Глава 30

Ничего не случилось. Я ожидал, что чудовищные жернова злой и злобной темной силы превратят меня в муку, а сама сила затем развеет меня по ветру. Но ничего страшного не случилось.

Тело мое, насколько я могу судить, цело. Боли я не чувствую. Вообще ничего не чувствую, кроме горящих огнем ладоней. Похоже приземлился я не очень удачно.

Я ждал, что разум мой не выдержит прыжка в крутящуюся тьму. Но и этого не произошло. Разум выдержал. Я надеюсь.

Интересно, есть ли какой-нибудь тест, чтобы проверить себя на сумасшествие?

Ощущения странные. Сознания я вроде бы не терял, головой не ударялся, наверное, точно могу сказать, что она не болит. Вообще ничего не болит. В голове стройный поток мыслей о том, что прыгнуть сюда за котенком ужасная идея, и только мне в голову она могла прийти.

Поток стройный, мысли следуют одна за другой и каждая из них логична. Однако поток их уж больно широк, словно дамбу или плотину какую прорвало, только и успевай дырявым ковшиком вычерпывать. В моем случае обдумывать.

Анастасия Павловна сотню, если не тысячу раз говорила, что нельзя доверять незнакомцам, обещающим показать котят или щенков. И я ведь мог ее послушать. Разве старая ведьма, хоть раз, обманывала? Никогда! Она всегда заботилась о нас, детях графа Сонина, стремилась сделать нашу детскую, наивную жизнь лучше, приятней, безопасней. Не сейчас, потом, когда мы вырастем. Если вырастем. Сейчас она и сама могла за нами присмотреть и не позволить слишком сильно ошибиться или навредить себе. А уж потом, когда станем взрослыми, мы сможем вредить себе сколько угодно. Главное, что она сделал сейчас все, и ответственность полностью на нас.

Впрочем, и Анастасия Павловна иногда ошибалась, а я на собственной шкуре прямо сейчас проверял ее слова, и дополнял их. Нельзя ходить не только с незнакомцами, но и знакомцам доверять нельзя. Деда Федора я знал. Не близко, но кто он в целом представлял. И котенок у него был, я видел его собственными глазами.

Более того, я прекрасно знал тех, кому он служит. Я полностью доверял им.

Прекрасно знал кого? Крестовского? Светлану? Мне сказали, что я их знаю, мне сказали, что они обо мне позаботятся. Мне сказали, чтобы я доверял им. И сказал человек имени которого я не знаю. Только фамилию. Я и видел его два раза. И он сотрудник Комитета. С чего мне ему доверять? С того, что он мне так сказал.

А еще с того, что не оставил мне никакого выбора.

Как выясняется личное знакомство ничего не значит. Как и поручительство других, тоже мало, но чуть больше, знакомых людей. Они говорили, что он хороший, а он обманул и их. Или не обманывал, просто проснувшись однажды утром решил стать плохим. А может и не плохим, только чуть эгоистичным, но методы плохие выбрал.

Украл бы хозяйского барахла тысяч на двадцать никто бы и не заметил. А тут, троих убил, а, по его словам, четверых, еще двоих пытался, кошек домой притащил, черные проходы куда-то по всему дому открывает.

Меня он прыгать сюда не заставлял. Я сам. Кстати, а куда это сюда?

Мне с трудом удалось унять бесконечный поток мыслей. Я попытался открыть глаза, не вышло. Или вышло, но вокруг меня была такая кромешная, непроницаемая тьма, что разглядеть хоть что-то я не мог. Попробовал пошевелить рукой, результат тот же. Рука не сдвинулась, более того, я почему-то забыл, как отдавать ей команду. Нет, как именно, я помнил и понимал, но команда уходила, а рука не двигалась. Я не чувствовал тела. Совсем. Только горящие огнем ладони. И это не темнота вокруг, это мои закрытые перед прыжком веки.

Как знать, может я и зря перед прыжком глаза закрыл, увидел бы, что внутри прохода творится. А, может, и правильно сделал, как знать, не ослепило бы меня полностью. С другой стороны, можно подумать, я сейчас что-то вижу. Да и бог с ним, в любом случае прыгать сюда было очень страшно и совершенно глупо.

Я ожидал прихода паники, даже приготовился к ней, но она не наступила. Я продолжал дышать спокойно и ровно, как только может дышать человек, не понимающий есть ли у него нос вообще.

Мне не было страшно. Жутко было, но страха я не испытывал. Я, каким-то внутренним чутьем, понимал, что здесь и сейчас мне ничего не угрожает. Я чувствовал, что она здесь и она не даст меня в обиду.

Тьма обнимала меня. Нежно, ласково. Она прикасалась, осторожно, медленно, словно боясь повредить, обволакивала, подстраивалась под меня. Она коснулась пальцев, тело вздрогнуло, оцепенение пропало. Я чувствовал, как Тьма проникает в меня, насыщая тело, позволяя ему остаться целым, а разуму не сойти с ума.

Кончики пальцев кололи сотни крохотных иголочек. Это было больно и приятно вместе с тем. И чем дольше это продолжалось, тем меньше оставалось боли. Вскоре боль ушла, уступив место приятной неге.

Я не чувствовал рта, но если бы мог управлять губами, то улыбнулся бы.

Затем пришел звук. Тихий, но затмивший собой все остальное.

Капля. Вода, где-то совсем недалеко капли воды одна за другой, разбиваются о камень. Нет, не о камень, камень лишь создает эхо, а капли бьются о воду. Где-то совсем рядом должен быть водоем. Скорей всего лужа, но главное, чтобы не загнившая, пить уж очень хочется.

Пить? Я обрел новое чувство. Я дышу, слышу, хочу пить. Я совершенно точно живой. Может не совсем целый, но живой.

Тьма, прижималась ко мне, покрывая тело плотной тяжелой пленкой, становясь второй кожей, сливаясь с первой, словно становясь мной. Я чувствовал, как она растворяется во мне, и начинал чувствовать тело, там, где Тьма проникала внутрь.

«Подними меня!» — попросил я и Тьма отозвалась, мои мышцы напряглись, руки согнулись, уперлись в пол, приподняли тело.

«Посади меня!» — вновь попросил я и Тьма согнула тело, заставила вытянуть ноги и мягко опустила.

Лишь мысль о том, что я не вижу, и по векам растекается ласковая волна, смывая оцепенение и открывая картину мира вкруг. Мгновение и я вижу пещеру. Точнее не вижу, я ее чувствую. Тьма, заполнившая все вокруг, опустившаяся в самые маленькие расщелины, поднявшаяся по стенам, к самому потолку, заполнившая собой каждую трещинку, позволяла мне видеть все.

Стоило лишь сосредоточиться на чем-нибудь, скажем на камне, и я физически всем телом ощущал его форму, чувствовал, как под действием неведомой силы с его боков скатываются песчинки. Это было странно, необычно, пугающе, и вместе с тем интересно и завораживающе.

Я сделал несколько шагов, привычно переставляя ноги, словно телом моим не управляла Тьма, словно я сам отдавал команды. Собственно, так оно и было, только выполняли их не мои мышцы, а слившаяся с телом Тьма.

— Воду пить можно? — спросил я, остановившись у небольшого озерца, что вода выбила в камне для себя сама.

Небольшое углубление, в полу, похожее на греческую чашу, только неправильной формы. Края ее обломаны, или откусаны. Вряд ли последнее, но как знать, может здесь камнегрызы какие обитают. Рядом с чашей, по обе стороны от нее, высятся два выросших сталагмита. Они как два грязных оплывших, но все еще грозных стража охраняют неприкосновенность источника.

— Можно мне пить эту воду? — перефразировал я вопрос и с удивлением посмотрел на тающий перед лицом пар.

Выдохнул снова, пар поднялся. Холодно, здесь должно быть чертовски холодно, но я не чувствую этого, потому, что Тьма одела меня, и потому, что тела я не ощущаю.

Тьма начала наклонять меня к источнику, но я уже забыл о жажде, волчком закрутился на месте. Котенок. Где-то здесь должен быть котенок, которого сюда зашвырнул Федор. Не знаю, что в нем такого важного и не ведаю, чем он так опасен, чтобы бедную кроху связывать по всем лапкам, и совать в рот кляп. Кляп для котенка, Федор точно свихнулся.

Я нашел его. Благодаря Тьме, но нашел. Бедное животное сжавшись, как могло, пыталось сохранить тепло, оно пыталось подтянуть связанные лапки, пыталось засунуть мордочку промеж них, но ни то ни другое у него не получалось.

Оно замерзало, а над ним, словно стервятник ожидающий смерти нависла тень. Отдаленно напоминающая человеческую, в длинном черном полупрозрачном балахоне, с поднятым капюшоном. Очень похожа на призрака из книжки, таким, каким их рисуют.

Стоило мне взглянуть на призрака, как он повернулся. Лица я не увидел, даже тем зрением, что дарила мне Тьма, лишь темный провал капюшона, или же это голова такая. Голова призрака чуть наклонилась, я почувствовал исходящую от него волну интереса, в следующее мгновение сменившуюся страхом, а еще через миг паническим ужасом.

Призрак завизжал бы, если бы мог, отпрыгнул в сторону, вскочил на камень, оглянулся на меня и помчался прочь.

Глядя ему в спину, я наметил проход куда-то вглубь пещеры. Потом схожу, может быть, когда выход искать буду. Сейчас важнее другое.

Я наклонился над котенком, как делал до того призрак, посмеялся над сравнением, поднял животное. Даром что мелкий и дохлый, но руку котенок оттянув солидно. Я развязал веревки на лапках, сорвал с мордочки кляп. Котенок открыл желтые глаза, глянул на меня и задрожал.

— Замерз, кроха, — усмехнулся я. — Ну, иди сюда!

Я расстегнул китель, сунул животинку внутрь, прижал к груди. Сам же сел на пол и привалился к шершавой стене. Сейчас согрею котика немного и начну думать, как выбраться отсюда.

Сейчас. Не до того, как сломя голову броситься спасать, черт возьми, котенка. Честное слово, как девчонка маленькая, ой смотрите какой миленький, а давайте все дружно умрем, спасая его. Впрочем, почему все, не надо всем, достаточно одного меня.

А еще Степана, Агнешки, двоих неизвестных мне мальчишек. Жаров размазавший кровь по стене наверняка выжил, такие как он от удара головой не умирают. А на счет самого Федора не уверен. Я слышал три выстрела, а пистолет был в руках Крестовского и с такого расстояния Петр Андреевич даже сильно пьяным не промахнется.

Кто ты, черт тебя возьми, такой черный котик с белой кисточкой на хвостике? Почему ты так важен, что за тебя дерутся и рискуют жизнью? Надо как-то выбираться отсюда с тобой вместе. Выберемся, отдам тебя Светлане Юрьевне, пусть решает, что с тобой делать.

А если скажет утопить в ведре? Не позволю! Что я, зря что ли жизнью своей рисковал. Не дам убить котенка! Себе заберу.

Ответом моим мыслям стало мурчание пригревшейся крохи. Значит, так и сделаю.

Котик отогрелся. Он мурчал, закатив глаза от наслаждения, вытягивал лапки и острые коготки впивались в одежду. Я радовался, что на мне что-то вроде военной формы и ткань достаточно прочная, чтобы не быть проткнутой коготками котенка.

Котенок отогрелся, а вот я замерз. Я прижал его к груди и там, где черная шкурка касалась моего тела, было чудовищно холодно. Мне казалось, что даже кровь замедляется в том месте. Я уже начал грешить на котенка, на то, что он сама Тьма в кошачьем обличье и потому такая холодная, но рука, которой я его гладил оставалась теплой. Ладонь чувствовала холод, но это был холод замерзшего крохотного тела.

Изо рта шел пар. Я не ощущал холода, кроме места, где ко мне прижимался продолжающий мурчать котенок, но пар изо рта шел. Густой, больше похожий на туман, чем на выдох, он поднимался к потолку и исчезал там, куда даже Тьма дотянуться не в состоянии.

Я проследил за очередным своим выдохом, дождался, когда он поднимется высоко и снова попросил Тьму показать мне, что там. Она не отреагировала, как и прежде. Она могла все, могла ощупать каждый камень, могла найти мышиную норку или трупик жука за камнем, но не хотела подниматься вверх. Мне было интересно, что там, но заставить ее я был не в силах, а просьбы она игнорировала.

Их я не заметил. Темные на темном фоне, они сливались с тьмой, становились с ней единым целым. Я понял, что что-то изменилось лишь потому, как потяжелела греющая меня Тьма.

Котенок перестал мурчать, открыл желтые глаза, посмотрел на меня и повернулся внутрь пещеры. Ушки его стали торчком, хвост напрягся, поднялся, как у скорпиона. Он высунул голову из кителя, втянул воздух, выгнул спину, а в ладонь мне впились острые, как иглы когти.

Не котенок, кот боевой! Я усмехнулся, погладил его по голове.

— Ну, и чего ты вскочил? Чего шею гнешь? Нет здесь никого, кроме нас с тобой.

Я попытался уложить котенка, но тот ответил мне утробным и очень злым рычанием. Я не стал настаивать, сам всмотрелся в сторону, куда глядело животное и замер.

Одна. Две. Нет, четыре похожих на человеческие, тени медленно плыли к нам. Шея котенка выгибалась все больше, он был готов броситься в драку, и я его понимал.

Дед Федор спеленал его аки младенца и даже рот ему заткнул, и сюда забросил, а здесь эти. Когда чего-то хорошего желают, то так не поступают. Вряд ли эти ребята идут к нам с самыми мирными намерениями. Не вижу ни пирогов, ни печеной щуки, ни наливки. Ведь так, кажется, дорогих гостей встречают?

Боль пронзила ладонь. Котенок, будь он неладен, спрыгнул с нее, не особо заботясь о сохранности, ни своей, ни чужой. Он выгнул спину, поднял хвост трубой, выпучил глаза и шипел, стараясь казаться большим и страшным. Ни то, ни другое у него не выходило, но выглядело забавно.

Я, улыбнулся, наклонился, намереваясь подхватить его и спрятать. В тот же момент из неровного строя теней вперед вырвалась фигура, полы черного плаща заколыхались словно крылья огромной манты и в нашу сторону полетел сгусток тьмы, на ходу набирая силу и скорость.

Я видел летящий в меня шар. Видел, как он приближается, но тело мое шло вниз, левая рука сложилась в ковш, готовая схватить выгнувшего спину котенка.

Все. Я не успею. Либо я сейчас прыгаю в сторону и быть может спасусь, но тогда котенок наверняка погибнет, либо я пытаюсь спасти его и погибну сам.

Умирать не хотелось, но прыгнуть в сторону я уже не мог, тело продолжало движение. И котенка спасти я тоже не мог, шар тьмы приближался слишком быстро, а я опускался слишком медленно. Все, на что меня хватило, это закрыть глаза, не глядя подхватить котенка, развернуться спиной, готовясь принять удар сгустка тьмы.

Удара не было. Я сидел скрючившись, низко опустив голову, спрятав котенка от всего, закрыв его со всех сторон, но удара не было. Сердце ударило раз, другой, сгусток давно должен был смести меня, но удара не было.

Я никогда раньше не умирал, быть может, смерть приходит именно так. Быть может, тело просто перестает существовать, а душа остается и продолжает все чувствовать.

Все! Черт! Котенок не просто царапался, он шипел на меня, кусался, рвался прочь. Тонкие, как лезвия, зубы впились в мою ладонь, шершавый язык слизал мою кровь. И я не выдержал, раскрыл ладонь.

Юркая, черная вспышка тут же соскочила на пол и со всех ног рванула прочь, прямо между застывших статуями темных фигур. Они даже не смотрели на него, не пытались остановить, они смотрели на меня. Я чувствовал их взгляды, чувствовал их интерес, но не чувствовал угрозы.

Разве что от одного, того самого, что швырнул в нас с котенком сгусток тьмы. Тот тоже никуда не исчез, он висел в воздухе, подхваченный темный сетью. Я ее не создавал, не желал ее появления, не просил сросшуюся со мной Тьму. И тем не менее сгусток темной энергии висел в воздухе, а в нем бесновалось что-то.

Я чуть придвинулся и в тот же миг десяток собачьих пастей заклацали зубами. Они рвались ко мне, они хотели порвать меня, но добраться до меня не могли, мешал и внешний край сгустка, и сеть, в которую сгусток попал.

Тот, кто запустил в меня шаром с собаками, заколыхался, рванул ко мне, но перед ним выросла еще одна темная фигура. Пятый? Нет, это один с краю перегородил ему дорогу. Однако разозленная тень не обратила на него внимания. Взмах крыльев манты и пытавшаяся преградить путь тень осыпается пеплом.

Ни крика, ни стона, тень просто рассыпалась, опала на пол и слилась с тьмой, притаившейся между камнями.

Интересно, а я могу втянуть его в ту Тьму, что помогает мне сейчас? Хорошо бы было бы узнать его силы. Черт, хорошо было бы узнать кто эти тени вообще!

Додумать мне не позволила быстро приближающаяся, размахивающая крыльями манта. Фигура ее разрослась, стала выше, шире, крылья колыхались сильнее. Я кожей чувствовал страх. Только понять не мог, это мой страх, или это страх, идущий от приближающейся тени. Тьма на мне и во мне спокойна, не дергается, не бежит, она ждет. Я не понимаю, чего именно, но она ждет и это я понимаю.

Из-под крыльев манты вынырнули корявые, похожие на сучковатые палки, руки. В левой появился пистолет. Такой же, каким Крестовский меня тренировал, и какой предпочитал всем другим, не смотря на всю его ненадежность и сложность использования. Он медленно поднимался, нацеливая мне в грудь. Взведен, готов к выстрелу и тень обязательно выстрелит... В меня. Она для того пистолет и достала.

Две застывшие тени пришли в движение. Одна бросилась в глубь пещеры, туда где скрылся котенок, другая к тени, что целилась в меня. Я же стоял и смотрел, как дрожит пистолет в тонких руках потенциального убийцы. Я не пытался ни бороться, ни бежать, и понимал, что плывущая к нам тень не успевает, что бы она не задумала.

Тьма на мне спокойна, она дала мне понять, что все будет хорошо, что все у нее под контролем. Она легонько сдавила мою ладонь, точь-в-точь, как отец тогда на каруселях. Мне тогда было года четыре, и я испугался лошади. Милой в общем-то деревянной лошадки, но мне почему-то было страшно до ужаса. И тогда отец взял меня за руку и легонько сжал ладонь. Он посмотрел мне в глаза, прошептал «Я с тобой!» и улыбнулся.

От воспоминаний стало тепло внутри, улыбка появилась на моем лице.

Тень выстрелила. Я не видел вспышки, не слышал хлопка выстрела. Я лишь почувствовал удар, когда свинцовый шарик входил в мою грудь, чуть выше сердца.

Загрузка...