Они сидели рядом на песке, глядя на реку и дальние лодочки. Пляж постепенно пустел, становилось прохладнее. Рубашки ещё не полностью высохли, пришлось ждать. Новит был этому только рад. Такой, как сейчас, открытый, без стальных шипов, красавчик нравился ему больше прежнего, хотя Новит уже научился не бояться его даже в ледяной маске. Но понимал, что ставни снова вот-вот захлопнуться, и заранее грустил об этом.
— Крас, если я попрошу тебя сегодня, в такой волшебный день, ты научишь меня всему этому потом? Как выживать и выбираться из ловушек. Не забудешь?
— Если подвернется случай… когда-нибудь… — неопределенно пообещал Крас. — Не хочется, чтоб пригодилось.
— Но остальных ведь ты учил?
— Не всему. Но ты очень упрямый, Новит… Напомни, что тебе интересно, когда найдешь время.
— Напомню, — ехидно пообещал новенький. — Но, чувствую, мне столько знаний не осилить. Куда в тебя всё это помещается?
— Что именно?
— Десяток разных Красов. Совсем не похожих, как будто они даже не братья, не то что, один ты. А ещё сколько всего, что о тебе никто не знает. Как ящик фокусника!
Крас сидел, обхватив одно колено. Задумчиво смотрел в сторону краснеющего заката.
— Я знаю, откуда взялась первая маска. Потом они как-то сами… От вас я нарочно ничего не скрываю, в семье удобно быть самим собой. Если проступает другое, это старая привычка. А когда случается то, от чего пляшут нервы, там — да, ставлю броню. Если успею.
— В детстве тебе сильно доставалось?
Крас чуть обернулся, надменно двинув бровью:
— О чём ты? — после паузы сам уточнил: — Морально или физически?
— Вообще, издевались.
Крас запрокинул лицо к небу, явно вспоминая.
— Нет. В том смысле, в каком ты спросил, я этого не позволял. Это были обоюдные действия. Когда их намного больше, но у тебя язык длиннее, ещё неизвестно, кто в итоге проигрывает. И в самом неравном поединке, если не боишься и не сдаешься, не обидно.
— Но сильно и часто? В военной школе?
— Там тоже.
— А дома? Отец или… кто?
— Старший брат и его компания, — Крас резко задел пальцем серёжку младшего сына в семье. — Меня не привлекала роль военного, я этого никогда не скрывал. А брат ею очень гордился. Пытался закалять и воспитывать меня, как ему представлялось правильным. Родители не возражали, хотя мать была не в восторге. Не могу сказать, что я ему совсем не благодарен. Он подготовил меня к школе. Когда началось там, я уже знал, что делать. А будущие офицеры вокруг уже не были старше меня на десять лет… — на его лице блеснула многообещающая ухмылка.
— Ни за что бы с тобой не поменялся, но я тебе завидую, — честно сказал Новит.
— Как это можно совместить? — удивился красавчик.
— Не знаю. Но это искренние чувства. Ты сейчас ведешь себя как настоящий старший брат, которым можно гордиться. Своим ты хоть когда-нибудь гордился?
— Когда видел, как он ловко обращается с оружием. Больше почти никогда.
— А когда ты уже вырос и вернулся из военной школы, как вы общались?
— Я не вернулся, — Крас смотрел в небо. — Не сдавал экзамен на офицера, не поехал в полк на манёвры, не получил звание, не давал присягу и не вернулся домой.
— Сбежал с театром?
— Я просто сбежал. Папашу Баро встретил позже. Один жил недолго, если ты об этом. Около года. Вступил в Железный клуб. Знаешь, что это?
— Наёмники, бретёры?
— Это два разных звания, — усмехнулся Крас. — Железный клуб — только бретёры. Заказные поединки со смертельным исходом и просто нападения на хороших фехтовальщиков, чтобы ранить или ослабить перед дуэлью с другим, менее умелым. Добыть секретный документ или вырвать клятву под угрозой смерти. Нанимать маэстро фехтования как обычных наёмников невозможно, слишком дорого.
Чтобы вступить в клуб, нужно освоить игру шпагой в бретёрских кругах. Ставки на то, кто кого ранит, в какую точку. Едва заметная царапина, только показать мастерство. Если реакция хорошая, это большие деньги. Так и пошло. Меня приняли.
Добывать трофеи у сильных противников, это даже не грабёж, когда возможен поединок. Выигравший забирает всё. Но стать наёмным убийцей… Наверное, я был близок к этому. Вовремя передумал. Видимо, мне просто не нравится бой до смерти, как и победа любой ценой. Я не военный, что поделаешь. И появилось новое занятие, когда в город приехал странствующий театр.
— А девчонки в нём тогда уже были?
— Только Веричи, ещё совсем маленькая. Актриса на роль героинь была другая, старше меня. Она вскоре вышла замуж, бросила нас. Потом были ещё красотки, быстро исчезали, устраивались на стороне. У Папаши Баро лёгкая рука. Ну а потом появилась Смея…
— Ты ее любишь? — напрямик спросил Новит, раз уж пошли такие откровения. Крас недоверчиво усмехнулся:
— Кто ж её не любит! Но не так, чтобы заводить роман или жениться. Она меня пугает. И восхищает. Она похожа на меня, как родная младшая сестра, и я желаю ей счастья… в хороших руках. Только кому по силам это счастье?
Они посмеялись, представив неведомого счастливчика, избранника судьбы.
— А если честно, только вот совсем честно, — настаивал Новит, — как оно, с малых лет быть красавчиком? Тяжело? Или…
Крас неуверенно качнул серьгой:
— В своей семье я им и не был. Это сейчас я достаточно похож на отца, пожалуй, сознательно его копирую, если хочу произвести впечатление. Он у нас считался абсолютным красавцем — рост, взгляд, фигура, профиль, стать, выдержка, — любил позировать для портретов. Брат на его фоне выглядел внешне непримечательным. В своём кругу имел успех за счёт военной выправки и самоуверенности, но дома честно понимал, что у них с отцом разная порода и этого не изменишь. Я лет до десяти считался, если не совсем бесцветным, то несчастливо унаследовавшим мамину породу. То, от чего умилённо ахали при виде меня все дамы, отца тайно раздражало. Считалось, у меня слишком большие глаза, слишком тонкие черты, как у девчонки, слишком тощие и слабые руки, хилое здоровье и нетвердый излишне мечтательный характер. Брат упорно работал над исправлением ошибок природы и, как видишь, я выучил эту роль.
В военной школе имело значение другое: где стоять по росту, сила удара. Какая там красота — девчонок-то нет, только выправка и карьерные успехи. В этом смысле мне никто не завидовал. Я, мягко говоря, не был любимцем всего полка… Если чего-то добивался, точно не внешностью. Потом уж на воле выяснилось, что на меня смотрят не только как на заклятого врага или бешеное чудовище.
— Ты и сейчас такой, — засмеялся Новит. — Сначала пугаешь, лишь бы перебить восхищение. Но оно никуда не девается… В школе с тобой враждовали из зависти тоже, уж поверь мне.
— Может быть, — Крас пожал плечами. — То, что моя внешность — особая примета, я не считаю недостатком для актёра. Хотя, порой, это здорово раздражает. Не только всех вокруг, но и меня.
Тебе трудно представить, но я могу быть невидимкой. Для этого нужен серый плащ. Если я в нём играю роль старика, в толпе меня никто не замечает. Этому я научился раньше, чем изображать Красильона. В Железном клубе много приходилось следить на улице за будущими клиентами, за конкурентами, заказчиками, уходить от стражи…
— Значит, у тебя есть и маска невидимки? Здорово, — оценил Новит. — Ты не считал, сколько их всего? Твоих лиц?
— Несколько, — красавчик уклончиво качнул серьгой.
— Не скромничай! Десяток, не меньше, — веселился новенький. — Но больше ты меня не обманешь. Теперь я знаю настоящее лицо.
Крас улыбнулся по-эльфийски:
— Уверен, это настоящее?
— Да. Я его видел раньше, не сегодня.
— Где я сорвался? — с интересом спросил актёр.
— Помнишь, что первое сказала Смея, когда знакомила нас? Что тот ты — маска. Веда мне тоже говорила, что ты — прекрасный актер, и тебя настоящего нельзя увидеть сразу, но они видят, а я — нет. И скоро я уже знал три твоих лица, но среди них ещё не было настоящего.
— Три?
— Во-первых, Красильон, который так глуп, что у тебя глаза становятся прозрачными. И сквозь них ясно видно, что голова пустая! Не знаю, как ты это делаешь, но это так смешно… И та маска, ледяная, в которой ты двигаешься замедленно, каждый взгляд колет, ты экономишь жесты и слова и говоришь тем самым голосом.
— Каким? — Крас двинул бровью.
— Вот этим! — Новит рассмеялся. Крас тоже усмехнулся, подтверждая, что понял. — А ещё деловой тон, военный, которым ты обсуждаешь что-нибудь с Папашей. И в этой маске ты дерёшься, стреляешь и выходишь на сцену для «качелей» и прочего, без слов. Я думал, это настоящее, но это твоя роль с детства, сам признался. Я стал подозревать, что есть другой ты, когда увидел представление с мальчишкой. Ты с ним играл на равных, по-дружески. Как большой и сильный, но не грозный — «маэстро Крас». Я тогда очень завидовал Юсси, решил, что с ним ты был настоящим. И как-то мгновенно перестал тебя бояться.
А позже до меня дошло то, что и Жердин говорил, что вы застали Веричи совсем крошкой. И раз она тебя обожает, значит, ты не злился на неё постоянно, не колол холодом, а был большим и сильным, ещё и добрым, как сегодня со мной. Но я не был уверен, что даже в горящем сарае ты без маски. Ты знал, что делать, вёл себя так, чтобы успокоить меня. Но что ты чувствовал на самом деле, неизвестно.
Но вот потом, уже после поединка, я заметил момент, когда ты устал притворяться. И стал живым. Такой же ты был, когда рассказывал, как репетировал с маленькой Веричи. И говорил про длинный язык, когда мы вытащили Жердина и шли домой.
— Язык меня и выдал?
— Да. Когда ты говоришь не выверенными фразами, а как нормальный человек, тогда ты настоящий.
— Каюсь, — с усмешкой кивнул Крас. — Знаю за собой эту слабость и стараюсь бороться… Сам видишь, получается не всегда.
— Зачем тебе вообще всё контролировать? Ты же нормальный, когда без маски. Так лучше, — рискнул попросить Новит. Красавчик только снова грустно усмехнулся:
— Не лучше. Когда я говорю, опережая мысль, я и бью так же. А это… опасно. У меня так со школы, когда доводили, и в какой-то момент я стал отвечать, не сдерживаясь, в полную силу. Что-то сломалось. И костей я могу сломать много, одним ударом. Поэтому, лучше — так.
— Но ты же не впадаешь в слепую ярость, не добиваешь побежденных, чего ты боишься?
— Да, на беспомощность я реагирую. Но пока не упал… особенно, когда вижу наглую рожу… — Крас закрыл глаза, прогоняя видение. — Хватит. Ты уже знаешь столько, Новит, что мне пришлось бы тебя убить, не будь ты моим братом.
— И не будь твой хладнокровный убийца только маской! Страховкой от горячих чувств. Прости, больше не буду. Я сейчас тоже мелю языком без соображения, как мой школяр. Наверно, нервы. Всё-таки, так хорошо жить и дышать свободно!
— Кто спорит, — улыбнулся Крас.