Утро нового века

Глава 18

— Куда мне, государь! — смеялся Суворов, — Пора мне полный абшид получить. Стар я, аки библейский Мафусаил[1], давно меня уже на том свете поджидают, а ты мне снова в бой предлагаешь идти!

— Чтобы ты, Александр Васильевич, обо мне подумал, коли бы я в таком деле тебя обошёл? — я ласково погладил своего полководца по голове.

Генералиссимус и правда был очень-очень стар, к тому же французский поход не прошёл для него даром — он сильно болел. Последний запас сил Суворов потратил, принимая заслуженный триумф, так что теперь он едва ходил, поддерживаемый любовью своих внуков, в коих он души не чаял. Я не посчитал за труд навестить великого полководца в его поместье недалеко от Столицы и провести небольшое совещание по поводу планирования европейской кампании именно там.

Встреча была неофициальной, мы говорили наедине. Нельзя было допустить даже мысли о возможной неудаче наших войск, к тому же надо было держать в узде моих генералов, в среде которых дух соперничества начинал уже приобретать нездоровый характер. Лучше старика никто в таких вопросах не разбирался, да и уважить его было правильно — чудо безоговорочной победы над Моро было его рук дело, а смерть действительно стояла у его дверей.

— Что я, государь! — хихикнул генералиссимус, — Ты, небось, опасаешься, что Мишенька Голенищев-Кутузов али Николенька Боунапартов решат, что ты и к ним уважения не имеешь? Ась?

— Ох, Александр Васильевич, ты меня насквозь видишь! — улыбнулся я, — Совет твой нужен.

Старик горделиво подбоченился, но не выдержал и снова хихикнул.

— Думаешь, государь, что что-то не так пойдёт? — здесь он резко отбросил шутливый тон и продолжил уже совершенно серьёзно, — Что может случиться?

— Да, не дай Бог, хоть кто-то на миг решит, что нас можно в бою одолеть! — я покачал головой и скривился.

— Вот что тебя гложет, государь… — проговорил мой собеседник и прикрыл глаза в задумчивости.

Я ему не мешал. Меня самого охватили мысли, только отличные от темы нашего разговора. Суворов готовился к уходу, очередной мой друг, которого мне будет не хватать. Пусть другом он мне стал сравнительно недавно, но всё же… Как же мне его будет не хватать…

— Мишенька борозды точно не испортит. — прервал мои тяжкие думы генералиссимус, в возбуждении он даже прихлопнул руками по ручкам кресла, в котором сидел, — Он у нас самый до славы охочий да хитрый, ему больше всех надо — его необходимо на главную армию назначать!

— А как же…

— Карпухин — он умный да верный! — прервал меня Суворов, а я в ответ лишь улыбнулся, уважая старика-полководца, — Платоша всё поймёт — не сомневайся, здесь больше за нашего Николашу Боунапарта надо переживать — у него тоже страсть к власти вельми великая, он, словно бык-производитель, рядом с собой других не терпит. Женить бы его надобно, государь! Женить поскорее, а то глупостей понаделает…

— Так что же, Кутузова на главную армию, а Боунапарту — к Вене идти? Так?

— Вот только в Вену войти Мишенька должен, а Николаше и Буды хватит — пускай он получит свою славу в Венгрии.

— Так, а как же с Германией-то ты разобраться видишь, Александр Васильевич?

— А что, Германия? Падёт Вена, там и понятно станет, кто куда пойдёт…

— Карпухина, на север отправим? — посмотрел я на собеседника.

— Да, Платоша своё дело туго знает, а там непросто будет. Небось, Джервис на Средиземное море пока не пойдёт, так что англичане в Голландии будут до последнего сидеть… Ничё, Платоша справится!

— Сам в нём нисколько не сомневаюсь. Думаю, что он…

— Да, — понял меня с полуслова старый полководец, — Ему надлежит жезл генералиссимуса вручать. Платон Абрамович не подведёт. Да и Миша Голенищев-Кутузов токмо с ним смириться и сможет…

— Смирится ли? — прищурился я.

— Побаивается он его — побаивается! — хихикнул Суворов, — Платоша ведь тоже хитёр, аки лис, да стыдится интриг, но вот Мишу на место ставить себе позволяет. Дружочек мой Кутузов и смекнул, что не стоит ему так просто с Карпухиным ссориться. Маша лучше подождёт. Так что, Платоша — только он.

— Ох, Александр Васильевич, ты уж выздоравливай! — грустно покачал я головой, — Ты всех насквозь видишь, коли сил не хватает, посадил бы тебя подле себя да советовался…

— Ох, государь-батюшка! — взгляд старика стал пронзительным и ясным, он словно рентгеном просветил меня насквозь, — Место моё уж на погосте, чего мне из себя соколика строить. А ты и так всё это знаешь! Ведь знаешь… Кому ты польстить-то хочешь? Я ведь ещё во времена Анны Иоанновны уму-разуму учился! Я такого навидался… Наверняка уже и приказы отдал, а ко мне только для политеса приехал, а?

— Нет, Александр Васильевич, приказов уж точно не отдавал! — с улыбкой посмотрел я на Суворова, — Мудр ты, но меня всё же слишком высоко держишь. Без твоего мнения такие дела я делать точно не стану — никогда ты меня не подводил, что же я, совета твоего не послушаю?

— Не послушаешь, али не послушаешься? — весело изогнул бровь мой собеседник.

— Может, и послушаюсь! — рассмеялся я, — Чего же умного человека не послушаться-то?

— Так что? Чем-то помог тебе, государь-батюшка?

— Помог, Александр Васильевич! Помог — не переживай!

Возможно, я был не прав, что в тот день пробыл со стариком не так долго, как мог бы, да и с внуками его почти не поиграл, однако, мне очень нужно было подумать.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Всё покатилось к развязке в тот момент, когда австрийцы решили, что достаточно опустошили своё приграничье. Относительная лёгкость этого деяния резко подняла их самоуверенность, щедро подкреплённую жадностью и уже установившейся привычкой к грабежам и насилию. Союзники широким потоком ринулись через внешние границы, рассчитывая создать зону опустошения, достаточную для затруднения прохода противника. Ну, по их мнению.

Иррегулярная кавалерия союзников, в частности, проникла в Трансильванию и Валахию. Однако, к их несчастью, командующим на Дунае был весьма резкий Боунапарт, который не стал дожидаться, пока габсбургские пиявки вдоволь насосутся крови уже почти русских подданных, сначала разбив противника в сражении под Липовой, а следом организовал успешное преследование и совершенно уничтожил силы вторжения. Пленных было довольно, но убитых было большинство — местное население весьма огорчилось, увидев намерение захватчиков, и резво резало раненных и отставших.

Это стало последней каплей для несчастной верной Габсбургам Венгрии, разорённой сначала безумными военными налогами и наборами в армию, а потом и прямо войсками императора, много лет оставляющей почти всех своих мужчин на полях сражений. Большинство кавалерии, навсегда оставшейся в Трансильвании, состояло из последнего ресурса этой земли — венгерских юношей, а вот теперь и их не стало. Многие мадьяры к тому времени уже бежали на русские территории и теперь активно агитировали оставшихся на истощённой войной земле короны святого Иштвана[2].

Войск императора в Венгрии было уже слишком мало, и вспыхнувшее восстание было не остановить; к тому же к мятежникам присоединился и брат императора, эрцгерцог Иосиф. Дальше тянуть было просто опасно. Наша армия перешла границу.

Европа сразу определила численность русских войск как превышающую миллион человек. Мы, конечно, времени зря не теряли и воспользовались отведённым нам сроком в полной мере, перебрасывая резервы, набирая и тренируя новые части, но здесь сработало правило, что у страха глаза велики. В реальности вся армия на западных рубежах едва имела в своём составе пятьсот семьдесят тысяч солдат и офицеров, включая окольничих, медиков и прочие небоевые подразделения. Однако такое преувеличение наших военных возможностей было нами же самими организовано со всем тщанием и полным напряжением сил.

Ужас от столь чудовищной угрозы просто парализовал умы наших врагов, да и на друзей произвёл вполне отрезвляющее влияние. Нам требовалось надёжно утвердить свой авторитет в Европе, стать там, наконец, гегемоном, чьё слово надолго будет единственных интересным и важным для политики этого буйного региона.

Наши войска действительно имели существенно численное преимущество над противником, но всё же от командующих требовалось правильно своими возможностями воспользоваться. Основная армия под водительством Кутузова состояла из более чем двухсот тысяч человек и нацеливалась на Саксонию и Богемию, рассчитывая сокрушить главные силы империи. Карпухин привычно оперировал на севере, собираясь отсечь противника от моря и снабжения со стороны Британии. Боунапарту поручалось занять Венгрию и дальше оказать содействие Кутузову, с юга же шёл Коновницын, которому предстояло встретиться с Соломиным.

Роли были расписаны.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Задача сложная, Пётр Иванович! — Карпухин был мрачен, ибо решение проблемы пока ему не открылось, — Надо не дать дорогому принцу Фредерику[3] снова вывести свои войска из-под удара. Не хочу постоянно ждать нападений…

— Кавалерия, господин фельдмаршал… — начал командир девятой дивизии генерал Багратион.

— Да мало её у нас, милый мой! Мало! Поляки отобьют казачков, как пить дать, а артиллерии так далеко не достать… — отмахнулся военачальник, — На тебя только надежда, Пятя! Ты должен проломить британцев и ударить на ставку принца.

— Да как же, Платон Абрамович! — всплеснул руками генерал, — Ведь быстро переправить сколь-нибудь больше полка у меня не выйдет! От разгрома бы уберечься!

— О разгроме, Петя, и думать не приходится! — Карпухин с силой потёр лицо, — Побеждать надо!

— Слава…

— Да к чёрту эту славу! — выругался военачальник, — Дело о жизнях солдат и будущем России идёт! Дай этим англичанам надежду, что нас победить возможно — не успокоятся они вовек! А вот никак не пойму, как их разбить…

— Измучились мы уже, Платон Абрамович! Третий день в советах проводим. — даже с некоторой обидой проговорил Багратион — Может уже дальше пойти, пусть в другом месте сражение будет?

— Придётся, наверное… — с тоской проговорил командующий, — Государь мне доверил, а я-то, дурак старый…

— Господин фельдмаршал! — дежурный офицер заглянул в шатёр командующего армией, — Прибыл полковник Чепурной со своими людьми. Полковник желает представиться Вам незамедлительно.

— Наконец-то! — глаза Карпухина загорелись надеждой, и он в возбуждении потёр руки, — Зови его, братец! Заждались уже! Пётр Иванович, не уходи — ты-то как раз мне пригодишься.

Багратион несколько раздражённо дёрнул уголком рта:

— Неужели, Платон Абрамович, визит какого-то полковника важнее плана сражения?

— Этот полковник, Петенька, непрост. Его приезд может изменить всю нашу диспозицию. — свою мысль полководец не успел завершить.

— Господин фельдмаршал! Полковник Чепурной, вторая экспедиция Генерального штаба! — вошедший человек был невысок, заметно лысоват, одет в мешковатый мундир, да и лицо его было настолько неприметно, что, поставь его среди пары десятков человек на улице, узнать его среди них было бы просто невозможно.

— Ага! — Карпухин просмотрел документы гостя и с прищуром взглянул на него, — Итак, Иван Степанович… Долго же мы вас ждали!

— Сколь быстро могли! — развёл руками полковник, — Сорок два человека, разбросанные по всей России.

— Сорок два? Канцелярия обещала самое меньшее полсотни!

— И так пришлось привезти с собой девять новиков. — воздел руки к небу полковник, — Ожидали бы всех, приехали бы ещё через пару месяцев.

— Зачем нам новики? — Карпухин искренне удивился, — Детей к врагу посылать собираетесь?

— Что Вы, Платон Абрамович! — успокаивающе помахал руками Чепурной, — Ни в коем случае! Мальчикам это пригодится, а с пленными всё одно кто-то должен разговаривать.

— Уже и с пленными? — иронично скривил бровь командующий, — Полковник, Вы слишком спешите делить шкуру неубитого медведя.

— Ну, положим, это не моё решение — сам государь приказал добавить новиков. Он упомянул, что полностью доверяет Вам их сбережение. — спокойно ответил полковник, но в глазах его мелькнул чертёнок смеха.

— Хм… — Карпухин покачал головой, — Ну ладно, давайте-ка перейдём к делу, полковник. Познакомьтесь — генерал-майор Пётр Иванович Багратион, вы будете работать в его дивизии. Теперь мы можем сыграть совершенно по-иному!

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Герцог Йоркский справедливо принимал, что его главный козырь — это стойкость бенгальской пехоты, проверенная в боях. Он рассчитывал, что господство английского флота на море позволит перебрасывать войска, устраивая нелёгкую жизнь противнику на севере Германии, а там и до разгрома русских недалеко. В планы союзников входило не давать Карпухину спокойно занимать пусть и порядком разорённый, но всё ещё вполне годный для снабжения армии Ганновер, атакуя наши войска в первую очередь на переправах, подставляя бенгальцев в качестве арьергардов.

Брат короля Великобритании не считал нужным беречь каких-то туземцев, к которым без малейшего сомнения относил и основную часть своей конницы, составленной из польских инсургентов, давно покинувших родину и ставших наёмниками, а также немцев, как набранных на месте, так и имперцев. Англичане считали ценными только войска, собранные непосредственно на острове, традиционно определяя всех прочих во второй и даже третий сорт.

Этим и воспользовались русские. Основой стойкости индийских солдат был страх перед окружающими их незнакомыми землями и весьма недружелюбным населением, с которым жители далёких южных берегов просто не могли найти общий язык. Поэтому-то Карпухин получил в своё распоряжение группу Чепурного, составленную из офицеров, говорящих на бенгальском языке. Сам полковник почти восемь лет провёл в Индии и отлично разбирался в психологии тамошних жителей.

Поэтому-то в разгар первого же значительного сражения бенгальцы неожиданно сложили оружие перед русскими, позволив тем разгромить армию союзников. Вырваться из расставленной ловушки удалось всего-то нескольким сотням конников во главе с командующим войсками, принцем Фредериком. На этом, собственно крупные бои закончились, сменившись довольно быстрым движением Карпухина вдоль побережья, навстречу армии Ланна, пытавшейся овладеть Нидерландами, где ещё стояли гарнизоны врага.

Также сравнительно без сопротивления, Боунапарт занял Венгрию. Эрцгерцог Иосиф не счёл нужным поддерживать брата в такой неоднозначной ситуации и принудил всех, лояльных императору, покинуть королевство во избежание настоящей войны, которая могла бы совершенно разрушить и без того истощённую страну.

Коновницын не без проблем, но довольно споро продвигался в Крайне[4], а Соломин, в свою очередь, наступал на Тироль, успешно побеждая австрийцев. Император был уверен, что узкие горные тропы вполне возможно оборонять и небольшими силами, да и даже в мирное время обеспечить снабжение в этих местах было затруднительно, к тому же и там разорение пограничья вполне состоялось. Но семь батальонов егерей и четыре сапёрных, сформированных из привычных к этим условиям жителей горных районов нашего царства, внесли существенные изменения в казавшийся вначале вполне реальным, план противника. Русские войска успешно занимали южные земли Габсбургов, двигаясь к заданным рубежам.

Самое значительное сопротивление австрийцев испытывал Голенищев-Кутузов, коему противостояла их главная армия, при которой находился император Франц. Однако же и мой фельдмаршал командовал огромными силами, да и сам он по праву мог считаться одним из лучших генералов мира. Хитрый полководец гнал врага именно туда, где и рассчитывал устроить им ловушку. И вполне в этом преуспел — сражение под Пильзеном сразу можно было вносить в учебники. Силы врага были окружены и капитулировали вместе с императором.

Славу Михаил Илларионович получил именно такую, о какой мечтал — славу сокрушителя империи! Титулы, ордена прилагались. К тому же после пленения Франца война в Центральной Европе закончилась — противник складывал оружие, гарнизоны сдавались. В этот момент задачей нашей армии стало скорее наведение и поддержание порядка, чем собственно война.

Да и наш Балтийский флот, наконец, показал себя во всей красе — Языков вполне удачно атаковал совершенно расслабившихся англичан, намеревавшихся удерживать побережье Нидерландов за счёт морских перевозок из Великобритании. Джервис отправился на Средиземное море, рассчитывая там нанести нам поражение, а Эльфинстон не имел того авторитета и способностей. Так что, под удар нашей эскадры попал старый служака Хотэм[5], ведший свой караван к Амстердаму.

Все три его линейных корабля погибли, а вот большинство перевозивших солдат и припасы торговых судов сдались Языкову, что стало огромным позором для королевского флота Великобритании, флаг спустил фрегат Минерва. Капитан Мюррей был проклят за это, но сам факт сдачи в плен британского корабля был очень громким событием.

Эльфинстон собирался было отомстить, но сам попал в шторм и едва не лишился флота, так что некоторое спокойствие, пусть и пока вре́менное в Нидерландах мы получили. Однако же умиротворение Европы продлилось очень недолго — британцы, увлёкшись резким расширением связей с Индией, притащили в Старый Свет чуму.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Я никогда не говорил, что Россия закроет Испании кредит, Ваше Превосходительство. — русский посланник Гурьев иронично развёл руками, — Я лишь довожу до Вашего сведения, Ваше Превосходительство, что мой Государь считает весьма рискованным Вашу политику расходов.

— Ваша церемонность меня раздражает! Андрес, мы с Вами знакомы уже восемь лет! — взревел в показной ярости Годой, стукнул кулаком по столу, крепко схватил бокал с вином и жадно приложился к рубиновой жидкости.

— Но, друг мой, Вы сами ведёте себя так, словно мы общаемся исключительно официально! — снова усмехнулся посланник, — Намерения моего Государя, его замечания я передал Вам в частном порядке, а Вы так нервно отреагировали на это…

— Дева Мария! — с тоской просипел первый министр королевства и снова припал к бокалу, — Но как я ещё могу ответить на пожелания Вашего Государя, кои полностью противоречат воле Государя моего?

— Но, я считал, что я Ваш друг…

— Друг! Друг мой, прошу принять мои извинения! — церемонно поводил бокалом в воздухе герцог.

В ответ русский посланник с неменьшей элегантностью отсалютовал уже своим кубком и сделал небольшой глоток.

— Мануэль, друг мой, осмелюсь заметить, что Испания всё же нарушает свои обещания по подготовке к войне, да и чума, поразившая Лиссабон, не встречает должного противодействия. Ещё немного и вся страна погрузится в пучину бедствия, а ваше правительство…

— Правительство, Андрес, не может найти и жалкого реала[6] на жалование солдатам и матросам. — Годой был мрачен и заливал своё недовольство вином.

— Всего месяц назад я собственноручно передавал…

— Андрес! — снова бахнул кулаком глава правительства Испании, — Поверь мне, я лично влезаю в долги, чтобы удовлетворить желаниям моих монархов, но их аппетиты растут с каждым днём! Нам не хватает средств! Не хватает!

— Мануэль, — проникновенно проговорил Гурьев, — корабли в Кадисе начинают гнить, оговорённые полки не формируются, чума движется по стране, в которой царит голод. Кто, по-Вашему, в глазах народа виновен в этом и ответит за всё это?

— Да! Это буду я! Я! — взвыл Годой, снова отпив вина, — Андрес, именно я стану тем козлом отпущения, который будет принесён в жертву за грехи моих господ. Я уже давно перестал даже думать о собственном доходе, я понимаю, что мне не выжить!

— Герцог! Придите в себя! — тон посланника ничуть не изменился, по-прежнему излучая спокойствие и иронию, — Ваша гибель, равно как и гибель Испании, вовсе не наша цель — мы вытащим Вас из этой каши, но не прямо сейчас. Нам требуется немного потянуть время, пока великая победа не поднимет дух народа и не даст нам новые варианты решения проблемы. Король и королева совершенно безумны?

— Они не желают услышать голос разума. Сосредоточились исключительно на удовольствиях. Боюсь, обратись я к ним ещё раз с делами, моя голова сразу же покинет шею и отправится гулять по Мадриду, подобно вашему колобку, и вытащить меня из такой передряги никому не будет под силу. — мрачно хихикнул Годой, снова и снова наполняя бокал.

— А принц Фернандо[7]?

— Он меня терпеть не может и по-прежнему считает себя великим правителем, коему мешают собственные родители.

— То есть он по уши в заговорах? — поднял бровь посланник.

— А то Вам это не известно? Наследник достаточно глуп, чтобы не уметь скрывать свои намерения.

— Ну, здесь главное, что это известно и Вам. — усмехнулся посланник, затем руками с силой потёр глаза, — Монаршая чета знает о проделках инфанта?

— С годами супруги всё меньше видят реальный мир, — покачал головой первый министр, — В их представлении он всё ещё маленький мальчик, играющий с собаками…

— Что же, тогда я вижу: всё зависит от Вас. Именно Вы, герцог, можете очень аккуратно ввести всех в заблуждение. Вам придётся поиграть с казной, друг мой. Думаю, что Вы это неплохо умеете, а? — весело осклабился Гурьев.

— Было бы с чем играть! — с хохотом отвечал ему Годой.

— Будет. Я найду Вам деньги, Мануэль. Но только Вам! И именно Вам придётся навести хоть какой-то порядок в Вашей стране — наши планы не должны сорваться, друг мой!

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Василий Петрович, пора Вам уезжать, пора… — высокий, тощий офицер с костистым лицом барабанил пальцами по столу.

— Не могу я так. Просто бежать… Старый я для таких выкрутасов. — со спокойной улыбкой отвечал очень пожилой человек, в чьём порядком изнеможённом облике было уже сложно узнать былого толстячка-голландца.

— Повяжут Вашего лорда Чарльза, как пить дать, повяжут. — убеждённо сказал его собеседник, — Совсем вы там о безопасности забыли… Коли уж Мортона держат в Тауэре, то и Вашего луддита не постесняются схватить.

— Да, мне уже передавали. — меланхолично качнул головой русский разведчик, — Однако наш Светоч стал тяготеть к вере в свою великую судьбу и отказывается думать о бегстве, даже вре́менном.

— Так, давайте я Вас вывезу прямо сейчас…

— Каждый день, оставшийся мне рядом с Карлушей, предоставляет нам ещё нескольких агентов среди луддитов и спасает жизнь паре сотен бедняков.

— Вы так заботитесь об англичанах, Василий Петрович? — удивился офицер.

— Я столько лет уже здесь, я стал одним из них, пусть и не полностью. Да и жалеть людей сам Христос велел. — усмехнулся старик, — Голод, чума, королевские солдаты стреляют без раздумий — каково им, а? Я-то хоть кого-то подкормить да обогреть могу.

— И это всё? Вашего попадания в руки властей никак нельзя допустить.

— И не думайте об этом. У меня-то всё схвачено — мой старый Майк подготовил несколько путей отхода. Капитан Грант по-прежнему ждёт меня в порту?

— Да, его шхуна доставит Вас в Гамбург, минуя королевские караулы. Контрабанда — отличное прикрытие…

— Хорошо. Почти все документы я уже отправил, а то, что мне нужно, у меня всегда собрано — быстро убегу, коли что… А пока прошу, обратите внимание на сэра Эдуарда Бэггли — члена палаты общин и очень хитрого малого. Он долго вился вокруг Чарльза, изображал преданного сторонника, потом перебежал к методистам, теперь он строит из себя англиканина. У этого юноши нет совести и принципов, зато веры в себя у него хоть отбавляй.

Бэггли популярен в народе, парламенте, даже в среде аристократов. Большинство диссидентов готовы молиться на него, считая его своим. Но при этом его принимают при дворе. Надо его подкормить и чуть направить. Я хотел его сам приголубить и стать ему чем-то вроде наставника, но… Хватит с меня и одного Карлуши!

— Хорошо. Я передам это. — поклонился собеседник.

— Вам пора. Скоро пробьёт восемь, а после этого времени и офицеру будет сложно миновать патрули.

— Да-да, Василий Петрович, однако…

— Да иди уж, ей-Богу, словно наседка вокруг меня! — ласково улыбнулся гостю бывший голландец, — У меня путей отхода несколько. В любом случае живым им меня не видать.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Георг сейчас настолько непопулярен, что даже сильный ветер может сдуть его с трона. — начавший уже серьёзно толстеть ещё вовсе не старый носатый человек в вычурном парике с явным выражением собственного превосходства посмотрел на собеседника.

— Эдуард, неужели ты не патриот? — округлил глаза тот. Вторым участником разговора был столь же молодой и хорошо одетый человек, чей нос не оставлял сомнения в близком родстве с толстяком.

— Я? Френсис, как ты можешь подозревать своего брата! Конечно, я патриот! Подобно лорду Денби[8].

Шутка была оценена, и Бэггли с усмешкой отметили это глотком вина.

— Твой ум, Эдуард, поистине блестящ. Однако власть короля на нашем острове непоколебима. Каждое слово против него, произнесённое не в том месте и не с теми людьми, завершается явлением десятка солдат и плахой. — стройный молодой человек сопроводил свои слова движением пальца, будто бы затягивая петлю вокруг шеи.

— Френсис, ты путаешь мнение народа с силой власти. Но поверь мне, не будь на свете Джервиса, который так красиво громит на морях наших врагов, даже эти прокля́тые индусы и немцы не защитили бы Георга от судьбы короля Якова[9].

— Положим, братец, большинство солдат, которые так пугают тихих лондонцев, вовсе не дети Бенгалии и Ганновера, а совсем даже британцы.

— Англичане почти все сразу же отплывают в Индию, Френсис, а эти шотландцы и валлийцы столь же чужды нам, как и заморские наёмники. — Эдуард нравоучительно помахал пальцем.

— Ты ещё скажи, что их вовсе нет…

— Нет, они есть. Они даже помогают сдерживать чуму и бунты, не давая Англии пасть. Но голод всё нарастает: почти все дети и старики даже в Лондоне уже умерли, а люди плохо переносят смерть собственных родных… При очередной ошибке короля — даже солдаты не спасут нашего Вельфа[10].

— Брат, я знаю тебя очень хорошо. Зачем ты завёл этот разговор? — Френсис задумчиво посмотрел на собеседника сквозь ярко-красное вино в прозрачном, словно слеза, стеклянном бокале, — Ты же знаешь, что я не люблю разговоров о политике. Сейчас меня волнуют исключительно наши деньги.

— Однако по-настоящему заработать можно только на политике, братец! — плотоядно облизнулся Эдуард.

— Так, и что же ты хочешь мне предложить? — заинтересовался младший.

— Надо серьёзно заняться политикой! — старший навис над собеседником, смотря на него горящими глазами.

— Какой? — хитро прищурился Френсис.

— Само́й что ни на есть большой, братец! Тебе же хочется настоящих денег?

— Это опасно?

— Конечно! Но, деньги будут настоящими! Такими, о которых ты давно мечтаешь! Я тоже тебя хорошо знаю. — толстяк, оскалясь, погрозил пальцем собеседнику.

— Рассказывай, Эдуард. — младший снова посмотрел на старшего через бокал.

— Мы, братья Бэггли, станем с тобой новыми Гаем и Тиберием[11], а может, Ромулом и Ремом[12]! — увлечённо вещал старший.

— Гракхи плохо закончили, да и у Рема дела как-то не пошли… — меланхолично отвечал ему собеседник, не выпуская бокала из руки.

— У нас всё получится! — Эдуард стукнул кулаком по столу так, что на пол даже упала бутылка, которую ловко подхватил его собеседник.

— Ладно, не надо тратить на меня твой дар убеждения, братец. Лучше расскажи, что ты задумал. — Френсис смотрел на родича через бокал, и его лик через рубиновую глубину вина сиял огнём восхода.

[1] Мафусаил — библейский персонаж, один из праотцов человечества, проживший 969 лет.

[2] Корона Святого Иштвана (Святого Стефана), иначе «Святая корона Венгрии» — главный символ венгерской государственности.

[3] Фредерик, герцог Йоркский и Олбани (1763–1827) — второй сын короля Георга III, фельдмаршал, главнокомандующий британской армии.

[4] Крайна — историческая область в верховьях реки Савы, сейчас составляет бо́льшую часть Словении.

[5] Хотэм Уильям (1736–1813) — британский флотоводец, адмирал, 1-й барон Хотэм.

[6] Реал — испанская серебряная монета.

[7] Фердинанд VII (1784–1833) — сын Карла IV Бурбона, король Испании в 1808 и с 1813 года.

[8] Лорд Денби, Томас Осборн, 1-й герцог Лидс (1632–1712) — английский государственный деятель, служил нескольким королям из династий Стюартов и Оранских. Обвинялся в измене и взяточничестве, но всегда выходил сухим из воды.

[9] Яков II Стюарт (1633–1701) — король Англии, Шотландии и Ирландии в 1685–1688 годах. Свергнут с престола в результате Славной революции.

[10] Вельфы — одна из старейших европейских аристократических династий. К Вельфам принадлежали и представители Ганноверской династии.

[11] Гай (153−121 до н.э.) и Тиберий (163−133 до н.э.) Гракхи — братья, римские политические деятели, реформаторы. Убиты политическими противниками.

[12] Ромул и Рем — легендарные братья-близнецы, основатели Рима. Ромул убил своего брата.