Троя. Пепел над морем

Глава 2

Год 1 от основания храма. Месяц пятый, не имеющий имени. Острова.

В том времени, в которое меня занесло, да и в следующие три тысячи лет после война частенько объединялась с полевыми работами. Войско кормит себя само, а потому собирает там, где не сеяло, и ест то, что не растило. Так уж заведено. Мы же объединим войну и рыбалку. Благодаря Криту у меня теперь в достатке хорошего леса, а потому пришло время удивить этот мир еще парочкой фокусов. Наксос! Он станет следующим. Во-первых, он больше и богаче, а во-вторых, с владыкой Пароса есть шанс договориться. Он вроде бы проявлял робкие признаки вменяемости.

Неслыханная для этих мест орда разнокалиберных кораблей вышла в поход. Мне нужно обкатать армию в настоящем бою. А на ком мне еще тренироваться? Не на аристократии же Аххиявы, в самом-то деле? У меня ведь новобранцы необстрелянные, они от них мокрого места не оставят. И даже модные линотораксы, которые день и ночь делают все женщины острова, мне не помогут. Толпу бывших рыбаков и крестьян воины-профессионалы разгонят пинками, и даже не вспотеют. Из моих воинов большая часть человечьей крови в глаза не видела. Единицы только с отцами на морской разбой ходили. А разве это война?

Мы обошли острова с севера, глядя, как соседи на Паросе забегали по берегу, пряча скотину, баб и детей. Они нам не нужны. Мы просто заночуем на северном берегу, а на рассвете тронемся в путь. Мы не прячемся, давая возможность узнать о себе всем вокруг, и на это есть веская причина. Впрочем, паросцам эта причина осталась неясна. Они проводили нас недоуменными взглядами и облепили все высокие скалы. Им страсть как было интересно, куда это мы плывем. И мы удовлетворили их любопытство, направив свою армаду прямо в гавань Наксоса, которая с соседнего острова видна расчудесно. Там же километра четыре по прямой.

— Царь Наксоса, наверное, сейчас под себя ходит, — глубокомысленно изрек Абарис, когда наш корабль ткнулся носом в гальку берега. — У него от силы две сотни воинов за стеной.

— Думаю, не ходит, — ответил я. — Он уверен, что отсидится. По крайней мере, я бы на его месте так считал. А воинов у него без малого триста человек, и все из старых родов, их с рождения воевать учили. Я очень надеюсь, что он уже успел их собрать за этой стеной.

Прибыли! Киль моей биремы издал противный скрип, и сотни людей посыпались с бортов как горох из дырявого мешка. Им бросили канаты, и вскоре корабли вытащили на берег, укрепив подпорками. Мы не станем разбивать лагерь, да и зачем? Я не собираюсь тут зимовать.

— Посылай гонца, — сказал я Абарису и тот молча кивнул. Он знает, что делать, мы с ним уже все проговорили.

Минут через двадцать на холм взобрался парламентер, державший в руках пучок веток оливы. Хрисагон, десятник фаланги. Тот самый, что первым получил свою гривну. Понятлив, дисциплинирован не по-здешнему, а в пенсионный план из богатого надела, трех рабов и красивой бабы уверовал сразу и навсегда. Он сам вызвался на эту роль.

— Эй вы! — заорал десятник, размахивая ветками. — Главного давай сюда! Я посланник ванакса Энея!

— Какого еще ванакса? — заорали со стены в ответ. — Это который царек Сифноса занюханного? Откуда, бродяга, у тебя такой наряд чудной?

— Жена твоя соткала, когда я ее ублажил ночью! — заорал Хрисагон, не на шутку обидевшись за свой доспех. — Она еще сказала, что у нее муж — олух с отсохшим корнем! Это ты, если еще не понял. Зови царя своего, а то парни внизу уже терпение теряют. Если они в ваш городишко зайдут, тут стены кровью заплачут.

— Да вам сюда вовек не зайти! — раздался хвастливый бас. — Чего тебе надо, слуга безусого мальчишки?

Каллимах, здешний царь, поднялся, наконец, на стену. Здоровенный косматый мужик в бронзовом доспехе и круглом шлеме, он смотрел на воина как на насекомое. Впрочем, он тут на всех так смотрел, владея самым большим и самым богатым островом из всех Киклад. Наксос кормит тысячи людей. Тут с незапамятных времен строят каменные террасы, на которых разбиты поля, а торговля наждаком приносит царю неплохие доходы.

— Ванакс Эней предлагает тебе свое покровительство! — заорал Хрисагон. — Ты выйдешь из ворот и принесешь ему клятву верности! И тогда он не тронет ни тебя, ни твоих людей. Если не покоритесь, то город мы возьмем, и тогда живые позавидуют мертвым!

— Передай этому наглому щенку, — лениво ответил со стены здешний царь, — что в город ему вовек не зайти. Он половину своих босяков под этой стеной оставит и уйдет, трусливо поджав хвост.

— Твоей головой украсят храм Поседао, царь, — спокойно ответил Хрисагон и тут же отбил щитом стрелу, прилетевшую со стены.

Это было неслыханным нарушением обычаев, и воин лишь укоризненно покачал головой и медленно провел рукой поперек горла. Царь понял намек правильно, и со стены вновь полетели стрелы. Хрисагон прикрылся щитом и медленно попятился назад, пока не вышел из зоны обстрела.

Я глубоко вздохнул и посмотрел вправо, где команда плотников из Угарита собирала из маркированных частей первый в этом мире таран. Огромная телега с массивными колесами, острое бревно, окованное бронзой, и треугольная крыша, под которой спрячутся двадцать самых крепких воинов. Мы укроем его мокрыми кожами, и тогда сброшенный со стены горшок с углем или камень будет не страшен этому танку древнего мира. Против него научатся сражаться, но сейчас неожиданность на моей стороне. На сборку тарана уйдет примерно часов шесть. Как раз к полудню управимся. А пока мои таксиархи получат все необходимые вводные. План штурма этого городка я полировал всю зиму.

— Пращники! — заорал родосец Пеллагон, когда услышал сигнал. — Держать стену над воротами! Пятьдесят шагов в каждую сторону! Подходите по три десятка! Залп — дюжина камней, и отход. Десятники, не спать! У чьего воина камней в сумке не хватит, я с того сам гривну сниму! Первая сотня пошла! Чтобы ни одна сволочь не могла башку из-за стены высунуть!

Да, такая тактика здесь тоже непривычна. Пращники будут атаковать волнами, возвращаясь к берегу, где уже подготовили себе кучи снарядов. Набили сумку и бегом назад, ждать своей очереди. Поток камней в зоне работы тарана будет непрерывным. Не пострелять со стены, которая, вдобавок ко всему, не имеет зубцов. Участь смельчака, который вздумает сделать выстрел, печальна. Только покажись, и тут же в твою сторону полетит рой камней, брошенных умелой рукой.

— Да! — восторженно заорали пращники, когда первая шеренга снесла со стены сразу двух лучников, что посмели было высунуться. Неосторожные гибнут тут же. Вот и эти упали вниз с разбитыми головами. Думаю, больше так легко не будет.

— Кати! — заревел Абарис, и таран с добровольцами, которые получат тройную долю добычи, медленно поехал в гору, напоминая какого-то огромного зверя.

Тут совсем недалеко. Цитадель Наксоса стоит в трех сотнях шагов от берега, на крутом холме, по которому тянется единственная ниточка узкой дороги. Тут везде селятся так. Берешь гору, чем круче, тем лучше, и забираешься на самый верх. Обычно этого хватает, но богатые цари еще и обносят ее стеной из гигантских каменных блоков, и тогда взять такой город нельзя никак. Только осадой.

Огромные колеса, сколоченные из толстых досок, со скрипом катятся по каменистой дороге. Из-под крыши тарана я слышу натужное кряхтение воинов, а пращники раз за разом бросают камни в любого, кто смеет показаться над краем стены. Защитники полными дураками не были. Теперь они вставали на считаные секунды, пускали стрелу и снова прятались. Точность такого выстрела невысока, но теперь мы тоже несем потери. Вот товарищи потащили к кораблям раненого, который поймал стрелу в ляжку. Критяне потащили родосца, да еще и успокаивают его, лопоча что-то на своем наречии. Ишь ты! Неужто и впрямь уверовали, что они теперь один народ? Скорее всего, да, потому что в этом мире человек, не защищенный узами рода и властью царя, беспомощней, чем щепка, которую несет бурный зимний ручей. Быть изгоем хуже, чем быть прокаженным. Изгой — это несчастное существо, которое находится на грани сумасшествия. Он живет в постоянном страхе за свою жизнь, за свое имущество и за честь своих дочерей, которые становятся законной добычей для всех. Вот поэтому самое тяжелое наказание здесь не смерть, а изгнание.

— Бум-м! — раздался первый удар бревна, которое подвешено под крышей тарана на бронзовых кольцах. — Бум-м!

Десять шеренг пращников по тридцать человек, которые меняются каждые три-четыре минуты, реагируя на малейшее движение. Как только на стене появляется какой-то силуэт, в него сразу же летит несколько камней. Нечего владыке Наксоса противопоставить такой тактике, он просто не знает, что делать. За стену уже улетела пара тонн камней, и кучи на берегу понемногу становятся все меньше. Лучников, которые пока бьют баклуши, погнали собирать обточенные прибоем голыши по всему берегу, чтобы пополнить боезапас.

— Фаланга! В колонну по пять! — заорал Абарис, когда доски ворот многообещающе захрустели. — Лучники пошли!

Это мы спланировали тоже. Как только Каллимах поймет, что ворота вот-вот вынесут, то сначала он будет отбиваться через бреши, а потом выставит пехоту, пытаясь не дать нам зайти в город. В городе ему точно конец. Нас намного больше. Вот прямо так все и вышло, и первый из воинов, качавший бревно тарана, упал, ужаленный острием копья. Его унесли и положили на дорогу, а его место занял другой. Сверху со стены полетели камни, и крыша тарана отзывается натужным скрипом. Она сделана на совесть, из толстой доски. Она выдержит упавший под своим весом валун весом в талант. А бросить что-то покрупнее не дают пращники, которые заливают стену градом камней.

— Лучники! В такую вас мать! — заревел я. — Чего рты раскрыли! Ворота держать, песьи дети!

Я в сотне шагов от стены. Фаланга строится в колонну. Улочки городка узкие, и их всего пять, веером расходящихся от ворот. В каждую из них пойдет своя группа, которую поддержат стрелки. Если этого не сделать, много парней погибнет под ударами сланцевых плит, которые полетят с крыш домов. Царь Пирр Эпирский не даст соврать. Непобедимый полководец и лучший поединщик своего времени был убит старухой, которая раскроила его буйную головушку куском черепицы. Вот такая насмешка судьбы.

— Кати назад! — заорал Абарис, когда ворота были пробиты насквозь в двух местах. — С топорами! Пошли!

Двое могучих парней с железными топорами врубились в дерево ворот, а их товарищи отбивали нацеленные в них копья. Удар! Еще удар! Еще…

— Ах ты ж! — заревел один из тех, кто махал топором. Из его плеча торчала стрела. — Меняйте меня, парни!

На его место встал другой и замахал топором с новой силой, расширяя проем все больше и больше. Щитоносцы отбивают нацеленные в него атаки как могут, но вскоре и этот падает, сраженный упавшим камнем. Топор подхватил следующий…

— Брус снимай! — заревел Абарис, который поднял копье над головой. В ворота уже можно было протиснуться, если захотеть, но позади них собрались все защитники Наксоса.

— Лучники! — скомандовал дарданец Хуварани. — Навесом! Приготовились! Бей!

Непростое умение, одно из сложнейших, и дается оно далеко не всем. Только искуснейшие из воинов владеют им в совершенстве, и именно они обучали моих парней этой науке. Три сотни лучников вышли вперед, задрали луки вверх, и вскоре стрелы, шелестя оперением, полетели по крутой параболе. Я даже голову задрал, глядя, как тонкие древки стремительно летят к небу, а потом, словно устав, поворачивают к земле и несутся вниз, со свистом разрезая воздух острым жалом. Там, за стеной, все запружено воинами. Они стоят плотно, как сельди в банке. И судя по удивленным воплям, наконечники стрел уже нашли свою цель. Если даже пятая часть попадет куда надо, этот залп нанесет чудовищный урон. Да… Я, к стыду своему, раньше так не умел. Я отлично стреляю, но бить навесом через пятиметровую стену не смог бы. А с другой стороны, посади лучника-критянина в трясущуюся колесницу и поставь перед ним мишень. Черта с два он в нее попадет, потому что на колеснице никогда не ездил.

Стрелы соберут положенную жатву, но потом эффект неожиданности пропадет. Воины Наксоса укроются щитами, и тогда лишь случайность позволит нам ранить кого-то или убить.

— Брус упал! — хищно оскалился Абарис. — Ну, Поседао, помоги нам! Пошел!

Щетинистая змея фаланги потянулась к распахнутым обломкам ворот, за которыми спешно выстраивали оборону. Пять колонн по сорок человек. Пять в ряд, восемь шеренг, которые давят сзади кожей щитов. Мы многое поменяли за зиму. Копья стали длиннее на локоть и получили подток в виде острия на тупом конце. Подток серьезно меняет баланс древка, и теперь можно применить другой хват, увеличив зону поражения. Это копье — уже почти что классическое дори, а стена щитов — почти что настоящая фаланга. Парни на тесной улочке идут плечом к плечу, перекрыв щиты друг друга внахлест, словно рыбьей чешуей. Впереди встали старослужащие, те, у кого есть доспех и поножи. Они будут разить копьем сверху, как положено. И в этом мире пока нет защиты от такого натиска.

— Лучники! Крыши держать! — крикнул я, когда фаланга вгрызлась в толпу воинов, укрытых тяжеленными прямоугольными щитами. Такое давно не носят, но на захолустном острове чтят традиции прадедов. Вон, даже шлемы из кабаньих клыков кое у кого, хотя кабан на островах отродясь не водился.

Мы не дали им бросить копья, как принято сейчас. Фаланга с разбегу врезалась в строй врага, разя длинными копьями со скоростью швейной машинки. Впереди те парни, которые бились с критянами. Они не сомлеют от вида собственной крови, их не нужно гнать вперед. Они просто бьют копьями, которые куда длиннее, чем у аристократов острова. Все же дори — жуткое оружие, совершенное в своей смертоносности. Я просто сделал шаг длиной в полтысячи лет, сразу перепрыгнув через все мучения и ошибки, совершенные в древности греками.

— Да держите же крыши, в такую вас мать! — заревел я, когда увидел, как полуголый парнишка, оскалив зубы, поднял над головой кусок черепицы. Я крикнул зря. Островитянин упал навзничь, всплеснув руками. В его грудь, хищно подрагивая, впилась стрела.

Фаланга делает шаг и останавливается на мгновение. Наносит несколько ударов и делает еще один шаг, переступая через тела упавших. А потом она делает еще один шаг. А потом еще… Задние шеренги подняли копья вверх. Они нужны только в одном случае. Когда раненые враги воют внизу, под ногами воинов, их тут же добивают острым шипом подтока.

Очень скоро оставшихся воинов Наксоса согнали к мегарону, а точнее, к тому, что здесь таковым называлось. Их осталось с полсотни, и половина из них ранена. Их товарищи усеяли телами узкие улочки, и теперь те, кого учили воевать с детства, пытались понять, что здесь вообще происходит. Они не понимают, они в полной растерянности. Многие сражаются по обычаям предков, когда тяжелая пехота — это полуголый копьеносец, укрытый щитом-башней. Некоторые из них носят круглые щиты, а у десятка даже имеется бронзовый доспех и шлем. Каллимах, царь острова, стоит впереди, закованный в металл с головы до ног. Длинные волосы и борода слиплись от пота, превратившись в какие-то мерзкие сосульки. Его могучая грудь мерно поднималась в хриплом дыхании. Он все еще полон сил.

— Эней! — заревел он. — Где ты, проклятый мальчишка? Иди и сразись со мной!

Вот ведь скотина! — расстроился я. — И отказаться не получится. Не поймут.

— Вот он я, Каллимах, — я растолкал воинов и вышел вперед. — Я даю тебе выбор. Ты сдаешься и идешь под мою руку, и тогда твоя семья и твои люди остаются жить. Или мы начинаем бой, и тогда они все умрут.

— А если ты проиграешь? — недоуменно посмотрел он на меня.

— Тогда тебя и твоих людей убьет кто-то другой, — пожал я плечами. — Если поднимешь оружие, вы все умрете точно.

— Пошел ты! — сплюнул Каллимах тягучую слюну. — Я тебе кишки выпущу!

— Ты сказал! — ответил я и повел рукой, чтобы мне дали простор.

— Лучников на крышу, — шепнул я Абарису. — Его воинов перебить в любом случае. Как только один из нас упадет на землю.

— Понял, — хмуро кивнул Абарис. — А может, прямо сейчас их…? Уж очень он здоровый! Как бы не вышло чего.

— Нет, — покачал головой я. — Воины должны увидеть волю богов. Копье мне!

Мы встали в десяти шагах, изучая друг друга взглядами, словно боксеры перед матчем за мировую корону. Противник немолод, но все еще могуч. Он сделает ставку на свою силу, ведь он куда тяжелее меня. Каллимах начал первым, метнув копье, которое пребольно ударило прямо в щит, увязнув в его коже. Я не стал выдирать его, а просто отбросил щит в сторону и прыгнул вперед. Он уже успел вытащить меч и занес его над головой, как вдруг его лицо исказилось от боли и ярости. Он взревел, словно раненый бык и, не веря своим глазам, опустил голову вниз. Его стопа, обутая в сандалии из переплетения веревочек, была намертво прибита к земле моим копьем.

— Я ведь не шутил, — укоризненно покачал я головой. — Все твои люди теперь умрут.

Я взмахнул клинком, отрубив ему кисть, держащую меч, а потом незатейливо добил уколом в шею. Я же не зверь какой. А с крыш домов, окружающих площадь у мегарона, с жутким шелестом полетели стрелы, выкашивая последних защитников Наксоса. Они не нужны мне. Они будут только мешать. Ведь теперь я сам защитник этого острова и тех тысяч людей, что его населяют.

— С этими что будем делать, ванакс? — почтительно спросили мои таксиархи, когда десяток стариков вытащили из дворца и поставили передо мной на колени. — В жертву их принесем?

— На сегодня достаточно жертв, — поморщился я и кончиком меча поднял подбородок одного из пленных. — Кто такой?

— Меня зовут Пирос, господин, — с достоинством ответил тот. — Прошу, не позорь моих седин, убей без мучений.

— Зачем мне тебя убивать? — удивился я. — У тебя лицо честного человека.

— Любой скажет, что я честен, — гордо вскинул тот голову. — Кого хочешь спроси.

Мне не нужно никого спрашивать. Я это и так прекрасно знаю, и человека этого мне показали еще в прошлый мой визит на остров. Очень разумный дядька, по отзывам. Но небольшой налет театральности все равно не повредит. Воины это любят.

— Тебе я тоже даю выбор, Пирос, — ответил я. — Ты можешь послать меня куда подальше, и тогда я пущу воинов по твоему острову, словно стаю охотничьих собак. Все мужи Наксоса будут убиты, а на их место я привезу чужаков со всех концов Великого моря. Ваши женщины испытают весь ужас поражения, а потом будут проданы в рабство. Ваши дети будут проданы тоже. Сам народ Наксоса будет забыт вовеки.

— Или? — выжидательно посмотрел он на меня.

— Или ты принимаешь пост архонта, — продолжил я, — и поклянешься именем Бога, что Наксос и его люди будут верно служить мне. Мы соберем совет из старейшин острова, который будет править вместе с тобой. На Наксосе больше не будет своего царя. Вы даете выкуп за свои жизни, я устанавливаю подать зерном, вином, маслом и рыбой, и с этого момента вы находитесь под моей защитой. Ни в один дом не войдут, и ни одну женщину не тронут. Ваши воины совершили святотатство, напав на того, у кого в руках ветви мира, и за это они понесли наказание. Остальные жители не сделали мне ничего плохого, у меня нет с ними вражды. Итак, твой ответ, Пирос?

— Каков будет размер подати? — спокойно посмотрел на меня новый архонт, а после длинной паузы добавил. — Ванакс…