Троя. Пепел над морем

Глава 12

— Великая Мать, помоги мне! Какой позор! Это ради него я из Спарты сбежала? — шептала бледная как полотно Хеленэ, глядя со стены на поединок, в котором ее муженька едва не поразили в причинное место, а потом потаскали по земле, словно дохлого пса. А уж когда Парис с поля боя сбежал, она даже глаза прикрыла руками, чтобы не броситься со стены от невыносимого стыда. Все же Менелай, хоть и ненавистен ей, в трусости никогда замечен не был.

Царица резко развернулась и пошла в свой дом, что выстроили в ряду прочих, где жили сыновья Приама. Дома Гектора, Ликаона и Деифоба стояли по соседству. Хеленэ вошла в свои покои и, горя от гнева, села за ткацкий станок. Свора служанок, украденных Парисом в Сидоне, зная, чем могут закончиться вспышки гнева госпожи, опустили глаза вниз и прекратили досужую болтовню. Их всех внезапно заинтересовало натянутое на раме полотно, которое строчка за строчкой удлинялось после каждого прохода челнока. Хеленэ тоже села за работу, в которой с ней могли потягаться немногие. Платки и покрывала из-под ее руки выходили удивительной красоты. Вот и сейчас она смотрела на цветок, распустивший наполовину вытканные лепестки, и не видела ничего. Хеленэ едва сдерживала слезы отчаяния. Как ей теперь людям в глаза смотреть, если муж, которого она всей душой любит, так опозорился перед всем войском? Хеленэ встала, с грохотом опрокинув табурет, на котором сидела, и пошла в спальню, где увидела Париса, который улыбался как ни в чем ни бывало.

— С боя пришел? — презрительно спросила Хеленэ. — Да лучше бы тебя убили там, трус проклятый. Сколько хвастовства я слышала от тебя! Не ты ли говорил, что победишь Менелая на любом оружии? Так чего расселся? Иди, вызывай его снова на поединок! Или ты думаешь, я после того, что произошло, смогу теперь на улицу выйти? Да я сквозь землю готова провалиться!

— Слушай, жена, — поморщился Парис. — Мне и так скверно на душе. Чего ты начинаешь? Сегодня Менелай победил, завтра мне боги дадут победу.

— Менелай от тебя мокрого места не оставит, — криво усмехнулась Хеленэ, отбрасывая жадные руки Париса, которыми тот потянулся к ней. — Не лезь ко мне!

— Я еще никогда так тебя не хотел, — замурлыкал Парис, притянув ее к себе. — Я просто горю весь. Пойдем на кровать, моя милая. Прямо сейчас.

— Вот ведь горе ты мое, — Хеленэ выдохнула вдруг, отбросив горькие мысли, и покорно подставила губы для поцелуя.

Как бы ни опозорился сегодня Парис, а она все равно любила его пуще жизни. И потерять его в бою с Менелаем она не хотела точно, как не хотела вернуться к опостылевшему бывшему мужу. А люди… Да плевать на них! Пусть думают что хотят. И Хеленэ, забыв обо всем, жадно впилась в губы Париса поцелуем. Все равно она еще никогда не была счастлива так, как здесь, в Трое.[25]

Они едва закончили миловаться, как в их покои влетел разъяренный Гектор, который презрительно посмотрел на брата, потом на пунцовую от смущения царицу и процедил.

— Нашли время! — он ткнул рукой в Париса. — Быстро взял свой лук и пошел на поле. Иначе тебя не Менелай убьет. Я тебе сам голыми руками шею сверну.

— Ты иди, брат, — испуганно взглянул на Гектора Парис. — Я тебя догоню.

— Даже не думай за бабой отсидеться, — брезгливо посмотрел на него Гектор и вышел, хлопнув дверью что было сил.

Ох уж мне эти куртуазности! Благородные решили помериться силушкой прилюдно, чтобы все увидели их удаль. Троянцы выстроили свои колесницы, да и с противной стороны их было немало, хотя даже не все цари смогли привезти за море своих коней. Впрочем, некоторым это не помешало. Диомед из Аргоса вышел против колесницы пешим. Вот ведь отморозок. Я себе зарубку на память сделал: в ближний бой с этой машиной для убийств не вступать. Я о нем наслышан.

Фегес и Идей, сыновья богатого жреца из Трои выехали вперед и, горяча коней, поскакали прямо на Диомеда. Тот легко отскочил в сторону, увернувшись от брошенного копья, а потом достал Фегеса, метнув в ответ свое. Идей, младший брат, насмерть перепугавшись, бросил и тело брата, и колесницу, и побежал что есть мочи, скрывшись в пехотном строю. Один-ноль в пользу ахейцев. М-да… так себе начало.

— Парни, сюда! — заорал Диомед. — Коней гоните к моим кораблям!

Теперь-то все встало на свои места. Не пустое позерство эти поединки, а надежный способ выбить старший командный состав противника и заодно неплохо заработать. Из толпы воинов выскочили диомедовы слуги и, бережно взяв под уздцы лошадей, повели их в сторону лагеря. Тело же убитого Фегеста просто выбросили из колесницы за ненадобностью. Тут уже в поединки включились остальные. Отличился и Агамемнон, который сразил Одия, вождя племени гализонов. Бывший ванакс своего врага пронзил копьем насквозь. А потом и Менелай, которого оперативно подлатали, повторил подвиг брата. У него, помнится, стрела пояс пробила. И где-то тут воюет лекарь Махаон, который обработал его рану. Надо бы потолковать с ним, если получится. Сын самого Асклепия как никак.

На моих глазах погиб сын Антенора Педей. Его ударили копьем в затылок, да так, что острие вышло наружу, раскрошив зубы. Гипсенору, сына жреца реки Скамандр, отсекли руку мечом, а потом добили. Дело плохо. Ахейцы просто множат троянскую знать на ноль. Того и гляди разноязыкое войско разбежится кто куда, потеряв всех своих царей.

А на поле безумствовал раненый в плечо Диомед. Он уже убил Хромия и Эхемона, сыновей Приама, воевавших на одной колеснице. Он отрубил какому-то бедолаге руку вместе с плечом. Он сразил еще человек пять, защищая их тела, пока слуги торопливо раздевали всех, кого убил хозяин. Диомед сегодня изрядно разжился трофеями.

— А вот и Пандар свое получил, — сказал я, глядя, как копье Диомеда поразило лучника, начавшего эту идиотскую битву.

Царь Родоса Тлеполем схватился с ликийским вождем Сарпедоном и погиб. Они одновременно бросили копья, и оба попали в цель. Родосцу острие пронзило шею, а Сарпедона с поля боя унесли слуги. Копье пронзило его бедро так, что даже вытащить не смогли, и оно волочилось по земле, причиняя ликийцу немыслимые страдания.

После этого на поле началась форменная свалка, и лишь отряд Гектора смог остановить натиск микенской знати, которая едва не прорвала центр. Ахейцев было намного больше, и даже колесницы троянцев и их союзников уже ничего сделать не могли. Они просто вязли в этой сече, где со всех сторон летели копья, и где возницы, которые с трудом вели лошадей, спотыкающихся о тела павших, погибали первыми.

— Почему мы стоим, брат? — занервничал Элим, да и остальные дарданцы поддержали его удивленным гулом. — Они же побеждают!

— Не волнуйся, ахейцы сейчас побегут, — усмехнулся я. — Они должны были втянуться в бой, и они втянулись. Строя больше нет. Мы сейчас ударим им в спину. Ты! Ты! Ты и ты! Подожгите пока парочку кораблей. Тех, что самые дальние. Там стражи совсем немного, вы ее быстро перестреляете.

— А десяток сжечь можно? — жадно спросили пацаны.

— Нельзя! — покачал я головой. — Вас там перебьют, а вы мне живые нужны.

Конная сотня, стоявшая на правом фланге, пошла по широкой дуге и ударила в тыл черному облаку ахейского войска. Инструктаж был мной проведен, и за отступление от плана я пообещал карать изгнанием из конницы. Мы просто имитируем тактику кочевников, не ввязываясь в ближний бой.

Страшное это дело, когда в спину полуголого пешего войска, которое плотно увязло в сражении, бьют лучники, неуязвимые для всех, кроме других стрелков. Ленивая конная карусель, из которой жадным роем летят острые жала — штука для этого времени абсолютно бескомпромиссная. От нее нет противоядия, а биться с таким войском здесь не умеют вовсе. И Агамемнон тоже не сможет сделать ничего, он же рубится в первых рядах. Он ничего не успеет придумать, ведь не бывало еще такого, чтобы новая тактика родилась прямо на поле боя, когда твои воины падают на землю, словно скошенные снопы.

Один проход, второй… У нас по два колчана, и промахнуться по плотной толпе невозможно. Мы ведь бьем почти в упор. Ну ты смотри! Колесницы разворачивают. Интересно, зачем? Жест отчаяния? На них ведь только тяжелые копейщики воюют. И превосходные копейщики, судя по первой половине сражения.

Колесницы взяли разгон, а мальчишки, которые и на этот случай получили вводные, начали просто кружить вокруг, в упор расстреливая возниц. Кое-где и всадника умудрялись ранить, и тогда какой-нибудь фессалийский царек хромал в сторону войска, пока его колесницу угоняли прочь.

— Корабли! — заорал кто-то из ахейского войска. — Корабли горят!

— Да бегите же оттуда, дураки! — в бессильной злости крикнул я, понимая, что никто меня не услышит.

Те четверо мальчишек, которых я послал, все же чрезмерно увлеклись поджогами и пропали ни за грош. Их окружили лучники и перебили за считаные минуты. Тьфу, ты! Жаль пацанов. Я ведь их даже не знал толком!

А с поля боя текли ахейцы, которые истошно орали, увидев полыхающие костры на месте своих судов. Не спрятать корабли за воротами лагеря. Их же сотни! И они занимают пару километров берега. Даже те три штуки, что успели спалить мальчишки, не сыграют большой роли. Флот на троянском побережье собрался просто чудовищно огромный по сегодняшним временам.

Ахейцы отступали в сторону кораблей, а обескровленное троянское войско даже сил не имело их догнать. И тут Гектор выехал перед ахейцами, красуясь бронзой доспехов, пурпуром плаща и золотом ожерелья. Он заорал:

— Эй, вы! Кто из вас со мной сразится? Ну же! Или вы все трусы? Кто примет мой вызов?

— Я, Аякс, сын Теламона, приму! — раздался вдруг зычный голос из вражеских рядов.

— Да что же ты творишь? — простонал я. — Что ж ты за дурак такой? Герой эпический, в такую тебя мать!

Я расстроился, и было от чего. Из рядов ахейского войска вышел огромный детина, который нависал над богатырем Гектором словно гора. Я не знаю собственного роста, но в этом навскидку уверенных два метра, и вес под полтора центнера. Он не обладал выразительной мускулатурой. Напротив, его руки рельефом напоминали бычьи ляжки, а ноги — два бетонных столба. Огромный прямоугольный щит, вышедший из моды лет сто назад, он тащил легко, как будто и не бился все это время. Вне всякого сомнения, он невероятно силен. Глядя на него, у меня оставался только один вопрос: Как? Как он смог нажрать такую морду, когда люди вокруг в буквальном смысле умирают от голода, бросают свои дома и идут куда глаза глядят целыми племенами?

Гектор спрыгнул с колесницы, и бойцы встали друг напротив друга. Царевич ударил первым, но Аякс отбил удар щитом. Какой там у него щит? Семикожный? Хрен его тогда пробьешь. Он у него еще и бронзовыми полосами обит, такого больше ни у кого нет. Только громила вроде Аякса сможет таскать подобную тяжесть.

Бойцы обмениваются ударами, и вот Аякс, размахнувшись особенно удачно, пробил щит Гектора насквозь. Царевич выругался и закружил вокруг огромной туши врага, который, хоть и казался увальнем, но поворачивался на удивление резво. А щит в рост взрослого человека простора для атаки не давал. Гектору попросту некуда было ударить. Впрочем, он попытался и вложил в замах все свои силы. Щит он так и не пробил, зато погнул наконечник копья и бросил его вознице, поливая отборной руганью и своего врага, и неумеху-кузнеца, и даже богов. Царевич схватил камень и швырнул его в Аякса, но тот принял удар на щит и устоял. А вот ответный бросок сбил Гектора с ног. Царевич поднялся и, ошалело потряхивая головой, быстрым шагом дошел до колесницы, которую возница тут же погнал в сторону ворот. Битва была окончена…

Что же, Гектору хотя бы хватило ума увести армию в крепость. Я тоже повел отряд вслед за всеми, и вскоре за нами захлопнулись Скейские ворота Трои. Каков итог этого сражения? Десятая часть воинов погибла, еще четверть ранена. Из вождей, что привели сюда свои отряды, уцелело едва ли две трети. Ведь они, подчиняясь славной античной традиции, ведут воинов за собой. Нет, это надо срочно менять! Будем следовать заветам Чингисхана. Уж кто, как не он, знал толк в войне…

Мегарон царского дворца был полон народу. Троянская знать, жрецы, царские сыновья и цари союзных городов. Тут просто не продохнуть, а еще и чадящие лампы добавляют не столько света, сколько тяжелого, смрадного жара. Я скромно сел в дальнем углу, намереваясь послушать, что скажут умные люди. И они меня не разочаровали. Воевать из здешних богатеев больше никто не хотел. Никакого блицкрига не получилось, потому что Агамемнон привел такую армию, совладать с которой Париама и его союзники не могли никак. У них попросту не было столько сил.

— Отдать эту бабу, и делу конец! — заявил Панфой, один из советников царя. — Не стоит она того, чтобы столько крови из-за нее проливать.

— Ты знаешь, Панфой, из-за чего мы воюем, — мрачно сказал Приам. — И из-за чего воюет Агамемнон. Тут не в Хеленэ дело.

— Война слишком затратна, царь, — ответил старец. — Данайцы разорили всю округу. Наши поля потравили, скот угнали и съели! Когда раньше шла речь об этой войне, то нам говорили, что их сбросят в море, как только они высадятся. А что мы видим теперь? Наши лучшие мужи погибли. У меня сын пал, у Антенора тоже. И даже ты потерял двоих.

— Они воины, — не меняясь в лице, ответил Париама. — Судьба у них такая, в бою погибнуть. Боги примут их в свои чертоги.

— Отдать ее!

— Вернуть! — послышались голоса отовсюду.

— Пусть скажет свое слово Парис, — недовольно поморщился Приам. — Все же она его жена. Не дело принимать решение без него.

— Почтенные мужи! — Парис встал и картинно выпятил грудь. — Хеленэ жена мне, и мы дали клятвы перед алтарем бога, что будем неразлучны. Я не отдам ее Менелаю. Но если кто-то обвинит меня в корыстолюбии, я готов вернуть все, что взял в Спарте, и еще добавлю от себя тканей, масла и бронзы.

— Ну вот, — с удовлетворением ответил Париама. — Так и порешим.

Вдруг я почувствовал на себе его острый взгляд и не успел состроить соответствующую случаю физиономию. Все же дипломат из меня совсем никакой. Совершенно не умею выражение лица контролировать.

— Тебе что-то не нравится, зятек? — вопросил Париама, и все лица повернулись в мою сторону. — Тогда поделись с нами своими мыслями. Не держи их в себе.

Еще одна моя слабость: меня иногда несет. А иногда, когда накипит, несет довольно сильно. Как сегодня, например.

— Почтенные! — я встал со своего места. — Я куда моложе многих из вас, но объясните мне, ради всех богов, что тут вообще происходит? Троя неприступна, но вы зачем-то выводите войско на берег и устраиваете сражение с ахейцами, которых намного больше. Для чего? Разве стены нужны не для того, чтобы прятаться за ними?

— Что ты предлагаешь? — хмуро спросил Гектор. — Сидеть в крепости, как последние трусы, и смотреть со стен, как они разоряют нашу страну?

— Я предлагаю оставить в Трое сильный гарнизон, а остальные войска пустить по дорогам. Ахейцам нужна еда! Так лишите их ее. Бейте их там, где они попытаются взять зерно и скот. Бейте их на море! Порт Трои всегда был полон кораблей. Где они все? Вы позволили своим купцам спрятаться вместо того, чтобы посадить на них лучников и захватывать суда, которые везут продовольствие и новых воинов. Ахейцы не знают наших дорог. Бейте их из засад. Бейте, пока они спят в своем лагере. Бейте их, когда они пойдут набрать кувшин воды.

— Слова труса, — едва слышно произнес Парис, а Гектор рыкнул на него.

— Заткнись! Если бы не Эней, нас бы сегодня в землю втоптали.

— То есть ты не дашь нам то войско, которое сейчас стоит в Дардане? — глаза Париамы опасно сузились и превратились в узкие щели.

— Конечно же, нет! — ответил я, не обращая внимания на поднявшийся ропот. — Я не собираюсь впустую класть своих людей. И я не позволю разорить свою страну. Я немедленно ухожу отсюда и возьму Лемнос. Это куда важнее, чем поединки отважных мужей, из которых половина сегодня будет похоронена.

— Почему именно Лемнос? — не понял один из старейшин. — Что тебе царь Евн сделал-то?

— Он везет в ахейский лагерь зерно и мясо, — ответил я. — И он меняет его на ваших людей и на ваше добро. Если я отрежу подвоз еды с моря, а вы — с суши, ахейцы уйдут. Они не смогут сидеть тут, умирая от голода, тем более что воины хотят домой. Там только что прошло нашествие дорийцев.

— А что ты думаешь насчет предложения Париса? — спросил Париама, в глазах которого за стеной льда читалось некоторое раздумье. — Мы уже поняли, что ты истинный кладезь мудрости, из которого не стыдно испить даже убеленным сединой мужам.

— Я считаю, что ахейцы только посмеются над нами, — пожал я плечами. — Договаривается тот, кто слабее. Именно так они и подумают.

— Понятно, — вздохнул царь, который, видимо, и сам так считал. — Но мы все-таки попробуем…

Я кое-как досидел до конца пира, втолкнул в себя лепешку и горсть маслин и вышел из города прямо в ночь. Все-таки искусство осады здесь находится в зачаточном состоянии. Агамемнон даже ворота не перекрыл. Тьфу ты! Я все никак не пойму, кто из них тупее: те, кто сидит в крепости или же те, кто пытается ее взять? А еще я окончательно испортил отношения с троянцами, публично выставив их дураками. Можно было сделать это как-то более дипломатично? Наверное, да, но я еще этого не умею. Я ведь и в прошлой жизни этого не умел. За что и регулярно страдал…