Тот, кто пришел из завтрашнего дня (1-11часть)

Глава 46 Шаг к себе

Вечер медленно окутывал кабинет Мирослава, тусклый свет лампы мягко освещал стол, но не разгонял тени, которые лежали в уголках комнаты. В воздухе витала усталость, но не физическая — эта усталость была глубже, изнутри, как тяжёлое бремя. Мирослав сидел, вытянув ноги, и задумчиво перебирал в голове последние часы, дни, которые тянулись в бесконечности. Он всё ещё не привык к этому времени, к этой жизни, к своим новым обязанностям.

Он знал, что ему нужно идти в магазин. Это не было чем-то важным, но мысль о том, что он упустил столь банальную, но необходимую деталь, не отпускала его. Зубная паста. Она почти закончилась. Это звучало так незначительно на фоне всего, что произошло, на фоне его работы и забот, которые перетекали в одно непрерывное движение, но сейчас он не мог не задуматься об этом. Всё-таки как-то странно, что такой элементарный момент выпал из его внимания. Все эти дни он был поглощён совсем другими проблемами, гораздо более насущными. Но вот оно — снова, как будто бы его жизнь наконец подводила к этому моменту. Он начал осознавать, как долго не занимался собственными нуждами.

Смирившись с этим, он встал, шагнул к окну, затем вернулся обратно к столу, чувствуя, как каждый шаг отдаётся тяжёлым эхом в груди. Он закрыл глаза, зажмурился. Странное чувство неуверенности охватывало его. Ведь так долго всё было неважно, и, наконец, какая-то мелочь, маленькое требование этого мира — купить пасту, выбрать щётку — вдруг стало важным. Это он, который несколько недель назад был поглощён жизнью, полной страха и борьбы, теперь оказался перед этим простым, но столь странным вызовом. Он, Омега, чья роль в жизни была определена со временем, даже не знал, как долго он должен был забывать об этих мелочах.

Мирослав сидел, всё ещё думая об этом. Он был здесь, в прошлом, и обыденные заботы его, видимо, обрели важность только теперь. Всё это напоминало ему, как быстро человек может утратить самосознание, поглощённый чем-то большим. Но вот оно — возвращение к себе. К тому, что он просто человек, нуждающийся в банальных вещах: еде, отдыхе, личной гигиене. В этом мире, где жизнь была всё равно направлена на выполнение чьего-то желания, он наконец осознавал — заботиться о себе не менее важно, чем заботиться о других.

Мирослав встал и подошёл к зеркалу, не спеша разглядывая своё отражение, словно пытаясь увидеть не только внешний облик, но и ту сущность, которую оно скрывает. Он долго не смотрел на себя, слишком много времени прошло с тех пор, как последний раз уделил себе хотя бы малейшее внимание. Время стало течь по-другому после того, как он оказался в этом прошлом, в этом мире, где всё было так далеко от того, к чему он привык. Совсем недавно, в своей реальности, он был чем-то большим, чем просто врачом, но здесь, в 1935 году, он был просто омегой, назначенной выполнять свою роль в системе, которая не щадила.

' Почему я раньше не задумывался о таких вещах?', — пронеслось в голове.

Зубная паста. Продукты. Всё, что раньше казалось такими мелочами, вдруг превратилось в проблему, которая не оставляла его в покое. Он был настолько поглощён рутиной, поглощён системой, где каждый день казался битвой за выживание, что простые, человеческие вещи стали для него недосягаемыми. Раньше он не замечал, как уходил в свою работу, игнорируя собственные нужды. Но теперь, оказавшись здесь, в этом времени, в этом теле, он осознавал, что давно уже не заботился о самых простых вещах, о том, что было ему важно.

Он продолжил смотреть в зеркало, но вдруг взгляд стал пустым, а внутренние терзания накрыли его как волна. Весь его мир, всё, что он знал, было отложено в сторону. Он, омега, который когда-то был частью общества, где его роль не ограничивалась только физическим существованием, оказался в прошлом, где ему пришлось снова научиться простым вещам — заботиться о себе, искать нормальные продукты, даже заботиться о своём теле. Своё тело, свою личную жизнь он оставил на второстепенные позиции. Его тело всегда было инструментом, а теперь оно стало чем-то большим — его нужды стали чем-то, что не решалось за него.

«Зубная паста… продукты…», — он мысленно перебирал эти мелочи, осознавая, что у него нет выбора, кроме как позаботиться о себе, хотя это казалось таким далёким от его повседневной жизни. Его жизнь всегда была сосредоточена на других — на пациентах, на системе, на делах, которые казались важнее. А теперь… всё вдруг стало другим.

Он открыл шкаф и стал смотреть на полки, где стояли бутылки с водой, немного масла, несколько консервов. Ничего лишнего. Ничего, что могло бы приносить радость или удовлетворение. Простая еда, простые продукты, но не то, что он привык искать. Когда он был там, в будущем, его жизнь была наполнена выбором, наполнена богатым разнообразием, но сейчас, в этом времени, его выбор был ограничен. Это не было просто; это было, как новый удар по его чувствам.

«Вот и паста, и масло… А где что-то по-настоящему нужное?», — его мысли вновь вернулись к вопросу, который он не мог отпустить.

Где те вещи, которые когда-то казались так важными? Он думал об этом, но ответов не было. В этом мире нет места для простых радостей, для заботы о себе. Он был омегой, и его роль была всё, что от него требовалось.

Но теперь, в этот момент, Мирослав понял, что не может продолжать так. Он больше не мог игнорировать самого себя. Он не мог продолжать жить, забывая о тех маленьких вещах, которые делают человека живым. В его мире, в будущем, заботиться о себе было нормой. В этом же времени, среди всего, что требовало его внимания, забота о себе казалась чем-то лишним, но теперь он видел, что без этого невозможно продолжать.

Он снова посмотрел на себя в зеркало, и в его взгляде появилась решимость. Рутинная борьба с собой, которую он вел так долго, наконец дала результат. Он осознал, что должен заботиться о себе, потому что только в этом случае он сможет продолжать бороться за тех, кто в нём нуждается.

Мирослав открыл холодильник, но взгляд его не задержался на полуках продуктов. Полки были почти пустыми, только несколько контейнеров с остатками еды, которые он забыл, очевидно, уже несколько дней назад. Он всё ещё не привык к этой новой реальности, где его жизнь была полностью поглощена пациентами, больницей и нуждой адаптироваться к времени, в которое он оказался. В этом мире, несмотря на всю кажущуюся стройность системы, не было места для того, чтобы заботиться о себе.

«Две недели… Две недели здесь, в этом прошлом, и я забыл о простых вещах», — подумал он, глядя на полки холодильника.

Привычка, которая выработалась за годы в будущем, где он всегда был поглощён работой, оставив свою личную жизнь и заботы в стороне, была столь сильной, что теперь, несмотря на физическую близость с этим миром, он никак не мог адаптироваться к его требованиям. Он даже не заметил, как стал забивать на еду, на продукты, на маленькие радости. Он поглощён только тем, что было перед глазами: больничной рутины, обязанностями перед пациентами, собственными внутренними переживаниями.

Он закрыл холодильник и шагнул назад. Не осознав, как это произошло, он оказал себе единственную услугу — осознал, что забота о себе стала такой далёкой. Зубная паста, продукты — всё это важные, но в то же время незначительные детали, если сравнивать с теми требованиями, которые предъявлялись к нему как к специалисту, как к омеге в этом мире. Его взгляд вновь скользнул по пустым полкам, и он почувствовал не просто неудовлетворение, а нечто большее — осознание собственной уязвимости.

Мирослав потёр ладони о джинсы, и в этот момент перед глазами всплыло воспоминание о том времени, где он ещё мог позволить себе такие простые, но важные вещи, как приготовить еду или купить продукты. Сколько раз он смеялся над такими вопросами в будущем, считая их мелочью, которая не стоила внимания? Но теперь, здесь, в прошлом, он осознал, что этим «мелочам» он уже не уделял должного внимания.

«Как я мог не заметить, что я сам стал частью этой машины, которая требует от меня, но ничего не даёт взамен?», — мысли начали накручиваться, и Мирослав почувствовал, как у него нарастает тревога.

Всё это — результаты бесконечной отдачи, которая не оставила места для его нужд, не оставила времени на просто быть человеком. Он выдохнул, глядя в пустой холодильник. С каждым днём, что он проводил в этом прошлом, он всё больше ощущал, как теряет себя.

«Может быть, я слишком долго жил в будущем, отдав все силы работе. Может быть, мне нужно вернуться к основам — хотя бы чтобы просто помнить, что я есть…», — размышлял он, снова вздохнув.

Он снова поднял взгляд на холодильник, осознавая, что теперь, после того, как он оказался здесь, в прошлом, ему нужно будет заново научиться заботиться о себе. Слишком долго он пренебрегал этим, и теперь перед ним стоял выбор: продолжить терять себя в борьбе с системой или попытаться вернуться к тем простым вещам, которые делают жизнь живой.

Мирослав оторвался от холодильника и, не зная почему, встал, чувствуя, как постепенно возвращается к осознанию своей человеческой природы.

«Да, это не будет легко. Но я должен это сделать. Понять, что не всё зависит от того, что ждут от меня другие. Я тоже имею право на заботу».

Мирослав сидел за столом, его пальцы на мгновение замерли, держа ручку. Перед ним был пустой лист бумаги, будто символизируя не только его сегодняшнюю жизнь, но и пустоту в сознании, которая с каждым днём становилась всё ощутимее. Тусклый свет лампы, падающий на стол, казался таким же выцветшим и ослабленным, как и сам Мирослав. Он не мог оторваться от того белого пространства, пустого и требующего заполнения. Пустота, казалось, проникала в каждый уголок его жизни, начиная от его мыслей и заканчивая простыми бытовыми вещами.

Он погрузился в воспоминания. Его мысли унесли его в годы, когда он был ещё студентом, когда каждое утро начиналось с простого, но важного шага — заботы о себе. Он помнил, как с улыбкой покупал продукты, как для него важно было иметь всё под рукой: свежие продукты, чистую одежду, зубную пасту. Даже паста, казавшаяся мелочью, была важной деталью. В те годы всё было гораздо проще, и он знал, что для того чтобы жить нормально, нужно уделять внимание таким вещам, как продукты, чистота, даже мелкие потребности, которые должны быть удовлетворены вовремя. Он был живым человеком, в его жизни было место и для собственных нужд, и для работы. Он мог делать паузы, наслаждаться простыми радостями, ведь он ещё не был поглощён системой, которая требовала от него постоянной отдачи.

Но сейчас? Сейчас Мирослав чувствовал, как это всё ускользает, как исчезает из его жизни. Вместо радости от покупки продуктов и заботы о себе, он видел пустоту, пустой холодильник, недостаток внимания к себе. С каждым днём работа забирала всё больше, и не было времени для таких элементарных вещей, как личная забота. Он просто забыл, как важно заботиться о себе. Столько времени прошло, а он оказался в ловушке своего собственного же восприятия, восприятия системы, которая требовала отдачи, не давая ничего взамен.

Сейчас, в этом времени, когда его окружают пациенты и безумная гонка за результатами, он никак не мог избавиться от ощущения, что он потерял связь с тем, что было для него важным. Он ушёл слишком далеко от себя, и теперь не знал, как вернуться. Его жизнь была заполнена только обязательствами и требованиями, всё было сосредоточено на том, чтобы угодить системе, быть полезным. Но разве это было реально важно?

Он глубоко вздохнул и, всё ещё держа ручку в руках, снова перевёл взгляд на пустой лист. Это было настолько очевидно, что его собственная жизнь стала чем-то вторичным, сливаясь с общим потоком. Он подумал, что, возможно, это единственный момент, когда он может остановиться, оглянуться и задуматься о том, что он забыл: о себе. Это как если бы он был частью этой системы настолько, что утратил способность остановиться и задуматься о своих нуждах. Он был в постоянном движении, за пределами простых человеческих потребностей.

Смотрел на этот лист, он медленно написал:

«Купить пасту, продукты, уделить внимание себе».

Кажется, это было так просто, но и так сложно одновременно. Простое действие, но как его достичь, когда каждый шаг даётся с трудом, когда каждое движение кажется лишним в этой рутине? Он чувствовал, как тяжело начать менять привычки, которые были закреплены годами, ведь система, в которой он оказался, была устроена таким образом, что всё, что от него требовалось, это производить, действовать, работать. И только в этих рамках он существовал.

Мирослав почувствовал, как давление на его плечи немного ослабло, но это было обманчиво. Он писал, но не был уверен, что сможет это выполнить. Что-то внутри противилось даже таким простым и необходимым вещам. Он не мог не заметить, как сильно его действия, мысли и цели изменились с тех пор, как он оказался здесь, в этом времени. Все эти маленькие шаги, которые когда-то были для него само собой разумеющимися, теперь казались далекими и труднодостижимыми.

С его мыслями переплетались воспоминания о том времени, когда он был ещё другим — когда забота о себе была неотъемлемой частью его жизни. Как странно всё это теперь казалось: быть человеком, а не просто винтиком системы, быть живым, а не тенью. В этом времени, в этом прошлом, он всё ещё не мог адаптироваться к системе, которая диктовала свои правила, поглощая всё вокруг. И в какой-то момент он понял, что это не просто болезнь, а синдром отрыва от самого себя. Всё, что ему оставалось, — это пытаться сделать маленькие шаги, как те, которые он написал в блокноте.

Он посмотрел на записанные слова. Они были простыми и ясными, но какой-то невероятной тяжестью лежали на его сознании, потому что для него они стали символом того, что он утратил и что ему нужно вернуть.

Мирослав медленно встал, чувствуя, как напряжение, которое давно сжимало его тело, немного отпустило. В воздухе висела тишина — тяжёлая и проникновенная, как будто все звуки уже давно отравлены нескончаемой чередой обязательств и неотложных дел. Он чувствовал, как обыденность этого мира — его маленькие обязанности, простые, казалось бы, шаги, такие, как покупка продуктов или забота о своём теле — начали обретать для него иной смысл. Он был поглощён тем, что должен делать для других, но забыл, что у него есть и собственные нужды. Он был омегой в этом обществе, где от него постоянно требовали выполнения роли: быть полезным, выполнять обязательства, всегда оставаться в подчинении, всегда быть тем, кто отдаёт. Всё остальное, всё, что касалось личного пространства и простых вещей, уходило на второй план.

Он шагнул к столу, где на фоне тусклого света лампы лежали его записи. Простое напоминание о том, что нужно заботиться о себе. Записанные на листке слова казались ему странными, но в то же время — почти освобождающими. Пальцы его слегка дрожали, но это было не от усталости, а от напряжения, которое оно вызывало внутри. Он чувствовал, как давно забытая решимость снова появляется в его груди.

Мирослав зажёг лампу. Мягкий свет окутал его, словно давая ему момент, который, казалось, был ему недоступен долгие недели. Он взглянул на себя в зеркало, и в его отражении он увидел не того человека, которым был раньше. Он видел лишь омегу — усталого, поглощённого обязанностями, чьи взгляды стали тусклыми от бесконечной рутины. Но, может быть, этот взгляд, осветлённый светом лампы, означал перемены? Он увидел слабое, но отчаянное желание изменить что-то в своей жизни. Свою жизнь, которую он так долго оставлял на задний план.

Время, казалось, замедлилось. Простое действие — включить свет, сделать шаг вперёд, переставить одну вещь в жизни — казалось, за ним стояло столько скрытых чувств и осознаний. Все его мысли, на мгновение, сосредоточились на одном. Он понял, что долгие недели, прожитые в этом новом мире, в этом новом времени, не просто создали отрыв от реальности, но и вырвали его из потока собственной жизни. Он как будто отдалился от самого себя.

— Мне нужно это изменить, — прошептал он себе в ответ, как будто повторял формулу, которая должна была стать законом. — Нужно остановиться и разобраться. Нужно дать себе шанс быть живым.

Он медленно начал записывать планы на завтрашний день. Просто, ясно и по существу.

Купить продукты. Позаботиться о себе. Уделить внимание здоровью.

Обычные вещи, которые казались такими элементарными, но которые он так давно забыл. Это было возвращение к себе. Это был первый шаг в ту реальность, которой он желал жить, а не ту, которую навязывала система.

Он думал о том, что не может всё изменить за один день. Но, по крайней мере, он снова вспомнил, что есть он сам. И это значило уже больше, чем любые обязанности или требования внешнего мира.

Когда его взгляд вновь упал на записанные слова, он почувствовал некое облегчение, хотя и не мог точно понять, что именно это значило. Может быть, это было начало перемен, или может быть — это было всего лишь наивное стремление к чему-то большему. Но в этот момент, сидя в комнате, освещённой только тусклым светом лампы, он почувствовал, как его сердце, которое так долго не знало покоя, стало слегка легче. Он начал понимать, что каждый шаг — это возможность, каждое мгновение — это шанс для изменений. И, возможно, всё будет иначе. Всё будет так, как должно быть.

Мирослав встал, собрался с силами. Он больше не мог позволить себе оставаться в этом странном промежутке между реальностью и желанием перемен. Это была его жизнь, и теперь он был готов вернуться в неё по-настоящему.

Мирослав, стоя перед шкафом, снова взял пальто, которое висело на крючке, неподалёку от тусклого зеркала, отражавшего его силуэт. Он застегнул пальто, не спеша, ощущая вес каждого движения. В воздухе витала странная тишина, и даже шорох ткани казался слишком громким, как будто всё вокруг замедлилось, давая ему время осознать своё положение. Его руки, привычно уверенные в действиях, теперь ощущались тяжёлыми, будто каждое их движение отзывалось в теле каким-то странным сопротивлением, как будто ему не хватало сил на то, чтобы просто идти дальше.

Он снова окинул взглядом свою маленькую комнату, наполненную едва уловимым запахом старых вещей, документов, перегоревших ламп. Эта комната была его убежищем, его убежищем от мира, который он не выбирал, но в котором оказался. Он быстро отвёл взгляд, чтобы не терять времени. Он знал, что жизнь, эта жизнь, которая не была его, требует всё больше и больше. Он был готов сделать шаг, но его мысли о текущем состоянии жизни, о том, как он дошёл до этого момента, не отпускали его.

Затем он подошёл к столу и достал ключи. Их металлический лязг был резким, но не отвлекал. Он слегка стиснул их в руке, ощущая их тяжесть, символизирующую его связь с этим временем, с этим местом. Пальцы дрожали, но не от слабости. Это была реакция его разума, который колебался между обыденностью и осознанием той вины, что он сам на себя возложил, поглощённый обязательствами, забыв, что у него есть своя жизнь.

Его мысли прервались, когда он быстро накинул пальто и подошёл к двери. Он почувствовал её холод, как будто сама дверь была стеной между ним и тем, что могло бы стать нормальной жизнью. Он выдохнул, но всё равно был готов.

Мирослав приоткрыл дверь, и на мгновение почувствовал, как воздух коридора стиснул его, стал ещё тяжелее. У него была чёткая цель — он точно знал, что надо выйти и сделать шаг. Бежать. Но не убегать. Его шаги были уверены, но они не отдавались глухим эхом в пустом коридоре. Всё происходило слишком плавно, слишком тихо. Мирослав, тем не менее, знал, что он должен был идти в магазин. Он знал, что покупки, которые казались ему такими банальными, были теперь важны. Но важны не потому, что он должен был обеспечить себя. Важны потому, что этот шаг был его личным актом воссоединения с реальностью.

Он подумал о пасте, о простых вещах, которые раньше казались малозначительными. Почему он не обращал на них внимания раньше? Теперь ему стало ясно: возвращение к себе было шагом, который мог бы оказаться началом того, что он сам называл переменами. И перемены не в работе, не в забвении себя, а в том, чтобы вернуться туда, где он был живым, и иметь право на простое существование.

Когда он вышел на улицу, холодный вечерний воздух обрушился на него, как напоминание о мире, полном обязанностей, мира, который ему не чужд, но в котором он терял себя. И теперь, когда он выходил, каждый шаг казался осознанным выборо

м.