина и Папаши.

В этот момент появлялась Веричи. Она шла от левого края сцены, оглядываясь по сторонам, и лукаво прижимала пальчик к губам. Момент ее появления на сцене был для Новита сигналом бежать к драке и взбираться на табурет. Он это сделал. И все вдруг замерли. Оказывается, Крас жестом остановил актеров. И обратился к новичку.

— Теперь твоя очередь. Дубинку взял? Знаю, ты пока не можешь ударить. Но в нужный момент дотронься хоть пальцем. Чтобы я понял, что ты уловил ритм. Хотя лучше дубинкой. На замах тратятся лишние доли секунды. Запоминай, у нас много действий. Я бросаю Смею. Выходит Веричи. Ты подбегаешь, становишься на место, готов. Я левым локтем отбиваю нападение Старика. Вижу Веричи. Вслепую попадаю шпагой в Жердина, одновременно левой рукой снимаю шляпу. Как только приложу её к груди и чуть склоняю голову… тот самый момент. Именно в эту секунду должен быть удар, не позже.

— Я только дотронусь, — предупредил Новит.

— Давай.

Маски снова ожили, продолжили драку. Новит напряженно следил, чтобы успеть точно в нужную секунду, но постоянно попадал, то раньше, то позже. И слышал раздраженное: «Не то», — Краса. В силовых трюках главным был не Папаша. Только красавчик говорил всем, что и как делать, чтобы сценка работала как часы. Каждый был шестеренкой, которые вертелись друг за дружкой, цепляясь зубчиками. И только Новит чувствовал себя песчинкой в точном механизме. Специально для него актеры повторили сцену замедленно, как танец. И тогда он успел! Уловил момент. Раза с десятого безотказно научился касаться дубинкой макушки Краса.

— Нормально, — оценил тот, когда Новит уже запыхался, бегая с края сцены на табурет и обратно. — Будь это Смея в роли феи с волшебной палочкой, всё было бы отлично. Но нам нужен удар. И если ты не сможешь, чувствую, заменим тебя феей, будешь один из нападающих со шпагой. Это тебе легче?

— В сто раз!

— Если действительно не сможешь…

— Не смогу, — Новит поспешно спрыгнул с табурета и обежал постановщика сценки так, чтобы говорить с ним лицом к лицу.

— Пока не можешь, — холодно возразил Крас. — Нам не трудно перестроить всю драку, но всё-таки проще перестроить тебя. Пройдём всё сначала и…

— Да не смогу я! Хочу, честное слово, но не могу.

— Ну да, это не так работает, — примирительно вмешался Жердин. — С чего тебе нападать на него просто так? Пока ты ближе к публике, должен чувствовать как они. И когда пройдём сцену целиком, ты к нужному моменту разогреешься и всё сделаешь.

Новит упрямо покачал головой:

— У меня раньше были приятели, которые обожали быть в центре внимания, всё время шутили, что-то изображали. Думаю, вот они прирожденные артисты. Но это не моё.

— Сейчас речь не о твоём таланте, а только о положении на сцене. Над публикой, — строго сказал Папаша Баро, снимая маску. — Присядь, сынок. Вспомни, ведь были случаи, когда ты хотел сделать или сказать то, что нельзя себе позволить в обществе?

Допустим, ты видел прекрасную невесту рядом с таким неподходящим женихом! Глупым или старым или напыщенным маменькиным сынком. И сразу видно со стороны, что они никогда не будут счастливы, что этот брак — большая ошибка. Разве тебе не хотелось крикнуть: «Эй, болван, отойди от неё! Ты ей вообще не пара!» Но вмешиваться в чужую жизнь вот так… неприлично. Хотя все видят. И думают о том же, что и ты. Или видел на улице таких высокомерных господ под ручку с их подругами, в окружении самых раболепных слуг, что так и хочется дать в морду. Но нельзя же. Помнишь такие чувства? На сцене всё это можно.

Новит задумался. Актеры расселись кружком, отдыхая. Папаша продолжал наставлять новичка в актерской философии. Жердин, Смея и другие слушали с мечтательными улыбками, вспоминая, как каждый слышал от Папаши примерно то же, в своё время.

— В смешных сценках с масками мы заставляем зрителей переживать за других людей, вмешиваться в их жизнь, видеть обычные случаи изнутри. И зрители хотят участвовать. Но всё-таки не могут в полной мере, они только хлопают и кричат «браво», когда нравится, и свистят, когда злятся. А вот актеры могут действовать свободно, от души!

Если дать зрителям тот отклик, которого они хотят — о самом разном, — они будут в восторге. Мы не то что управляем их чувствами, мы выражаем их словами или действиями. Из публики мы слышим выкрики: «Да поцелуй её!» Или: «Так ему и надо!» Или: «Не верь ему, беги!» Это забавно. Но всё правильно, зрители для того и приходят на представление, чтобы мы действовали так, как они мечтают. Не все угадывают, это ещё смешнее. Тогда: «О, нет!» А потом снова: «Да!»

Мы голос и сердце той толпы, что собралась смотреть на представление. Только у нас есть власть что-нибудь изменить. Они — не могут, только смотрят. Смеются, плачут, и всем сердцем желают, чтобы влюбленные соединились, злодеев наказали, глупцов перехитрили, а слишком надменным всемогущим господам дали отпор. Когда эти желания совпадают у многих, а мы показываем именно это, тогда — успех.

— Сами по себе изящные движения, ловкость в трюках, острые словечки не интересны публике, — сухо добавил Крас. — Только если зрители сами хотят участвовать.

Их мысли — наши действия — общие чувства. Запомнил?

Когда чувствуешь то, что нужно, у тебя всё получается само собой. Ты — представитель толпы, как посол целой державы тут, на сцене.

— Я понял, — кивнул Новит. — Я должен быть внутри истории, как будто это происходит в жизни. Но эта яркая картинка, не сама жизнь. Это игра о том, какой она могла быть.

— Золотые слова, — одобрил Жердин. — Я бы сам так красиво не сказал!

Крас встал, считая, что всё улажено. Новит жалобно посмотрел на него снизу:

— Но меня всё равно смущает то, что ударить тебя должен именно я, своей рукой. Не важно, больно это или нет, но моё действие… Я должен это сделать, а не кто-то из толпы.

— Именно ты, — ровным тоном подтвердил Крас. — Смысл в том, что это — честь. К тому моменту, как придется стукнуть Красильона дубинкой, ты должен сам смертельно хотеть сделать это. Как и все зрители, даже вельможи. Это особенно забавно, когда бедняки и вельможи чувствуют одинаково. Они не могут, но мы можем проучить этого наглеца. Поверь, будет за что.

Я бы охотно его задушил своими руками. Ненавижу таких. Но, поскольку он живёт благодаря мне, и у нас на двоих одно тело и одно лицо, приходится проявлять изобретательность, чтобы добраться до него. Давайте всю сцену с самого начала, — скомандовал Крас.

— То есть, Красильон это не совсем ты, а герой сценки?

— Тебе это неважно. Главное помни, что пробковая дубинка очень легкая, и удар необходим для перехода к следующему шагу: чтобы Красильон мог смешно упасть. Без тебя действие остановится. Все по местам.