Глава 15

— Ландграф согласился, отец? — молодой человек преданно и заискивающе, словно собака, заглянул в глаза собеседнику.

— Что? — дёрнул головой тот, недовольный тем, что сын прервал его раздумья, — Нет, я вовсе не обсуждал с ним наш план!

— Но отец…

— Молчи, глупец! Я не собираюсь отдавать всю прибыль Вильгельму! — потряс кулаком глава семьи, — Запомни, Майер, Ротшильды достигнут таких высот, что не только князь Гессен-Касселя[1], но и многие другие монархи склонятся перед нами!

— Батюшка… — глаза сына испуганно округлились.

— Успокойся, дурашка! Твой отец знает, что делает! — усмехнулся Ротшильд-старший и ласково потрепал по голове сына, — Ландграф не поймёт, что я слегка поиграл с его деньгами. Он получит свою долю. Наш добрый Вильгельм знает, сколько король Георг обещал за участие в его игре, а то, что заработаем мы — его вовсе не касается.

Запомни, сын мой, главное, что есть у настоящего дельца — это информация! Зная то, чего не ведают прочие, мы, Ротшильды, достигнем подлинных высот! Таких, чтобы нашего благоволения искали все! Нам нужно знать всё и обо всех!

Вот, посмотри, Майер, что увидели все эти князья, лорды, торговцы Сити, прознав о тайной скупке королём Георгом русских рублей? Они увидели только возможность дать уважаемому монарху взаймы под хороший процент! А я? Я начал думать и говорить с людьми! И узнал, что англичане хотят обрушить цену русских денег, чтобы ассигнации царя стоили дешевле, чем бумага, на которой они напечатаны.

А что сделали прочие, кто тоже узнал об этом? Они просто начали избавляться от бумажных рублей! Я же смотрю дальше! Дальше! Я сделаю на этом состояние!

Ротшильд-старший невероятно распалился и стал просто страшен — он вращал глазами, почти кричал и безумно жестикулировал. Его наследник смотрел на него разинув рот.

— Ты, Майер[2], настоящий Ротшильд! — отец снова погладил по голове сына, — Это ты, мальчик мой, придумал гениальную идею, что надо занимать от имени нашего ландграфа по всей Европе золото, обещая оплату в русских ассигнациях через полгода! Я отдаю его Георгу в долг, закладываю английские расписки, под них снова занимаю и опять-таки кредитую британского монарха! Мы заработаем и на процентах, которые отсыпет нам король, и на том, что русские бумажки, когда придёт срок расплаты, не будут стоить ничего! Недаром я столько потратил на обучение тебя и твоих братьев, Амшель Майер Ротшильд! Наше дело будет в надёжных руках.

— Но как же, всё же, без согласия ландграфа?

— Зачем оно мне? Я управляю его деньгами много лет. Я — голос Вильгельма в денежных делах, сынок! — усмехнулся Ротшильд-старший, — Никто даже не подумает сомневаться, что всё, что я делаю, совершается от его имени.

— Зачем же ты, батюшка, ходил к ландграфу? Я думал…

— Ты делаешь неправильные выводы, Майер. Жизнь в Лондоне недешева, а доходов от наших земель мы ещё долго не увидим. Вильгельм хотел быть уверен, что у него не будет сложностей с безбедной жизнью. — глава семьи улыбался уже настолько широко, что возникало законное опасение в целости его рта, — Я его успокоил — незачем нашему доброму ландграфу знать слишком много…

— А на какую сумму ты уже наделал сделок от имени нашего доброго Вильгельма, батюшка? — полюбопытствовал юноша.

— На восемь миллионов гульденов! Не пучь так глаза, сынок! Это всё равно мало! Я смогу много больше.

— Батюшка, не слишком ли это…

— Мало, мальчик мой! Этого чертовски мало! Я хочу, чтобы мои дети имели достаточно денег, для проявления своих лучших качеств. Ты и твои братья сможете…

— Я всё же боюсь, батюшка… Такой риск… — качал головой молодой человек.

— Ничего не бойся, Мейер! Ты мой юный гений и твоя идея…

— Батюшка, я хотел признаться… Это не совсем моя идея, я просто подслушал разговор парочки русских торговцев в трактире… — выдохнул юноша.

— Умница сынок! Я вижу, ты уже идёшь по дороге Ротшильдов — находишь информацию везде и используешь её на наше благо! — на лице отца читалось настоящее счастье.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Голод — главная опасность для короля. Голод скоро станет спутником каждой семьи в Британии. — ночь была прохладной, и чумазый нищий зябко кутался в свои лохмотья.

— Считаете, Василий Петрович, что сейчас это не голод? — стоя́щий рядом с ним человек, весьма неплохо изображавший полупьяного моряка, громко глотнул из бутылки и предал её собеседнику.

— Нет, пока это вовсе не голод — просто небольшое недоедание. — тот благодарно отсалютовал соседу сосудом, по всем признакам, содержавшим спиртное, которое в эту промозглую погоду было весьма кстати, — Запасы продовольствия всё ещё есть. К тому же на дворе лето, скоро начнут собирать урожай. Однако никак нельзя будет накормить всех жителей острова за счёт весьма ослабленного здешнего сельского хозяйства.

— Так на что же надеется правительство короля Георга? — удивился русский связной, прибывший редким кораблём с континента.

— В первую очередь на поставки из Ирландии, которая стала подлинной житницей Великобритании. Верные королю жители бывших американских колоний загнали в настоящее рабство ирландцев, даже тех, что имели подлинно английское происхождение. Тамошнее хозяйство весьма напоминает патриархальный римский порядок с их латифундиями, на которых трудятся настоящие белые рабы, лишённые всяческой свободы… М-да… Однако продовольствия там производят весьма много, и Ирландия вполне может кормить какое-то время бо́льшую часть королевства.

— Какое-то время бо́льшую часть? — заинтересовался связной.

— Именно так, друг мой! — усмехнулся человек, так часто менявший имена и подданство, что даже начал забывать некоторые из них, — Пожалуй, они бы смогли прокормить всё королевство и очень долго, но слишком быстро растут армия и флот, слишком много ещё земли в Британии под пастбищами, да и война на юге Ирландии всё ещё не прекращена. Французы даже в самой сложной ситуации помогают повстанцам за морем, благо ирландцев в той же Бретани уже не меньше, чем на их родном острове.

— Значит, только Ирландия?

— Нет, друг мой. США вполне в силах обеспечить достаточное количество зерна для своей бывшей метрополии.

— Тем не менее Вы, Василий Петрович, считаете, что будет голод?

— В том случае, если война продлится до следующей весны. — твёрдо отвечал ему русский агент. — Поставки из Америки будут находиться под ударами французских, да и испанских каперов, да и в Ирландии, думаю, проблемы с началом войны только возрастут. Мои любимые луддиты уверены, что к лету английские бедняки окончательно лишатся всяких средств к существованию — аристократия никогда не согласится отказаться от своих доходов ради жизни каких-то простецов. Запасы будут исчерпаны, а новый урожай случится только через несколько месяцев.

— Король этого не понимает?

— Прекрасно понимает. Однако победа в Европе должна состояться уже этим летом. Поставки из Франции и Польши полностью решат проблему. — пожал плечами псевдонищий и отхлебнул из бутылки.

— Расчёт только на это?

— Ну, предполагается, что Ирландия сможет дать ещё, из Индии что-то можно будет выжать, американцы будут готовы рисковать за немалое вознаграждение, но… В Ирландии рабы и так постоянно голодают, там страшно, друг мой. Поверьте мне — я много общаюсь с агентами из местных… А в Бенгалии уже почти всё земледелие заключается в производстве опиума, который отлично продаётся в Китае, а вот с едой там весьма не очень… Наши люди твердят, что захват продовольствия стал одной из основных задач английской армии в Индии. Так что поставки из-за южных морей — это фантазия.

Платить американцам так много, чтобы те плевали на пиратов, долго казна короля не сможет — она и так почти пуста. Королевские советники отлично придумали использовать наш опыт по ассигнациям, однако слишком сильно увлеклись их изготовлением и сейчас за десять бумажных фунтов еле-еле дают один серебряный… Думать же, что частные лица примутся оплачивать провизию для бедняков, я бы не стал. Нет, такое вполне возможно. Однако современные англичане вовсе не древние римляне, на которых они считают себя похожими, да и королю совершенно не понравится, что кто-то из его подданных увеличивает свою популярность среди народа — здесь уж сомневаться не приходится.

Так что, вся ситуация сейчас в руках нашей армии и флота — если планы Георга не реализуются в намеченные сроки, то для удержания народа от восстаний англичанам потребуется больше войск, чем для само́й войны.

— Забавно… Значит, всё это описано вот здесь? — связной похлопал себя по толстой сумке, висевшей на боку.

— Да. Там же выкладки по пороху, оружию, корабельному делу. Жаль, конечно, что Алексей Фёдорович в этом не участвовал. Я уверен, что с его умом мои выводы приобрели бы ещё больший вес. Но…

— Черкашин безвылазно сидит в Гамбурге и управляет всё работой по Англии, он первый получит Ваши бумаги. — усмехнулся моряк.

— Это прекрасно, друг мой. Давайте тогда я коротко изложу свои планы. Мне бы хотелось получить согласие Столицы как можно скорее…

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Господин Оул[3]? — высокий лысый человек с пустым левым рукавом слегка поклонился, — Вы хотели поговорить с капралом Джеком Флинном. Вот он!

Молодой краснолицый солдат стоял в углу комнаты, всячески демонстрируя свои манеры, а точнее — их отсутствие, и страх находиться рядом с небедным с виду джентльменом, который с недавнего времени стал известен в Бристоле как один из крупнейших посредников между миром преступности и обычными обывателями.

— Спасибо, Майкл. — движением пальцев совсем немолодой уже господин, о котором всего-то несколько человек в мире знали, что его настоящее имя Василий, отпустил слугу и остался наедине с капралом, — Джек Флинн, значит… Присаживайтесь, юноша — у меня к Вам есть разговор…

— Слушаю Вас, господин Оул. — в глазах солдата загорелся какой-то хитрый огонёк, — Или же мне правильнее называть Вас Сэмюэл Фрейзер?

— Молодой человек, — захихикал его собеседник, — смотрю, Вы узнавали обо мне… Похвально, Джек, похвально. Или же мне сто́ит называть Вас сэром Бенедиктом Александром Рауфордом?

— Что? Как? — капрал, столь беспардонно разоблачённый, злобно оскалился.

— Успокойтесь, молодой человек! — усмехнулся хозяин дома, удовлетворённо щуря глаза, — Мне всё равно, сколько братьев, дядьев да даже отцов и матерей Вы убили в попытке завладеть наследством, или насколько настойчиво Вас ищет королевское правосудие. У меня дело к капралу девятого пехотного полка Джеку Флинну, и если Вам угодно, я буду говорить именно с ним.

— Вы слишком много знаете…

— Называйте меня господином Оулом, если возможно! — широко улыбнулся старик, — Знать всё обо всех в Бристоле — это моя работа, дорого́й мой Джек, но эти тайны никогда не покинут своё вместилище!

Пожилой господин постучал пальцем по своему широкому лбу и вышел из-за стола.

— Всегда хотелось знать, друг мой, каково это джентльмену вести жизнь простолюдина. — мягко проговорил хозяин дома, заглядывая в глаза собеседнику, — Неужели Вы не скучаете о праздном существовании, клубах, вкусной еде и напитках? Кстати, не желаете ли шерри[4]? Отличный, замечу, шерри…

— Не откажусь. — солдат, скинув личину простолюдина, просто преобразился, и теперь перед господином Оулом сидел уже молодой дворянин, властный, умный и жёсткий.

— Скучаю, конечно… Как можно не скучать о нормальной жизни? — тот, кого назвали Рауфордом, сделал глоток и приподнял бокал, рассматривая напиток, — Я действительно устал быть этим Джеком Флинном, но у меня нет никаких других возможностей скрыться. Меня ищут, а если найдут, то мои прокля́тые родственнички…

— А вы знаете, любезный Джек, что ваша рота через пять дней покинет Бристоль и отправится плавать по морям? — хитро скривил губы господин Оул.

— Голландия? — внимательно посмотрел на него собеседник, окончательно принявший манеру разговора.

— Нет! — покачал головой старик, — Чтобы Вы не гадали, могу открыть Вам, что это будет и не Бенгалия… Петербург.

— Петербург? — удивился солдат, — Вы хотите сказать, что мы начинаем войну?

— Зачем бы я тогда пригласил Вас, друг мой, на беседу? Сообщить, что Вы отправляетесь воевать? — снова хитро засмеялся хозяин дома.

— То есть, у Вас ко мне какой-то интерес? Какой же? — взял быка за рога молодой капрал.

— Я хочу Вам сообщить, любезный Джек, что вашу роту направят сопровождать груз золота, которым наполнят несколько кораблей короля. — поднял палец вверх старик.

— Вы хотите нанять меня? — возмущённо скривился его собеседник, — Мне, баронету Рауфорду Вы смеете предлагать ограбить корону?

— Никоим образом! — притворно возмутился хитрец, — Я всего лишь рассказываю молодому капралу-валлийцу, что мне известны имена людей на кораблях, которые думают о возможности получить в своё распоряжение достаточное количество золота, способного обеспечить безбедную жизнь до конца дней не только им, но и их детям. Да что там детям — внукам!

— За такое повесят вверх ногами и детей, и даже правнуков! — злобно оскалился скрывающийся от правосудия аристократ, — Ограбить короля!

— Если поймают… — пожал плечами господин Оул.

— Ни один порт в Британии…

— Кто говорит о Британии? — теперь уже непритворно удивился искуситель, — США, только США могут предоставить убежище для коронных преступников!

— Но они же наши союзники!

— Американцы, мой юный друг, союзники исключительно собственной выгоды! — старик захихикал, — За деньги они продадут и свою мать! Среди них даже кровавые убийцы живут себе вполне спокойно. К тому же страна эта весьма молода, и документы не стали ещё необходимой частью жизни. Там можно вполне получить достойное имя и положение, не привлекая к себе всеобщего внимания.

— Но за это придётся заплатить?

— Несомненно, мой дорого́й Джек! — широко улыбнулся господин Оул, — Всего-то половина от груза корабля закроет все вопросы и сделает человека, возглавившего столь смелое действие, землевладельцем с совершенно другим именем, важным членом общества, располагающим всеми благами цивилизации.

— Как корабль попадёт в Америку? — тон молодого человека, как почувствовал старый русский разведчик, говорил об искреннем интересе к задумке, но всё же беглый дворянин пытался это довольно умело скрыть за маской равнодушного формального приличия.

— Среди корабельного экипажа найдутся люди, которые смогут это сделать. — усмехнулся хозяин дома.

— И что, только солдаты нашей роты будут охранять такой груз?

— Отнюдь, сопровождать столь ценный караван будет и флот Его Величества. Однако уйти от них при правильной организации видится морякам вполне возможным. Всё, что требуется — сотрудничество солдат и команды корабля…

— Это всё слишком опасно и бесчестно… — с показным равнодушием бросил Рауфорд.

— Наверное, так же говорили Дрейку и Моргану… — пожал плечами Оул, — К тому же я беседовал с бедным валлийцем, а не с английским баронетом. Да и жизнь этого баронета может завершиться только двумя путями: либо забвением, либо плахой — решать ему.

Что же, я рассказал капралу Джеку Флинну забавную историю о возможном будущем, угостил его неплохим шерри, таким образом, на сегодня наш разговор окончен. Если у молодого капрала возникнут вопросы по поводу имён моряков, с которыми можно будет обсудить детали, или же человека в Балтиморе, могущего решить все проблемы за морем, то он знает, у кого можно их уточнить.

Капрал всё понял и откланялся, снова приняв вид испуганного простолюдина. На его лице не было заметно ничего, кроме чувств, приличествующих его статусу.

— Господин? — вошедший однорукий вопросительно посмотрел на задумчиво переплетавшего пальцы Оула.

— Ты молодец, Джейд! — улыбнулся тот, — Мальчишка сделает всё, что нужно. Покапризничает и сделает. На сегодня всё?

— Да, господин Аарон, он был последним на сегодня. — поклонился слуга, — На завтра я могу позвать ещё троих, которым можно будет предложить побезобразничать с королевским золотом.

— Хорошо. Приводи их завтра. — кивнул ему хозяин, — Сегодня, однако, давай-ка отдыхай…

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Сменим коней и, скорее всего, к завтрашнему вечеру, догоним русскую армию! — радостно потёр руки юный Хуго.

— Не спеши, Ганс! — в свою очередь, остановил слугу, бросившегося было исполнять волю господина, Никитин, — Хуго, ты тоже не спеши, мальчик мой!

— Но почему, Пауль? — искренне удивился молодой баварец, — Нагоним Соломина и все наши проблемы останутся в прошлом!

— Всё просто, Хуго, — я очень устал. После последнего нападения разбойников голова болит всё сильнее. — сморщился поручик, — Похоже, я сгоряча не оценил, как мне по затылку прилетело. Радовался, что плечо не задело, а про голову-то не подумал. Вот теперь-то уже мочи нет.

— Мой Бог! Я совсем забыл, что ты ранен! — округлил глаза Неуберг-младший, — Прости меня, Пауль…

— Хуго! Прекрати! — Никитин скривился, будто съел лимон, — Мне надо всего лишь отдохнуть денёк. Нагоним мы Соломина на день позже — беды не будет. Брешиа[5] — большой город, здесь вполне возможно нормально отдохнуть.

— Конечно, Пауль! Конечно! К тому же здесь находится ещё много ослабевших русских раненных, и сможешь найти знакомых! — радостно воскликнул юноша.

— Вот если бы меня посмотрел русский лекарь… — усмехнулся Никитин.

— Ганс! Расспроси трактирщика! — слуга молча отправился исполнять приказ.

— Похоже, Соломин очень спешит к Венеции. Даже отдыхать в Брешии толком не стал, часть обоза оставил… — задумчиво сжал виски поручик.

— Он ищет славы! Разбить Журдана было бы прекрасным подвигом…

— Ох, Хуго — ты совсем наивен. — усмехнулся Никитин, — Мир заключён, а Матвей Степанович не станет рисковать своими солдатами просто ради славы. Армии не хватает продовольствия, да и столько русских могил в Швейцарии осталось — дорога была тяжела, да и раненым тряска вовсе не по душе… Соломин спешит к морю, дабы получить линию снабжения и развернуть там снова госпитали, для спасения большего числа русских жизней. Зачем ему Журдан?

— Ты, Пауль, врал мне, когда говорил, что ты кавалерист! Ты настоящий генерал!

— Хуго! — рассмеялся русский, — Ты на редкость весёлый мальчишка! Вот, поучишься с моё, ещё не так разбираться будешь. Так вот, не думаю я, что Журдан станет мешать Соломину дойти до какого-нибудь порта — он и Венецию-то с трудом удерживает. В общем, излишне спешить уже не стоит. Отдохнём в Брешии, мальчик мой, а потом поедем к нашей армии, может, сразу и отправить тебя в Россию выйдет.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Как так получилось? Видно, того хотел сам Бог. Схватка между уже не воюющими между собой армиями, что может быть более странным? Журдан, видимо, решил, что ему нужно показать себя настоящим победоносным полководцем, чтобы не уподобиться проклинаемому французами Дюроку. Ему Жубер доверил восточный фланг итальянской армии, а тот вместо давления на австрийцев лишь тратил и так не очень большие силы своей армии на противодействие местным жителям, будучи не в состоянии найти с ними общий язык.

Приказа к бою от Моро не было, напротив, были даны указания оставить русским Венецию и присоединиться к основной армии Жубера. Маршруты войск были согласованы сторонами, наш полковник Лукич сидел в штабе Журдана, а при Соломине находился делегат от французов, полковник Дюпре.

Точные причины решения генерала республиканской армии нарушить приказ Первого консула и атаковать направляющиеся четырьмя колоннами к побережью русские войска останутся навсегда неизвестны. Французы оказались совершенно не готовы к бою. Понимая неотвратимую необходимость оставить Венецию, последние месяцы армия Журдана предавалась исключительно откровенному грабежу, разоряя церкви и дома, насилуя и убивая. Таким образом, разложение в республиканских войсках достигло критической точки. А если принять во внимание, что солдаты и офицеры уже знали о заключённом мире и искренне не видели причин умирать в сражении, то многие историки обнаруживали в приказе Журдана исключительно отчаяние и даже безумие.

Русские же, напротив, оказались настроены весьма решительно, уже видя перед глазами долгожданный Венецианский залив, в который стремительно заходили многочисленные русские транспортные суда, везущие грузы для изнеможённых долгой доро́гой войск. А ведь никто и подумать не мог, что его «армия калек», как называли русские войска, ушедшие в Италию, готова к бою.

Соломину удалось сколотить из солдат и офицеров, в большинстве своём оставшихся без родных полков после ранений, вполне боеспособную армию. Генерал непрерывно до изнеможения гонял людей на учениях, используя каждую свободную минуту, заставлял не думать об усталости от тяжелейшего марша через Альпы, восстанавливал уже позабытую некоторыми дисциплину, возвращая слаженность работы и уверенность в собственных силах. Сильно израненный Соломин словно оставил свои увечья позади, его видели везде, им гордились, его любили.

Разгром французов при Падуе был страшен. Русские словно сорвались с цепи, не дав Журдану ни одного шанса на победу. Сам командующий революционной армией утонул при переправе через реку Брента[6], документы его штаба также были утеряны при бегстве. Почти никто из бежавших французов не спасся — итальянцы, видя ничтожество недавнего врага, сколачивали многочисленные шайки и безжалостно убивали бегущих. Уцелело только чуть более семи тысяч галлов — те, что быстро сложили оружие и просто сдались русским.

Волнения начались даже в Пьемонте, где ещё стояли значительные французские силы, а уж остальные Апеннинские земли просто взорвались ненавистью к захватчикам. Умница Жубер всё смог подавить основные волнения и организованно отступить — полной катастрофы французам в Италии удалось избежать, хотя Рим был оставлен и незамедлительно занят армией Неаполитанского королевства.

Сама по себе потеря почти всей Центральной Италии не создавала опасности для Французской Республики, однако, такое вызывающее непослушание Журдана, приведшее к гибели вверенной ему армии, путала карты Моро и наносила ему чувствительное политическое поражение, создавая у его противников опасное впечатление полного развала в революционных войсках.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Плохое время для моего отъезда, милорд! — сэр Сэмюэл Стивенс был мрачен и даже печален, о чём свидетельствовал неподобающий тон, коим были произнесены слова, адресованные графу Солсбери, ближайшему стороннику короля Георга, члену Тайного Совета, начальнику над всеми заморскими делами государства, исключая Индию.

Тот недоумевающе посмотрел на своего подчинённого, никогда доселе не нарушавшего принятый порядок:

— Стивенс, Вы смеете мне перечить?

— Что Вы, милорд! — показалось даже, что на лице могущественнейшего главы разведки королевства мелькнул испуг, мгновенно сменившийся показным равнодушием — Я никогда бы не посмел проявить такую дерзость! Я просто хотел указать, что, возможно, столь скорый мой отъезд может нарушить управление…

— Стивенс, почему это Вы решили возомнить меня идиотом? Возможно, что Вы и Его Величество считаете недостаточно компетентным для управления государства? — Солсбери начал стремительно багроветь.

— Милорд, прошу Вас не сердиться. Вы меня давно знаете, я даже в мыслях не могу умалить Королевское Величие или начать сомневаться в Вашем решении! Меня просто мучит плохое предчувствие…

— Чёрт! Стивенс! Нашли время, чтобы демонстрировать свою хандру! — смягчился граф, — Мы стоим на пороге величайшей и славной войны! Именно от Ваших усилий зависит столь важное восстание недовольных варварским тираном! Нам нужно кусать русского медведя везде, подобно рою пчёл, чтобы царь Павел не мог даже подумать о сосредоточении сил против нас и наших союзников на континенте! Ваша миссия невероятно важна! Вы должны выполнить свой долг!

— Но, всё же сэр Ричард Саймон слишком молод, а Бэрт не обладает необходимыми связями…

— Вместе они прекрасно справятся! Чёрт побери! Стивенс, Вы должны сейчас думать исключительно о возбуждении недовольства среди поляков, германцев и греков. Они готовы к поднятию восстаний, которые купно с персами, балканскими горцами, маврами и остатками турок создадут огромный клубок напряжения для русских в Европе. А оказавшись ещё и под атаками китайцев и американцев, царь получит войну на всех своих окраинах, и наши удары разобьют его чудовищную империю на множество осколков.

В конце концов, какая разница, что здесь сотворят Саймон и Бэрт? Всё будет в Ваших руках, Стивенс! Именно на Вас смотрит наша великая монархия!

— Я исполню свой долг, милорд! Можете не сомневаться! — поклонился подчинённый, — Но, возможно, я закончу дела с Черкашиным? Его памфлеты слишком уж часто находят уже в самом Лондоне…

— Стивенс! Скоро Джервис вернётся в метрополию, будет объявлена война и наши эскадры полностью перекроют доставку всяких гадостей с континента. Проблема Вашего Черкашина решится сама собой! — ударил в нетерпении кулаком по столу граф, — Забудьте об этом!

— Я Вас понял, милорд, уже завтрашним утром отправляюсь в Бристоль.

— Отлично, Стивенс! Я верю в Вас! Более того, в Вас верит Его Величество!

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Джервис вернулся в блеске славы, любимчиком удачи. Он подловил Трюге, откровенно проспавшего визит противника, возле Менорки[7]. Французов было мало, они никак не ожидали обнаружить подле Балеарского архипелага эскадру англичан, численно их превосходящую более чем вдвое. От полного разгрома галлов спасли только быстрая реакция адмирала, сразу решившего отступать, даже скорее бежать со всех ног, и стойкость арьергарда контр-адмирала Дюбре.

Трюге потерял в бою и при отступлении три корабля, а уж потрепало его суда так, что говорить о решительных действиях уже не приходилось, по крайней мере, пока не завершится ремонт, а он должен был занять весьма продолжительное время. Джервис захватил контроль над западным средиземноморьем. Испанцы этому не противились, спрятавшись в свои порты и пытаясь определиться с дальнейшей стратегией.

Затем Джервис направился вокруг Пиренейского полуострова, намереваясь навести порядок в водах подле Британских островов. Адмирал Понанта де Галль, прекрасно понимал, что шансов против объединённой эскадры под командованием самого́ Джервиса у него будет немного, поэтому предпринял решительную атаку на силы противника в Ла-Манше под командованием Эльфинстона. Бой был громкий, однако назвать английского адмирала идиотом язык бы ни у кого не повернулся — он не пытался одержать победу во что бы то ни стало, а вовремя отступил.

В результате почти сразу после сражения перед французами встала проблема того, что англичане имеют значительное преимущество, которое заставило флот Понанта запереться в своих базах и не высовывать носа. Корсары Сен-Мало и Дюнкерка оказались лишены возможности развлекаться на путях торговли, а англичане торжествовали. Возникший вопрос к лондонскому правительству о причинах отсутствия до сей поры на европейских морях флота великого адмирала был быстро забыт, а король Георг окончательно уверился, что всё идёт исключительно в соответствии с его планами.

Сразу после побед на море Британия начала предъявлять к обмену на золото значительные суммы наших ассигнаций, да что там значительные — они с ходу вывалили более двадцати миллионов рублей! При этом всем было очевидно, что это был далеко не конец. В случае нашего отказа от обмена или же попыток излишне затянуть его, скандал был бы раздут до небес, и доверие к нашим ассигнациям было бы серьёзно подорвано. В ожидании такого события на самом обмене присутствовали дипломаты почти всех европейских стран, да ещё американцы и персы для полного счастья.

Поистине весь мир сейчас внимательнейшим образом наблюдал за способностью России поддерживаться статус своих денег. Рубль занимал очень серьёзные позиции в мировой торговле и лишиться их для нас было весьма неприятно. Более того, наш бюджет во многом строился на возможности печатать деньги без чрезмерных ограничений, так что обрушение курса бумажного рубля серьёзнейшим образом подорвало бы наши внешние и внутренние расчёты и непредсказуемо нарушило торговлю. Следом за англичанами требовать обмена бумажных купюр на золото и серебро могли кинуться и все прочие, а вот это уже действительно было способно полностью разрушить нашу финансовую систему. А война, очевидно, была на носу.

Напряжение повисло в воздухе, все газеты мира писали исключительно о процессе обмена. Однако паника не наступила — мы давно уже вычислили эту комбинацию и проводили целый ряд мероприятий по противодействию планам англичан… Сейчас во многом благодаря новым золотым россыпям в Калифорнии, мы полностью были готовы к такому развитию событий. Служащие с улыбкой принимали под внимательными взглядами ассигнации и начинали их пересчёт и проверку, отсекая некоторую часть подделок, а потом так же публично выдавали взамен монету.

В Европе появились многочисленные заказанные нами газетные статьи и уличные листки, откровенно насмехавшиеся над королём Георгом и его жалкими попытками повредить могучему русскому рублю. Курфюрст Саксонии публично объявил о массе фальшивых царских ассигнаций, состряпанных по личному приказу императора Франца, за чем последовало и обвинение английского монарха в подобном.

Вся кампания, задуманная в Лондоне, рухнула с таким грохотом, что вызвала окончательный распад сложившейся финансовой системы Европы. Ряд аристократических семейств оказался полностью разорён, а уж очень и очень многие считавшие себя хитрейшими в мире воротилы Лондонского Сити были уничтожаемы физически, ибо именно их назвали главными виновниками обрушившейся катастрофы.

Англичане, голландцы, итальянцы и немцы слишком уж заигрались, многократно перезаложив своё имущество для получения креди́тов в рублях, в расчёте, что заплатить по ним они смогут уже ничего не сто́ящими ассигнациями. Надо ли говорить, что эта пирамида была выстроена под нашим чутким руководством? Мы расставляли ловушку для врагов много лет — у её истоков стоял ещё покойный Захар Пономарёв. И вот теперь настало время собирать камни.

Наши агенты тщательно описывали имущество должников, затевая аукционы по продаже замков, земель, титулов, да и собранного десятками поколений аристократов и банкиров имущества, снимая сливки со всего этого процесса перехода власти из одних рук в другие. Конечно, далеко не все дельцы и владетели умудрились влезть в эту аферу, но и имеющегося нам хватило.

Британия ещё выдержала — всё же таки взамен ассигнаций золото и серебро они получили, да и резервов у них, благодаря могучему потоку драгоценных камней и металлов из ограбляемой Индии, было больше, чем у прочих. Однако в Лондоне сгорело множество особняков богатых дельцов, уже не первое поколение определявших финансовую жизнь Сити…

А уж что происходило с «новыми кошельками», к которым в Англии относили голландцев и немцев, переселившихся на остров, чтобы избежать войны на континенте, при полном согласии королевских солдат, и представить страшно. Георгу нужны были козлы отпущения, чтобы спихнуть на них всю вину за случившееся, и он нашёл их в всегда не очень любимых народом иностранцах. К примеру, Ротшильд-старший был разорван недовольной толпой буквально на куски, а его дети были после долгих издевательств проданы в рабство в Ирландию.

Даже казни, убийства и поджоги не могли полностью успокоить Британию, да и Священную Римскую Империю тоже. Всё разваливалось просто на куски, а в таких условиях ждать больше не было возможности — нам объявили войну, которая должны была всё списать.

Военные действия коалиции начались до планируемых ими сроков, но это пока не смущало европейских монархов, затеявших изгнание «северных варваров», как они промеж собой называли русских, из «Старой доброй Европы» в «дикую Азию».

Пока ни Георг, ни Франц не обращали внимания, что им не удалось добиться единения своих народов в ненависти к русским, которые по-прежнему воспринимались массой европейцев в качестве добрых и богатых соседей, а отнюдь не страшных и жестоких врагов. Монархи Европы не стали ждать ничего, что мной почиталось бы необходимым для начала военных действий. Война нашим врагом была начата до разгрома Франции, да что там говорить — даже до прибытия к ним всего золота и серебра, полученного от обмена.

Мы и до этого совершенно не задумывались о честной игре, перехватив пару кораблей с драгоценным грузом в Немецком море, притворяясь французскими корсарами, да и работа наших агентов позволила поднять мятежи на «золотой эскадре», шествовавшей в Британию. Причём один из потерянных английской короной судов позже был замечен агентами островитян в американском Балтиморе, что не добавило прочности отношениям между враждебными нам государствами. А уж после начала войны адмирал Языков безо всяких стеснений атаковал уже возле берегов Великобритании последний караван с драгоценной монетой.

Георг призывал на наши головы кары небесные и грозился жуткой местью, но не был в силах что-либо немедленно изменить. Английский король просчитался, но пока ни он, ни его советники не видели в этом чего-то неисправимого — армия и флот союзников действовали по планам, должным принести им столь нужную победу.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Наконец-то Вы очнулись, молодой человек! Почитай неделя, как Вы без сознания! Я уж опасался, что всё же Вы уже на пути к праотцам. — доктор Сарычев, участливо щурясь, осматривал едва пришедшего в себя Никитина, — Голова, дорого́й мой Павел Иванович, воистину Ваше самое слабое место! Болит она, родимая?

Тот в ответ только согласно пыхтел, ибо неудачная пуля на сей раз повредила и его язык.

— Вот насколько же, голубчик, надо быть невезучим, чтобы через день после возвращения в армию, снова получить столь неприятное ранение! И ведь судьба настигла Вас уже после битвы, причём в самом штабе, так ещё и от руки какого-то совершенно ошалевшего итальянца! Воистину восхищён! Хорошо, что ранение Ваше на сей раз не столь опасно, сколь неприятно. Ничего, полежите, голубчик, снова в госпитале — мы уже даже без Вас заскучали. Немечек опять-таки собственноручно займётся Вашей личиной в ближайшее время, ибо жаль столь храброго и красивого молодого человека лишать счастливого будущего!

— М-м-м! — снова подал голос Никитин.

— Ничего-ничего! Потерпите, голубчик! Вацлав Карлович всего-то хочет наделить Вас языком и целой челюстью, да и столь некрасивую дыру в щеке надо бы как-то скрыть. Не дёргайтесь, голубчик! Вы мне мешаете…

— М-м-м!

— Ну что Вам ещё? Никто больше и пострадал — Вы очень удачно прикрыли своим героическим профилем генерала, и Матвей Степанович весьма Вам благодарен за это. После Вашего ранения этого сумасшедшего стрелка хотел было зарубить какой-то казак из конвоя, но его удержали — всё же тот безумец кричал, что убьёт всех французов за смерть своей жены…

Соломин уже сидит в Венеции. Представляете себе, французы там так порезвились, что даже квадригу Святого Марка[8] умудрились стащить с собора и увезти. Говорят, все мозаики срубили… М-да… Подполковник Сухоногов послан в Равенну[9] — освидетельствовать тамошние базилики — боюсь и в этом древнем городе полный разор, да…

Да, я любитель античности, скрывать не буду. Всё хотел увидеть своими глазами красоты восточно-римского искусства, но вот…

Журдан? Да никто не знает, где он. Ищут его… Говорят, штаб наш смог снестись с Жубером, и тот чуть ли не в падучей бьётся, принося свои извинения за поведение безумца-генерала.

Итальянцы бунтуют вовсю: война совсем опустошила эти благодатные земли, да тут ещё и многие местные богатеи по уши вложилась в английские спекуляции и разорились вовсе! Говорят, даже среди римских кардиналов таких несчастных множество, а уж в тех же Флоренции да Милане вообще почти все лишились состояний. В общем, совершенно эти гордыне потомки римлян распоясались — практически всё сообщение на полуострове нарушено, города горят, на дорогах грабят, вон, даже наш штаб обстреляли. Только в Неаполитанском королевстве да Пьемонте порядок хоть как-то поддерживается. Соломин пытается привести ситуацию в Венецианских землях в божеский вид, но сил у нас не хватает. Обещал нам Ушаков прислать полк морской пехоты, но пока… М-да…

В Европе-то, что? Не шевелитесь, голубчик, сейчас-сейчас! Слухи ходят, что адмирал Джервис разбил оба французских флота. По очереди, по очереди, конечно! Говорят, англичане на море теперь столь сильны, что даже испанцы спрятались в своих портах под защитой фортов. Нет, пока официальные известия до нас не добрались, но всё же…

Юноша Ваш? Так вот завтра отплывает! Генерал наш дал ему сопроводительное письмо к самому Великому князю. Очень уж Вас Соломин оценил, да. Уже два раза, голубчик, интересовался наш генерал Вашим здоровьем, да!

Что ещё? А! Да нет пока никаких новостей о Суворове! Уж всяко у него спокойнее, чем у нас — против него всё же таки сам Моро стоит, у него не забалуешь.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

У главной русской армии, действительно, не возникло таких больших проблем, как у Соломина — Моро, даже поняв некую слабость противника, был слишком заинтересован в мире с Россией и не задумывался о возможности вставлять уходящим войскам бывшего врага палки в колёса. Никаких существенных проблем при движении до Рейна у Суворова и не возникло. Однако неприятности ждали с другой стороны главной реки Западной Европы.

План похода предусматривал движение через Мюнстер[10], а дальше либо через Ганновер к Гамбургу, либо, при ухудшении политической ситуации, через Брауншвейг к землям Бранденбурга. Путь должен был пройти на максимальном расстоянии от сосредотачивавшихся в Нидерландах английских и австрийских армий.

Русские колонны шли не быстро, связанные многочисленным обозом, наполненным гражданскими лицами, да ещё и присоединявшиеся по дороге новые желающие принять подданство русского царя скорости движению никак не прибавляли. Весть о сражении у Падуи успела достичь Лондона и Вены, где обросла множеством фантастических подробностей и вселила в высшее общество наших бывших союзников просто невероятную уверенность в успехе собственных планов. Именно неожиданная слабость французских войск заставила англичан торопиться и просто пинками вгонять всё ещё сомневающуюся Священную Римскую Империю в скорую новую войну.

Всё выглядело так хорошо, прямо в соответствии с планами противника — разваливающаяся армия Моро, с одной стороны, и крайне ослабленные боями, отягощённые огромными обозами русские войска, едва тянущиеся через просторы Германии, с другой. Требовалось всего лишь дать небольшой толчок, чтобы огромный глиняный гигант рухнул.

Суворову следовало резко ускориться, ибо армию и фурштаты[11] надлежало успеть вывести в Россию по возможности без военных действий — войска, несмотря на все усилия, были серьёзно некомплектны и истощены, им просто необходимы были отдых и переформирование. Солдаты очень устали, но понимали устремление командования.

Даже последнему ездовому было отлично известно, что усилия, потраченные на уговоры французских учёных, художников, архитекторов были огромными — члены специального посольства академика Бернулли не скрывали награды, предлагавшиеся за переезд в Россию, да и наши дипломаты с большой публичностью почти месяц убеждали Моро разрешить массам французов покинуть свою страну, тратя значительные средства на взятки и суля поставки в креди́т на весьма соблазнительных условиях. Военные были готовы вытерпеть всё, совершить всё что угодно, чтобы усилия не пропали даром, да и просто считали необходимым уберечь доверившихся им людей от опасности.

Армия начала двигаться быстро, резко меняя направление движения, уклоняясь от любых возможностей столкновения с бывшими союзниками. Совершенно невероятная нагрузка легла на окольничих, обеспечивавших весь этот ковчег, на командование колонн, на которых лежала ответственность за порядок и безопасность, и на русские арьергарды, прикрывавшие движение.

За всё время похода было только два столкновения, достойные имени боя. Первое, скорее забавное, чем масштабное, вошедшее в историю как «голая рубка», состоялось на переправе через речку Лейне[12] возле деревни Грене. Там австрийская кавалерия неожиданно наткнулась на русских сапёров, занятых наведением моста для двигавшейся колонны генерала Коновницына. День был тёплый, работы шли в воде, так что солдаты и даже офицеры второй роты Курского инженерного батальона были раздеты до нижнего белья, в котором и встретили нежданных гостей. Кавалеристы дали залп и атаковали в сабли, их поприветствовали топорами и лопатами.

Выделенная в охранение сапёров рота псковских пехотинцев также была увлечена водными процедурами, решив помыться и постираться. Так что, услышав залп австрийцев, они также явились на место боя в неглиже. Единственными, кто со стороны русских оказался одетым, были витебские гусары, которые, собственно, и проглядели выдвижение противника к месту переправы. Огорчённые своей ошибкой, запоздав к началу схватки, они настолько озверели, что вырубили имперцев под корень, не дав им сообщить основным силам о столкновении.

В рядах псковичей оказался молодой прапорщик Зеленов, весьма известный в будущем художник-баталист, первой знаменитой картиной которого и стала «Голая рубка». Живописец по памяти запечатлел своих боевых товарищей, многие из которых остались на берегу тихой немецкой речки.

Вторым же сражением, отмеченным штабом Суворова, стал трёхдневный арьергардный бой у Бланкенбурга[13]. Генерал Боунапарт показал себя великолепным командиром — уже было известно об объявлении войны России новой коалицией Вены и Лондона, и если о решительной схватке с уходящей армией для австрийцев речи не шло, то атаковать многочисленные обозы, взять трофеи и ещё более ослабить противника стало мечтой для генерала Коловрата[14], командующего силами Священной Римской Империи в Центральной Германии.

У австрийцев было существенное превосходство в численности и подвижности — основу армии Коловрата составляла кавалерия, с которой он должен был соединиться с главными силами коалиции, стоявшими в Нидерландах. Казалось, что Суворов сейчас развернётся и даст противнику решительное сражение, но Боунапарт, ставший в этом походе любимцем генералиссимуса, убедил своего начальника продолжать движение, а сам устроил для противника образцово-показательную цепочку малых схваток, перемежающихся переговорами, отступлениями и атаками на тылы.

В результате через три дня австрийцы обнаружили, что главная армия противника ушла очень далеко, а сам корсиканец с хохотом быстро покидает место сражения. Потери австрийцев составили всего около двух тысяч человек, причём большинство солдат просто разбежалось, воспользовавшись неразберихой. Русские же в своих докладах упоминали всего-то сто тринадцать убитых, раненых и потерянных бойцов. Авторитет бывшего француза поднялся просто до небес. Хотя сам он упирал на невероятно высокую роль воздушных шаров, давших ему возможность следить за передвижениями противника и быстро доносить свои приказы до собственных подчинённых.

Однако война началась. Пока, казалось, что она идёт по плану врагов. Пусть Суворову и Соломину удалось вывести русские войска из-под удара, но вот те же французы не выдержали напора славного Джервиса, и пусть и без катастрофических последствий, но уступили моря островитянам. Армия коалиции в Нидерландах получила устойчивое снабжение и значительно усилилась. Самое же неприятное, что в войну на стороне нашего неприятеля вступили США, пусть это сопровождалось политическими потрясениями в новом государстве.


[1] Гессен-Кассель — ландграфство в западной части Священной Римской империи.

[2] Амшель Майер Ротшильд (1773–1855) — старший сын Амшеля Майера Ротшильда, основателя династии Ротшильдов, глава банка во Франкфурте. Сам Ротшильд-старший сделал своё состояние на службе ландграфа Гессен-Касселя Вильгельма IX.

[3] Оул (Owl) — по-английски сова.

[4] Шерри — английский вариант названия испанского креплёного белого вина́ херес.

[5] Брешиа — крупный город на севере Италии.

[6] Брента — река в Северной Италии, впадающая в Венецианский залив.

[7] Менорка — остров в Балеарском архипелаге Средиземного моря.

[8] Квадрига Святого Марка — бронзовая статуя, изображающая колесницу, запряжённую четырьмя конями, датируемая IV веком до н. э, авторство которой приписывают древнегреческому скульптору Лисиппу, также известному причастностью к созданию Колосса Родосского. Была создана как украшение ипподрома острова Хиос, затем около семисот лет простояла на Великом ипподроме Феодосия в Константинополе. В 1204 году, во время грабежа Константинополя крестоносцами четвёрка лошадей была вывезена в Венецию, где стала главным украшением базилики Святого Марка и символом города.

[9] Равенна — город в Северо-Восточной Италии, столица Западной Римской империи, королевств Одоакра, остготов, лангобардов и Равеннского экзархата Восточной Римской империи. Город невероятно богат сохранившимися памятниками Византийской архитектуры, особенно знамениты местные мозаики.

[10] Мюнстер — княжество-епископство на Северо-Западе Священной Римской империи.

[11] Фурштат — обоз (уст.).

[12] Лейне — река в Восточной Германии.

[13] Бланкенбург — город в Саксонии.

[14] Иоганн Карл фон Коловрат-Краковский (1748–1816) — австрийский военачальник, фельдмаршал, граф.

Загрузка...